***
— Ты любишь снег? Комната восемьдесят четыре. Фиолетовый свет. Силуэт у окна. Внутри словно съёжилось все, когда он обернулся. Это был плохой знак, но Ви проигнорировал это. — Как тебя зовут? … Ванная в пятнах крови. Чонгук на полу почти задыхается от паники. — Все хорошо, — Ви смотрит в чужое лицо, а у него самого сжимаются легкие. Парень напуган. Напуган настолько, что его хочется прижать к себе и успокаивать, гладя по волосам. Потому что Ви и сам хотел бы, чтобы его точно так же успокаивали, когда ему было страшно. — Все в порядке. Смотри на меня… И Чонгук смотрел. Ви чувствовал, как тот смотрел всегда на него, когда он не видел, и сам смотрел на Чонгука, когда тот отворачивался. Все это задание — ошибка. Ошибка с самого начала. И привела она к происходящему теперь. … — Ты красиво смотришься на мне… Ви в ту ночь угрожал Чонгуку ножом. Думал убить его, но все стало больше похоже на какую-то извращенную игру. — Можешь провести здесь — горло; можешь ударить здесь — сердце; можешь пробить легкое… Чон держал тогда его запястье, а тот слышал шум в ушах. Ви не смог бы ударить. Был уверен, что да, но нет. Чужие касания все больше вызывали землетрясения внутри, взгляды все больше кололись на нем. Ему все больше нравилось смотреть, когда Чонгук спит, ест, злится или нервничает, когда он Асура и когда становится самим собой. Нравилась вся та ненормальность между ними. … Со спины обнимают крепкие руки и чувство, будто у солнечного сейчас что-то разорвется. — Потерпишь меня немного? Минуточку… Ви чувствует совершенную слабость и волнение с противной паникой. Похоже, Чонгук всё решил, и он вряд ли сможет повлиять на его решение. Остается прижимать чужие руки ближе к себе и ждать приговор. — Почему так похоже на прощание? Почему похоже? … — Ты любишь снег?***
И действительно — снег. Ви приходит в сознание на улице. Его безвольное тело шагало куда-то, пока разум отсутствовал, находясь в дурмане химического воздействия. Огромные хлопья застилают все вокруг. У него такое чувство, что он впервые видит такое очарование этих холодных пушинок. Бежать? Это вряд ли. Сложно даже двигать ногами, а тут еще и сопровождение в виде двоих, хоть и щуплых, но все же вооруженных парней, а у Ви нет ничего, даже ударить скорее в полную силу не сможет. Когда перед ним раскрываются дверь медицинского микроавтобуса, только тогда он обращает внимание, что находится на практически пустующей парковке. Когда его толкают внутрь, ноги подводят, и лоб встречается с полом, рассекая кожу. — Шевелись, сопляк. Кто-то грубо и сильно дергаёт, помогая подняться, и когда Ви поднимает голову, то видит перед собой вовсе не незнакомца. Он узнает это лицо из детства, даже помнит имя. Тогда, еще когда Тэхен был ребенком, этот теперь уже мужчина был ему как старший брат. Дядя всегда предостерегал его и твердил, что Джихун не из хороших парней, но Ви поверил только сейчас. — Уважаемые друзья, — посторонний голос влезает в их неловкую молчаливую «встречу», дерганый какой-то, вероятно, угашенный, с нотками сумасшествия, — вынужден попросить вас побыстрее. Не будем оттягивать момент. — Давай, — все тот же Джихун подталкивает в спину Ви, говоря тихо и как-то виновато. В микроавтобусе не особо оснащенном медицинскими принадлежностями, Ви и встречает владельца это отвратного голоса. Это жирный бугай в нитриловых перчатках и в грязном подобии белого халата. Он туманным взглядом смотрит, растягивает улыбку. Похоже, ему нравится то, что мз себя представляет его жертва. — Располагайся, друг, — он, схватив парня за плечи, опрокидывает его на кушетку и резко прислоняет ухо чужой груди, замерев. — Стучит. Так хорошо стучит. Он не в себе. Хочется ударить до расквашенной физиономии, но выходит только слабая оплеуха, которая не на сколько не мешает этому огромному созданию. Через мгновение Ви ощущает, как ткань толстовки расходится под острыми ножницами, концы которых задевают его живот, остааляя отсебя неприятный холод на коже. Незнакомец поднимает голову от его тела, когда дорезает до уровня груди, и продолжает резать до конца, расправившись с горловиной, оголив чужой торс. — Хочешь узнать, с каким звуком разрезаются кости? — звучит так обыденно, но во взгляде, под заплывшими веками, читается ненормальность. — Я знаю, — отзывается Ви, сохраняя спокойствие. — Не интересно, — здоровяк отворачивается. Он открывает нескладный, затертый чемоданчик, с абсолютно разными инструментами, выбирая оттуда пару из них. — Друг, помоги мне с ним немного. Сказанное адресовано Джихуну, забившемуся в угол автомобиля, нервно поглядывающему в сторону происходящего. Ему приходится приблизиться, и склонившись над Ви, перетягивать тело ремнями, обездвиживая. Его взгляд прячется от чужих глаз, а пальцы дрожат, что не скрывается от внимания Ви. — Боишься? — чуть слышно через силу произносит парень. — Не стоит, ведь это не тебя через считанные минуты начнут резать. Чужие руки вздрагивают. — Тебе нечего бояться. А вот мне — есть. И знаешь что? Я правда боюсь, как и тогда… тогда, когда ты бросил меня беспомощного, с умирающим человеком, который был мне семьей. Джихун не дышит, кажется, сильно вцепившись в последний ремешок. Ви вздрагивает от неожиданно неприятного касания игры к коже, после наблюдая, как кровь в шприце смешивается с чем-то мутным. — Но, знаешь, Джихун, сегодня — это ерунда, — парень продолжает говорить, чувсвуя тяжесть в веках. — За сегодня я не в обиде. Но тогда… — Ви, наконец, встречается с чужими виноватыми глазами, — за то, что ты оставил меня тогда, — разум будто улетает далеко, а тело словно давит вниз, — я не смогу простить тебя. Теперь уже никогда. Забытие наступает так резко, что Ви даже не успевает запомнить последнюю картинку перед глазами.***
Чонгук на месте. Нет, не Чонгук — Асура. Чонгук возвращется, приходит в здравый ум, когда вокруг все залито красным. В одну ладонь впилась рукоять катаны, в другую пистолета. Всюду много мертвых тел, стонущих, порубленных или простреленных. Телефон в кармане надрывается. Чувствуется дезориентация в пространстве и времени, словно он действительно уступил свое тело совершенно другой личности, как при каком-то психологическом расстройстве, теперь не припоминая, как все было до этого момента. Да чертов же ты телефон! Его рингтон так раздражает, что Чон хочет его просто разбить, но останавливается, увидев знакомое имя. Приходится вынужденно нажать ответить. — Чонгук, даже не вздумай опрометчиво лезть на Вэйли в одиночку. Знаешь сколько их? Кто он? Что может? — Джун, припозднился с наставлениями. Парень отвечает безразлично, больше заинтересованный окружающим видом и количеством убитых. Сколько еще придется убить, охраны, наемников? Скольких людей в состоянии содержать Вэйли? — Я сейчас немного не могу говорить. Давай позже. Он отключается, слыша какой-то обрывок фразы и отбрасывает телефон в сторону, не заморачиваясь положить его в карман. Сейчас вокруг угрозы нет, но когда он преодолевает лестничный пролет и выходит за одну из дверей, несколько сначала запаниковавших парней бросаются к нему. Все вокруг него превращается в череду красных всплесков, выкриков, хриплых всхлипов из горла полного пузырящейся крови. Горячо царапает голень навылет, но на ощущение боли нет времени, да и адреналин не позволит ее чувствовать. Скольких он уже уложил? Два десятка? Три? Не так уж и много, но сколько еще ждет впереди? Чонгук не опасается за себя, он опасается не встретиться с Вэйли, не разбить его рожу, за боль причиненную Ви и многим до него и еще боится не успеть. По лезвию катаны ударяет выпущенный из пистолета металл, распространяя по руке болезненную вибрацию, и заставляя Чонгука выпустить её из рук. Сзади пинают под колени, сваливая вперед. Ноги неприятно бьются об кафель, и воздух вылетает из тела от удара тяжелым ботинком по ребрам. Он бы не хотел сгибаться в болезненном спазме от желания блевать, но тело само опускается на пол, пока его не отдирают с места. Чонгука больше тащат, чем ведут в большое светлое помещение, где оставляют ждать сидя на коленях на холодном. Все чего-то ждут очень долго, у него даже затекают ноги, а ранение противно пульсирует, и только спустя время сзади слышится звук открывшейся двери с последующими приближающимися шагами. — Асура, — голос до безумия знакомый, заставляет озлобленно сжать зубы, — вот мы и встретились в наших настоящих обличиях. Чонгука словно разрядом в 220 прошибает, когда человек за его спиной предстает перед глазами. Это улыбающееся лицо и глаза-полумесяцы, отклоненная набок голова, в выжидающем любопытстве. Все это он видел сотню раз и не разу не разглядел подвох. — Неожиданно, верно? Чонгука тошнит, желчь разливается внутри. Столько лет, просто столько лет ушло на то, чтобы выслеживать человека, который всегда был под боком, с которым он учился в старшей школе, потом в универе и после пересекался время от времени, тот кто называл себя Пак Чимин. Тот с кем он совсем недавно сидел за одним столом, думая, что смог одурачить Вэйли, подстроив в Тайланде свою смерть. — Ви. Где он? — озлобленно произносит Чон, опуская всё недовольство на себя и ситуацию. Он потом над этим посокрушается, если выживет, конечно, ну а нет, то и к черту. — Ты хотел меня? Я пришел. Отпусти его. — Ви, Ви, Ви, всё-то ты о нем. Неужели даже не сделаешь вид, что удивлен видеть меня? — Я всегда подозревал, что ты — то еще дерьмо. Не думал, что настолько, но это уже детали. — Детали, значащие, — он склоняется над Чонгуком, говоря сбоку от его уха, — что я один из самых влиятельных людей в мире, где правят наркотики, деньги, убийства и проституция. — Такое себе достижение, но поебать. Мне не интересно. Где Ви? — Чонгук настаивает на своём, повышая голос. — Хм, Ви? — усмехается Чимин, растягивая улыбку, касаясь пальцами чужого плеча. — Чонгук, Чонгук, Чонгук, ты растрачиваешь потенциал ради какого-то пацана, — он обходит его сзади, проводя теми же пальцами по спине. — Никчемного и неспособного наемника. Готов жертвовать собой, ради него? Ты столько лет жил только один на один с собой, один на один со мной, для того чтобы однажды сдохнуть ради какого-то сопляка? Чон только стискивает зубы, крепко сжимая кулаки на чужие слова, и глубоко дышит, будто вздуваясь всем телом, не отрывая взгляда от рук на своих коленях. — Ладно, ладно, не напрягайся так, — Чимин смеется, выставляя перед собой руку, как стоп знак. — А вы милые, знаешь. Мне так понравилось за вами наблюдать, что я захотел сделать вашу историю еще более романтино-драматичной. Обычные люди только на словах обещают возлюбленным подарить свое сердце, но мы же с тобой не обычные… — Пак медлит и с чем-то возится. Чон слышит шаги постороннего, подошедшего с к парню. — Мы не обычные, а потому можем позволить себе, — Чимин присаживается на корточки перед Чонгуком, — получить в подарок чужое сердце в буквальном смысле. На ладони Чона опускается склянка с прозрачной жидкостью внутри которой…настоящее…сердце. Чонгук гонит мысли, гонит страх, панику, смотрит невидящим взглядом боясь поймать фокус. К горлу подкатывает само собой, перекрывая дыхание. — Блефуешь. Ты этого не сделал, — он смотрит на Пака, говоря, что не верит, но что-то упорно твердит ему, что это правда, не выдумка не блеф. Внутри все беспорядочно начинает дрожать, как в ознобе. — Нет, не блефую. Почему я должен? — Пак выглядит насмехающимся, издевающимся и получающим удовольствие от этого. — Здоровяк Тони закончил с ним час назад. Минут на тридцать раньше, чем ты пришел. Чонгук слышит чужие слова пустым эхом в голове. Руки трясутся сами по себе, сжимая склянку сильнее, и он решается наконец взглянуть. Сердце. В его руках чужое сердце. На нем нет подписей и опознавательных знаков, но он все меньше сомневается, что это часть Ви, который не успел стать Тэхеном. Хотя бы потому что Вэйли действительно бы сделал это, только ради того, чтобы досадить ему. Чонгук держит ёмкость крепко, до коликов в пальцах, но хочется сжимать ее еще крепче. Его собственное сердце будто остановилось, покинуло тело вместе со всеми остальными чувствами, оставив только горечь. Из глаз на склянку, на сжатую ладонь капает. Чонгук плакал последний раз, пожалуй, в детстве, в темной каморке, на протяжении всех дней адских издевательств. И сейчас над ним тоже издеваются. Пускай его не истязают физически, но ощущается это в десятки раз больнее. Именно поэтому он не подпускал никого к себе после смерти Асуры. Горечь потери — это слишком жестокая вещь, даже для его огрубевшего сердца. — А знаешь ещё что? — звучит чужой голос в голове Асуры, но он не реагирует, так и смотря стеклянно на склянку в своих руках. — Забавно, но это ведь я нанял Ви устранить тебя. Именно я, — Пак близко, шепчет почти на ухо, как змей, упиваясь чужой болью. — Конечно, он не видел меня, не знал, и это было так весело — наблюдать за вами, — он выпрямляется, смотря сверху на парня. — Особенно, когда вы гуляли ночью по площади. Но! Мой любимый момент даже не этот. А тот, когда вы трахались в туалете, прямо после того, как встали из-за моего стола. Чонгук, Чонгук, ты умеешь удивлять. — Закрой свой рот, — Чон только дотягивается, чтобы схватить его за по́лы синего пиджака, пачкая тот кровью, прежде чем, с сильного размаха получает удар в спину, выбивающий воздух. От боли на секунду кажется, что легкими он больше не сможет воспользоваться, но пиджак из рук не выпускает, оттягивая вниз. Со всех сторон на него смотрят дула оружий, но это его не пугает и не останавливает. — Я буду убивать тебя медленно, не позволяя тебе подыхать часами. Чимин выдергивает из чужих рук край одежды, даже не дрогнув лицом, идеальном бесстрашии и безразличии. — Мне кажется, ты сейчас немного не в том положении, чтобы мне это говорить, — Пак усмехается кривой улыбкой, протягивая в бок руку, в которую моментально вручают пистолет. Он на вытянутой руке переводит прицел на Чонгука, смотрит сверху, упиваясь чувством превосходства. — Держать чужую жизнь в своих руках — всегда так волнительно. Чувствуешь себя немного богом. Чонгук смотрит исподлобья, заполненный чистой злобой, не замечая, как сильно пальцы руки сжимают ёмкость с чужим сердцем. — Ты никчёмный завистливый мудак… — ядовито выплевывает он. — Хммм, — Чимин проверяет наличие патронов в пистолете, не слушая Чона, — как думаешь, он заряжен? — он вставляет обойму и перезаряжает. — Сыграем? — … с заниженной самооценкой… — Чонгук продолжает. Шаг навстречу. — Поэтому твои грязные дела — это единственная возможность хоть как-то самоутвердиться… Холодное дуло у его лба. — Хотя бы перед самим собой. Не страшно сейчас. Обидно за Ви. За Тэхена. Паршиво, погано, больно, но не страшно. — Успел загадать, чтобы тебе повезло? — тихо с издёвкой произносит Чимин, но Чонгук даже не закрывает глаза, лишь сильнее сжимает зубы и смотрит с прожигающей ненавистью. Тело даже не вздрагивает на щелчок холостого «выстрела». Он вполне осознанно собирался умереть. — Вот ведь… Повезло, — Пак присаживается, чтобы смотреть в чужие глаза на одном уровне. — Знай, даже если я завистливый мудак, то ты сейчас всего лишь жалкая псина, прибежавшая спасать свою игрушку, — парень стучит рукоятью оружия по склянке в руке Чонгука. — И ты не Асура больше. Нет Асуры — нет интереса. — он, выпрямившись и поправив пиджак, шагает к выходу. — Избивайте его, пока не умрет, медленно и больно, — бросает Вэйли через плечо, прежде чем покинуть помещение. За дверью начинается возня со звуками болезненного мычания, под размеренные шаги Дан Вэйли — самого влиятельного человека в наркобизнесе. Человека с выдуманным именем, выдуманной биографией, потерявшего ныне интерес к персоне под именем Асура, чувствуя абсолютное разочарование, после стольких лет борьбы и немого восхищения этим парнем.***
Сколько времени? Какой сейчас день? Почему он жив? Как все закончилось? Или еще даже не начиналось? Столько вопросов в кружащейся голове. Не ясно как получилось выбраться, непонятно, как он сюда дошел. Это, вроде, все ещё парковка. Он же был здесь? Или ему приглючилось? Впереди какие-то размытые черты, но реальны ли они или следствие химии в крови? Звук ударов, отвратительный чавкающий, тот кто под этими кулаками уже определенно мертв. Это он? Он ли? Или все те же проклятые игры разума? — Ч-ч-ч… — не слушается, голос совсем его не слушается, как чужой хрипит откуда-то изнутри. — Ч-ч-ч-чонг, — от напряжения хочется выдохнуть. Ноги такие ватные и пружинистые одновременно, двигаться вперед очень странно и неприятно. — Ч-чонг-гук, — выходит договорить наконец и фигура впереди, стоящая на колениях, для удобного избиения чужого тела, замирает. — Ч-чонг-гук, п-прости. Т-тебе и правда л-лучше было бы без м-меня. Парень перед глазами не шевелится замерев. Словно боится поднять даже взгляд, шокировано не веря происходящему. На парковке возникает неподвижное молчание, прежде чем чужой взгляд все же поднимается. — Ви? В ответ только часто кивают. — И правда ты? — Да, — парень наконец отвечает и шагает к Чонгуку присаживаясь перед ним. — Это и правда я, — он берет лицо напротив в ладони, заглядывая в глаза. — Мне сказали… они… Они дали мне твое сердце, будто ты умер, — Чон начинает бормотать несвойственно своей манере, будто он сломался, словно перед Ви сейчас не взрослый Асура, а переживающий боль и издевательства семилетний Чонгук. — Я правда думал, что ты… Хотел сохранить его… Но этот урод выстрелил в склянку, нарочно наверно, и сердце упало, а потом я не смог себя контролировать… Ви слабо понимает то, что слышит, но парень перед ним явно потрясен, возможно впервые. — Эй, все хорошо. Слышишь? Я в порядке, и мое сердце тут, — он кладет чужую ладонь к себе на грудь, позволяя услышать удары, стараясь нормализовать чужое состояние. — Слышу, — Чон слабо улыбается, и Ви делает то же самое, хотя знает, что получается так же вымученно. — А я ведь им поверил. Сзади проносится громкий звук, чуть раньше, чем Чонгук успевает ухватившись за пистолет, выстрелить куда-то за спину Ви. Тот ничего не понимает, заторможено соображая. Слышит только звук упавшего грузом тела за собой. Нет какой-то боли или еще чего. Возможно, промахнулись, а Чонгук их защитил, как обычно, но красное, расплывающиеся пятно на чужой груди застывает перед глазами, заставляя беззвучно шептать «нет». Чон, округлив глаза, взглядывает на него и будто не верит, удивляется, а во взгляде на секунду мелькает взгляд. — Нет, нет, нет… — Ви совсем чуть-чуть не успевает подхватить его, запнувшись коленями об чужое мертвое тело, позволив парню упасть на грязно-снежный асфальт. — Нет, остановитесь, — бормочет он, склонившись над Чонгуком и зажимая рану. — Хватит. П-пожалуйста. Чонгук только ловит его лицо глазами и видит будто впервые. Ви/Тэхен такой красивый, он раньше не встречал таких. После того, как Чон подарил ему шанс на новую жизнь, он бы хотел встретиться с ним через пару лет, узнать, как сложилась теперь его судьба, каким Тэхеном он стал и может быть, начать все иначе. Но холод у него под сердцем не позволит сбыться. Это не царапина или плёвое ранение как обычно, на этом, похоже, все и закончится. — Я найду помощь, вызову кого-нибудь, нужно только найти телефон, — Ви дёргается и силится встать, но не успевает, Чонгук останавливает раньше, схватив за руку. — Мы оба знаем, что я почти мёртв, осталась всего лишь пара минут от силы. Не трать их на ерунду. — Неправда! Нет! Не говори так, — Ви трясет головой, не желая слушать и не веря, хотя слезы уже выжигают глаза, дав ему понять, что все он прекрасно понимает, отрицая факт. — Так все и должно было кончиться, уже давно. — Чонгук… — Мы так неправильно познакомились, — парень слабо усмехается, прерывая чужие слова. — Я знаю, что Ви — наемный убийца и на его счету сорок три отнятых жизни, но не знаю абсолютно ничего про Тэхена, — Чон говорит с трудом, но как-то спокойно, словно на своей интересующей волне.— Какой же он? Кто? Ви сглатывает, тяжело вдыхая, старается не трястись и собирает силы. Исход происходящего очевиден: он не успеет найти помощь, телефона у них нет, да и неотложка даже не успеет выехать, прежде чем Чон… Желание попытаться обернется тем, что он ничего не изменит, только оставив его на одинокую смерть. Поэтому единственное, что ему остается — быть рядом до конца. — Тэхен он… — парень хрипит и прочищает горло, пытаясь собраться с силами. — Тэхен Ким. Он из Тэгу. Его любимый цвет красный, он любит сладкое и запах дождя. Всегда плачет на фильме «Последнее чувство», хотя и не переносит мелодрам, — Ви говорит сквозь зубы, на сжатой челюсти, потому что всё дрожит от накатывающей истерики. Он бы не хотел плакать — хотел бы быть сильным, но слезы сами льются, полосуя кожу. — Тэхен… — он рвано вздыхает, — он улыбался, когда ты спал с открытым ртом и злился, когда ты строил из себя независимого и неприступного. Он любит джазовую музыку и старые мультфильмы, не ест острую еду, потому что аллергия на красный перец. Он ненавидел холод и снег, но, благодаря тебе, он, кажется, полюбил его… Он, кажется, полюбил тебя, Чонгук, — дыхание не поддается размеренности, взахлёб сотрясая тело. Чонгук улыбается слабо, положив свою ладонь сверху ладони Ви на своей груди. — Тэхен, кажется, отличный парень, — он тяжело делает вдох, стиснув зубы. — Впервые в жизни я так сильно не хочу умирать. Снег огромными хлопьями срывается с неба, падая на Чонгуковы ресницы. Кажется, что каждая из снежинок причиняет ему ещё большую боль. И Ви закрыл бы его собой, положил бы за пазуху, чтобы наверняка уберечь, но может лишь трясущимися руками убирать чёртовы хлопья с его лица. — Оставь. Так хорошо. Я же люблю снег. Он такой же красивый, как ты… и холодный как я. Жаль, что мы встретились в такой… — тело расслабляется, и глаза закрываются, словно погружаясь в сон. — Чонгук? — Ви говорит одними губами, как рыба, хватая воздух, не в состоянии произнести звука — Чонгук? —всё так же беззвучно, хотя и пытается кричать, но нет ни воздуха, ни сил, и из горла вырывается только слабый сип, и чем сильнее он пытается, тем больнее все сжимается и горит, сводит и ноет. Затылок чувствует холодный металл, через который вероятнее всего сейчас выпустят раскалённую пулю в его мозг, да скорее бы уже. Это будет хотя бы не так больно, как сейчас, а после и вовсе прекратится. — Давай, — еле слышно выдавливает Тэхен. — Давай, пожалуйста. Давай! Давай! — громче, — Слышишь? Дава-а-а-а-ай! Ему остаётся рвать глотку, задыхаясь переизбытком чувств. Больно, больно, больно. Пульсирует все. Кажется, что сейчас вырвет, или случится что-то не поддающееся объяснению, пока он продолжает орать. Выстрел грохочет за спиной, Ви даже хочется расслабленно выдохнуть. Всё закончилось, для него всё наконец закончилось, но почему-то падает чужое тело, а его боль так и не прекращается, облегчение не наступает. — Тэхен?! Парень не знает, кто перед ним. Он видел этого человека в баре один раз и только. Незнакомец проверяет пульс Чонгука, а после трясёт за плечи самого Тэхена. — Парень, вставай. Уходи отсюда. Сейчас копы наедут, убирайся. — Я… как… Мне не… — Ви трясёт головой, продолжая цепляться за руку Чонгука. — Я не… неважно. — Слушай сюда, — мужчина зло встряхивает его за плечи. — Он пришёл, чтобы спасти тебя, чтобы ты смог жить нормально, так будь добр, сделай так, чтобы всё не было напрасно. Вставай. И вали отсюда. Ви так ничего и не понимая, просто будто слепо следуя чужим словам, отпускает руку Чонгука, словно чувствуя предательство со своей стороны. Отдаляется от них, все ещё смотря на Асуру через плечо, пока не теряется ща поворотами. Он бредет прямо, не глядя, не видя. Идёт, не оборачиваясь, не плача, просто опустив глаза вниз. Он хотел подарить ему свои крылья, хотел быть хотя бы союзниками. Но он… только он толкнул его к смерти. Ви спотыкается от того, что ноги не могут нести, не хотят и лежит долго на земле, поджимая всё тело вместе, чувствуя какое он ничто теперь — просто оболочка. Не в состоянии плакать или орать, не в состоянии жить и даже существовать, просто быть как предмет, пока случай или он сам не прекратит это. Вот он его ад. Он нашел его. Он теперь знает ответ.***
Уже не зима и даже не теплая весна, а палящее лето. Ни кондиционеры, ни элитные клубы с холодными напитками не в состоянии укрыть. Кажется, в заведениях только хуже: к жаре плюсом идет невероятное марево от всевозможных дымов и запахов. Парень в черном сидит за баром одного из таких заведений, глотая алкоголь, холодным взглядом прожигая все, что попадается в его поле зрения. Он только слегка скашивает глаза в бок, когда уже знакомый тип со сладковатым заигрывающим смехом, проходит сбоку, маня за собой привлекательную, но абсолютно пьяную девушку. Этот тип еще не в курсе, что его охрана мертва уже минут двадцать как, и он тут совершенно без защиты. Парень никак реагирует, даже ни одна мышца не напрягается, пока он, проследив взглядом, спокойно попивает колу со льдом, а как парочка скрывается в проходе к приват комнатам, он, одним глотком допив, встаёт и, опустив голову с руками в карманах, идёт следом. Комната за двумя закрывается дверью, щелкнув ключом, но спустя пару минут распахивается от сильного удара с ноги. Оба в номере выглядят ошарашенными, оторвавшись от друг друга у стены. — Вышла, — незнакомец, вышвыривает девушку, которая не успевает даже вскрикнуть, за дверь, захлопывая ее за ней. — Ты немного оху… — слащавый тип замолкает, когда холодный глушитель упирается в лоб. — Узнаешь? — парень бьет рукоятью оружия по лицу, рассекая скулу и снова прицеливается в лоб. — Узнай меня, ублюдок, — глухой выстрел в плечо, заставляет хвататься за больное место и корчиться. — Тяжело без своей гребучей шайки охраны? А? Дан Вэйли или лучше Пак Чимин. Я великодушно могу предоставить выбор, — он хватает человека перед ним за расстёгнутую рубашку, притягивая к своему лицу. — Ну блять, давай, узнай меня. Вспомни. Парень замирает, пока его глаза расширяются в осознании. — Не-е-ет… Ты не можешь быть жив. — А я не жив. Но это не жизнь теперь. Спасибо тебе, кусок дерьма. Сильный толчок отбрасывает чужое тело назад, где край кровати больно приходится по позвоночнику. — А давай, справедливости ради, — посторонний, присаживается перед Паком на корточки и заглядывает в глаза, — ты тоже не будешь жить? — он растягивает улыбку с оттенком безумия. — Ну? Что скажешь? Выстрел в коленную чашечку опережает чужой ответ, за которым следует вскрик, проносящийся по комнате. — Ты чё орёшь? Это разве это больно? Больно разве? — парень стреляет снова и снова, ниже и ниже, двигаясь от колена вдоль голени. — Хватит! Прекрати! Я заплачу тебе, сколько угодно много! — Чимин с брызгами крови на лице, сидя на полу, орет от боли и от гнева. А ведь он Дан Вэйли. Немного закон, немного бог и все в одной личности. — О-о-о, да, заплатишь, — человек напротив смеётся, свесив голову, а потом резко бьет в лицо, вероятно сломав нос, и заставив кровь сливаться по губам и подбородку, пачкая чужую грудь. — Только вот у меня валюта — это жизнь. Твоя никчемная, поганая, выстроенная из чужих смертей и лжи жизнь. — Тебя найдут, — Пак тянет, выговаривая это в лицо. Тебя обязательно найдут, и тогда ты будешь молить, умирая от бол… Приглушённый выстрел прерывает чужие вызывающие угрозы, проделав дыру в черепе. — Извини, но я не верующий. Шумный клуб не слышал глухого выстрела, не запомнил парня в черной кепке, оставившего на барной стойке склянку с еще тёплым сердцем. Он утопал в битах музыки и пьяных танцах, оставив крики, залитую кровью комнату, копов и расспросы на потом.***
— Ну вот и все, — темная кепка исчезает с головы, позволяя горячему ветру ворошить волосы. — Я довел твоё дело до конца. Ви довел до конца дело Асуры. Теперь Тэхен, наверно, сможет попытаться жить, — парень стоит, закинув голову, произнося каждое слово в чёрное небо. — Хорошее слово «попытаться», — он усмехается и вздыхает чуть погодя. — Я тут много узнал от Намджуна. Кстати, он очень крутой хён. Реально. Так вот, узнал я, что мы жили в паре кварталов друг от друга. Вероятнее всего, ходили бы в одну школу, ну, если бы у нас все было по-нормальному в детстве. Ты был бы крутым старшеклассником, а я бы бесился от твоей популярности, но тайно бросал взгляды в твою сторону. Мы могли бы познакомиться в баре «Рэд», что за спортивным комплексом, в развлекательном центре или в гипермаркете, но познакомились вот так… Спустя столько лет, не хорошо и не правильно. Мы встретились, и Ви не смог стать тебе кем-то, не смог спасти и подарить свои крылья, но Тэхен хотя бы довёл дело твоей жизни до точки. Можешь быть спокоен, — Ким сглатывает тяжесть, промаргиваясь. — Жаль, что мы не познакомились в иначе. Не было ни дня с тех пор, когда Тэхен не жалел бы о том, что Джихун, разъедаемый чувством вины, спас его тогда, в той машине скорой, вырезав сердце жирному Тони. Если бы не он, Тэхену не пришлось бы всё это время существовать как предмету, потому что у него теперь нет ничего и никого. Он ничего не умеет и не хочет уметь. У него, пока что, онемение чувств и полное отсутствия желания на что-либо. Может когда-нибудь станет лучше? Может потом? Тэхен шмыгает носом и сжимает губы, стряхивая плечами, будто отгоняя, слабость от себя и шагает к машине. На сиденье его встречает трёхлапый пес с неодобрительным лаем, и Тэхен треплет его по голове. — Да, да. Я хреновый, обещал уйти на пару минут, а прошло почти полтора часа. Прости, мистер собака, — он тискает его за щеки, сюсюкая и тыча своим носом в его, пока внимание не привлекает ключ, болтающийся на руле. Тэхен, нахмурившись, рассматривает знакомый жетон с гравировкой «Violet» с номером комнаты восемьдесят четыре. Слишком знакомо, настолько, что щипает под ребрами. Там воспоминания о Чонгуке, смотрящем в окно с закатанными рукавами. Дело — дрянь, но он примет этот вызов, в надежде, что может хотя бы там его лишат жизни, прекратив череду не желанно прожитых дней. Теперь в ней и вовсе нет ни ценности ни смысла, когда с Дан Вэйли покончено. Поэтому, он безусловно примет вызов. Violet всё тот же. Такой же фиолетовый свет; все те же громилы, слоняющиеся по коридору; только теперь сердце бьётся иначе и дух спирает перед знакомой комнатой. Ключ щёлкает замком, позволяя Тэхену пройти внутрь. Наступает потеря реальности, потеря ощущения пространства и времени, которое и вовсе будто отмоталось обратно, в тот день, когда Ви впервые зашёл в эту комнату с целью выполнения заказа. У окна всё так же с подвёрнутыми рукавами стоит парень спиной к нему, и ноющее чувство вместе с дежавю давит грудь. Слишком страшно и не по себе. Тревога и удивление абсолютно полностью забивают все ощущения. — Раньше, я бы спросил: «любишь ли ты снег?», — произносит парень и после поворачивается, — но за окном лето, да и я больше не Асура, — он, опустив голову, засовывает руки в карманы. Способность говорить куда-то делась, и чтобы задушить ком в горле вместе с дрожью внутри, остаётся, только хватать ртом воздух, рисуя губами беззвучное: «как такое возможно?» Человек у окна, все также улыбаясь, смотрит на Тэхена исподлобья, немного неловко и смущенно. — Наверное, у меня в запасе все же оставалась одна жизнь, или мне выпал счастливый билет, поэтому я снова здесь. Снова вернулся, чтобы прожить уже точно свою последнюю жизнь. Но теперь я — только Чонгук и никакого Асуры. Тэхен молчит и не верит. Сжимает губы, глубоко втягивая воздух, и не верит снова. Чон подходит ближе, совсем мягко улыбаясь, заглядывая в чужие глаза скучавшим, но счастливым взглядом, касаясь чужих ладоней, сжимая их в своих. — Ким Тэхен, ты же проживешь эту последнюю жизнь со мной? Скучную, размеренную, без каких либо происшествий. Будешь таскать мои футболки по утрам и терпеть мои возмущения на твою грязную кружку с недопитым чаем? Тэхен просто молчит, неотрывно глядя в чужое лицо ощущая такое непривычное, новое и распирающее чувство, которое зовется, кажется, «счастьем». — Ну, Ким Тэхен, что на это ты ответишь? Но Ким не скажет ничего в слух, потому что: «А разве ответ неочевиден?»