В семье Савада идиотов нет

Когда Реборн в следующий раз увидел Тсунаеши, он не поверил своим глазам. Даже само слово Босс не могло передать всю ту ауру, окружавшую бывшего ученика. Все нутро киллера требовало избавиться от стоящего перед ним человека… и это был лучший комплимент, который когда-либо и кто-либо мог получить в мафии. Признание, что ты опасен, что лучший убийца столетия считает тебя угрозой. И в то же время, самой угрозы как таковой Солнце Аркоболено не чувствовало. Зато чувствовал Реборн. Чувствовал, как его молодое лицо краснеет, а ноги предательски хотят шагнуть навстречу. Однако, шагнуть брюнет не мог. Не из-за какой-то там фигни вроде чувств или логики. О нет. Все было банально… Двигаться мешали кандалы. Хорошие такие, средневековые кандалы, присобаченные в стену намертво. И пропитанные таким знакомым пламенем. Ирония заключалась в том, что из этой ловушки мог выбраться любой новичок, имеющий пламя. Абсолютно любое пламя. Любой. Кроме Реборна. И Хранителей Вонголы. Потому что их пламя просто не воспринимало кандалы как нечто чужеродное. Оно мягко укутывало наручи, не помогая выбраться из западни. – А мне нравится это ощущение, – Тсунаеши, сидящий напротив, лениво поигрывал в руке пистолетом, слегка подкидывая его. – Раньше я и представить себе не мог, что буду организовывать свидание в темных подвалах, да ещё и «даму сердца» заковывать. Фу, какой Тсунаеши нехороший. Сказал. И сам рассмеялся собственной шутке. – Сам пошутил, сам посмеялся. Ты не изменился, Тсунаеши, – фирменный взгляд, словно возвращение в то время, когда будить будущего Главу пинками было нормально. – Но ты не назвал меня Никчемным. Могу я предположить, что твое последнее задание выполнено? – усмешка вышла грустной, но вместе с тем удивительно проказливой. – Это было в твоем стиле, Реборн. Устроить мне проблемы, дать решение проблемы, не объяснив как им пользоваться, и свалить. Тсуна подошел к брюнету и посмотрел глаза в глаза, прошептав: – Ты меня бросил, Реборн. Предал. И киллеру бы подыграть, солгать, притворившись, сыграть на чувствах… но правда, то, что он не говорил так давно, наконец прорвалась: – Ты предал меня первый, идиот. Шатен недоуменно моргнул, отступив на шаг назад. – Подумай на секунду, – злость не прорывалась в голос. Нечему было. Реборн с самого начала все знал и заранее смирился. Ещё до того, как все по факту произошло. А обреченности не было в спектре эмоций. – Все мы, когда влюбляемся, делаем что мы можем. И знаешь, что входит в это «можем» на девяносто процентов? Бинго, тупой Босс, это ложь! «Нет, я не влюблен» – как кандидат на премию Худшее Самоубеждение Года. «Да, Бьянки, мое сердце все ещё свободно» – и Оскар мне за все это, потому что это долбанное тело на тот момент еще не умеет не краснеть. Реборн взял паузу, чтобы отдышаться. – А потом ты набираешься смелости, но оказывается слишком поздно. Потому что тот, кого твое сердце предпочло всем остальным, выбрал не тебя. И даже не грустно, потому что безответная любовь – особенно первая, а после перерождения так и есть – в девяносто девяти случаях из ста обречена. И ты это уже проходил. Да, неприятно, но есть вещи и похуже. Глубокий, но быстрый вдох, как препятствие к отступлению. – А потом ты узнаешь, что избранник тот, кого и врагу не пожелаешь. И ты не можешь сказать ни слова. Просто потому, что ты не знаешь, где грань между «так будет лучше моему ученику» и «так хочет мое сердце». Я намекал, приводил аргументы, но не осмеливался давить. И ты, малолетний идиот, почему-то решил, что я вас благословил. Ну решил и решил, хрен с ним. Но что ты сделал, мой милый Тсунаеши, – ласковое обращение, побольше нежности в голос, словно убеждая непослушного ребенка. – Что ты сделал, когда я сказал тебе переждать бурю по имени «Хибари Кея в очередной раз тронулся после миссии» где-нибудь? Это был не риторический вопрос. Реборн поймал взгляд собеседника и словно приказывал ему ответить. – Не поверил, – тихо донеслось. Неуверенность сквозила в каждом жесте. Да, Тсуна стал больше похож на босса всея мафии. Достаточно, чтоб гордиться. Но Реборн ничего не мог поделать с облегчением, возникшим где-то внутри от того, что старый Тсуна все ещё где-то внутри этой малоэмоциональной тушки. – Подробнее, – жестокая усмешка. Он свое отстрадал, пусть идиот тоже страдает. – Что именно ты сказал мне? – Убираться и не рушить мое счастье, – глухо, прежде более-менее уверенная поза переходит в защитную. И совсем не как у уверенного в себе человека, а как у… травоядного. – Что приводит нас к интересующей меня теме, – киллер побренчал цепями, – что я сейчас здесь делаю? – Когда ты оставил меня в больнице, я подумал, что ты мне дал пистолет, чтобы я мог… одним выстрелом решить все проблемы, – в этот момент Реборн впервые увидел в стоявшем мужчине ясную тень своего ученика. Того самого Никчемного Тсуну. – И я уже почти выстрелил… – Как включился мозг? – сдержать комментарий выше его сил. – Можно и так сказать, – слабая улыбка появилась на замученном лице. – Черт, Реборн, ты всегда умело выбивал почву у меня из-под ног. Я был уверен, что теперь похож на некую смесь Занзаса и Хибари, а тут пришел ты и я понимаю, что по сути, совершенно не изменился. Совсем. Даже так же жжет глаза от желания плакать. – Так плачь, Глупый Тсуна, – на этот раз нежность совершенно искренняя. – Я никогда не учил тебя не плакать. Я учил, что надо добиваться цели как бы сильно плакать не пришлось. Какая цель у тебя сейчас? Почему я здесь? – мягче просто невозможно. Темнота в глазах словно начинает пропускать свет. В ответ свет, обжигающий цвет глаз Тсунаеши, делится теплом, но не смеет обжигать. Слезы Ниагарой начинают катиться по щекам. Реборну кажется, что их в этой камере обоих затопит. Бывший Савада начинает сбивчиво рассказывать как больно ему было, когда, ожидая дома любимого мужа, открыл дверь гребанному Терминатору. Ничего не спросив, Хибари просто пошел в спальню, где обычно максимально аккуратный Тсунаеши, в угоду мужу, содержал все в большей чистоте, чем в иных больницах. Он и не понял сначала причину злости мужа, пытался отшутиться, говорил, что сейчас все уберет. – И тут черт дернул меня пошутить, что, мол, до него никто не жаловался, – слезы у парня высохли. А Реборн совершенно четко осознал, что влюблен. Потому что это не самое красивое лицо хотелось поцеловать. Потому что брезгливость заснула мертвым сном. Потому что Реборн знал всю историю в общем, где-то догадался, где-то нашел факты… но ему впервые было жаль этого маленького идиота. И впервые он его понимал. – Кея начал меня бить. Я даже не сразу понял, что мне больно – настолько был шокирован. Я не понимал, где и зачем. Что происходит. Помню, как подумал, что все его клятвы не значили ничего. Как Кея мне описывал, за что именно каждый удар. И что ни один из них не достался мне несправедливо, – резкий, какой-то истерический смех разнесся по комнате. – Ты знал, Реборн, что мы с тобой любовники ещё с моей средней школы? И, кстати, иногда в наш междусобойчик и Мукуро зовем. А потом я вам обоим втихушку с Гокудерой изменяю. Не помню только, чтобы хоть слово было о Ямамото, странно даже. Но возможно дело в том, что Кея просто о нем забыл. Все, чего я просил у будущего мужа – доверия. Даже не верности. А все, что я получил, – иллюзия не одиночества. Тсуна сел на пол чуть правее ног Реборна, прислонившись спиной к холодной стене. – Так вот. Очнулся я, значит, в больнице. А возле меня сидит Гокудера. А я не могу и слова сказать. Он допрашивает меня, что-то там поясняет. А я просто хочу, чтобы он заткнулся. Желательно, по причине собственной смерти. А он все балаболит и балаболит. Обморок стал спасением. После пришел Ямомото. Молча осмотрел меня, сказал, что если есть кому мстить – он первый в очереди на миссию… Посмотрел в мои глаза, хмыкнул что-то про «все сходят с ума по-своему» и свалил в туман. Сильно подозреваю, что «в Туман» буквально, потому что довольно часто вижу свой Дождь вместе с Мукуро. Но это так, догадки. Вряд ли, конечно. Такеши верен Киоко. А Мукуро верен себе. Киллер хмыкнул. Ямамото и впрямь был верен своей жене. Хорошие и недалекие девочки самое то для лжецов и плохишей. Она не хочет знать правду, он упрямо эту правду прячет. Идиллия. Потому что так гораздо легче притворяться, что тихая семейная жизнь нравится больше кровавых битв. Идиотизм Ямамото Такеши связан с самообманом. – И дальше в том же духе… Пока не пришел ты. Я не ждал, что ты придешь. На мой взгляд, ты все для себя решил, когда уходил из Семьи. Да я и рад был, что ты ушел, если честно. Хибари вот нервничать перестал… Но потом оказалось, что ты занимал в моей жизни одну из главных ролей. Внезапно выяснилось, что бумажной работы у меня гораздо больше. Что мне должны напрямую докладывать обо всех, даже самых мелких миссиях. Что мне… не с кем посоветоваться. Ты всегда был рядом. Всегда. Я не помню себя без тебя. Но ты ушел. И пустоту заполнить было нечем. Я решил, что ты предал меня. Я уж не верил, что ты перестанешь обижаться. И не ждал. А ты пришел. – Гокудера. – О, надо будет перед ним извиниться в таком случае. Я тут… Ну, ты сказал мне убить Никчемного Тсуну. Но Босса Вонголы внутри меня не было. Кто я, если не никчемный. В пистолете один патрон. Мысли как-то сами собой крутились вокруг того, что мне следовало бы сделать… и тогда я понял, чего хочу больше всего. Я пришел домой. Встретил Хибари, который уже выкинул мои вещи из дома, и просто выстрелил. И я не знаю, кто из нас двоих был больше шокирован. Но смотря на его кровь я вдруг почувствовал… упоение. Мне нравилось это ощущение. И я просто вышел из дома… докупить патронов. Реборн с легкостью узнал свой пистолет, когда Тсуна достал его из кобуры, спрятанной под пиджаком. – Ты знал… Ой, глупая постановка вопроса. Ты никогда мне не говорил… – Тсуна, задумавшись, склонил голову набок. – Да, так вернее. Ты никогда мне не говорил, что твой пистолет может стрелять пулями, созданными из внутреннего огня. То-то продавец смотрел на меня, как на идиота… Но не суть. Знаешь, как я об этом узнал? В процессе покупки в магазин заглянул Мукуро. Он ехидно спросил достаточно ли страстен был Кея в ту ночь, ведь он так старательно давил на ревность, не сказав и слова неправды… Я просто потонул во вспыхнувших чувствах. Просто забыл, что патронов нет… А вот Мукуро горел. Что было странным. Мой огонь не способен причинить вреда Хранителям. А потом я понял. Мое пламя просто поглощает пламя Тумана. Это наоборот считается сильной стороной при наборе подходящих Хранителей – способность пламени питать напарника. О, какой ужас был в его глазах. Пламя Мукуро – вся его жизнь. Не думаю, что он бы так страшился физической боли, все же детство дает о себе знать. И я выпил практически все. Я был рад и счастлив, пока в магазин не зашла Хром. Вот тогда я испугался того, что сделал… но не жалел. Реборн не был удивлен. Он ожидал чего-то такого. Нынешний Тсунаеши был похож на того, кто мог бы все это проделать. – Когда я успокоился, собрал новую личность по полочкам, определил приоритеты, я вдруг подумал, неужели убить Кею хочу только я? Будем честны, это реально, но уж больно сложно. Могу и помереть в процессе. И тогда я наткнулся в своих вещах на твою открытку. Раньше она казалась мне символом насмешки, а теперь – единственной правдой среди паутин лжи. Я не хотел больше быть идиотом. И я знаю, что ты не идиот. Так давай создадим Антиидиотский альянс, а? Тсунаеши задрал голову, чтобы видеть профиль бывшего учителя. Тот не шевелился, а потом резко дернул руками, сделав что-то, от чего кандалы расстегнулись, не причиняя повреждений телу. – Ладно, Никчемный Босс, давай.