Разбить оковы

      — Скажи что-нибудь.       Голос Ифана скрепит почти по-старчески, и на фоне усыпляющего треска рыжего костра, отбрасывающего прыткие тени на стены пещеры, его едва ли можно различить. И тем не менее, Себилла услышала. Она оборачивается, наполовину нехотя и наполовину с сочувствием.       — Что? — негромко спрашивает она.       Беглая рабыня сегодня сидит чуть ближе, чем обычно. Ему хочется думать, что это показатель её доверия, завоеванного с таким титаническим трудом, но, скорее всего, она, как и остальные сгрудившиеся вокруг огня члены отряда, просто пытается согреться в этой сырой и темной пещере контрабандистов, пропахшей гнилью, ядом и кровью.       — Ты всё слышала, — говорит Ифан. — Мой разговор с той гномкой.       Себилла неподвижно молчит, даже не моргает.       — Выходит, это я лишил тебя дома.       Эльфийка отворачивается к костру. Пустота знает что творится у неё в голове, и Ифан почти ожидает удара или острия её прославленной иголки у горла.       Проходит миг, второй.       Себилла по-прежнему неподвижно и молча греется у костра.       — Ничего не скажешь?       — Что ты от меня хочешь услышать? — огрызается она настолько неожиданно, что сердце Ифана едва заметно вздрагивает. — Ненавижу ли я теперь тебя? Нет. Прощаю ли я тебя? Тоже нет. Имеет ли это значение? В третий раз — нет.       Она вздыхает и двигается чуть ближе к нему.       — Я говорила, что мой дом — везде. Мне будет достаточно, если ты не станешь мешать мне... беседовать с Рустом, мой рыцарь иглы. А что сделано — то сделано. — Себилла оглядывается на татуировки на правой руке, читает каждое имя и морщится, будто они колят её глаза. — Будешь корить себя за совершённые ошибки — тронешься умом прежде, чем мы выберемся из этого рыбного захолустья.       Ифана это взбадривает не сильно. Он тянется к бутылке с пивом и зубами выдирает пробку.       — Если же тебе так хочется как-то загладить вину передо мной, — говорит Себилла, — то я помню про старый эльфийский обычай. Когда твои действия приводили к, скажем, гибели родителей чьих-то детей, то ты должен был взять последних под опеку и растить их как родных. Община за этим следила во все глаза.       — Как это применяется ко мне? Я должен отвоевать кусок земли Ривеллона и объявить его землёй эльфов?       — Вот иногда ты говоришь умные вещи, бен Мезд, а иногда — туп как пень. Нет. Я имею в виду, что если ты лишил меня места, куда я могла бы вернуться, то ты обязан найти мне новый дом. Для меня этого будет более, чем достаточно.       Ифан обдумывает слова. Или пиво ударило ему в голову, или Себилла флиртует с ним.       — Договорились, — осторожно соглашается он.       Он делает ещё глоток, а затем протягивает бутылку Себилле. И, тайком любуясь, как её губы смыкаются вокруг горлышка, а затем язык ловко слизывает пивную каплю, едва не потекшую к подбородку, он решает, что, да, он сможет дать своей недоверчивой спутнице новый дом, даже не догадываясь, что этот “обычай” она придумала только что.