Young Forever

Иногда детишек нужно гладить. Взрослых или маленьких, неважно. Они все одинаково потерянные, стоят как домино друг за другом – пошатнётся один, и упадут все. Потому что обещали безмолвно друг другу, что ломаться – вместе, падать – вместе, проигрывать – вместе. Поэтому гладить. Хоть иногда, но необходимо. Сокджин перебирает влажные волосы необычно тихого Чимина и смотрит куда-то перед собой. В другой комнате Юнги ругается с Хосоком и Чонгуком, где-то там же раздражённый голос Намджуна и вопли Тэ. А Чимин, маленький мягкий Чимин здесь, и ему нужно, чтобы погладили. Позаботились. Показали, что да, что всё ещё не один. Что всё ещё нужно продолжать истязать себя ради них. Что каждый так делает. Сокджин медленно похлопывает его по плечу и слушает тихое дыхание. Чимин не спит, нет. Он где-то между срывом и рыданиями, совсем на грани, но держится и молчит. Держит в себе, чтобы не доставить сегодня ещё больше проблем. Сокджин знает, что он перетерпит. Выдержит, проглотит глубже в себя и замурует тяжёлыми дверями. Чимин осторожно сползает с его колен, поправляет смятые мокрые волосы и плетётся к двери, чтобы привычно спрятаться в их с Тэхёном и Хосоком комнате. Сокджин кивает на тихое «спасибо» и закрывает глаза. Его гладить некому. Намджуна не гладить надо, а по голове хорошенько дать, чтобы выбить всё это дерьмо из него и заставить работать в привычном режиме, а не загоняться из-за нового потока беспричинной ненависти. Но Намджун такой человек. Любое резкое слово оставляет в нём глубокий порез, из раза в раз закрываемый лезущей на лицо улыбкой. Намджун какой-то переломанный и кривой весь, и неудивительно, что они все тут такие, как на подбор. Но Сокджин давит ладонью на чужое плечо, заставляет опустить голову на свои колени и медленно, осторожно гладит. Намджун не дёргается, но и не расслабляется, весь напряжённый и будто готовый к удару. Сокджин тайком закатывает глаза и продолжает. Намджун обычно не выдерживает дольше пяти минут, и тут не подводит, сбегает, растерянно оглядываясь. Сокджин смотрит на напряжённую спину и всё-таки хочет стукнуть в следующий раз. Но каждый раз только гладит. Тэхён обычно забирается к нему на колени сам, долго вертится и что-то бубнит себе под нос, потом наконец укладывается, тянется за его ладонью и кладёт себе на макушку, мол, держи, гладь меня. Сокджин бессмысленно смотрит на его ровный профиль и водит ладонью по жёстким волосам. Опять чем попало голову моет, глупый ребёнок. Тэхён что-то неразборчиво буркает на его замечание, случайно сказанное вслух, снова ворочается и перекатывается на другой бок. Ждёт, пока Сокджин снова начнёт механически гладить, и заводит какую-то длинную старую историю, или какой-то забавный недавний случай, или что-то о Чонгуке, или о Чимине, или о Намджуне (стукнуть, напоминает себе Сокджин). Тэхён болтает и вертится, Сокджин гладит и думает, что Тэ, пожалуй, тот единственный, кому это его "погладить" нужно только чтобы безнаказанно потрепаться о том, что не будут слушать другие. Тэхён, в конце концов, так никому и не скажет, если ему грустно или плохо. По нему и не поймёшь. Всё ещё не поймёшь. Тэхёнов будто несколько, и каждый раз, когда одному плохо, он заменяется абсолютно таким же Тэхёном. Сокджину от него вообще-то по-настоящему жутко. Хосок почему-то один из тех, кто к Сокджину и его "погладить" относится с таким подозрением, что впору на всякий случай осматривать себя на предмет лишнего внезапно обнаруженного оружия. Хосок идёт к нему только после ссор с Юнги (а это бывает до невозможного редко), молча пристраивается под боком и упрямо смотрит куда-нибудь не на него. Сокджин косит на него глазами минут пять и со вздохом обнимает за плечи, тянет на себя (Хосок утыкается ему лицом в грудь) и несмело проводит ладонью по спине. Хосок вздрагивает и резко выдыхает, но не плачет. Сдерживается, в себя глубже заталкивает, давится, но не показывает. У Сокджина от него где-то на затылке волосы дыбом стоят. Потому что он и представить не может, сколько всего они вот так в себя силой запихивают и хранят. Не может, а сам также делает. Только у него это другое. Усталость от ответственности за всех (всё же старший хён), от таких вот вечеров, когда на коленях чья-то голова, от постоянного давления из-за неправильных движений и фальшиво взятых нот. Сокджин перебирает все свои проблемы и думает, что вообще-то ничем от остальных не отличается. Он часть неправильно собранной картины, с оборванными краями и размазанным рисунком. Хосок ворочается и глухо бурчит, что не знает, как извиниться. Что ему очень стыдно за свои слова. И что Юнги даже не смотрит в его сторону. Сокджин не говорит, что каждый вечер видит растерянного и расстроенного соседа по комнате. Хосок выбирается из его рук и сбегает к Тэхёну и Чимину. Сокджин хочет, чтобы его погладили. Он сидит на своей кровати и смотрит, как Юнги бездумно перебирает всякую мелочь, раскиданную на подушке, и даже не бесится на ежедневную дурацкую шутку. Юнги непривычно хмурый и неразговорчивый, не проводит больше время с младшими, которые смотрят на него выброшенными щенками, и почти не пересекается ни с кем. Сокджин выдерживает двадцать минут напряжённого молчания. На двадцать первой Юнги смахивает всё с подушки рукой, почти бегом пересекает их небольшую комнату и подкатывается Сокджину под бок. Сокджин опускает ладонь на его плечо. Юнги весь нахохлившийся, расстроенный и сильно раненный словами Хосока. Сокджин перекладывает его голову к себе на колени, чтобы было удобнее, и начинает делать из его волос дурацкие маленькие хвостики. Юнги тоже из тех, кто приходит к нему до невозможного редко и предпочитает давиться своими проблемами и загонами в одиночестве. Сокджин его понимает. Потому что сам в одиночестве себя изводит и почти наизнанку выворачивается, чтобы куда-то спрятать всё то, что никогда не спрячется. И ему бы тоже вот так полежать головой на чьих-то коленях, но нельзя. Сломается он – попадают все остальные. Сокджин слушает тихое сопение заснувшего Юнги и закрывает глаза. Юнги бы подошёл, но Сокджину самому неловко просить об этом. Чонгук собран ими всеми, неумело воспитан и выращен под дрожащими и сжатыми в кулаки ладонями. Чонгук своенравный, потому что тогда они не заботились об этом. Временами без причины злой, потому что ну вот как они, шестеро парней, неуверенно цепляющиеся друг за друга, могли нормально вырастить ребёнка? И почему-то шарахается от всех женщин и девушек, даже помощь стаффа принимая с трудом. Не почему-то, а потому что всё также выращен ими, и других рук, кроме мужских, хоть и дрожащих и с разбитыми пальцами, не знал. У Чонгука к ним всем какая-то больная привязанность, преданность почти – вырастили, выходили, вытянули со дна. Криво и по-своему любили и заботились. Сокджин перебирает чёрные прядки на своих коленях, пока Чонгук, высунув от усердия кончик языка, играет в какую-то игру на смартфоне. Чонгук к нему вообще не приходит. Ему и не надо это глупое "погладить", потому что не покажет своих слабостей никому. У него с детства тянется – нельзя быть слабым звеном, нельзя быть обузой хёнам. Они это как-то упустили, проглядели, и теперь мучаются все вместе. Чонгук не приходит, приходит сам Сокджин, потому что ему надо. Понять, почувствовать, что младшенький держится. Пусть в какие-то моменты на чистом упрямстве и ради них, но держится. Не заталкивает в себя, не давится, а вырывает с корнями. Сжигает в собственных руках. Они так не умеют, потому что поздно уже было учиться. Сокджин гладит ерепенистого мальчишку, и ему кажется, что это гладят его. Тэхён душит катающегося по полу ржущего Чимина, отбивается от Чонгука и визжит. На диване за пачку печенья дерутся Хосок с Юнги, отталкивают друг друга руками и оба молча пыхтят. Сокджин привычкой закатывает глаза, когда ему в колено прилетает пятка Хосока, и бесцельно переключает каналы на маленьком телевизоре. Хосок роняет пачку на пол, Чонгук тут же сгребает её и с воплями индейцев выбегает из комнаты, чуть не врезавшись в Намджуна. За мелким срывается остальная куча, Тэхён чуть не падает в дверях на Юнги, они оба цепляются за плечи орущего Чимина, и тот с трудом поворачивает за Хосоком в сторону, куда сбежал младший. Сокджин трёт виски и выдыхает, потому что вопли из другой комнаты не такие громкие. Ему на макушку опускается широкая ладонь, и Сокджин вздрагивает. Рядом садится Намджун, молча опускает его голову на свои колени и гладит. Рука у него грубая, пальцы больно путаются в нерасчесанных волосах, но Сокджин молчит. Ему почему-то хочется разреветься, как маленькой девочке из-за синяка на коленке. Но он запихивает это глубже в себя, давится и молчит.