Лучшая Божественная Партия

      Спешным шагом, пересекая площадь близ Эаны в этот благословенный Эллилем вечер, когда дневная жара постепенно сходила, и раскаленные кирпичи медленно остывали под буйными ветрами с востока, я, придерживая перекинутый через плечо лоскут льняной ткани, шедший от шубату*, двигался в сторону дворца. Тут мое внимание привлекла собравшаяся у Храма толпа. Сначала замедлившись, я вскоре остановился, вслушиваясь в тонущие в общем гомоне вскрики.       - Ах ты плут! Сын негодного ишака! Ты по что честным людям головы морочишь? - потрясая кулачком, кричал кто-то из толпы.       - Посмотрите на него! Да он мошенник! Сразу же понятно было!       - Успокойтесь, пожалуйста... - голос юноши у подножья статуи Инанны, самого высокого постамента Урука, дрогнул. Вперед уже лезли габаритные мужи, явно собирающиеся не словами выражать свое несогласие. Юнец отскочил назад, но это не сильно увеличило расстояние между ним и недовольными горожанами.       - Отвечай, подлец, что за злодей велел ворота снять?!       - Царь Гильгамеш велел! - чуть не плача, вскрикнул юноша, делая еще шаг назад и нервно теребя в руке пергамент.       - ЛЖЕШЬ! - в вестника полетел первый камень, и тот с трудом от него увернулся, однако к тому моменту на постамент уже взлезли бравые мужи. Я поспешил в гущу конфликта, но тут стоявший в стороне старец подал голос. Опираясь на кривую трость и не открывая, видимо, уже слепых глаз, почтенный муж произнес:       - Уж если не по нраву вам новость, чего на вестника кидаться, словно он ее придумал. Идите во дворец и спросите у самого Гильгамеша, кто велел ворота снять и... - договорить он не успел, множество гневных взоров вперилось в старца. Жители моего города, конечно, хорошие люди, но коль находило на них, так становились они очень обозленными и мало ведующими.       - Тебе, старик, хорошо говорить! Сколько дней и ночей тебе осталось? А нам еще годами жить за этими высокими стенами, только на кой они нам без ворот-то?!       - Да построят вам новые ворота! Чего вы на дедушку накинулись? - вновь принимая злость людей на себя, прокричал юноша с темными курчавыми волосами, трепетавшими на ветру.       - А ты вообще молчи! Обманщик! Что с нашим Царем сделали?! - заголосил народ, и уже несколько камней полетело с несчастного. Юноша поспешил спрятаться за статую Богини.       - Ничего! Ничего! Не верите - идите во дворец! - истошно вопил вестник, прижимаясь к каменным ногам Иннаны. Он похоже, в первый раз столкнулся с такой недоброжелательностью.       - У-у, плут! Поглядим! Айда во дворец! - отозвалась толпа, и, словно единый организм, двинулась к обители Царя. В этом людском потоке уносило и ничего не понимающего меня.       Шум, гам, неразбериха. Я пытался протиснуться к первым рядам, но меня толкали локтями и отпихивали назад, словно неумолимые воды, отбрасывающие волнами моряка, тщетно пытающегося спастись, и утягивающими в самую гущу, где невозможно было ни вздохнуть, ни вернуться назад. По хорошему я мог с легкостью проложить себе пусть не извинениями и попытками ловко проскользнуть меж тел разгневанных горожан, стоило лишь сказать, что я являюсь Умастителем Священных Сосудов, и толпа бы расступилась, я точно это знал. Но от чего-то мне всегда было стыдно пользоваться своим особым положением, стыдно было и говорить о занимаемой мной уважаемой должности, поскольку так начинало казаться, что я кичусь ей. И вот не осмелившись и в этот раз облегчить себе жизнь всего лишь одной фразой, я, вздохнув, попытался отделиться от толпы. Кто-то, настойчиво пробирающийся вперед, не рассчитав силу, толкнул меня, и я вывалился из этой ватаги народа, едва устояв на ногах. Я оглянулся, пытаясь заприметить хама, но тот видимо работал локтями куда лучше моего и уже скрылся за плотной стеной спин горожан. Поправив одежду, я решил двинуться в обход, все же во дворец мне были двери открыты, поскольку я являлся свояком будущей супруги Энкиду, брата Царя. Алайе тоже можно было свободно посещать дворец, но она не особо горела желанием крутиться при дворе, говорила, что ей хватает забот по хозяйству, к тому же она готовилась стать матерью. Срок еще был небольшой, но мы оба переживали очень сильно, несмотря на заверения всех родственников, что с молитвой Аруру все непременно пройдет благостно, я все равно разыскивал в Царских библиотеках подходящие свитки или таблички и изучал их в свободное время. Как раз сегодня я направлялся к дворцу и хотел просить Гильгамеша, чтоб роды моей дрожащей супруги принимал лучший лекарь Урука, когда столкнулся с этим ярким проявлением человеческого безумия. Однако теперь мне было интересно, что же за новость принес вестник, что его чуть не убили за это и обвинили во лжи.       У ступеней дворца уже восседали мудрые старцы. Раньше они давали советы Энси, и мало кто смел не внять их указу, но Гильгамеш сосредоточил в своих руках такое могущество, что совет старцев теперь существовал скорее как дань традициям, нежели как настоящий орган власти. При дворцовая площадь быстро наполнилась людьми. Они требовали Гильгамеша. Некоторые в сердцах выкрикивали, что убьют Царя, если тот и вправду отдал приказ снять ворота. Глупости конечно. Даже Энкиду, сын степей, не смог одолеть нашего правителя, куда уж им? Хотя мысль о воротах меня тоже немного пугала. Если это правда, мы останемся беззащитными. Да и зачем снимать ворота?       В этот момент из дворца вышел он - наш Царь. Ненадолго даже утих гомон толпы, все любовались красотой нашего правителя и богатством его одеяния. Видно одежда Гильгамеша была соткана из подаренных купцами Египта льняных тканей. Никто лучше египетских мастеров не умел обращаться со льном, их одежды были столь тонки и невесомы, что совсем не уступали настоящему шелку: сквозь пять слоев такой ткани, надетой на человека, все еще было отчетливо видно его тело. Поговаривают, что беря такую материю в руку, ты совсем не ощущаешь ее веса, даже если ткань та в пять локтей!       Полупрозрачная ткань мягко обнимала бедра правителя, обернутая несколько раз, расшитая золотой нитью множеством замысловатых геометрических узоров и, конечно, символами принадлежности к Богам. Остаток белоснежной ткани был сложен вдоль пополам и пропущен спереди назад справа под мышку, конец же ткани был перекинут сзади через левое плечо и по краю обшит бахромой. Шубату поддерживался массивным поясом, расшитым множеством золотых пластин, сияющих в свете опускающегося солнца. Крупные золотые браслеты и перстни с столь редко поступающими в продажу драгоценными камнями были неотъемлемыми атрибутами нашего правителя. Ровно как и золотые серьги в форме прямоугольных изогнутых пластин.       Толпа бесновалась. Гильгамеш молча махнул рукой горожанам, чтоб те успокоились. Но народ не желал умолкать и слушать своего Царя.       - Для чего мы мучились, строя эту огромную стену, если теперь остаемся без врат?! Неужто наш правитель желает своим людям смерти от нападок врагов и диких зверей?! - выкрикнул кто-то. Но Гильгамеш лишь второй раз величественно, словно Бог, поднял руку и опустил ее ладонью вниз, приказывая всем замолчать. И на этот раз люди послушались и умолкли, только с улицы, где жили ремесленники, ветер приносил ослиные крики.       - Жители огражденного Урука, мне понятен ваш гнев. Вы правы, я заставил вас строить стену для вашей же защиты, а теперь я же приказал снять ворота. Но я рассудил так: какой смысл в прохудившихся воротах, что может и защитят от заблудшего зверя, но точно не устоят под натиском врага. Зато металл с запоров ворот можно использовать для вооружения Энкиду, поскольку мой верный друг согласился сопроводить меня в походе на Хумбабу.       В походе на Хумбабу? Уж не повредился ли умом Царь? Думать так грешно, но если и искать аналог слову "безумие", то поход на древнего Стража Кедра подойдет. Теперь мне было ясно, почему горожане не поверили вестнику, видимо на справедливый вопрос людей: "Для чего снимать ворота?" - ответом было: "Поход на Хумбабу". Вот народ и решил, что юнец посмел по такой серьезной теме шутить. И лучше бы это было и в самом деле шуткой...       Люди зашептались. Все были взволнованы объявлением, но говорить в лицо Царю, что тот, видимо, лишился рассудка, не решался никто. И тут, невзирая на неуверенный ропот, подал голос древнейший и мудрейший из старцев, в свое время он знал еще Достопочтенного Лугальбанду и направлял его советами, и участвовал в походах Великого Лугаля:       - Ты выиграл немало воин, Гильгамеш, и потому стал слишком самонадеян. Прости мне мою дерзость, Царь, но твоему отцу я обещал останавливать тебя от самоубийственных походов. Я не препятствовал, когда ты бросил вызов Агге, зная, что истинный потомок Лугальбанды сможет одолеть Лугаля Киша. Я не возразил, когда ты, собрав войско, двинулся вдоль священных вод Евфрата, захватывая ближайшие города, промолчал, когда пересек ты священные воды, чтоб завладеть Уром и Эреду, потому что все это было по силам сыну Лугальбанды. Нарастив мощь, ты собрал под своим командованием множество Лугалей, кого одолел силой, кого словом, стал Правителем для правителей, стал Царем, объединив Междуречье, ибо такова судьба Богорожденного, и я знал, что все это тебе по силам. Нынче же, заручившись поддержкой сына степей, ты возомнил, что способен одолеть Хумбабу, и вот теперь настало время мне осадить тебя, Царь, вразумить. - почтительная тишина повисла в воздухе, и лишь голос старца нарушал ее. Гильгамеш же молчал, внимая словам мудреца.       - Боги поставили Хумбабу охранять священные кедровые леса, никто из смертных, приблизившихся к тем горам, не вернулся. Доподлинно неизвестно, что тебя там может ждать, Царь, помимо того, что обитает в кедровых лесах огромное чудовище, благословленное Ануннаками. Семь Великих Небесных Богов даровали Хумбабе по семь Символов своего могущества. Энки наделил Хумбабу разумом и речью, Ану нечеловеческой силой и божественной выносливостью, Аруру даровала способность повелевать земными породами, Эллиль же - воздушными потоками, Шамаш силу огня вложил в его лапищи, Великая Иштар наделила Хумбабу способностью зреть в людские сердца, а Лунный Бог Син - повелевать водной стихией. Уверен ли ты, Гильгамеш, что переплавленные из запоров ворот мечи да топоры помогут тебе одолеть столь могущественное существо?       Все взоры обратились к златоволосому правителю. Сердце мое сжалось от страха, как только представил я кого-то настолько сильного, как описал мудрец.       - Что ж, это и вправду не звучит, как что-то простое, старец. - с легкой улыбкой отвечал Гильгамеш и тем, похоже, показался собеседнику не серьезным в своем видении ситуации. Нахмурившись, седой старец уже несколько гневливо произносил:       - Одумайся, Гильгамеш! Нам нужен молодой и сильный Царь, чтоб нас защищал, а не статуя в честь погибшего героя! Подумал ли ты, что станет со всеми нами, если Хумбаба тебя убьет? Забудь о своем желании, Гильгамеш! Тебя просит народ Урука!       - Твое беспокойство мне понятно, старик, как и страх перед Хумбабой. Я совру, если скажу, что не боюсь его сам. В том числе именно из-за этого страха, что нам насаждают с малых лет, я и хочу его одолеть. Чтоб ни один больше житель в моем городе и подвластных мне землях не боялся Хумбабы. Вдобавок нам нужны новые ворота, да и в целом с древесиной большие проблемы в наших краях. Одолев Хумбабу, я стану хозяином тех священных кедровых лесов, и мой народ больше никогда не будет нуждаться в дереве!       Ропот сомнений постепенно перерастал в одобрительный. Теперь люди начинали понимать замысел Царя и цель его похода. А уж мысли о большом количестве доступной для всех древесины и вовсе сводили с ума. Сейчас что-либо из дерева встречалось так редко, что было признаком по истине богатой семьи. Большинство предпочитали из имевшейся древесины сделать дверь, поскольку ее всем видно, в дома редко кто ходит из посторонних, а так глянешь: "О, деревянная дверь! Значит живет в этом доме не последний человек Урука!".       - Что ж, раз не хочешь отступать, твое дело, Величайший из Царей. Уваж хотя бы тем старика, что спроси совета у Шамаша, узнай, согласны ли Боги на твой поход.       - Не переживай, верный друг моего отца, завтра на рассвете я проведу ритуал и пообщаюсь с своим дальним предком.       На том и порешив, народ начал медленно растекаться по городу, покидая площадь. Гильгамеш же поспешил к Эане выполнять свой Жреческий долг, а я так и стоял, обомлев. К подобному я не был готов. Сомневаться в могуществе своего правителя я не хотел, но никак не мог вообразить себе, каким образом мой Царь даже в компании своего верного друга сможет одолеть подобное чудище. Забыв обо всем, я сломя голову понесся домой записывать и обдумывать услышанное.

***

      - Прошу, откажись! Это поход в один конец! Хумбаба всему живому несет погибель! - пав к моим ногам, восклицала Шамхат, и из прекрасных глаз ее лились слезы. Это ранило мое сердце, потому, осторожно поглаживая широкие косы, причудливо уложенные на ее прекрасной головке, я пытался подобрать нужные слова, чтоб утешить возлюбленную, но как на зло ничего не шло на ум. Не мог же я ей сказать, что теряю силы, что создан я был для сражений, а не для мирной жизни за стенами города.       - Мой долг... - попытался было начать я, но упоминание подобного лишь еще больше раздосадовало женщину.       - Ты ему друг! Ты не обязан потакать каждому безумному желанию Гильгамеша! Он не знал в жизни поражений и не способен понять всю серьезность подобной опасности! Гильгамеш не знает смерти, он на две трети Бог, и потому свято уверен в том, что даже если и погибнет, то не отправится в Иркаллу, а переродится новым Божеством! Он хочет больше славы, и чтобы память о нем, пронеслась сквозь века, оставшись в разуме людей навечно!       - Ты не права! - я мог многое простить Шамхат, но не подобное мнение о моем брате. Да, я знал, что Гильгамеш хочет славы, это было известно каждому, но лишь я один понимал, что мой друг преследует еще одну цель - привести свой народ к недостижимому для всех прочих величию. Какими бы эгоистичными не казались его поступки, в том числе на этот риск он шел ради своих людей, не ожидая похвалы или благодарности. Единственное, что сильно раздражало его, это когда его личные решения и победы приписывались Богам, а самого Гильгамеша представляли, как послушного избранника Ануннаков.       Шамхат вопросительно смотрела на меня, не моргая.       - Людям Урука нужен этот кедр! Слава - важна, но не это главное. Этот поход... он... - в этот момент я ощутил огромный груз на своей душе. Я осознал, что в первую очередь на это самоубийственное дело Гильгамеш отправляется ради меня. Замерев, женщина ожидала моего ответа, но я не мог набраться смелости, чтоб признаться в своем недуге. - Он необходим! Тебе придется смириться, Шамхат. - неожиданно твердо произнес я, но очень быстро постарался смягчить свой тон. - Ты согласилась быть супругой героя и спасителя, а теперь пытаешься заставить меня свернуть с начертанного пути.       Я шумно вздохнул, опуская голову и руки.       - Да, мы идем в самоубийственный поход. Мы можем не вернуться. Я знаю это без твоих слов, моя драгоценная Шамхат. Честно говоря, я боюсь Хумбабу, как и любое существо, что наделено разумом. И в этот нелегкий час мне бы помогла твоя вера в меня, в мои силы, а не слезы, что лишь больше вгоняют меня в уныние и заставляют чувствовать себя виноватым...       Небольшие женские ручки мягко легли на мои щеки. Пытаясь заглянуть мне в глаза, Шамхат полушепотом произнесла, голос ее дрожал, но она старалась выглядеть уверенной:       - Я... Я верю в успех вашего похода. Энкиду! - женщина мягко улыбнулась. - Сын степей и сын Величайшего Лугаля и Достопочтенной Нинсун вместе точно сумеют одолеть всего лишь одного стража!       Постепенно голос Шамхат обретал силу и крепость. Я все еще видел тень волнения в ее нежных медовых глазах, но из них уже не текли слезы хотя бы. Подхватив женщину, я осторожно прижимал ее хрупкую фигурку к своему телу, зарываясь носом в ее прическу и вдыхая цветочный аромат волос.       - Спасибо, Шамхат.

***

      Слухи разносились с скоростью волн в шторм. Подобно тому, когда в воду кидают камешек, и от этого по поверхности воды разбегается в стороны множество кругов, иногда слухи бывают не так велики и значительны, как последствия от их распространения. И если дошедшие даже до Подземного Царства сплетни были правдой, то мой любимый сын породил настоящее цунами. Я хотела поговорить с ним, но даже молитвой обращаясь к Хтоническим Богам невозможно было получить ответа, как и от просто прибывающих в Иркалле.       Давно по земным меркам я спустилась сюда, но в Подземном Царстве время течет иначе и один год здесь был за десять Среднего Мира. Мой мальчик уже сильно подрос за это время и, судя по всему, завоевал все Междуречье. Лугальбанду чуть ли не распирало от гордости за каждую новую весть о военных подвигах нашего сына, но то, что он решил выкинуть на этот раз было настоящим безумием.       Намтар проводил меня в обитель Эрешкигаль. Царица Народов восседала на сверкающем черном троне из обсидиана. Подлокотники были вырезаны в форме человеческих черепов, в пустых глазницах которых сияли крупные рубины. Высокая и худощавая, Богиня Смерти была далеко не красавицей. В черных, как вороново крыло, тонких волосах виднелись целые пряди серебристой проседи, хотя сама Эрешкигаль выглядела молодо. Овальное лицо с сильно выступающими острыми скулами и жестким подбородком было обтянуто бледной, как у покойника, кожей. Огромный горбатый нос брал все внимание на себя, несмотря на широко распахнутые большие глаза с ярко красной радужкой. Тонкие сухие губы постоянно были сжаты в одну линию. И хоть с Эрешкигаль мы были в хороших отношениях, я никогда не видела, чтоб она хотя бы мельком улыбнулась. Каждый раз глядя на нее, мне все время думалось, что она очень устала пребывать в Загробном Мире, ведь здесь не было места радости или удовольствиям. Небесные Боги спускались в Средний Мир за подобным, чтоб заодно и отвлечься от своих обязанностей, но Боги Нижних Миров не имели права покидать Иркаллу, как и усопшие, впрочем, как и любой, шагнувший сюда и поддавшийся гостеприимству Мира Мертвых.       - Рада видеть тебя, Нинсун. - равнодушно произнесла Эрешкигаль, восседая на своем троне идеально ровно, не позволяя себе ни скрестить ноги, ни изменить положение рук.       - Благодарю, что согласилась принять меня, Эрешкигаль. Как ты уже, должно быть, знаешь, мой любимый сын замыслил безумство. Я понимаю правила, я чту законы твоей Обители, но прошу тебя понять меня и смилостивиться, и позволить мне ненадолго покинуть Иркаллу, чтоб поговорить с сыном.       Царица Народов смерила меня своим вечно недовольным взглядом. Ее всегда гневило, если кто-то пытался покинуть Царство Мертвых, тем более, что не так давно уже двое из Богов это делали: ветреная Иштар и глупый сын Эллиля Нергал. И если Иштар хотя бы замену себе предоставила, в этом соблюдая законы Иркаллы, то Нергал сбежал обманом, и с тех пор Эрешкигаль сильно ожесточилась.       - Конечно я слышала о безрассудном намерении Гильгамеша, но не понимаю твоего беспокойства. Коль Хумбаба убьет его, сын твой явится в Иркаллу, и ваша семья воссоединится, коль одолеет - станет величайшим героем на свете.       Я аж вздрогнула от той холодности, с которой она говорила о возможной гибели моего сына.       - Не таково его предназначение! Он должен расширить границы влияния Ануннаков, а не сгинуть в глупом сражении с Стражем!       - Предназначение? Неужели? - уголки губ Богини поползли вниз. - Значит сгинуть в войне с другими народами за власть по плану Ануннаков - это хорошо, а умереть по собственной инициативе в угаре юношеской чрезмерной самоуверенности, но не с подачи Богов - это плохо? А мне казалось, что Гильгамеш обладает собственной волей и способен сам решать, что делать, вместо того, чтоб жить жизнью, где каждый шаг твой продиктован всевышними.       Монотонный голос Эрешкигаль, сквозивший безразличием, пробирал до костей. Я не могла спорить с ней, не только потому что она Богиня Смерти, но и потому что видела истину в ее словах. Да, пожалуй, поход на Хумбабу не был хорошей идеей, но таковым было желание Гильгамеша. Его собственное желание. Едва ли он не был способен оценить риски, но раз был уверен в своих силах, я вряд ли смогла бы его переубедить.       - Ты права, Царица Народов. Но мои опасения за жизнь сына все равно не покинут меня. Позволь мне хотя бы подняться к Ануннакам и попросить у них помощи для Гильгамеша в его нелегком походе!       Эрешкигаль долго не давала мне ответа, явно задумавшись. Возможно она опасалась, что я также, как и Нергал, навсегда сбегу, но моя репутация была не в пример лучше.       - Хорошо. Я отпущу тебя ненадолго, однако ты будешь не просто обеспокоенной матерью, просящей помощи у Верховных Богов, ты будешь мои послом.       - Что же ты хочешь передать Ануннакам?       - Не им. Уже множество раз Намтар поднимался в Верхний Мир, чтоб забрать оттуда моего супруга Нергала, но ни разу не находил его. Я знаю, что это уловка, но все же этот мужчина принадлежит мне. Для тебя, Нинсун, его вряд ли сокроют под чарами, потому передай ему вот что:

Все дороги Мира ведут ко мне, Звезды родятся и погибнут в своем жаре. Сочтены дни всего, что живет на Земле, Свою же жизнь ты сам отдал Иркалле.

      Я знала что это. Это заклинание, хотя по сути своей проклятье. Тот, кто услышит его, будет обязан войти в Врата Загробного Мира добровольно, либо сгинет в муках и все равно попадет в Иркаллу. Это было довольно жестоко, но я понимала, что чаша терпения Эрешкигаль давно переполнена. Она имела полное право претендовать на Нергала, и только его собственная глупость повинна в том, что он оказался в постели Богини Смерти и таким образом стал ее мужем.       - Хорошо, Царица Народов, я передам твои слова Нергалу.       - В таком случае Намтар проводит тебя до ворот. Я даю тебе всего один час на решение твоих проблем и передачу послания.       - Благодарю. Я не забуду твоей щедрости. - почтительно поклонившись на прощание, я последовала за грузным неказистым стражем в огромных ржавых доспехах. Мертвые мало заботились о своем внешнем виде, и уж тем более о состоянии своего вооружения.