И ныне и присно

Антонина Петровна выпрямилась. Больная спина дала о себе знать неприятным нытьём: снова радикулит замучил. На погоду. Осень такая выдалась: сырая, дождливая. Скоро будет сложно каждый день опускаться на колени и склонять голову в ежевечерней молитве. Ничего. Господь посылает нам испытания, и мы должны с честью проходить их. Что там какая-то больная спина перед волей Всевышнего? Разве сможет она перебороть это дивное ощущение благоговения, что Антонина Петровна испытывает каждый раз, когда обращается к Нему? Хотя к ревматологу заглянуть всё-таки стоит. Она огладила смявшуюся от долгого стояния на коленях ночную рубашку. Уже почти полночь, пора отходить ко сну. Антонина Петровна ложилась бы и раньше, но проклятущая старческая бессонница уже начинала вступать в свои права. Жаворонок всю жизнь, теперь Антонина не могла заснуть раньше полуночи — и просыпалась не с первыми лучами солнца, а позже, что доставляло ей почти физические страдания. Долгий сон, полагала она, есть признак лености, а леность — грех, причём из тех, что она сама всю жизнь особенно порицала. Даже сейчас, достигнув пенсионного возраста, Антонина Петровна продолжала работать, чтобы не раскисать. Да и с появлением дома девочки денег на пропитание стало уходить больше. Девочка сейчас, наверное, опять не спит. Разбаловали её Виталик с женой, Царствие им Небесное, ох как разбаловали. Сами по себе безбожники, ещё и ребёнка вырастили так, что смотреть тошно. Казалось бы, шестнадцать лет, самое время думать о будущем, о благочестивой жизни, блюсти скромность, учиться прилежно — а она! Не спит подолгу, сидит, уткнувшись в свой телефон, ещё и старшим вздумала дерзить! Ох, говорила Антонина Петровна родственничку — сам нехристь, так хоть дочь воспитай должным образом, в скромности и целомудрии. Загубишь же душу юную! Только посмеялся, отмахнулся, бессовестный… Хотя о мёртвых плохо не говорят, упокой Господь его душу, грешно это. Да и ребёнка понять можно: обоих родителей разом потеряла, вот от боли и огрызается. Ох, намучается она ещё с девочкой… Надо бы проведать её сходить. Квартира Антонины Петровны — трёшка в типовой девятиэтажке — была просторная, старая и скрипучая, постоянно погружённая в полумрак. Выцветшие обои с какими-то глупыми узорчиками, вздувшийся местами пол, скорбные лики икон на отдельной полке — самой ей всё это казалось родным и знакомым, но девочке, наверное, виделось чуждым. Антонина Петровна поселила её в маленькой комнатке за проходной гостиной, выходящей окнами на лоджию, — раньше здесь жили квартиранты, но после оформления опеки их пришлось попросить съехать. Не в проходной же селить ребёнка. Стараясь идти как можно тише — скрип старого пола нервировал её чувствительный слух — Антонина Петровна пересекла гостиную, приблизившись к двери маленькой спальни. Из-под закрытой створки пробивался желтоватый свет лампы. Ну конечно: не спит. Небось опять переписывается, глаза портит и тратит электричество. Антонина Петровна открыла дверь. Всё оказалось ровно так, как она и думала. Девочка сидела с ногами на кровати, одетая в длинную футболку с какими-то американскими мультяшными героями, с ноутбуком на коленях. На простыне — пакетик крендельков. Опять на ночь наедается вредных сладостей. Тешит желудок грехом чревоугодия. Ох и трудный ребёнок… — Тётя Тоня! — возмущённо воскликнула девочка, когда Антонина Петровна решительно перешагнула порог. — Ну сколько раз вас просить: не вламывайтесь ко мне на ночь глядя! Очень трудный ребёнок. — Лизонька, — Антонина Петровна вздохнула, — это мне сколько ещё тебя просить ложиться спать вовремя. Времени сколько? Тебе в школу завтра! Глаза испортишь компьютером, а хорошему ничему не научишься. Девочка закатила глаза. — Мне шестнадцать, тётя Тоня! Я замуж могу выходить уже, что вы меня пасёте, как малолетку? И вообще, есть такое понятие — личное пространство. Не слышали? — Не дерзи, — строго ответила Антонина Петровна. — Какой бы взрослой ты себя ни считала, ты всё ещё неразумное дитя, за которое я отвечаю. Не выспишься — пойдут проблемы с учёбой, будешь ходить весь день сонной. Тебе же будет лучше, если ты сейчас ляжешь спать. Антонина Петровна искренне считала, что её аргументы — железные. Имя Господне девочке ни о чём не говорит, так, может, хоть личная выгода убедит упрямицу? Не убедила. — А смысл, всё равно не засну, — буркнула себе под нос Лиза. — Мне у вас кошмары которую ночь подряд снятся. Это Антонина Петровна уже слышала. И могла понять. И в самом деле, ребёнок потерял родителей, ей вполне нормально сейчас страдать кошмарными снами. Но это же не значит, что нужно совсем отказываться от сна. — Лизонька, девочка, — теперь Антонина постаралась быть как можно более ласковой, — ты же понимаешь, что ты не сможешь не спать вечно? Ты устала, измучена, не высыпаешься — вот и сны плохие снятся. А если ты моего мнения хочешь — то я думаю, это Сатана так пугает тебя, чтобы сбить с правильного пути. Но человек сильнее его воли. Хочешь, я научу тебя вечерней молитве, чтобы легче засыпалось? Девочка фыркнула. — Вы от меня не отстанете со своими проповедями, да? Ладно, хорошо, как вам такая сделка: я сейчас ложусь спать, а вы обещаете больше не вламываться ко мне в комнату без спроса? — Ты прекрасно знаешь, что я не смогу этого пообещать, — вздохнула Антонина Петровна. — Я должна нести за тебя ответственность, Лизонька. Хочешь ты того или нет. А значит, придётся потерпеть. — У родителей почему-то получалось нести эту самую ответственность без сталкерства, — обиженно буркнула Лиза, но ноутбук с коленей сняла и, недовольно сопя, поднялась с кровати. Тактично промолчав по поводу того, что она думает по поводу образа жизни покойных родителей Лизы и их методов воспитания детей, Антонина Петровна молча наблюдала, как девочка готовится ко сну. Крендельки отправились на стол — чует её сердце, через два-три дня там будет красоваться куча всякого хлама. Надо будет проследить и за этим тоже. Опрятность — добродетель, необходимая каждой женщине. Даже такой юной и дерзкой. Когда девочка принялась запихивать кабель от ноутбука в ящик стола, Антонина Петровна сочла нужным вмешаться. — Дай это сюда, будь добра. — И, не дожидаясь, пока та отреагирует, шагнула вперёд и вытащила тяжёлый чёрный провод из ящика. — Это ещё зачем?! — возмущённая девочка почти что закричала от негодования. — Я не такая глупая, как ты думаешь. Уйду — ты снова за компьютер залезешь. Так что пусть это лучше пока побудет у меня. Верну через пару часов после того, как придёшь из школы. Как раз и уроками заняться успеешь. — Он вообще-то и от батарейки работать может, — хмуро заметила Лиза. — Но не вечно же, — резонно ответила Антонина Петровна. — А у тебя до завтрашнего вечера ещё много времени. В твоих интересах не тратить всю батарею сразу. Девочка фыркнула и нырнула под одеяло. — Спокойной ночи. Антонина Петровна почувствовала резкий укол совести: не слишком ли грубо она обошлась с подростком, потерявшим родителей, для которого, может быть, этот ноутбук — единственная оставшаяся радость? Но мимолётному искушению извиниться и вернуть девочке провод не поддалась: миг слабости сейчас способен принести фатальные плоды впоследствии. Детей следует воспитывать в строгости. Так они вырастают благовоспитанными и добропорядочными, а излишняя свобода ведёт к непростительной фривольности. Тем более девочка, да ещё в таком возрасте. Однако тон Антонина Петровна всё-таки сбавила. — Да хранит тебя Всевышний, Лизонька. Спи спокойно, — она постаралась сказать это как можно ласковее, но девочку её мягкий тон не впечатлил. — Ага, спокойно. Что-то фигово он меня хранит, что я которую ночь не высыпаюсь. Антонина Петровна хотела было возразить, что не высыпается Лиза не потому, что на Небесах плохо за ней приглядывают, а из-за собственных ночных бдений у компьютера, и это не повод так зло богохульничать, но девочка отвернулась к стене и с головой накрылась одеялом, явно не желая продолжать разговор — и Антонина смолчала. На первый раз простительно. Но в следующий раз, если Лизавета позволит себе подобное, наказание будет суровым и незамедлительным. Не чета отобранному кабелю. Она вышла, прикрыв за собой дверь. Если девочка не уснёт и сейчас, пусть это будет на её совести. Родители Лизы погибли несколько месяцев назад: разбились в автокатастрофе по пути из санатория, куда девочка не поехала с ними из-за неожиданной болезни. Показания свидетелей были туманными: вроде бы две машины ни с того ни с сего врезались друг в друга, и кто из них потерял управление, сказать было сложно. Ни один из участников аварии не выжил, кроме рыжей собачки Бусинки, которую забрали к себе родственники погибших — тех, что ехали в другой машине. Сложнее дело оказалось с Лизой. Родных бабушек и дедушек у девочки не оказалось, и, взвесив все «за» и «против», опеку оформила Антонина Петровна — родная сестра Виталия, отца Лизы. Для неё, прожившей жизнь бездетно, это был совершенно новый незнакомый опыт, но христианский долг велел ей заботиться о сирых и убогих, да и нереализованное материнское чувство, копившееся всю жизнь, сейчас отчаянно искало выхода. Добиться опеки было сложно, но возможно, и, пообивав пороги всевозможных инстанций, Антонина стала официальным опекуном Елизаветы Витальевны Яшкиной. Вот только кто же знал, что с ней будет так сложно… В понимании Антонины Петровны девочки-подростки были светлыми и чистыми существами вроде ангелов, кротко смотрящих на прихожан вниз с мозаик храма. Может, некоторые из них такими действительно были — но уж точно не Лизавета. Воспитанница оказалась вздорной, грубоватой и нелюдимой, носящей неприлично короткую для девочки стрижку и слушающей какую-то ужасную громыхающую музыку. А чего стоило ожидать от дочери двух убеждённых атеистов — безбожников, даже не покрестивших единственную дочь? Но, как всегда считала Антонина Петровна, испытания нужны, чтобы преодолевать их с честью, а вернуть на путь истинный заблудшую душу — поступок куда более благочестивый, чем просто приютить у себя сироту. Поэтому с рвением, долго ожидавшим своего часа, она взялась за сложное дело перевоспитания сложного подростка. Склонив напоследок голову перед стоящими в углу гостиной иконами и мысленно попросив у них благословления в своей сложной миссии, Антонина Петровна — сухая, прямая, как палка, в старомодной ночной рубашке — направилась в свою спальню, чтобы провести первую половину ночи, мучаясь бессонницей. Иконы молчали, обратив слепые пустые глаза в темноту гостиной. А в маленькой спаленке отчаянно пыталась не заснуть раньше времени Лиза.