В семье Савада идиотов нет

Идиотизм – болезнь заразная, причем существуют реальные, логически обоснованные, причины считать, что ко всему прочему есть такой ген. Самый доминантный из всех доминантных. Причем болела им первая, очевидно, Ева, так что человечество было обречено. Видимо, это какой-то свыше придуманный ограничитель рождаемости человечества. Причем женщины, как правило, в основном переносчики этой болезни, редко когда болезнь проявляется у них в полную силу. Впрочем, существует выключатель – чем эмоциональнее женщина, тем чаще болезнь проявляет себя. Однако, раз человек не болеет, у него не вырабатывается иммунитет. Поэтому чем старше люди, тем более женщины подвержены заболеванию и тем менее ему подвержены мужчины. В общем, сойдемся на том, что болеют пусть и в разной степени, но все. Савада Тсунаеши, по мнению Реборна, – самый больной во всей семье Савада. Это о многом говорило, учитывая, что его противниками были женщина, которая не воспринимала реальный мир, что, кстати, часто свойственно серийным и не очень убийцам из гражданских. Реборн мог бы поклясться, что если бы Тсуна не родился, на улицах Намимори появился бы достойный Принцу Потрошителю конкурент. Причем специализировалась бы Кровавая Нана на детях… или мужчинах, знающих Итальянский… Есть варианты, если подумать. Вторым конкурентом был не менее интересный экземпляр: мужчина, который – вот сюрприз! – тоже жил в ином мире. Мире собственных иллюзий. Он мнил себя хорошим отцом, незаменимым работником, чутким начальником… и ошибался по всем фронтам. Иногда Реборн думал, что Емицу просто тщательно это скрывает, но имеет пламя Тумана, которое давным-давно победило его волю. Или он попал под чужое подобное воздействие. Одно из двух. Как в словах подчиненного «я увольняюсь к черту, и вам к нему же идти советую» можно услышать искреннюю заботу подчиненного о загруженности начальника знал только он. В общем, в семье Савада этот ген явно ещё и мутировал. Как иначе объяснить, что из всего своего окружения Тсуна выбрал в партнеры самого двинутого и нелюдимого, хотя и верного, человека было непросто. Реборн знал, что Тсунаеши в отношениях ищет защиты. И, кажется, его радар просто сломался. Потому что защиту Босс сильнейшей семьи искал психологическую, а получил только физическую. Ну как, Аркобалено сам стал свидетелем свадебной клятвы Хибари: «я буду защищать тебя отныне и впредь, но если предашь – загрызу». Мелкому этого оказалось достаточно чтобы мысленно умотать в романтические ебеня. Реборн не был уверен, что щенок вообще слышал эти слова, пока пялился в решительные глаза напротив. Он знал, что женщины считают подобные слова безумно романтичным проявлением привязанности и каждый раз это заставляло его думать о женской мыслительной способности с презрением. Он знавал женщин, которые интеллектом превосходили даже Верде, но все они рано или поздно ломались от таких вот романтических речей. И страдали, потому что отказывались видеть глубже, не хотели видеть истинное значение. Как репетитор брюнет не имел права вмешиваться в личную жизнь ученика. Совсем. Даже как друг. Потому на известие о помолвке он спрятал глаза под шляпой и молча принял. Он, по-семейному, пытался объяснить Тсунаеши всю ошибочность его выбора, разницу воспитаний и ожиданий, но малолетний дебил был поглощён первой любовью. Которая, по мнению Реборна, не избежит печальной участи стать трагичной. И. Д. И. О. Т. Истинный Дечимо Изначально Означает Тупой. Реборн так и написал в поздравительной открытке. В столбик, обведя первые буквы в овал и даже каждую подчеркнув. Чтобы даже у заболевшего ученика не оставалось сомнений что репетитор имел в виду. Открытку он всучил удивленному Тсуне с утра в день свадьбы, решив в последний раз понастальгировать и устроить побудку «В Стиле Вонголы». И на свадьбу величайший киллер столетия по всеобщему мнению не пришел. Но это было не совсем так. Реборн действительно не продержался долго – мелкое травоядное (тот единственный раз, когда мужчина в чем-то согласился с Кеей) плакало от счастья. Киллер видел Тсуну плачущим множество раз, от самых разных причин. Но повзрослев, Босс понял, что слезы, вызванные чем-то негативным, предназначены для того, чтобы очистить душу от скверны. А потому Реборн – да и никто наверно – не видел его слез уже очень давно. А тут так открыто, не стесняясь никого. Этого до тошноты розово влюбленная душа киллера терпеть не могла. Он не ломался даже под пытками. Не верил самым искренним слезам. И сейчас его трогал вовсе не сам факт преобразования Никчемного Тсуны в Плаксу Тсуну. Но мелкий никогда не плакал так ради репетитора. И подростковая гордость, помноженная на ненависть от неразделенной любви, рождала чувство, которое Реборн испытывать не хотел. Обычно его ненависть заканчивалась для объекта фатально. Но он бы не посмел разрушить счастье этого мелкого идиота. Зато он вполне мог молиться Деве Марии, чтобы внезапно проснувшийся в бывшем ученике идиотизм не стал причиной трагедии. Любовь Хибари Кеи основана на потреблении. Он бросает бесполезных. Тсуне достаточно простудиться чтобы понять. Но идиоты, к сожалению, не болеют. Ладно, может киллер и предвзят. Конечно, предвзят. Облако на удивление верный атрибут, если знать, чем его привязать. Возможно это то противное отцовско-семейное чувство на подобии «свою дочь я не отдам». Угу, конечно. Худший грех – врать себе. С первой любовью тебя, Реборн. Снова. Тебя предупреждали, что расти снова – та ещё задачка. Мог бы на те же грабли и не наступать. Как жаль, что пить этому телу подростка-шестнадцатилетки пока рановато. Хотя он мог бы… … Не мог. Мрачные размышления прервала настойчивая трель звонка. Превратив верного Леона в пистолет, киллер бесшумно подошел к двери и посмотрел на видеодисплее кто пришел. Тот показал, что в дверь ему трезвонит бессменная Правая Рука Дечимо Вонголы. Отпуск кончился. Звонок прекратил визжать и Реборн позволил себе насладиться несколькими секундами тишины прежде чем открыть дверь. – Где вы шляетесь?! – в другое время брюнет уже бы пристрелил идиота, но слишком хорошо его знал, а потому позволил продолжить. – Десятый в больнице. Он пришел в сознание… но… – Гокудеру трясло, но Реборн не собирался облегчать ему задачу. Да особо и не мог. – Но словно и нет, – наконец закончил он. Из Урагана будто выкачали весь воздух. И мешали вздохнуть. Реборн поморщился, панические атаки у мафиози такого класса… Кажется, идиотизм Гокудеры был завязан на «преданность». – И что? Не то чтобы Реборну было совсем наплевать на Саваду. Совсем нет. Особенно в свете тех тупых чувств, что однажды уже разрушили до основания его жизнь, взамен замкнув круг, возродив его из пепла новыми чувствами, которые медленно и по кирпичику снова этот несчастный мир разрушали. Но Тсунаеши не далее как три месяца назад заявил Ребону, что более не нуждается в его советах, а если он не может их попридержать, то и в нем самом. И Аркобалено, в принципе, долго не думал. Проситься туда, где ты не нужен… киллер всегда презирал таких слабаков. Молча развернуться и уйти – лучшее решение. Да, уйти насовсем не получится, хотя нет ничего невозможного, если подумать, но и первым приходить без веского повода гордость не дала бы. Гокудера глупо хлопал глазами. Он был в курсе размолвки своего Неба с репетитором, но не думал, что все настолько серьезно. В глазах Реборна – пустота. Пустота, заполненная тьмой, которая не уступит и миллиметра свету. Та притягивающая тьма, описанная в женских романах как нечто положительное, но на самом деле являющее символом огромной, поистине невосполнимой потери. Резкий шаг назад. Осознание не своей ошибки. Резкое желание отупеть вот прямо сейчас. Но вместо этого Ураган продолжает смотреть в глаза Солнца, словно сливая туда излишние эмоции. Пустоте все равно что, она все растворит. Единственное, чем можно прогнать – или усилить – тьму – эмоции её носителя. Гокудера цеплялся за спокойствие в черных глазах и это помогало. Через минуту Хаято встал, отряхнулся и выпрямил спину. Теперь он, по мнению Реборна, стал меньше походить на истеричку, но на Правую Руку Босса Всея Мафии ещё не тянул. Впрочем, это не мешало ему с достоинством, – немного запоздавшим, не правда ли? – кивнуть, прощаясь. – Центральная больница если что, – сухо, словно с сомнением, как если бы говоря о погоде с человеком, которого ты уже похоронил на кладбище, даже начал закапывать, но чье тело ещё дергается, и ты не понимаешь стоит ли спрашивать жив ли ещё собеседник. – Принято, – чарующе, словно пытаясь заставить собеседника проникнуться к нему симпатией. – Отослано, – не сдержавшись, раздраженно. Резко хлопает дверь. Реборн смотрит в свое отражение, которое едва видно на поверхности двери. Хорошо, что то был Хаято. Он слаб перед подобными эмоциональными испытаниями, а потому ему самому некогда лезть к другим. Реборн вздохнул. Он пойдет. Дева Мария, конечно он пойдет. Но об этом никто не должен узнать. Возвращение – слабость, даже подчинение. У Солнечного Аркобалено, впрочем как и у любого из них, слабостей быть не должно. Они даже не люди. Словно тысячелетние роботы, вынужденные снова и снова действовать по одному алгоритму. А роботам чувства не позволены. Они ломают систему. Точно. Система «Реборн» сломана, пожалуйста, выбросьте её и больше не трогайте. Спасибо. Больно. Если он пойдет, будет ещё больнее. Отражение по-мальчишески издевательски улыбается, и Реборн впервые сам себе напоминает молодого юношу, коим выглядит. Солнце жжет других, но при этом само уничтожает себя. Если подумать, он никогда не рассказывал Тсунаеши эту сторону элементов. Тсуна – небеса… А Небеса… Резкая догадка заставила подскочить на месте. Небеса теряют себя, растворяясь. Как там говорил Ураган, словно не очнулся? Резко схватив шляпу, киллер быстрым шагом, не позволяя себе срываться на бег последними оставшимися крупицами гордости, спустился на стоянку. Промедление он компенсирует скоростью поездки. В палате никого постороннего нет, но это и не удивительно – персонал уже совершил обход, а Хранители, в отличие от школьных времен, больше не могут торчать у постели больного. Обязанности Неба, на время его отсутствия, делятся на всех. Хотя где Хибари Реборн решительно не понимает. Обычно тот бы уже тряс травоядного идиота, выпытывая кто обидчик и почему конкретно Небо проиграло. Идиотизм Хибари завязан на слове «сила». Никому в сущности не нужная, так как даже текущий его уровень заставляет выть от скуки в отсутствие хорошего противника. Идиотизм Савады основан на слове «доверие». Тоже мало кому нужное. Идиотизменный идиотизм идиотизма у обоих. Точно, вероятно потому и сошлись. Других таких же упорных в наступлении на грабли во имя болезни, да навязчивой идеи, в мире нет. Ладно, нет и нет, может он на длительной миссии. В конце концов Реборн не лез в дела Вонголы примерно год. И Реборн останавливает взгляд на единственном больном. «На голову», хочется пошутить, но брюнет обрывает сам себя. Потому что эта фраза никогда не была настолько к месту. В глазах Савады – свет. Огромный, всепоглощающий свет. Ни доли тьмы. Абсолютно пустой взгляд, оставляющий ощущение, что парень без сознания. Что души внутри нет. Если вообще жив. Совершенно стеклянный взгляд. – Савада? – Реборн больше никогда не называет ученика в слух по имени. Только Босс, как показатель потери личного доверия. Но сейчас он не может позволить себе назвать этого искалеченного ребенка так. Живого места на теле кажется нет. И это странно, мало осталось людей, способных довести Десятого Вонголу до такого состояния. Черт, Реборн даже не уверен, что ему в лучшие годы удалось бы избить Небо так сильно. Кажется пацан даже не дышит. В положение полусидя его явно посадили насильно, уж больно неестественной была поза. Словно ребенок оторвал кукле руки и ноги, а приставить обратно не смог, решив одурачить родителей просто прикрепив все как попало. Странный угол. Сломана пара костей… Реборн на пробу пустил пламя в тело, но то сообщило, что вылечить пациента физически более чем реально, однако есть что-то мешающее воздействию лечебной силы. Реборн с таким сталкивался. Разум противится лечению тела. Вероятно, просто отрицает наличие повреждений. Значит, проблема глубже. Ментально помочь может разве что Туман. Который наверняка потребует что-то взамен. Вздох. И которого здесь нет. – Смотри на меня, Никчемный Тсуна, – приказывает Реборн как в старые добрые времена, почти не надеясь на ответ. Однако, неподвижное прежде тело чуть дергается, словно в попытке повернуть голову. – Или не смотри. Слушай меня внимательно, раз уж не удосужился выслушать за годы своего обучения. Сейчас я дам тебе то, что решит все твои проблемы. Так или иначе. Реборн достал свой любимый пистолет и аккуратно вложил в руку бывшего ученика. – Эта симпатичная штучка может убить или Ничемного Цуну, или Девятого Босса вонголы, capirsi? Всепоглощающая тьма смотрела в безразличный свет. Но тьма привыкла ждать, а свет слишком не привык сдерживаться. Глаза обоих не поменяли своего выражения, тела ни на миг не двинулись за время безмолвного диалога, но киллер понял, что нашел понимание. «Умри или убей, тупой ученик» – говорил не раз Реборн в самом начале их обучения. «И даже не думай, что тут я предоставлю тебе реальный выбор» – не реже добавлял он про себя. Во имя этого тупого чувства, по недоразумению считающимся чем-то светлым и ласково зовущимся любовью, Савада Тсунаеши будет жить. Во имя самого черного эгоизма этой якобы светлой эмоции, Тсуна был лишен права выбора. Во имя того немногого светлого, что в этом чувстве все же есть, Реборн постарается, чтобы отсутсвие выбора особой роли не играло. Тсуна должен хотеть жить. Тяжело поднявшись со стула, Реборн, чьи шаги были слишком громкими для профессионального убийцы, подошел к окну. – Прощай, Никчемный Тсуна, не думаю, что смогу после всего оставаться под твоим началом. Я, в конце концов, свободный киллер. Дечимо Вонгола, надеюсь увидеть вас снова… когда-нибудь. И он просто ушел через окно. Он сделал все, что мог. Пора попрощаться с этой частью его жизни. В конце концов, у него есть все шансы начать новую жизнь, почему бы наконец им не воспользоваться.