Девушка на миллион

— Значит, ты всё уже решил? Кайен отложил бумагу с прошением, нервно сжал переносицу, шумно выдохнул: этот малый не переставал удивлять своими импульсивными поступками весь клан, даже главу клана, несмотря на их близкие родственные отношения, однако в этот раз его братец превзошел сам себя. — Ичиго, — у старшего Шибы получилась несколько истеричная улыбка, когда он вскинул новый взгляд на него, — ты не можешь уйти из клана. Это решительно невозможно сделать. Такого в природе не существует, понимаешь? И даже история не знает подобных примеров. Испокон веков все мечтали и стремились к такой чести. До тебя никому и в голову не приходило попрать эту честь. Рыжий смиренно выслушал тираду брата, приосанился сильнее и ответил неизменное: — Я не хочу ни умолять клан, ни позорить его, поэтому и избавляю Дом Шиба от головной боли в виде меня и «нахлебницы-руконгайки». Что не так? Ичиго долго размышлял над этим шагом, настолько долго, что в Сейрейтее выпал запоздалый снег, а у Шу, переставшей стричь волосы, те отрасли до лопаток. Кроме того, Ичиго просто задолбался жить продолжительное время отдельно от Шу, да еще и с паническим подозрением всматриваться в каждого шинигами, который вился у нее — он больше самой девушки боялся повтора спора на нее, особенно, если капитан Мугурума всё еще дулся на них обоих. В любом случае Ичиго требовалась определенность — аристократ сызмальства привык к этому, как и к жизни по определенным правилам. Именно потому, что эти правила довлели над ним, он и решил разобраться со всем раз и навсегда. — Если нельзя уйти добровольно, ну так исключи меня? Обвини в заговоре, в недостойном поведении, да хоть самозванцем назови. Я в претензиях не останусь. Кайен с шумом выдохнул, поддув челку, а затылок нервно взъерошил. — Ты это, — рывком встал он из-за стола и прошелся вдоль комнаты. — Горячку не пори, Ичиго, — попенял он брату, нависая над тем своим авторитетом. Глава был заметно раздерган. — Кто мне претензии предъявит, а? Исключение из клана — это в лучшем случае лишение статуса, в худшем — ссылка и сеппуку? Вряд ли это поможет скрасить жизнь Хисаги-фукутайчо. Ты бы хоть иногда думал, Ичиго, что говорить и кому. Брат огрызнулся: — Я и думаю. Не на совет же старейшин с этим заявился, а с тобой посоветоваться зашел! — Ну хоть тут ума хватило, — поерничал старший Шиба и взлохматил пареньку макушку. — Ладно, не дуйся. Но придумать надо что-то другое. Он приложил ладонь к подбородку, задумчиво потер, пораскинул мозгами. — Я не понимаю. Мы что, не можем проделать с Хисаги-сан тот же номер, что и с Мияко? Ее мог бы, к примеру, даже удочерить какой-нибудь мелкий аристократ нашего же клана, а потом выдать ее тебе в жены. Так было бы правильно, так было бы логично. Ичиго закатил глаза: — Ты Шу видел? Она не Мияко-сан, и жизнь аристократки ей не понравится, она задушит ее. Ей больше по нраву самой возиться на кухне, не вылазить из шихакушо и непослушные волосы свои держать в полной свободе. Я не хочу ущемлять ее какими-либо условностями и обременять правилами. Кайен лукаво усмехнулся и вернулся за стол, притянул к себе вновь ту злосчастную бумагу. Такая выходка могла крепко ударить по репутации клана, но главное — по его мощи: Ичиго по праву считался достойным наследником и силой обладал немереной. Советники ни за что бы не отпустили его, даже мертвого, да и сам Кайен — нужно было быть совсем бездарным руководителем, чтобы не понять этого, — не смел поступать так опрометчиво, так расточительно. С другой стороны в нем говорил любящий брат, желавший счастья близкому человеку, упрямому и твердолобому близкому человеку, который если уж что решил, то и с места его не сдвинуть. — Ты осознаешь, что лишишься всего? Поддержки, фамилии, статуса, состояния? Ичиго с вызовом улыбнулся в ответ: — Ну не головы же? К тому же Шу того стоит. А клан… клан и свой создать всегда можно. Старший взглянул на младшего с любопытством — у того прыгали в глазах озорные огоньки, что-то явно уже задумавшие: Ичиго сложно было не только чем-то устрашить, но и в глухой угол загнать. Вот же настоящий Шиба, хотя нет, он больше в том на мать свою походил. — Даже та-а-ак? — протянул заинтригованно глава и, задержав пристальный взгляд на парне, смутил, вогнав в краску, будто тот что постыдное собрался делать. — Ладно, — отмахнулся Кайен, сжалился вернее над рыжиком. — Ступай. Я подумаю, как всё лучше устроить. И это забери, — отдал он бумагу обратно, — пока ее никто посторонний не видел. И не суетись вообще, тебе вечно всё горит. Ичиго отрицать этого не стал: свой недостаток он неплохо пускал во благо в других делах, в битве, например, или в учебе, как было, а тем более — в стремительном продвижении по служебной лестнице. Появился, конечно, у него и еще один не самый красящий его опыт применения своих спешки да настырности, но, как ни крути, без них бы он Шу не завоевал. Потянувшегося за бумагой Ичиго подразнили свитком прежде, чем отдать, а еще заговорщицки подмигнули: — На свадьбу не забудь позвать, родственничек. — Уже, — оскалился Ичиго, забирая прошение. Он вальяжно поднялся, выдул грудь колесом, словно не мужем сделался, а как минимум главой клана из десяти семей, и безо всякого стыда признался, как когда-то в детской шалости: — Прости, я воспользовался твоей печатью, когда мы с Шу ходили в Ассоциацию регистрации браков меж шинигами. Всё тихо, мирно и по правилам, чтобы о нас вдруг не зашушукались недоброжелатели по углам. Глава Шиба аж присвистнул: и от наглости такой, но больше от прыти. — Наш пострел везде поспел. Всё еще боишься, что Шу-чан отобьют? Ичиго почесал макушку и открыто рассмеялся: — Да нет вообще-то. Просто я ужасно люблю ее. В том плане, что я ужасно настойчивый. Так Шу и шутит, когда говорит, что не смогла устоять против моего напора. Братья переглянулись, в комнате пролегла уютная тишина, каждый выглядел счастливым — кто сам по себе, кто за другого. Кайен только и добавил: — Масаки-сан расстроится, что не было церемонии. Она бы этого хотела. Ичиго мотнул головой: — Еще свадьбы Карин и Юзу пойдут, будет где на церемонии раскошелиться. А мама? Мама поймет. Подуется, конечно, что не сказал ничего, а потом оттает, когда внуки появятся. Кайен хохотнул в кулак: — О, вы уже и с этим успели? Чтоб Шу-чан была твоя навеки? — Мы стараемся, — уклончиво ответил засмущавшийся Ичиго и повернул восвояси, бросив уже в двери: — А Шу и так моя навеки, мне не нужны в том никакие доказательства. Глава Великого Дома Шиба провел наследника младшей ветви всё тем же задумчивым взглядом. В голове у него созрело наконец решение верное, немножко хитрое — в его стиле, но определенно рыжий Шиба на него пристал бы. Ведь мастью он пошел в совсем иной дом…

***

Лейтенант Седьмого отряда сидела с отчетами на веранде, хоть тут и было еще достаточно свежо. Снег сошел, солнце поднялось выше, стало пригревать, но не совсем, отчего Шу поплотнее укуталась в теплое хаори поверх шихакушо. Форму она теперь носила с длинным рукавом, взрывными браслетами не пользовалась, а гриву отрастила — ее капитану, капитану-супругу, так больше нравилось. К тому же теперь ей они особо не мешали — на происшествия ее командир отправлялся один, а она не возражала: прикрывать спину ему было делом чести, но она доверяла ему, что он справится без нее. И он справлялся. Всякий раз целовал ее в лоб и обращался быстрее ветра назад. Весь взъерошенный, распалившийся, одежды — в негодность, но непременно счастливый. Капитан Седьмого отряда наконец-то получил то, что давно хотел: свободу действий и возможность приносить большую пользу миру, чем прозябание за бумагами в казармах; за порядок в последних он мог полностью положиться на нынешнего лейтенанта. Шу улыбнулась шире, припоминая недавнюю сценку. На днях Ичиго влетел домой весь возбужденный — глаза горели, щеки пылали, кровожадная улыбка чуть ушей не достигала, — и, схватив жену за плечи, истово закружил ее по гостиной. Хорошо, что в их доме не было посторонних людей, ни жителей, ни слуг, ни охраны, а то бы точно подумали, будто господин с ума сошел, а еще могли бы секретную информацию разболтать, о которой Ичиго орал как ненормальный: «Представляешь, я наткнулся на ход в земли квинси! Их там пруд пруди! Ты про пророчество слыхала?! А про Яхве знаешь? А в курсе, что если бы он пробудился через сто лет, то…» Дальше Шу с растущими в диаметре глазами выслушала про вполне ожидавшее шинигами вторжение, и про неминуемую кровопролитную войну, и про грядущие подвиги, и про подвиги настоящие, ведь главнокомандующий планировал его отправить в тыл врага, а Урахара-сан, в том ему пообещавший помочь, назвал Ичиго за такую находку «настоящим везунчиком». Слушать его было и забавно, и страшно. Сердечко девушки до сих пор заходилось тревожной трелью, но она не давала себе ни разволноваться, ни усомниться в способностях своего командира, это было бы бесчестно с ее стороны, а еще малодушно: уж кто-кто, а она ни в силе, ни в храбрости, ни тем более в удачливости капитана Седьмого отряда не сомневалась. Он по-прежнему был превосходен во всём, чего желал. Настоящая живая легенда. И вдруг с ней рядом. Она до сих пор не могла поверить своему счастью. Черная тушь оставила густой след в отчете о недавней находке, а заодно растеклась на веранде приятным запахом. Странно — Шу принюхалась к кисти, — тушь обычно не пахла, и вновь окинула взором округу. С дома на пригорке виднелся сад и прилегавшие к нему угодья. Их было немного, но достаточно, чтобы ни работники, ни молодая семья хозяев не жили впроголодь. Шу вновь потянула воздух — сады еще не цвели, даже сливы стояли лишь с нахохлившимися почками, тогда откуда исходил такой стойкий цветочный аромат? — Опять ты с отчетами возишься, — беззлобно пожурили лейтенанта, возникнув за ее спиной, как обычно, бесшумно. Однако Шу не вздрогнула — она действительно привыкла к такому появлению супруга. А вот к тому, что он продолжал делать ей подарки, наверное, не привыкнет никогда: оттого и уставилась изумленно на веточку цветущей умэ, которую ей положили на колени, решительно убрав прочь бумаги с них. — Прости, я не удержался. — Оправдался Ичиго и нежно приложился поцелуем к щеке Шу, трижды, по очереди к каждому шраму. Она смущенно опустила веки и завороженно прокрутила в руках полученную красоту. Где он умудрился разыскать ее в столь раннюю пору? Улыбка медленно, но уверенно выдавала ее восторг, тронувший даже глубины ее души, а глаза, взглянувшие на супруга, выразили чувственную признательность. — Спасибо, — прошелестела она, — очень красиво. — Шу не знала вычурных слов благодарности, но справедливо считала, что ее искренность доставляла Ичиго больше удовольствия чем изящный слог аристократок. — Всегда пожалуйста, — усмехнулся он и поправил на ее плечах хаори, поскольку Шу, крепко прижав веточку сливы к груди, чуть не уронила то с плеч. Сам поежился и чуть нахмурился: — Зачем вообще сидишь тут? Такая холодина. — Да вот, хотела закончить отчеты засветло. — А ну-да, — поерничали ей шутливо, — у нас же денег на свечи не хватает… Шу только сердито взглянула, но злиться долго не смогла — разгладила складку меж рыжих бровей подсмотренным когда-то жестом и для пущей неги приложилась к той губами. Ичиго заключил в ответ ее лицо в удивительно теплые на сквозняке ладони и поцеловал настойчивее, заставляя девушку неизменно покраснеть и предаться самоедству прежде, чем отдаться блаженству. — Мне нужно закончить отчет, тайчо… — прошептала она и просяще, и игриво, потянувшись к брошенным в безучастии на энгава листам. Ее мучила праздность, а еще неприкрытое ей благоволение: семейный статус не должен был влиять на их работу. — Я сам допишу. Позже. Это приказ, мой добросовестный фукутайчо, — промурлыкал ей на ушко капитан и, убрав жесткие непослушные прядки за ухо, ласково прошелся по длинноватым волосам, аккуратно распутывая их до самых кончиков. Она невольно вздрогнула, потерлась щекой о мех на воротнике и о его заботливую руку, взглянула чуть смешливо, расслабившись мимо воли: — Зачем же вам нужен был исполнительный помощник, тайчо, если вы не даете ему ничего делать, совсем не обременяете меня службой? Он неопределенно пожал плечами: слова Гина оказались пророческими, видимо, он еще долго по привычке будет хвататься за дела. А может, ему просто нравилось помогать жене, быть в ответ ей полезным, ведь с ее появлением отряд стал заметно сплоченнее и организованнее, хороший счет у начальства не потеряв, а только приумножив. — Быть может, я просто хочу, чтобы моя помощница не задерживалась допоздна, а уделяла больше времени расширению нашего пока еще маленького клана? Шу порывисто, стыдливо уткнулась ему в шею, прошептав, что, возможно, такое положение вещей будет недолгим — она собиралась на будущей неделе наведаться в Четвертый отряд. Ичиго пораженно поглядел на нее — как всегда, он запоздало замечал что-то важное, что-то удивительное, что-то трогательное; Шу ведь выглядела сейчас, и дома, и на службе, иной — мечтательной, немного рассеянной, много осторожничавшей, и совсем капельку слабой как для лейтенанта. — Тогда?.. Он поднялся с энгава и невольно бросил взгляд вверх: высокий белый каменный замок казался ему теперь не таким уж угрюмым, громоздким и пустым — определенно, детские голоса вернули бы ему жизнь, что закончилась здесь пару столетий назад, на одной маленькой, осиротевшей принцессе, взятую под опеку кланом Шиба. — Тогда, — повторил Ичиго, отвесив учтивый поклон своей жене и помог ей подняться, подав руку, — не окажете мне честь разделить праздничный ужин, Куросаки-сан? Шу, вторя ему, и разделяя их тихую радость, словно боясь спугнуть забредшее к ним в гости счастье, тоже поклонилась уважительно: — С удовольствием, Куросаки-сама. — Она зажала цветок в руке и подарила ему еще один поцелуй, со всей признательностью за оказанное внимание и нескончаемые подарки. Один из таких подарков оказался ближе остальных к ее сердцу, во всех смыслах этого слова. И не потому, что боковая ветвь клана Шиба, Дом Куросаки, оказавшийся только их уютным пристанищем на отшибе Сейрейтея, вскоре обретет обязательного наследника, но и потому, что оба они, и Шу, и Ичиго обретут то, что разрушить не сможет ни один спор на свете, то, что свяжет их судьбоносный союз покрепче любых бумаг, договоренностей и церемоний. Дитя от любимого шинигами — именно это желание Шу загадала когда-то на падающую звезду, и сейчас истинно благодарила небо, что им стал не ее бывший, а настоящий капитан, капитан Седьмого отряда Куросаки Ичиго.