Mafia slut

Серебро - Сломана В ушах стоял дикий звон от большого потока машин за окном. Юнги тяжело вздыхает и пытается разлепить свои глаза. Все тело ломит и болит, словно по нему проехалась орава грузовиков, так херово ему не было давно, настолько давно, что возможно это впервые. Его не то трясёт, не то тошнит. Запоздало в голову приходит мысль, что блондин ничего не помнит о прошлом вечере, он даже не знает, где сейчас находится, обстановка вокруг похожа на номер отеля. В голове всплывают только не связанные друг с другом картинки, а собрать их по смыслу пока не даёт физическое состояние. — Проснулся? Мин вздрагивает от неожиданного вопроса, который слышит из-за спины. Его будто парализует этим голосом, до последнего хочется верить, что это глюки. — Что, мозги тоже вытрахали вместе с твоей совестью? Это не глюки. Это не больное воображение. Все происходит в реальности. Самый страшный кошмар воплощается в жизнь и уже начинает отравлять и медленно убивать. Юнги хочет повернуться, понимая, что долго Чонгук ждать не будет, когда он решит начать говорить, но не может. Ему дико страшно. Страшно просто посмотреть в глаза и увидеть там свою погибель. — Я так понимаю, что говорить ты не собираешься? Хорошо. Тогда позволь начать мне, — Блондин слышит приближающиеся к нему шаги и бегло водит глазами по стене, к которой сидит лицом. Шаги затихают около кровати, а исходящая от мужчины смертельная аура заставляет даже воздух наполниться могильным холодом. Юнги весь подбирается и пытается держаться в более-менее спокойном состоянии, хотя бы снаружи, — Я ожидал всего… Предполагал и… Блять, я даже не могу спокойно говорить об этом, потому что единственное, что мне хочется сделать с тобой — это свернуть твою блядскую шею и выбросить труп догнивать на свалку. Чонгук рычит и с силой бьет по стене, подходит с обратной стороны кровати и схватив за плечи, разворачивает блондина к себе лицом, — Смотри на меня, когда я говорю. Ты совсем ебнулся? Или что? Какого хуя ты творишь? До чего нужно было дойти, чтобы начать обдалбываться наркотой и раздвигать ноги как последняя заправская шлюха? — Чон требует незамедлительных ответов на свои вопросы. Трясёт, чуть ли не в обморок падающего, Юнги за плечи и отсчитывает секунды до того момента, когда не выдержит и оставит на бледном лице след от пощечины, потому что руки чешутся дико, а гнев не даёт даже воздух через лёгкие пропускать, — Отвечай блять. Иначе, я клянусь, к своему отцу ты поедешь в чёрном мешке. Брюнет своим взглядом выжигает глубокие раны, которые никогда не затянутся и будут в кошмарах о себе напоминать. Мин пытается взять себя в руки и не начать реветь от обиды и боли. Обиды, что сам в этом виновен, сам загнал себя в эту пропасть и сейчас Чон его в ней и зароет. — Я… я… — большего блондин так и не может из себя выдать, всхлипывает и, прикрыв глаза ладонями, начинает громко плакать, сгибаясь пополам. «Он сам во всем виноват» красным по белому в голове. Чонгук не успокаивает, больше ничего не говорит, просто стоит над захлебывающимся в истерике парне и не знает, как поступить. С одной стороны, его разрывает от гнева за враньё, с другой - он не может проявить жалость к Мину после увиденного. Его самого разрывает от боли, которую он видит в Юнги. Это какой-то нонсенс. Что теперь делать с этим всем, опять ему одному разгребать очередное дерьмо, в которое прыгнул блондин, и в голове только один вопрос: вытаскивать Юнги из этой ямы или нахуй зарыть его туда. Истерики у Мина быстро никогда не кончаются, ещё с того дня психика дала сбой, а у Чона даже успокоительного нет, которое периодически приходилось колоть блондину. Но Чон решает не спасать, он решает добивать. — Заткнись. Твоя истерика здесь вообще неуместна. Ты просто на жалость давишь? Ответь мне, зачем? Зачем ты это делал? Так не терпелось ноги раздвигать и ползать под кем-то? Юнги громче плачет, кричит и быстро дышит, словно у него приступ астмы начинается, не может остановиться и кажется задыхается. Чонгук убивает ни руками, ни ножом, ни даже, сука, пистолетом, он убивает прямо сейчас своими словами и полным взглядом ненависти и холода. Мин до этого дня не знал, что такое боль, если он сейчас не добьёт его, блондин сам на себя руки наложит. Потому что он не сможет жить и видеть, с каким взглядом на него будет смотреть Чон. — Все эти годы ты говорил, что любишь меня, все эти годы ты не давал жить ни себе, ни мне. Наплевал на своего отца, на клан, на свою жизнь. И ради чего? Ради того, чтобы быть последней конченой шлюхой! Чон опять кричит, сам не знает, зачем это делает. Юнги совсем задыхается в своей истерике, но остановиться брюнет не может. Знает, что Мин на пределе, что для него было лучше, если бы Чонгук просто убил его там, в клубе, но он сохранил его жизнь, чтобы вот так каждый день убивать. — К вечеру приведи себя в порядок. У нас сегодня рейс в двенадцать ночи. Чонгук уходит и громко хлопает за собой дверью, а Юнги воет в голос и обнимает себя руками, пытаясь собрать в себе руины, которые остались после Чона. Он его уничтожил, втоптал в самую грязную канаву и ушёл. Просто развернулся и ушёл, оставив Мина давиться своей горечью и кровью в сраном номере отеля. Все только на его совести, а брюнет в очередной раз дал это понять. *** Digital Daggers - Bad Intentions Мужчину разрывает изнутри. Это уже не злость и не обида, это что-то другое. Будто ему все внутренности выковыривают, а потом смешивают в кровавую массу. Боль настолько ощутимая, что Чон вообще начинает сомневаться, что когда-то получал сильнейшие и болезненные травмы, которые заставляли во сне до слез и судорог сжимать в зубах кожаный ремень, чтобы не завыть от боли. Лучше бы ему позвоночник сломали или конечности вырвали, чем он сейчас чувствовал эту внутреннюю мясорубку. От этой боли не сбежать, ее нельзя забыть, даже не существует никакого средства от неё. Она теперь с ним до конца жизни. Юнги сломал не себя, он сломал Чонгука. Искусно и красиво, лучше чем кто-либо, попадавшийся когда-то Чону. Блондин отправил его в нокаут одним ударом, точным и беспроигрышным. Он все уговаривает себя вернуться в номер, но не может этого сделать. Не может себя заставить. Брюнет не представляет, как они полетят сегодня обратно в Сеул, они оба не смогут этого сделать. В подсознании зарывается мысль, которая с каждой секундой становиться все чётче и бьет прямо в лоб. Мысль, что Чонгук не сможет убить Юнги, если глава прикажет это сделать. Чон даже сейчас не смог на него руку поднять. Бил стену, сжимал сильнее кулаки, но не замахивался. Только сейчас понимает, что за все пятнадцать лет он ни разу не причинил физической боли Мину. Все это время он его убивал морально, никогда не щадил, понимал, что не обязательно ранить физически, ведь у Юнги слабое место не тело, а израненная душа. Чонгук выходит из лифта отеля и идёт в сторону ресепшена, нужно договориться, чтобы в их номер занесли ужин к вечеру. А пока брюнет готов податься куда угодно, лишь бы не быть в одном пространстве вместе с Юнги. На экране телефона высвечивается имя, которое Чонгук меньше всего хотел видеть в данный момент. — Да, Намджун, слушаю? — Чон не хочет знать, по какой причине звонит ему тот, кто все знал и молчал, прикрывал и врал. — Чонгук, тут пиздец твориться, ты только не говори всего Юнги, подожди. Его ищут и хотят убить, я не знаю кто стоит за этим, но весь клан пытается поймать их, — голос на другом конце трубки запыхавшийся. А у Чона будто ноги немеют и внутри все скручивает. — Что произошло? — брюнет говорит медленно, каждое слово из себя вытаскивает с силой. — Господина Мина больше нет. Было совершено покушение, когда глава возвращался из офиса домой. Машину подкараулили, была перестрелка, никто не выжил. Только не говори сейчас Юнги, я пока не знаю, что с госпожой Хенджи и где она. Нас предали, в клане давно сидела крыса и ждала шанса для нападения. Не возвращайтесь пока что. Юнги, как наследнику, грозит участь его отца… Чонгук сильнее сжимает в руках телефон и сбрасывает звонок, так и не ответив Киму. Это начало конца. Теперь все будет по-другому. И все случившиеся только по вине Чона. Он подвёл всех, и клан, и своего господина, и Юнги. Чонгук связывается со своими людьми и ещё раз убеждается в словах Намджуна. Его люди настаивают пока не возвращаться и охранять жизнь сына господина, обещая найти нападавших и периодически отчитываться. Чон в тупике, в который сам и загнал себя, а как теперь выбираться из этого лабиринта, никто не знает. Он должен выпить или убить кого-то, чтобы его отпустило. Последнее было бы просто замечательно, но в его распоряжении на сегодня только первый вариант и Чон идёт в ближайший бар, заказывает себе бутылку виски. Ему есть о чем подумать и в чем забыться. Но в номер он пока не вернётся, точно не сегодня. Спустя полбутылки Чонгук видит милую девушку, она пластично танцует и периодически делает глотки из своего коктейля, ловит на себе взгляд брюнета и самодовольно улыбается. Чон совсем не думает, полностью забывает кто он, и что это вовсе не нужно ему. Он никогда не пользовался своим положением, хотя под крылом их клана находились только самые лучшие проститутки города. Брюнет сторонился этого, но иногда, в особо тяжелые времена, он всегда приходил и платил за ласку. Чонгук это ненавидел, но все равно приходил и подолгу трахал особо приглянувшуюся шлюху с миленьким личиком и обязательно белыми волосами. Всегда выбирал похожих светлых блондинок, даже если на секунду они напоминали совсем другое, точнее другого. Танцующая девушка тоже блондинка, только внешность у неё совсем не азиатская. Чон улыбается в ответ и подходит к ней, смотрит с интересом, не скрывая во взгляде своих намерений. — Чонгук, — брюнет тянет свою руку в приветственном жесте, параллельно изучая бледное лицо с нестандартными чертами. — Ханна, — девушка пожимает руку брюнета и усаживается за барную стойку. Чонгук смотрит пару секунд на прикуривающую тонкие сигареты блондинку и понимает, что увлёкся, его затягивает, где-то он уже это видел. Чон медленно наклоняется к шее девушки и шепчет на ухо. Осторожно, как хищник, который пытается заманить почти сдавшуюся жертву в свою ловушку. — Не откажешь мне в своей компании? — Ханна прикрывает свои глаза, вдыхает глубже никотин и выпускает его прямо в лицо брюнета. Это точно дежавю думает мужчина. — Не обязательно говорить со мной на английском. Я знаю японский. Чонгук ухмыляется на слова девушки и разворачивает ее полностью к себе лицом. Она его не боится, даже глазом не ведёт и это очень цепляет. Ханна уверенна в себе, она знает себе цену, знает, каким мужчинам нужно отвечать взаимностью, а каких слать далеко нахуй. Такие девушки не управляются, это они управляют. — Как скажешь, — брюнет хватает девушку за талию и поднимает со стула, резко прижимая её к себе. В глазах напротив печальная бездна с примесью страсти и похоти, эту гремучую смесь он уже видел, в эти похожие глаза он ещё долго не сможет смотреть. Ханна идёт послушно держась за Чонгука, чтобы не упасть на высоких каблуках. Брюнет снимает в том же отеле номер, только на два этажа выше от своего, где сейчас спит вымотавшийся и измождённый истерикой Юнги. Чон открывает дверь и толкает девушку внутрь, сразу же прижимая ее к двери и начиная раздевать. Это, сука, любовь. Она убивает, разрывает, заставляет вставать на колени и молить о пощаде. Чонгук уже сдался, когда понял, что Ханна напоминала ему того, кто давно живет в нем, того, кто навсегда сделал его своим рабом. Разум говорит ему остановиться, забыть и больше никогда не вспоминать, а сердце говорит, что он давно уже проиграл этот бой. Только вот Чон упустил момент, когда этот бой начался, а сейчас лежит в нокауте и задыхается.