Кровь с молоком

Город был погружён в туман: слишком вязкий и непроглядный, что кому-то, совсем на мгновение, могло показаться, что его глаза окутали белой вуалью. И пусть многие жители ещё спали в своих постелях, разглядывая прекрасные сны, смотрели на свои мечты, которые они, к сожалению, не смогли воплотить в жизнь. Кому-то, возможно, снился очередной кошмар, было ли то падение, смерть любимого человека, или он в очередной раз видел, как оказывается в школьном классе совсем голый; всё это было их воображением, воплощением прожитого дня или всей жизни. Но город всё равно не был тих и спокоен, в нём всегда кипела и бурлила жизнь, машины выстраивались в огромные полосы пробок, а велосипедисты в очередной раз ругались с пешеходами, потому что они не могут уступить им проезд. Из местных забегаловок и кафе уже шёл прекрасный и опьяняющий аромат кофе, который бодрил каждого человека, ведь день только начался и сил нужно было очень много, а ежедневник каждого ломился от невыполненных планов на день, неделю, месяц, год. Манящий и аппетитный запах булочек, круассанов, пончиков, так и притягивали к себе; в таких местах хотелось остановиться дольше, чем на пару секунд, на тот момент хотелось наслаждаться утром, прислониться к витрине или облокотиться о входную дверь, которая была нараспашку с пяти утра, и наблюдать за всеми. Так хотелось провести начало дня, и так его проводили многие, но только не Питер Паркер. Будильник паренька прозвенел уже больше пяти раз, но он усердно и с бараньей упертостью выключал его с каждым надоедливым звоном, который резал его барабанные перепонки. Иногда в его сонной голове ещё не проснувшийся мозг мечтал разбить этот электронный будильник, но что не позволяло это сделать, так это его непомерно высокая цена, которая урезала его бюджет не хуже сигнала, который он сам же испускал через каждый десять минут. И вот, он звонит в шестой раз, а рука парня неохотно тянется к кнопке, чтобы его выключить и Паркер смог опять подремать. Приложив все силы, он открывает правый глаз, прищуривается и тут же стягивает с себя одеяло, нервно протирая глаза, встряхивая головой лишь с одной мыслью: «Черт, я проспал!» А ему так хотелось начать этот день не как обычно, хотелось провести его не в истерике, не в быстрых метаниях по квартире, которые легко выстраивались в маршрут: ванная-зал-кухня-ванная-кухня-прихожая-ванная-зал. Мимолётом он поблагодарил себя за то, что вчера убрал весь мусор и навёл порядок в квартире, а то его утренний марафон по этим миллиметровым «апартаментам» смог бы разбить всё самое важное. Чёрт. Вчерашний. Вечер. Питер остановился. Ком застрял в горле, казалось, не вздохнуть, он будто опять перестал чувствовать, рассыпался на мелкие песчинки и растворился в воздухе. Мэри Джейн. Разбитый телефон. И, хм, его пациент, Уэйд Уилсон. Дрожь в коленях прекратилась, но появилось это ужасное и до одури неприятное ощущение — чувство отвращения к самому себе. Паркер считал, что только он способен на то, чтобы стоять в объятиях человека, который только что видел приступ твоей истерики. Может, это не являлось и чем-то ужасным, во многих мелодрамах так и знакомятся, а потом играют свадьбу, воспитывают детей и живут, но самое главное слово было вначале: они «играют». А этот мужчина, Уэйд, был ещё и его пациентом, что вдвойне ненормально, ведь им строго-настрого запрещено заводить какие-либо отношения с ними, кроме, естественно, деловых. Не то чтобы юноша думал об этом странном, а правильнее будет сказать «с диагнозом параноидная шизофрения» мужчине, но его аромат почему-то все ещё блуждал где-то в квартире или в самом подсознании Питера, который совсем ненароком его запомнил. — Надеюсь, сегодня его не будет в поликлинике, так как мне это совершенно не нужно, — хрипло произнёс он и принялся пить кофе, попутно пытаясь уложить непослушные пряди волос, которые то и дело спадали на лоб, мешая ему всё время. И тут воспоминания были как некстати, но он опять вспомнил её. Как она нежно гладила его по шее, проводя подушечками пальцев по его оголенным плечам, после чего запускала свою ладонь в его волосы и легонько притягивала к себе, целуя в губы, сперва совершенно легко и осторожно, а после уже с большим азартом, проникая в его рот, очерчивая его языком, вырисовывая несусветные узоры, прикусывая нижнюю губу парня, позволяя ухватить её за талию, прижать к стене, потираться о её бедро уже вставшим членом, отстраняться от губ девушки и целовать шею, оставляя на ней бордово-фиолетовые засосы, спускать джинсы девушки, которые всегда было легко расстегнуть, блуждать пальцами по уже мокром клитору, заставлять её стонать в основание шеи и кусать плечи, оставляя следы на многие дни. — Стоп, блять, — Паркер выругался — ещё не хватало кончить от воспоминаний. Хотя вставший член, который выпирал из джинс, говорил совсем о другом. — Блять, блять, блять, — ещё несколько слов вылетели из его рта и повисли в воздухе. Парень наконец-то поставил стакан на стол, глянул на наручные часы, ведь теперь это единственное, что может показывать ему время за пределами квартиры. И как он только понял, что опоздал на добрые двадцать семь минут, в голову не пришло ничего более подходящего, как спуститься к соседу и попросить его подвести. Идея была глупой, можно сказать, даже тупой, вот так, никогда и ни о чём не просил его, пытался избегать, а сегодня бежит к двери Озборна сломя голову и просит подбросить в больницу. — Ох, эм, привет, Гарри, тут такое дело, — Питеру было стыдно, очень стыдно. Но делать было нечего, а платить за такси кучу денег или бежать до метро целых пятнадцать минут ему ну никак не хотелось. — Да, привет-привет, дружище, чего взъерошенный-то такой, опаздываешь что ль? Подбросить? — Озборн, казалось, был всегда в хорошем расположении духа, что вызывало некую подозрительность, ну не бывает же так, а потом Питер вспомнил, что это только его жизнь всегда наполнена дерьмом. — Да, да, опаздываю и именно об этом я хотел тебя попросить, если у тебя нет времени, то без проблем… — юноша пробормотал эти слова на самом низком тембре голоса — если бы его сосед стоял хотя бы на пару сантиметров дальше настоящего положения, то мог бы его совсем не расслышать. — Ну что ты, Питер, мне тоже нужно на работу, да и познакомишься с Каролиной, — он закончил предложение, окинул парня мимолетным взглядом, поправил волосы рукой и крикнул: — Роли, я не собираюсь ждать тебя! Если ты не выйдешь через пару секунд, я уеду без тебя! — после чего он опять глянул на Паркера взглядом, мол, «ох уж эти девушки», но через пару секунд полетела реплика, которая выбила Озборна и Питера из колеи: — Если бы ты, милый мой, не кончал где попало, а я потом не наступала на это, то я бы не пошла мыть ноги и закидывать носки в стирку! — голос был очень громким, да таким, что, казалось, мог услышать весь дом. Питер замолчал, уставился в пол и думал как бы сейчас не засмеяться во весь голос. А Гарри, видимо, это не очень и насмешило, он лишь кашлянул и переступил с ноги на ногу, захлопнул дверь и, схватив парня за локоть, потащил его к выходу. — Она врёт, я не кончаю где попало, — он подошёл к своей машине, после чего сел за руль; Паркер уселся на заднее сиденье, думая что можно ответить. — Да ладно, подумаешь, каждый может кончить не там где нужно, или не туда куда нужно, или не в ту… — после его слов машина озарилась громким смехом, и Гарри повернулся, чтоб посмотреть на него. — А я всегда знал, что ты ещё тот шутник, просто тебя нужно подтолкнуть к этому, — Озборн успел произнести только это, как на переднее сидение села Каролина. Что бросилось в глаза, так это каре и рюкзак, который она с силой бросила прямо в Питера. — Ой, чёрт, это же… О Господи, прости, — Роли прикоснулась к колену парня, и в её глазах явно виднелась растерянность и сожаление. Черты лица были совсем простыми, можно даже сказать привычными, единственное, что выделялось, так это нос, немного большего размера, чем у всех, но это не делало девушку уродливее, а наоборот — более привлекательной. Каролина вжалась в сиденье, лёгким прикосновением пальцев убрала мешающиеся волосы за ухо и резко посмотрела на Гарри. — Так это и есть Питер? — казалось, что он был среди них двоих некой знаменитостью, которая почему-то скрывала ото всех свою личность. — Я видела его пару раз с какой-то девушкой, кажется, её зовут Мэри Джейн, извини, если ошиблась, — она глянула на него из-за плеча, мимолётом окидывая взором черты лица — в голове слишком много имён. И опять, черт же его дери, снова эти воспоминания, которые приводили либо к апатии, либо к истерике и слезам, иногда к дрочке перед сном, а чаще всего заканчивались таблетками, которые стоят на холодной раковине и ждут очередного применения. И, ох, черт, сегодня юноша забыл их выпить. Автомобиль тронулся с места, и парень наконец-то обратил своё внимание на разговор ребят. — Приятно познакомиться, я Каролина Дюбуа. И прости за рюкзак, я не думала, что там кто-то есть, — девушка повернулась к нему, мило улыбнулась, после чего кивнула ему в знак приветствия. — Питер Паркер, приятно познакомиться вдвойне, — дальше он совершенно не слушал их разговор, иногда отвечал, изредка кивал и меньше всего произносил лёгкое «да» или «ага». Поблагодарив соседа за то, что он его подбросил, попрощался со всеми, выдавливая из себя улыбку, натянул капюшон посильнее и отправился спасать жизни людей, совершенно не имея представления как излечить свою. Иногда он до жути ненавидел своё дело. Не то чтобы ему надоедали эти люди, которые почти всегда чем-то недовольны, но за два года работы в больнице стажёром парень увидел столько смертей, что было больно видеть всю эту картину почти каждый день. Можно сказать, Питер смотрел в глаза смерти, она нависла над ним, шепча на ухо: «Эй, я тут, не забывай про меня». После пропадала, и так каждый раз. Смотря на очередное тело, которое везли в морг, он прокрывался мурашками, его кожа становилась совсем как гусиная, а единственное, что он мог сделать, это жить и работать дальше, пытаясь помочь каждому, если у него были на это силы. Открыв дверь больницы, Питер почувствовал, как в ноздри ударил привычный, но все равно неприятный запах: спирта и фармацевтических продуктов. Хотелось выблевать внутренности, так как юноша начал почти задыхаться от кашля, что-то драло его глотку так сильно, что ладонь сама потянулась к шее и попыталась сжать её. Он глянул на руку. Кровь и… что это? Какие-то странные комки. Которые были ну не больше одного миллиметра в длину, возможно даже меньше. Он поспешил к кабинету, который разделял ещё с двумя стажерами. Открыв с силой дверь уборной, Паркер прямым ходом направился к раковине и принялся смывать всё то, что осталось от этого странного приступа. Холодная вода тут же заставила его встряхнуться, для большей уверенности Питер освежил лицо и шею, так как день должен был выдаться весьма тяжёлым. — Хэй, Паркер, я видела, как ты сюда зашёл, — это голос парень мог узнать везде, ибо именно эта девушка могла поднять ему настроение и не заставлять вспоминать все ужасные моменты, которые происходили с ним за последние полгода. — И тебе доброе утро, Ева, — юноша вытер ладони о белоснежный халат, который после сразу же натянул на себя, подошел к зеркалу, убедился, что выглядит более-менее здоровым, и сразу же забыл про кровь, которая была на его ладонях, и эти странные песчинки, больше напоминающие пыльцу. — Думаю, ты в курсе, что опоздал? — девушка облокотилась о дверной косяк, наклонила голову и принялась разглядывать его с ног до головы. — Представляешь, я совершенно этого не знал, — Паркер приподнял брови, слегка прищурил левый глаз, а после на лице появилась лучезарная улыбка, на это действие тут же ответила Ева и кинулась к нему в объятия. — Ты такое солнышко, когда не ходишь весь в своих мыслях и ненавидишь себя за каждое действие, — Браун прижималась к нему ещё сильнее, нежно обвивая его руками, утыкаясь носом в ключицу парня, а он в свою очередь с трепетом обнимал её за плечи, вдыхая аромат девушки, его ладонь немного спустилась вниз, и Паркер погладил свою коллегу по спине. — Ох, достаточно, а то ещё привыкнешь к такому, мы врачи, Питер Бенджамин Паркер, и нам не положено распускать нюни, — девушка оттолкнулась от него, после чего паренек получил лёгкий подзатыльник и посмотрел на Еву непонимающим взглядом. — Хорошо, Ева Виктория Браун, но будьте уверены, не только вы знаете полные имена всех ваших коллег. — Пф, — фыркнула она. — Зачем мне все, если есть только один идиот, который является моим другом? — после этого она развернулась и с приподнятой головой направилась к выходу, стуча своими каблуками по кафельному полу. Друг. Она действительна была его другом, и хоть этот момент успокаивал парня. Время шло подозрительно быстро, паренёк и не заметил, как прошёлся по всем больным пациентам, успел пожелать каждому прекрасного дня и выдавить улыбку, чтобы ненароком не испортить кому-то настроение. После он заполнил пару документов, которые касались всех тех, кого сегодня ожидает операция. Питер пытался быть очень внимательным, то ли от того, что забыл, что он чувствует в последнее время, то ли от того, что утренние объятия и вправду подарили заряд энергии. — Паркер! — в кабинет ворвался заведующий отделения, парню всегда было интересно, сколько этот мужчина здесь работает, с какой должности началась его карьера в этой нелегкой профессии, но врач был до безумства скрытен и совсем не разговорчив. — Да, сэр… — Где Браун? — со злобой произнёс он. — Я… я не знаю, сэр, но сегодня она точно была на своём месте, — Питер немного замялся, разговаривать нормально, не боясь никого и ничего, было ну никак не в его планах. — Знаешь, где место этой девчонки? На улице Красных фонарей! — врач хлопнул дверью, и после ещё примерно десять секунд кабинет сотрясался от такого удара. — А вам стоило бы принять целую упаковку успокоительного, — Питер плюхнулся на стул и принялся опять за своё дело. Хотя любопытство всё же заставило его отложить ручку и поразмыслить над тем, что же такого натворила Ева и не обойдётся ли ей это лишением работы. А может это все из-за?.. Парень встряхнул головой: явно мысли в его голове были весьма не светлыми и хорошими. На мгновение он вспомнил про своего пациента Уэйда. А после то, как он обхватил его за талию и потащил с этой крыши; дальше мысли сами превратились в огромную центрифугу, с силой прокручивались в голове парня, показывая лишь самые странные и непонятные объекты. Обожженную кожу Уилсона, странные разговоры и, по всей видимости, предпочтение парней вместо девушек. Питер встряхнул головой, хмурясь, смотрел в одну точку и на долю секунды подумал, каково это — поцеловать парня. Наверное, так же сладко, вязко и страстно, как и с девушкой, но только теперь каждый в сильных руках, теперь каждый сможет почувствовать возбуждение и прикоснуться к нему; он представил, каково это: очерчивать рот языком, прикусывать губу, а в ответ возможно получать толчок к стене или грубый удар; юноша всё ещё думал о том, как это всё должно произойти, как теперь вместо того, чтобы целовать плечи девушки, покусывать шею парня, изгибаться под ним или заставлять стонать его. — О нет, нет, нет, — Паркер ударил себя по щеке, звон отразился в голове, половина лица покраснела и начала немного пощипывать. — Не смей даже думать о таком, — произнёс парень, пару раз наклонил шею, немного подтянулся и принялся опять за нудную работу, которую нужно было закончить до конца рабочего дня. Ночь постепенно спускалась на город, стучала в двери кабинетов, будила уснувших в библиотеке, целовала в лоб тех, кто промок под дождем, когда вышел из метро. Огни постепенно зажигались, фонари светили ярко, казалось, что они могут осветить весь мир. Кто-то спешил домой, хотел поскорее плюхнуться в постель или взяться за ноутбук, чтобы посмотреть порно и сбросить напряжение. Автомобили проезжали на огромной скорости, а их владельцы явно торопились в клуб, на свидание, к любовнице или любовнику, но главное — всё заканчивалось сексом. Люди бродили по слегка освещаемым проулкам, останавливались посмотреть вдаль или в окно знакомого дома, давились слезой и шли дальше, зная, что ничего не изменить. Пожилые парочки направлялись домой, ворча и ругаясь друг с другом, но вздрагивая всякий раз, когда не слышали свою любовь. Ночь дарила ощущение спокойствия, она окутывала тёплым махровым одеялом, поила молоком и гладила по головке, нежно говоря: «Всё закончилось, теперь всё хорошо». Каждый любил ночь, тогда ведь не видно твоих демонов, все выпускали наружу тварей и чудовищ своей души, и, если бы днём их пугались, то темнота сможет принять, она улюлюкает, накормит свежими тушками верующими в любовь, счастье, родственную душу. В этом вся прелесть: ночь знает как тебя развлечь. И у неё были явно большие планы на Питера. Девушка осторожно повернулась, поправила волосы, которые превратились в сосульки от такого количества воды, глаза бегали по всему, что её окружало, но поднять взгляд на Паркера она так и не решилась. Браун совершенно промёрзла, озноб охватывал всё её тело, а легкий мороз пощипывал нос и щеки. День и вправду был ужасным. Она не знала, что хорошее настроение может улетучиться за минуту, раствориться, как дым от сигареты. Ева помнит, как кричала родителям о том, что она не сможет работать в больнице, что она не сможет признать смерть собственного пациента. Но им было плевать. Главное: «Продолжи дело своей семьи». Мистер Кадди, можно сказать, плюнул ей в лицо имя погибшего и, даже ничего не сказав, закрыл дверь и вышел из кабинета, оставив девушку наедине с гробовой тишиной и своими мыслями. Она никогда не думала, что это так сложно принять; через пару минут Ева уже сидела на холодном полу и, сжав руки в кулак, с каждым разом всё сильнее била себя по голове, разжимая ладони; ей самой от себя прилетали пощечины — и опять всё продолжалось по кругу, голова гудела от мыслей, казалось, что она только что самолично превратила свои мозги в кашу, используя ненависть к себе как блендер и мясорубку. Всё, что с ней произошло, походило на самую настоящую истерику: слезы, сопли, слюни — всё было смешано в кучу, ей ничего не оставалось, как кинуться к шкафу, схватить своё пальто и выйти на улицу. Дождь бил по щекам, сперва это было успокаивающе, она думала, что всё обошлось, но после увидела семью той девушки и взгляд матери — женщина не обвиняла её, просто сожалеюще качнула головой, сжимая в руках носовой платок. — Ева? Ева! — Питер не сразу понял, что это она стоит под дождём и нервно пытается найти что-то в кармане; ей явно нужно было просто сделать вид, что она чем-то занята и стоит тут не просто для того чтобы перепсиховать. — Питер, есть закурить? — в худых и белоснежных пальцах она сжимала сигарету, руки тряслись от холода, а пальто было мокрым насквозь. Питеру показалось, что даже он почувствовал это противное ощущение чего-то холодного, что постоянно притрагивается к твоей коже. — Может, ты подойдёшь сюда? — парень качнул головой в свою сторону, съёжился и переступил с ноги на ногу, зная, что разговор может затянуться. Он пожалел, что утром так легко оделся. — Ева, всё хорошо? — парень смотрел на неё в упор, ждал объяснений. Но о чём она могла говорить? Что не смогла спасти девушку, что не провела как можно больше бесед, не прописала нужные лекарства, слишком поздно рассказала об этом родителям погибшей? Она не выдержала, слёзы опять с силой полились из её глаз, и Ева бросилась к Питеру, сжимая его куртку и закрывая глаза, уткнувшись ему в плечо, начала что-то невнятно шептать. — Я не смогла, Питти, она… ты просто не представляешь, какой она была милой, я не знаю, я не понимаю, как так вышло, Господи, — девушка захлебывалась в слезах и уже начала вырываться из объятий, в которых её сжимали всё крепче. — Она умерла, а я даже и не знаю, как так вышло. С ней всё было прекрасно, я не видела в ней желания смерти, она чувствовала себя хорошо… Как и парень, который прижимал девушку к себе с каждым разом всё сильнее, не видел желания жить. Последний день осени подарил дождь и леденящий душу ветер, который пробирался за шиворот, дотрагивался своим морозными пальцами спины, целовал холодными губами руки, которые не хотелось даже засунуть в карманы. Казалось, что осень обгладывает каждого человека, словно косточки; она как голодная дворовая собака, которую все любят, кормят, желают её, но она наглеет и вдруг разрывает твою жизнь по кусочкам, причмокивая самым вкусным и счастливым воспоминанием, давится от удовольствия твоей боли, а после подходит к тебе и слизывает соленые слёзы. — Ты точно справишься? — парень наклонился над машиной, заглядывая в полуоткрытое окно, переступая с ноги на ногу и мечтая сейчас лишь о том, чтобы ему ответили положительно и он бы понёсся сломя голову в свою скромную обитель, принял бы душ, посмотрел в очередной раз самый неинтересный фильм и уснул, зная, что завтра у него заслуженный отдых. — Да, Питер, всё хорошо. — девушка замолкла, открыла рот, захватила воздух и, закрыв глаза, продолжила: — Ко мне приехала подруга, с ней я точно не пропаду. Увидимся, Паркер! — Ева качнула головой, повернула ключ, и через пару секунд парень остался стоять на улице, в самом тёмном и страшном проулке — вот бы не выпустить тут своих чудовищ наружу. День выдался действительно тяжёлым, юноша устало вздыхал, пока поднимался по лестнице, встряхивал головой влево, вправо, почти всё время сдувал прядь со лба и ненавидел сломанный лифт. — Питти, а я тебя заждался, — мужчина облокотился спиной о его входную дверь, засунул руки в карманы и, скрестив ноги, ухмыльнулся, совсем незаметно, но Паркеру хватило и этого. — Что?.. — только его для полного счастья не хватало. — Мистер Уилсон, что вы здесь делаете? — вопрос Уэйд не услышал (или, конечно же, услышал, но зачем отвечать на то, чего и сам не знаешь?). Мужчина не знал, зачем пришёл сюда, признаться честно, он хотел уже было уйти, а если быть точным, целых пять раз Уэйд говорил «Похуй», после чего опять стоял то возле окна, то поворачивался и шёл в направлении лестницы, надеясь увидеть это хрупкое очертание. Он не скрывал, что парень действительно был красив, достаточно красив, чтобы дрочить лишь на один его взгляд и то вчерашнее недообъятие. Уилсон просто хотел использовать его в своих целях и забыть, вот и все планы, а эта задача будет выполнена ну не больше, чем через пару дней. Ему не хотелось ничего серьёзного. Он не желал привязываться, быть уязвимым. Он считал, что это — вся эта любовь, чувства — слабость. А слабость порождала боль. Ну, а боль и так всегда находила место в его жизни, даже мимолетная, ему хватало всего — и в тот же момент у него ничего не было. — Пригласишь? — каждый из них приподнял брови, точно зная, какой может последовать ответ. Мужчина перебил Питера прежде чем тот смог начать: — Господи, ты что, шуток не понимаешь? — Извините, мне категорически запрещено заводить какие-либо отношения со своими пациентами. — Да что ты, — Уэйд фыркнул; его раздражало то, что этот парень так себя ведёт. — А если я хочу рассказать о том, что я выпил таблетки, — и теперь уже Паркер перебили самого Уэйда: — Я рад за вас, я до одури и боли в горле рад за вас, мистер Уилсон, но до свидания. — А горло-то из-за чего болит? — он слегка улыбнулся, оттолкнулся от стены, размял шею и, поправив кожаную куртку, продолжил: — По тебе Питти, вроде даже и не сказать, что ты болеешь. А может ты заболел, когда пихал в рот… Гробовая тишина. Уэйд был в настроении, да что скрывать — он всегда был в настроении, даже когда ему приходилось убивать людей, когда он вонзал им нож под рёбра, ощущая, как кровь покрывает его ладонь. Он шутил, когда парень начал захлебываться кровью, потому что Уэйд знал, кто захлебывался болью из-за этого человека. Его жизнь была достаточно не такой как у всех, и дело вовсе не в ожогах по всему телу и голосах в голове, а дело в его странной работе, жизни и предпочтениях. Чувствовал ли он стыд? Приходила ли к нему совесть глубокой ночью, когда он просыпался от вечных кошмаров? Хотелось ли самому себе пустить пулю в лоб, хотелось ли ему выбить свои собственные мозги? Эти мысли всегда были с ним, они окружали его, как стая стервятников над падалью. Уэйд просто ждал чего-то. Или кого-то. Блядского парня. От которого за километр несёт цветами. Который не может смириться с утратой. Ну нахуй. — Что? — у Питера глаза округлились так, что могло показать, что вот-вот глазное яблоко окажется на полу. А они будут словно в фильме «Убить Билла», только жаль костюмчик Уэйд надел не тот. — Так ты явно шуток не понимаешь, да, врачи, видно, все такие, — мужчина потер лицо ладонью, странно улыбаясь, запустил руки в волосы, поправляя их, и направился к лестнице, возле которой остановился как вкопанный Паркер. — Ладно, — Питер наконец-то хоть что-то смог произнести. — Ладно? — У меня нет еды, и мне нужно завести кое-какие вещи в детдом, и у меня нет телефона, поэтому нужно будет заехать ещё за ним, и у меня… — Надеюсь, что следующим, что ты скажешь, будет: «И у меня есть шлюхи, пойдём, развеемся». — Нет… — Питер сам толком и не понимал, что натворил, но у него не было желания таскаться по всему городу в десять часов ночи одному, зная, в каком районе он проживает. А может, ему просто был нужен кто-то? Безусловно, никто. Ничто. И от Уэйда до умопомрачения пахло всё тем же ароматом, что и вчера. Ну нахуй. Оба даже и не знали, что каждый из них подумал о запахе, о том, что им никто не нужен, но вот двое людей уже спускаются по лестнице: Питер плетётся позади, даже не пытаясь ничего сказать, возразить, завести разговор, просто нужно чтобы от него отстали; может, мужчине надоест, он посчитает, что Паркер тратит его время и больше не сможет застать его врасплох. — Я приехал на метро, — Уэйд повернулся к парню, который чуть было не врезался в его грудь. — Хорошо, значит и мы поедем на метро, — Питер быстро отошёл в сторону и направился прямым ходом, что-то невнятное бурча себе под нос, прижимал к себе рюкзак с вещами и не заметил, как рядом с ним оказался Уэйд. — Там что, твоя девственность? — Уилсон с интересом указал на рюкзак. — Нет, там моё желание прикончить вас, — Питер фыркнул, зарываясь в тёплый шарф, и ненавидел себя за то, что не мог одеваться куда теплее. — Ну, тогда тебе стоит встать в очередь. — Я подожду, ради такого-то. Подул сильный и морозный ветер, который покусывал пальцы, забирался под куртку и покрывал спину своим ледяным дыханием. Они сидели друг напротив друга. Взгляд Питера был устремлён сперва в окно, а после, когда он решил мимолётом разглядеть лицо Уэйда, столкнулся с его глазами. Он сразу наклонил голову и подумал, почему он просто-напросто не послал его, а предложил тащиться с ним по ночному городу, да ещё в такую погоду. Вопросы, вопросы, вопросы. Их было миллион. Всегда. Блядски много. В тишине всегда нахлынывают воспоминания. Иногда они были счастливыми, он мог вспоминать, как они с Мэри Джейн украшали квартиру к Рождеству, надевали свитера с оленями и Сантой, ели печенье с корицей, шоколадный пудинг, запивали всё это какао. А дальше просто радовались жизни, смотрели новогодние серии «Друзей». Она сидела на его коленях в тот момент, когда он с трепетом целовал её ладони, запястья, плечи. И впадал в эйфорию. Но только не сейчас. Сейчас он сидел в метро, на часах было ровно десять часов ночи, а напротив был его пациент с явными отклонениями — касающимися психики. — Почему ты говоришь со мной на «вы»? — вдруг мужчина заговорил и вывел Питера из этого блуждания по воспоминаниям, в которых он потерялся, уже давно, в которых он жил, но парень не знает правильного пути. — Это… — Паркер заткнулся, сам не понимая отчего. Может и вправду не знал почему он говорит с ним на «вы». — Вы… — в голову ничего не приходило, поэтому он просто решил сказать правду, возможную правду, частичную. Скорее ложь, чем правду. — Просто вы мой пациент, а я должен с уважением к каждому относиться, — глупость. Какая тупая отговорка, Паркер сам не знал, почему он говорит с ним вот так. Это было за гранью. — Ну очень, — Уэйд протянул последнее слово, после вскочил с места и подошёл к двери, — правдоподобно. После этого двери вагона метро открылись, и мужчина, переступив препятствие, проговорил про себя: «Главное, чтобы сегодня не было заказов». Питер не слышал разговора — он просто спокойно поднялся, не став дожидаться мужчину, сразу пошёл к выходу и надеялся, что Уэйд отстанет от него и он сам всё сделает, но, по всей видимости, Уилсон даже не собирался останавливаться, он плёлся сзади, еле волоча ноги, немного шаркая по промокшему асфальту и томно вздыхая, говоря по телефону, произносил чёткое и ясное «нет», почти через каждый пять секунд. Он пытался не отставать от парня, нужно было не отставать. Боялся отстать. — Всё, да, — юноша даже приподнял брови, так как краем уха слышал весь этот неполный разговор, и успел насчитать слово «нет» целых десять раз. Питер даже один раз глянул через плечо, остановился на лице Уэйда, обвёл его взглядом, будто красками очертил все выступающие черты лица, если бы можно было описывать этот мимолетный взгляд, то он бы назвал его красивым. Всё легко и просто. Питер часто концентрировал своё внимание на людях, отмечал иэ красоту, то, чем они индивидуальны, то, насколько сильно они притягивают, являются ли они токсичными или радиоактивными людьми. Он только что назвал этого психа — красивым. Красивым. — Куда мы? — Паркера быстро выбросило из своих мыслей, обратно на бренную землю, где он вздыхал этот прекрасный, освежающий запах только прошедшего дождя. — Я сейчас… — Питер ненавидит себя за запинки: это казалось настолько детским, что за это он извинялся. Но только не перед этим мужчиной. — Я сам зайду и отнесу те вещи, которые мне не нужны. Подожди здесь или… — парня перебили: — Ты перешёл на «ты»? — чуть ли не во весь голос закричал Уилсон и облокотился о стену здания, немного поёжившись, он засунул руки в карманы, после чего качнул головой, ожидая то ли ответа, то ли когда он уйдёт. — Или ты можешь уйти, — Питер проигнорировал тот вопрос, просто пропустил его мимо ушей. Он не знал, что ответить, это не является объяснениям, поэтому уж лучше помолчать. — Бросить тебя? В этом районе? — Уэйд аж встрепенулся и закинул голову кверху. — Да ты как щенок… — секундное молчание, — я люблю собак. — Господи, — Паркер размашистыми шагами поплёлся к входу и попытался не закатить глаза или не вздохнуть от разочарования, какое «чудо» ему попалось. — А тявкнуть на прощание? — после чего мужчина залился смехом, истерически схватившись за живот. Что объединяло этих парней? Ничего. Совершенно. Явно лишь, что каждому было не до любви. Одному было всё равно, он всё ещё был влюблён в свою давно покинувшую его бывшую, обливаясь слезами и спермой каждую ночь. Другой же — искал только секса, а мальчишка был хорошим вариантом. Ведь задерживаться на долгое время с ним или просто подпускать кого-то к себе слишком близко было весьма опасным действием. У каждого был свой путь, но рано или поздно они пересекаются и могут стать одним целым. Одним целым. — Да, до свидания, надеюсь, что детишкам это понравится, — Питер искренне был счастлив за то, что он сделал, и что это действительно является чем-то хорошим, а не очередной сломанной жизнью. — Так ты у нас благотворительностью занимаешься? — Уэйд окинул его взглядом, после чего поправил куртку и подошёл к нему. Их отделяло не больше двадцати сантиметров, а напряжение уже давно взросло между ними до невыносимых высот. Паркер лишь фыркнул, отошёл подальше и, зарывшись в куртку, произнёс: — Нет. — Чего строил-то представление, — мужчина повернулся на носочках, поправил свои волосы, а после Питер услышал четкое: — А что вчера произошло? — Я не думаю, что это… — но его опять перебили: — Думаешь? Не про тебя, Питти, хотя парень ты умный, а ведёшь себя так глупо, именно вчера, поднял шума из-за чего…не ясно. — Это не касается никого, кроме меня, — парень пошёл в направлении круглосуточного торгового центра, но ноги совершенно его не держали, и он наконец-то понял, что означает выражение «ноги ватные». — Тогда почему, Питер, — мужчина шёл не спеша, явно зная наперед, что его будут ждать, куда этот парень денется, он слишком мал, слишком глуп, доверчив, добр. Слишком. Именно для него это и подходило, к его описанию всегда должны были добавлять это слово, а ещё он красив. До безумства красив, Уэйд себе не врал, да и голоса в голове твердили, что его тело прекрасно и сам он ничего. Нет-нет, парнишка для них был белым и пушистым зайкой, которого нужно целовать. Голоса вырисовывали ему картины: то, как они лежали на полу, Питер, осторожно примыкал к его шее и целовал её, очень мягко, будто губы были не его, Паркер нежно зарывался пальцами в его волосы, а Уэйд в это время прижимал его к себе, боясь потерять, казалось, что если отпустишь, то всё — человек, ради которого ты научился целовать с осторожностью запястья, и прижимать к стене, очерчивая каждый изгиб тела языком, оставляя мокрые следы. Голоса действительно воображали такое, — ты вчера так прижался ко мне, я, конечно, понимаю, ну, в большей степени нет, но не важно, почему же тогда, Питти, ты не оттолкнул и не отверг мою помощь? Этого вопроса он и боялся. Потому что он не знал. Люди не знают объяснения некоторым своим поступкам. Они просто это делают, на эмоциях, люди не могут их поставить на режим «не беспокоить» — это естественно. Эмоции — это то, что делает нас нами. Питер просто не знал, он вправду не мог понять, почему так вышло. Он устал. Блядски, до кипения крови в венах, устал. Вечные вопросы. Каждому что-то да нужно от него, а он просто не понимает: что не так? С ним? С миром? Или с этим Уэйдом? Когда же всё пошло по наклонной? Когда была та строка, та финишная прямая, которая вела в чан с кипятком? — Иногда, — он уже оформлял заказ и забирал телефон из рук продавца, — людям просто нечего сказать, это ведь ясно? — Я думал, врачи более интеллектуальны. — Я думал, психи более умные, — ноги направляли его к продуктовому отделу, хотя силы были на исходе. Глянув на наручные часы, он увидел, что уже пятнадцать минут двенадцатого, и немного прибавил шаг. — Но так вот, эмоции часто ставят нас в неловкое положение, будь то слезы, панические атаки или гнев, ярость, агрессия, — Питер кивнул в сторону тележек для еды, дав понять мужчине, что ему нужна помощь этой железяки. — Чаще всего мы не в состоянии следить за своими чувствами, поэтому делаем что-то неразумное, например, как и мое объятие, это просто сброс всей той энергии, которая собственно и не нужна, считай, что ты стал носовым платком, — Питер закидывал все нужные продукты в корзину, начиная от соевого молока, заканчивая жевательной резинной со вкусом клубники. — Вот с чем-чем, но с носовым платком меня не сравнивали, — мужчина засмеялся, продолжая ухахатываться ещё секунд двадцать, хотя явно смеяться было не от чего. — Вот тут, хм, мои, ну, мои друзья, — он не мог отдышаться, — личное радио в голове, сказали спросить у тебя, для чего тебе жвачка, кого решил соблазнить этим ароматом, неужто меня? — юноша протянул ему пакет с продуктами, одарив непонимающим взглядом. — Господи, — это всё, на что он был способен. Потому что он уже несколько раз за день думал о том, каково это — поцеловать Уэйда. Именно его, а не кого-то другого. Нужен он. Нет. Иисус, конечно же он не нужен. Дьявол, нужен, ещё как нужен. — Спасибо, — юноша произнёс это кассиру уже совсем уставшим голосом, ему хотелось поскорее домой. Закрыться от всего мира, который будто бы топил его. Ему в очередной раз казалось, что всё опять сваливается в пропасть, он просто смотрит на свою жизнь издалека, бросает мимолетные и едкие взгляды на поток людей, действий, разговоров, но ничего не делает, совершенно ничего. — До свидания, — Питер взял пакеты с продуктами, посильнее сжал ручки и ещё раз взглянул на Уэйда, — и спасибо. — Что? — Что? — А как же «ох, благодарю тебя, милый Уэйд, за помощь, ты был так благороден, ты мой принц на белом»… — мужчина остановился, — ненавижу белый, поэтому: «ты мой принц на красном коне, увези меня в нашу башню и тра… — Боже правый, заткнись, — Питер лишь прибавил шаг и нелепо зажмурил глаза, смахивая непослушные волосы, которые так и норовили залезть в глаза. — Я ведь сказал спасибо. Думаю, что на большее ты и не должен рассчитывать, — после этих слов у Питера выхватили пакеты прямо из рук, шмыгнули носом, специально высоко задирая голову, направились к его месту жительства решительным шагом. — Я хочу, чтоб вы, мистер, окоченели от холода, а после попросили меня зайти, чтобы я вас согрел, — Уэйд усилил шаг, даже иногда можно было заметить, как тот в свою очередь подпрыгивает, совершенно не сильно, но явная победа в этом виднелась. — Ни капли не удивлён, — произнёс себе под нос Паркер, но послушно поспешил за мужчиной, пытаясь подстроиться под его шаг, сам не зная для чего. Демоны. Слишком много. Кто там? За углом, под твоей кроватью? Кто следит за тобой, поглядывая через плечо? Чьё очертание ты видишь, глядя в потухший экран монитора? В чьё отражение ты вглядываешься, стоя у зеркала в ванной? Их полно. Твоя голова забита ими, они жрут твой мозг, облизывая губы, пальцы, причмокивая, давятся этой серой массой, стонут от жадности, проглатывают его с силой, а после идут блевать. Это все они. Из-за них ты плачешь. Ненавидишь себя. Живые мертвые — так называли рабов в Древнем Египте. И ты раб. Раб самого себя. Ненависть к себе. Одна огромная ненависть. Жрешь. Жрешь. Жрешь. Черти. Демоны. Антихристы. Вешай кресты для распятия. Читай Библию. Коран. Произноси молитвы. Будь добр. Но это не спасёт тебя. Никто не спасёт. Демоны, они всегда с тобой, а где ты сам? Кто твои бесы? Их имена? Ты их знаешь, да, ну конечно ты их знаешь. Лелеешь их, ставишь на них засосы, обнимаешь по ночам, когда они наелись твоими чувствами. Скажешь их имя? Да. И как их зовут? Я. — Дальше я сам, — парень попытался вырвать пакет из рук Уэйда, но получилось лишь дотронуться до его ладони. А после. А после его будто ударило ошалелым проводом. Он до жути испугался реакции, не понятно какой — а её и не было. Мужчина лишь нелепо на него взглянул и, хмыкнув, продолжил подниматься по лестнице на этаж парня. — Почему я все ещё не слышу «ты мой герой, ты мой номер один, что ты хочешь на ужин, милый?» — Уилсон остановился у двери Питер, поставив пакеты на пол, вскинул брови и уставился на растерянный взгляд парня, который явно нервничал. Неожиданно взгляд приковал цветок. На шее Паркера. Чертов цветок на шее. Блядский цветок, который рос из этой блядски прекрасной шеи. — У тебя тут… — рука мужчины потянулась, чтобы сорвать его (но в большей степени ему просто хотелось прикоснуться к этой коже, хоть на пару секунд). — Цветок, — он крутил в руках маленький синий цветочек, с интересом разглядывая его, но больше его интересовало то, как он там оказался. Как это? — Наверное… — Паркер был в заблуждении. В огромном заблуждении. — Может, упал, когда я шёл под деревом, или случайно принёс этот жуткий ветер, — его бросило в дрожь, нет, не от какого-то цветка, а от прикосновения Уэйда. Парень думал, что его руки будут куда более грубыми из-за ожогов, но всё было совсем наоборот. — Ну, так ты пригласишь меня на чашечку кофе? Или на чашечку чего-то покрепче? — Уилсон ухмыльнулся, явно чисто интуитивно облизывая нижнюю губу и опираясь о стену, зевнул. Из-за его растрепанного вида — а именно мятой футболки, мешков под глазами и усталости — хотелось прижать этого мужчину к себе, лечь рядом с ним в кровать, скрутиться клубочком и нежно поглаживать его руку, которой он тебя обнимает. — Прощай, — после этого Питер резко открыл дверь, пулей забрал продукты и так же быстро захлопнул всё, что можно было, даже свой рот. — И тебе спокойной ночи… — это единственное, что услышал Паркер, когда склонился на пол и облегчённо вздохнул. — Надо же, Бога ради, знаешь человека от силы три дня, а уже представляешь, как будешь с ним спать, — парень лишь пренебрежительно фыркнул, слегка поморщился и, закинув голову назад, вдруг понял, что он опять один. Наедине со своими мыслями. Но вдруг юноша произнёс: — И тебе волшебных снов, Уэйд. Нет. Господи. — Так ведь нельзя! Боже мой, нет, не смей вот так вот из-за своей неудовлетворённости засматриваться на кого-то, тем более на парней, — Питер был дома, он мог говорить во весь голос, разговаривать сам с собой и ощущать всё ещё ту безмерную пустоту. Ему в иной раз казалось, что его душа — это чёртова чёрная дыра. И оттуда нет выхода. Стивен Хокинг, что с этим делать? Парнишка ступал босыми ногами по кафельному полу, потирал глаза и после сытной еды, хотел лишь одного, спать. Таблетки попадали в его организм одна за одной, ноги сами вели его к дивану и глаза уже смыкались. Но чертов разум. Он помнил ее номер наизусть. А она его и не меняла, будто именно этого и хотела, чтобы Питер мучился, искал выход из этого лабиринта. Я скучаю. Господи, как я скучаю. Он никогда его не отправит. Да и зачем? Для чего? Чтобы прочитать очередное смс о том, как всё изменилось, что они теперь другие, что у каждого из них новая жизнь? А что, если Питер не готов к этой новой жизни? А что, если он не может без неё? Для чего это, для чего вся эта бесоебная и блядская хуйня? Почему именно он? Паркер вскакивает с дивана. Парня омывает холодный пот. Через пять минут он уже стоит под душем и думает о том, что будет, если выпить все таблетки. Ведь передозировка может наступить всего лишь через десять штук. Мысли. Куча мыслей. Они забивают его голову, как слабого мальчика в игру «Вышибалы» в школе. Ему кажется, что он запутался в них, как муха в паутине. И чем сильнее он дёргается и пытается что-то изменить, тем хуже всё становится. Он превращается в статую, может, и не такую прекрасную, как творения Микеланджело, но в ту, которая ничего не чувствует. Одна. Две. … Семь. Восемь. Разбитые колени об кафельный пол. — Господи… — его язык заплетается, когда он засовывает в очередной раз пальцы в рот. Теперь выходит лишь желчь и кровь, на языке ужасный привкус, и кажется, что совсем скоро он начнёт блевать своими внутренностями. — О чем ты только думаешь? — после опять два пальца в рот и нескончаемые вздохи, нехватка воздуха, слезы, сопли, слюни. Всё смешивается в кучу. Несчастные и счастливые, как их отличить? По многим признакам. Но что является их неотъемлемой частью? Каждый из них заканчивает в ванной. Унитазы, раковины, ванные, души. И чем так эта комната провинилась? Больше нечем блевать. Выходит лишь одна кровь. А ему все ещё кажется, что таблетки остались там. Что во сне он умрет и больше не проснётся. Что не увидит тетю Мэй, не обнимет её и не почувствует этот аромат, который витает вокруг неё. Не улыбнётся Еве, не увидит цвет её глаз. Не сможет вдыхать аромат только что заваренного кофе, не будет мыть плиту из-за того, что забыл про турку. И не сможет… и не сможет поцеловать Уэйда. Кое-как поднявшись, он, опираясь на все косяки и дверные проемы, улёгся на диван, посильнее укутываясь пледом, жалея о том что, всё-таки не пригласил Уилсона. Чёртов мужчина. Уэйд шёл по тёмным, окутанным мглой улицам и что-то совершенно не ясное, слегка странное и ненавязчивое напевал себе под нос, так часто делают люди, которые чего-то боятся и пытаются тем самым отвлечь себя от этих тяжёлых, как сталь, мыслей. Одиночество. Разве оно не прекрасно? Разве оно не обволакивает тебя своими стальными объятиями? Не дарит тепло и защиту? Ты не растворяешься в нём, как сахар в горячем напитке, который ты пьёшь на протяжении всего дня? Ты не чувствуешь эти руки на твоих плечах, которые так и гипнотизируют, вызывая апатию? Одиночество — творчество. Один из синонимов, который действительно является правдивым. Ты творишь. Создаешь что-то действительно величественное, твоя боль, утрата, злость — всё порождает потрясающее. Люди будут смотреть на это с восхищением, думать о том, что ты чувствовал в тот момент. А чувствовал ли ты вообще? Если в тот момент тебя насиловала твоя же гордость на пару с эгоизмом? Одиночество — порождение зла или добра? — Нет, сегодня я не принимаю заказов, — мужчина отвечал не очень-то и охотно, больше сосредоточившись на открытии дверного замка, который ну никак не хотел ему поддаваться. — И сегодня я даже никого не трахаю, — ему наконец-то удалось открыть дверь, и он с облегчением выдохнул, зайдя в квартиру, но тут же споткнулся об обувь возле порога. Ругнувшись про себя, он снял ботинки, бросил в один из углов прихожей куртку и сразу же лёг на кровать, не желая продолжать неинтересный разговор. — Как остроумно, — фраза явно была с долей (нехеровой такой долей) сарказма, — и даже парней, — схватив рукой один конец одеяла, он завернулся в него как в кокон и уже хотел было бросить трубку, как ему наконец-то поступило хорошее предложение. — Уэйд, я знаю, что вы интересуетесь разным, и я вас за это не осуждаю, у каждого свои тараканы, но мне нужно сделать небольшую услугу, — говорил мужчина, явно сорока с лишним лет, вероятно до безграничности богат. — Кое-кто решил, что убивать моих людей — очень интересно, а кое-кто — это всего лишь паренёк. Вам нужно просто доставить его ко мне, мои парни сами с ним разберутся, я отправлю вам пару фото его дел, думаю, тогда вы поймёте что к чему. Деньги перечислены на ваш счет уже сейчас, если сделаете всё к завтрашнему вечеру, то отправлю умноженную вдвое сумму, — звонок оборвался, а на сотовый пришли фото. Для обычного человека это было бы слишком ужасно, все тела были изуродованы, мужчина успел насчитать на одном из тел двадцать семь ножевых ранений, изрезанное горло, ушей и глаз не было на каждой из жертв. — Парни знали слишком много, по всей видимости, о ком-то, — Уэйд отбросил телефон. Сейчас единственное, чего хотелось, так это не смотреть на эти ужасные тела. — Завтра встану пораньше, найду информацию и убью сразу же, чего медлить, — Уилсон закрыл глаза, повернулся на другой бок и поскорее попытался заснуть, но настойчивые голоса в его голове не давали ему этого сделать. «Он прелесть, не правда ли?» «Наконец-то я с тобой согласен, но вот что: слишком уж стеснительный, не сразу раздвинет свои ягодицы перед нами.» — Блять, закройтесь, дайте поспать, — застонал Уэйд закрыв лицо руками, потирая глаза. «Мы тут тебе даем повод подрочить, раз уж сегодня мы остались без еды, хотя он был готов для хоть какого-то засоса.» «Он явно был готов, а ты лишил его удовольствия, и, самое главное, мы не узнали, каковы на вкус его губы!» — Потому что вам знать это и не нужно, пальцем мы к нему не притронемся, пока он сам этого не захочет, не собираюсь я впутывать его в наши… — голоса в голове тут же прервали его речь. «Слышал? Да он только что признался, что влюбился! Дева Мария, этот ублюдок может что-то чувствовать!» — Какого хера я всё время отказывался играть в русскую рулетку? — после этих слов голоса вдруг затихли, и Уилсон смог наконец-то вздохнуть с облегчением и, повернувшись на правый бок, вдруг произнес: — Не влюблен я в этого смазливого мальчишку! Господи, ещё как влюблён.