Окно в Рагнарек

Как жарко и бесстыдно отдавались Свену Сильному перед отплытием девушки, так же отдалась ему и удача в заморском походе. Остроглазые часовые не успели потерять из виду серую полоску родной земли, как драккарам встретился купец на крутобокой ладье, который потерял курс, а после короткой сечи и голову. Боги ни на час не покидали их. Разбросанные по английскому побережью городки удавалось взять так стремительно, что откормленная герцогская конница, скачущая на подмогу, лишь месила копытами мокрые от крови пепелища, бессильно грозя исчезающим на восходе парусам. Серебряные бусы для жен и сестер, украшенные каменьями оклады библий, бочонки с вином и монетами загромождали палубы. Стонали кинутые в драккары молодые, полногрудые монахини из разоренных монастырей, которым теперь всю жизнь вместо своего израненного гвоздями бога ублажать богатых торговцев и владык Востока. Хрипели на цепях сильные мужчины, что теперь будут пахать землю где-то под другим солнцем; кричали дети, из которых позже вырастут молчаливые слуги. Вился на мачтах стяг с черными вороном, и щерились драконы на носах кораблей. Шли и шли вдоль побережья драккары, кидая в прибой вооруженных гостей. Тор берег Свена, и копья англичан летели мимо викинга, а мечи скользили по кольчуге, словно ту плели цверги, а не бронники из родного фьорда. В постели викинга в ту пору успели побывать и готовые на все – лишь бы не сжигали родной город! - жены бургомистров, и дикие, словно кошки, в защите своей чести графские дочери, и пылкие любовницы наместников, которые сами были не прочь пережить веселую ночь с постоянно сменяющими друг друга захватчиками. Пожалуй, в этом походе он, простой воин, мог бы стать богаче иного ярла, если бы, едва месяц успел стать полной луной, на море вдруг не пришли свирепые штормы и грозы. Были они такой силы, что волны одинаково легко слизывали с кораблей и сундуки с награбленным, и людей, а прикованные к днищу рабы захлебывались, не успевая вычерпывать воду. И ярился шторм, и рычали в сулящих спасение бухтах лютые псы, да звенели оружием подоспевшие из глубины страны английские воины. Тонули драккары, и не делило море ни свободных, ни рабов. И налегал Свен вместе со всей командой на весла, не ведая усталости и сна да зная, что лишь в этом спасение. День шел за днем, бились люди со стихией, и, наконец поняв, что непогоде не будет конца, корабли ушли прочь, чтобы продать рабов и попытать счастья на следующий год. А штормы все не утихали, день за днем один сменял другой, и никто не знал, что вызвало гнев асгардских богов. Все лишь хмурились, глядя в грозовое небо. Хмурился и скальд Ингви, что видел больше других, ибо бабка его была ведьмой. В бури он под ледяными валами воды неизменно стоял на носу, всматриваясь в жирные, подобные червям, молнии. А потом скальд жадно пил горячее вино, слепо щурясь на угли в глиняной жаровне, и говорил, что видел валькирий, скачущих среди туч, слышал в раскатах грома смех ледяных великанов и чувствовал, как ворочается в морской пучине чудовищный змей Йормунгард… Израненные бурей драккары спрятали страшные драконьи головы. Поднялись на уцелевших мачтах белые щиты, но даже так Свен чувствовал тревожные взгляды часовых на башнях портового города. Ветер приносил запах помоев и сирени. Воняла прибитая к гальке дохлая рыба, которую собирали мальчишки-торговцы, и пахли благовония, разгружаемые темнокожими моряками. Запах пота перебивал аромат неведомых фруктов, мешками спускаемых в лодки. Последние усилия, последние гребки, и вот она, суша – протяни лишь руку. Стража у причала сперва встретила их настороженно, но, узнав, что гости перед возвращением в родную Данию решили продать здесь рабов, разом повеселела, предчувствуя свою долю от пошлины. Сходни упали на стертый босыми ногами камень. Живой товар, еле держащийся на ногах после долгого плавания, ударами ножен споро согнали в кучу и погнали на рынок. Туда же потащили все, что не могло понадобиться дома. Ощетинились копьями выставленные на драккарах часовые. Свен же, оказавшийся без дела, осторожно ступил на уже ставшую непривычной землю и первым делом заспешил... нет, не в бордель, рабынь ему и на корабле хватало, – а в трактир. Набрав скворчащего жиром мяса, викинг в один присест умял целую сковороду и, залив обжигающие куски пивом, довольно откинулся на стуле. Что ж, живот был так же полон, как и кошель, все конечности на месте, скоро он снова шагнет на родную землю. А штормы… Зато будет, о чем травить байки друзьям вечерами. Отдохнув и опрокинув еще пива да обглодав между делом пол-свиного бока, викинг щедро швырнул на скобленый стол серебро и пошел к рыночной площади - деньги в кошеле просились прочь. Как, впрочем, и пиво… Торговля была в разгаре. Сновали лоточники, соблазняя люд тушеным мясом с овощами, тешили людей фокусники, и клянчили деньги калеки бесчисленных войн. Наградив серебряной чешуйкой каждого лицедея, встреченного на пути, викинг ушел в глубь рядов. Там он купил диковинные витые раковины, что вытаскивают из пучины южных морей – младшему брату, пусть играет; мешочек затейливых бус из цветного стекла и янтаря – потешить любовниц; отрез безумно красивой ткани - сестре на платье (а то с ее бреднями о море да набегах скоро вообще вообразит штаны натянуть, стыдоба!) да резную шкатулку красного дерева - матери. Вскоре лотки умельцев кончились, и потянулись ряды с живым товаром… Бесчисленные рабы. С клеймами и без, в кандалах и с тонкими руками, не державшими ничего тяжелее пера. Евнухи, музыканты, пастухи. - Храбрый ярл, зайди в мою лавку. Выпей щербета. Отдохни на подушках. - Смуглый старик в халате поманил его корявым пальцем. – Лучший товар в городе. Попытки объяснить торговцу, что он обычный воин, толка не принесли, так как звание ярла старик, кажется, присваивал всем викингам, чьим кошельком можно было насмерть зашибить в потасовке. Едва уселись, как торговец хлопнул в сухие ладоши, и перед викингом провели вереницу обнаженных, черных, как смола, женщин далекого юга. Залюбовавшись на их фигуры, Свен уже почти распустил завязки кошелька: взять такую в служанки – вся округа будет съезжаться. Хотя… Нет… Не переживет она зиму. Зачахнет, как цветок по осени. Да и… Как с такой постель делить? Ночью ее, поди, не видно будет… Следом пошли восточные женщины, но узкие глаза Свен не оценил, несмотря на уйму сладких эпитетов старика. Махнув рукой на наложниц, спустились в подвалы, даром, что отец давно просил Свена о толковом кузнеце. Впрочем, и тут вышла незадача - едва они сошли по шаткой лестнице, как викинг вздрогнул и обернулся, спиной почувствовав взгляд. Глаза... Зеленее изумрудов, которые Свен выдергивал из книжных окладов в монастырях. Ярче луны северной ночью… Она лежала в темном углу, рядом с давно потухшей жаровней. Бледная несмотря на слой грязи кожа. Длинные волосы цвета смоли космами раскинуты на соломе. Тонкие губы что-то прошептали, но Свен так и не смог расслышать слова. Сколько ей было? Лет девятнадцать? Семнадцать? Или меньше, судя по отсутствию холмиков под драной рубахой? Оторвав голову от соломы, девушка попыталась протянуть к нему тонкую белую руку. Затем охнула и опала, уплывая в забытье. - Сколько? – Свен зачарованно провел грубыми пальцами по тонким чертам лица рабыни. - Плохой товар, ярл. Нрав строптивый, плети, что о спину измочалить придется, дороже выйдут. - И все же… - Больной товар. Слабый. Я тебе сейчас персиянку приведу – глаза глубокие, как в колодец смотришь, любить обучена, танцует. - Я спросил, сколько?! - Слушай, подохнет в пути, ты ж мое имя ославишь. Не продам. Торговец и викинг долго стояли над рабыней, с подозрением смотря друг на друга. - Хитришь, старик. Если не продаешь, то держишь зачем? Торговец лишь лукаво улыбнулся и, погладив крашеную хной бороду, подманил викинга, оттянув желтым от старости пальцем нижнюю губу рабыни. - Посмотри, какие зубы, ярл. Ровненькие, беленькие, врачеватели щедро отсыпят серебра за каждый. Ты не поверишь, сколько ныне хороших людей хотят закрыть дыры во рту. Наступила тишина, которую нарушили лишь звук плевка да звон кинутого на земляной пол серебра.