Внутривенно

Зажатая между его пальцев сигарета дотлевает тусклым огоньком, и его глаза пропадают в дыму. Крису никогда не нравилось терять его взгляд, как будто не что-то важное из виду упускаешь, а отрываешь ломоть сердца. По живому, брызгая кровью и обрывая нервные окончания. В горле скручивается комок вязкой тошноты. Ещё секунда, и выцветшее небо свалится на плечи. Ещё мгновение, и он потеряет сознание прямо здесь, на заднем дворе школы. Как отбитый на голову наркоман, который без продыху сидит на игле и вымаливает очередную дозу. Крис зависим, и у его наркотика темно-карие глаза. — Будешь? — по привычке протягивает косяк, и его лицо озаряет щедрая улыбка. Такая, как в детстве, когда искры в глазах и влажные ладони, сохраняющие тепло его прикосновений. У Криса много воспоминаний из детства, и даже половины из них никому не расскажешь. Не потому, что стыдно и люди засмеют, а потому что это только его память. Его и Вильяма. Длинная ухабистая дорога, которую они прошли бок о бок. Как настоящие друзья. Которыми хотелось быть не ему, а Магнуссону. — Нет, я бросил, — Крис холодно качает головой, закручивая на шее шарф. Прохладный ветер до самого сердца достаёт, и он чувствует себя ледяной статуей. Внутри и так холодно: всё засыпано снегом, высокими сугробами, под которыми похоронено его сердце. Пока ещё живое сердце. — С каких это пор? — Вильям подходит к нему вплотную, запуская косяк в мусорный бак. Хмурится как-то настороженно и смахивает челку со лба. — Уже два месяца, — Шистад смотрит ему в глаза совершенно спокойно, и пальцы, стиснутые в кулак, плавят карман его кожанки. Он чувствует, как по виску бежит горячая капля пота. — А помнишь, как мы одну сигарету на двоих скурили в восьмом классе? Ему хватает секунды, чтобы переключиться. Хмурые брови взлетают вверх, и на губах привычная улыбка укутывается. Вильям был таким беззаботным всегда, и Шистаду в нём это даже нравилось. Но не в тех редких случаях, когда дело касалось его. Магнуссона не особо заботили его чувства, и дружба с десятилетней выдержкой была этому не помехой. Крис всего на мгновение впускает в сознание тот день. Им с Вильямом было по тринадцать, а мама Криса любила тонкие ментоловые. Они так смешно передавали ту несчастную сигарету, как будто она могла вспыхнуть у них в ладонях. Прямо как уши Криса. Он уже тогда знал, что дружбы никакой не будет. — Помню, — он закрывает глаза, слушая шуршание падающего листья. Шистад помнит всё.

* * *

У Вильяма в руках бутылка красного вина, и хмельной блеск в глазах его ни грамма не красит. Крис хорошо знаком с пьяным Магнуссоном, и со всеми его историями, когда в его постели просыпались все сливки Ниссен, он знаком тоже. — Мы с тобой так давно на вечеринках не появлялись, — он хлещет вино прямо из бутылки, и алые пятна на белой рубашке напоминают кровь. Теплую, густую, будто только из вены. Он вытягивает из Криса кровь, силы и желание жить. — Где-то неделю, — Шистад умащивается на диване в углу, скромно надпивая пиво из банки. — Всё ты помнишь, — Вильям всаживается почти что ему на колени, и у Криса жар приливает к щекам. В темноте никто не увидит, лишь бы Магнуссон не заметил. — А помнишь, как я пролил пиво на твои джинсы, и ты мне фингал под глазом поставил? Крис отпихивает его коленом, отобрав из рук бутылку. — Потому что ты постоянно нажираешься до полусмерти, — он заглядывает в горлышко бутылки слишком долго, как будто решает, что ему сделать — утонуть или отпить глоток. В голове снова оживает пленка воспоминаний. Его пятнадцатый день рождения, и отец впервые разрешил собрать на тусовку всех его друзей. В доме собралось человек пятьдесят, и только один Магнуссон умудрился облить его новые джинсы пивом. Всё будто наяву. Рассвирепелая толпа скандирует его имя, а Шистад залепляет кулаком по морде Вильяму. Отличное завершение вечера. — Ты стал таким занудой, Крис, — Магнуссон недовольно скрещивает руки перед собой, и Крису становится чуточку легче. Так хорошо быть рядом с ним, когда Вильям только его.

* * *

— Что-то ты кислый ходишь в последнее время, — Вильям пинает пожелтевшие листья ему под ноги, и взгляд у него почему-то острый, серьёзный. Крис шагает рядом, не замечая ничего вокруг. Ни моросящего дождя, ни сигналящих машин. Он слушает его голос, словно под гипнозом. Дышит часто и не моргает почти. Только солнцезащитные очки лихорадочно поправляет, как будто на небе ещё осталось солнце. Улицы затянуло осенней влагой, и света в городе уже давно не видно. — Ненавижу осень, — Шистад кривится, растаптывая кучку листьев подошвой кроссовка. — Я тебя таким серым только один раз видел, — он поднимает свои большие глаза, и у Криса горло закладывает битым стеклом. Болью прошибает насквозь всё тело, и только онемевшие пальцы щекочет ветер. — Помнишь, на той вечеринке за городом, когда Нура только появилась в Ниссен? Крис останавливается посреди дороги, едва не сбив идущую ему навстречу девушку. — Хватит, — его морозный голос лопается. — Что «хватит»? — Вильям удивленно оборачивается. — Вспоминать, — Крис цедит сквозь зубы, и Магнуссон внимательно заглядывает в его лицо. Медленно возвращается к нему, и с каждым его шагом ярость в голосе Шистада растет, вскипает. — По горло сыт твоей ностальгией. Мы уже не дети, Вил. — Я знаю тебя с семи лет, Шистад, — Вильям оглядывает его с ног до головы, будто видит впервые, и вцепляется в куртку. — Что за херня с тобой творится? Встряхивает почти неощутимо и подтягивает к себе, не отпуская руку. Глаза в глаза, как детстве. Один косяк на двоих, одно ночное небо над головой и купание голышом до рассвета, один на двоих поцелуй со вкусом виски. Между ними столько нитей, связывающих намертво, что не разорвать даже силой. — Ты, — Крис шепчет из последних сил, и глаза у него цвета осеннего неба. — Это всё ты, Магнуссон. Вильям его не отпускает, и пальцы крепко обхватывают холодное запястье. Крису секунды не хватает, чтобы вздохнуть, когда Магнуссон его обнимает. Ни черта не по-дружески, это уж он точно знает. Он был и будет его, с детства и навсегда.