Призрак, диггер, катакомбы...

                    Он уже немного привык к тому, что эта девушка очень странно себя ведет, странно разговаривает и порой выдает совершенно непредсказуемую реакцию на его слова и поступки. Но то, что происходило сейчас… Это не вязалось в голове Эрика ни с одним представлением об этой девушке.              Прошло, наверное, минут десять после ее ухода прежде, чем он начал осознавать происходящее. Медленно опустившись на колени, он бережно подобрал гребень. При виде расколовшейся на две половинки основы украшения горло сдавил спазм, а на глаза набежали слезы. Что же произошло? Чем он мог настолько ее обидеть, что она… Она же заплакала! Что-то говорила про то, что Эрику неважно, какая она. Сравнивала его с какими-то парнями из клубов. Через всю ее тираду до Эрика медленно дошла самая шокирующая ее суть: Виктория говорила Эрику, что он ее не любит. И ее это расстроило.              Почему? Кристина бы только обрадовалась, если узнала, что урод из подземелий ее разлюбил. Бедная Кристина была готова стать его женой ради спасения Рауля, временами испытывала к нему жалость и сострадание, но наверняка вздохнула свободней, когда наконец-то освободилась от него. А Вика?              Сжавшись в комок, Эрик лег прямо на пол и отсутствующим взглядом принялся смотреть на теряющийся во мраке потолок комнаты. Стены, казалось, до сих пор отражали слова Виктории. Ее обвинения. Ее… Боль? Боль, которую ей причинил Эрик. Чем?              Раньше можно было обратиться за советом к той же Виктории. У нее как-то получалось объяснять все эти женские премудрости простыми словами. То, что было Эрику непонятно, а порой и вовсе внушало ужас, после разговора с Викторией становилось простым и ясным, а ее объяснения не оставляли никаких шансов для скрытого смысла или неверного толкования. Вон, как быстро она ему объяснила, почему надо давать девушке время узнать себя получше и не торопить события, чтобы не испугать ее.              — Узнать… Себя… Получше… — едва слышно произнес Эрик. Перед глазами повисла мутная пелена, которую бесполезно было смаргивать. — Какой же я идиот…              Ведь за это время не только Виктория узнавала его, но и он должен был узнать Викторию. И он узнал! Узнал, что эта несусветная девушка порой бывает невероятно, неприличной пошлой и своей грубой прямолинейностью способна неоднократно вогнать в краску даже какого-нибудь развратника, а не бедного Эрика. Узнал, что для нее не важны раса, пол и социальное положение человека, куда большее значение играет его так называемая «душа», то есть совокупность личностных качеств. Он узнал, что Виктория очень не любит, когда кто-то указывает, как ей жить и что делать. А еще она обожает бельгийский шоколад, который Эрик готов был носить ей ящиками, лишь бы только она его простила. Лишь бы дала шанс исправить ошибку. Лишь бы дала шанс все объяснить. Ведь он не хотел говорить то, что она услышала. Он лишь имел в виду, что готов в благодарность за теплые чувства к себе принять безоговорочно все то, что другие люди считают недостатками, подлежащими искоренению. Она говорила, что с ней никто не может ужиться, потому что она ведет себя «не в соответствии с гендерной ролью». И пусть ведет! Пусть играет в эти свои «компьютерные игры», пусть все выходные пропадает с друзьями в клубе и приходит домой «на бровях», пусть делает все, что ей взбредет в голову, лишь бы продолжала быть такой же доброй и милой с бедным Эриком.              Неизвестно, сколько он так пролежал, плача и думая о том, что будет с ними дальше, но в какой-то момент его насторожила странная тишина в других комнатах. Он ожидал, что Виктория будет что-нибудь где-нибудь громить и, в принципе, мысленно попрощался со статуэтками на каминных полках и с недавно купленной посудой, но никаких признаков погрома чуткий слух до сих пор не улавливал.              А что, если она решила что-то сделать с собой? Пусть даже на нее это совсем не похоже, но влияние момента могло оказать негативное воздействие на мышление такого логичного и конструктивного создания. Ведь раньше она не казалась ему человеком, который способен плакать…              Вскочив на ноги, Эрик бегом кинулся в гостиную. Дверь распахнулась с одного удара рукой, за ней он был подсознательно готов увидеть все, что угодно, вот только реальность все равно оказалась несколько… неожиданной.              — О, блять! Посмотрите-ка, кто ползет! — Виктория поудобней развернулась на ковре перед камином и, протянув руку к бутылке с коньяком, вполне уверенно отхлебнула последние два глотка. — Блять, что за гавно… — обнаружив, что бутылка опустела, девушка размахнулась и от души швырнула ее об стену. От этого звука Эрик вздрогнул и замер на месте, поскольку ее поведение сейчас напомнило ему собственное. И если он со стороны смотрелся столь же неприятно, как Вика сейчас, то… Как эта девушка умудрялась терпеть его все это время? — Ну и чо, блять, ты там замер? Дверь закрой, дует.              — Я лишь хотел убедиться, что с вами все в порядке. Что вы не…              Он осекся.              — Чего?! — Виктория явно поняла, что он имел в виду, поскольку заржала в голос, снова обвалившись на ковер. — Эрик, если бы я из-за каждого мудака пыталась самовыпилиться, то мое существование закончилось бы еще… Дай-ка подумать… лет в тринадцать, не позже.              — Муда… ка? По-вашему Эрик…              — А кто ты? Впрочем, я сама виновата. Не надо было питать каких-то ложных надежд. Просто в какой-то момент я подумала, что человек, который всю жизнь был одиноким и никогда не знал человеческого отношения будет это самое отношение ценить. Ну, в том плане, что я не заловлю тебя потом на какой-то телке из-за того, что у нее сиськи побольше, или она сосет круче…              Пассаж он не понял, но, судя по всему, имелось в виду что-то неприличное, поэтому Эрик предпочел половину последнего предложения пропустить мимо ушей.              — А тебе, оказывается, совсем наплевать. Ну так, баба резиновая, только еще и говорящая. Может, для кого-то еще так было бы даже лучше, но я этого не хочу, понимаешь? Порядочности в отношениях — да. Верности — да, блять. Уважения — да, естественно. Но не полного пренебрежения ко мне, как к личности, лишь бы была рядом. Как я уже сказала — бросать тебя в таком состоянии я не намерена. Но давай оставим эту игру в отношеньки за бортом, все равно ничего путного не выходит.              Сердце ухнуло в пятки. Эрик опустился на ковер совсем рядом с Викторией, но так и не осмелился протянуть к ней руку, чтобы заставить повернуться и смотреть на него.              — Может быть… Все-таки не стоит делать таких поспешных выводов?              Внутри поднималось что-то нехорошее. Нет, нет, он ее так просто не отпустит. Виктория должна остаться с Эриком, должна полюбить Эрика, только тогда он будет счастлив…              — А чего тебе еще для счастья надо-то? С твоими-то запросами. Рядом? Пожалуйста, я рядом, вот она, вся, блять, целиком и полностью. Сопли тебе подтирать? Так я только этим, по-моему, и занимаюсь последние дни. Не шарахаться от тебя? Ну, пока продолжаешь вести себя прилично, все так и будет. Печь тебе пироги? Да пожалуйста, как я уже говорила, без истерик — хоть ежедневно, тем более, что мне все равно в этом отсталом времени делать больше нехуй, кроме как рукодельничать и кулинарничать. Вот только знаешь… Все вот это вот… Зачем сюда любовь приплетать? Есть такое понятие — называется «дружба». И ты не поверишь, но между представителями разного пола она тоже существует. Если ты все, что тебе нужно, получаешь от меня и без отношений, нахрена с ними-то заморачиваться, если, по большому счету, они тебе в хуй не уперлись? И нахера меня на это подписывать? Вот чего ты хочешь добиться?              Сейчас она была поразительной. Даже будучи пьяной «в тарантас» девушка изумительно и без запинки комбинировала сложные предложения и весьма точно передавала свои мысли и чувства. Чувства, да… Трезвой она была менее эмоциональной.              — Знаете, я… — он понимал, что с пьяным человеком разговаривать наверняка бесполезно. Но ему, как и Виктории, хотелось выплеснуть свои эмоции. — Я знаю, что друзья могут заботиться, оказывать эту вашу моральную поддержку. Но рано или поздно друг выйдет замуж и уйдет от меня, — фраза вырвалась сама собой. Обхватив себя руками, мужчина принялся раскачиваться вперед-назад. Определенно, ему тоже лучше дойти до той же кондиции, что и Вика. Иначе он прямо сейчас сорвется в очередной раз. Алкоголь помогает притупить любую боль, пусть и ненадолго…              Встав, Эрик прошел несколько шагов к небольшому шкафчику рядом с камином и открыв его, достал еще одну бутылку.              — О, заначка! Алкаш… — Виктория хрюкнула. — Замуж… И ты решил, чтобы я точно не ушла, затащить меня замуж сам? Скотина… А ведь я почти поверила тебе.              — Почти? — на ее резкое высказывание ответа не нашлось, поскольку сейчас Эрик остро чувствовал, что она на самом деле права. С самого первого дня у него были вполне ясные намерения относительно этого ангела, свалившегося на него из отдаленного будущего.              — Конечно, почти. Как я уже говорила, ты не первый мудак на моем жизненном пути.              Открыв бутылку, он делает прямо из горла большой глоток.              — Дай сюда, — бутылку весьма грубо вырывают из руки, при этом на фрак проливается немного коньяка. После этого Виктория в свою очередь прикладывается к емкости. — На. — вытерев рот тыльной стороной ладони, девушка кривится в странной гримасе, будто вот-вот заплачет, и абсолютно опустошенным голосом произносит. — Вот какого хрена вам всем не хватает? Симпатичная, не тупая, но и умником на моем фоне можно выглядеть запросто, истериками мозг не ебу, дорогих подарков не требую, не заставляю перекраивать свою жизнь мне в угоду… И всего-то прошу в ответ… Даже не любви. Об этом чувстве уже давно никто не знает… Уважения, поддержки и качественного секса три раза в неделю. Блять, вы, твари отросточные, даже на это неспособны. Какой тут замуж? Вернусь в родное время — ей-богу начну встречаться с той симпатичной телочкой, которая на меня уже три месяца пялится и весьма непрозрачные намеки делает.              — А я…              — А ты теперь непутевый старший брат. Или дядька по материнской линии, которого никто во Франции не знает и знать не может. Мудак еще тот, но родная кровь, поэтому люблю и терплю, забочусь в меру сил и возможностей, да и ты ко мне так хорошо по-родственному относишься. Чего ты так на меня смотришь?              — Эрик ценит вас… Эрик никогда вас не предаст, всегда будет рядом с вами, Эрик все сделает для вас…              Ком в горле мешал дышать. Поспешно сделав еще один глоток коньяка и уже привычно почувствовав, как вырывают из рук бутылку, чтобы затем снова вложить ее в его потную холодную ладонь, мужчина встал на колени напротив девушки и положив одну руку ей на плечо, тихо прошептал.              — Не отказывайтесь от меня. Дайте еще один шанс. Я понимаю, все понимаю, может вы правы и я действительно не очень-то умею строить эти ваши отношения и не совсем понимаю, что значит то или иное чувство, но…              Алкоголь все-таки ударяет в голову. Предметы становятся менее четкими, но вот смелости в нем прибавляется.              — У меня встречное предложение. Давай искать пути обратно в мой мир, м? Там будет полно девок, которые будут вполне нормально к тебе относиться, у тебя будет больше выбора, ты наконец-то выберешь себе подходящую телку, затащишь ее в загс, будешь ебаться с ней хоть на люстре, но… Меня оставь в покое. Стоп. Все. Хватит. Не хочу быть с тобой только из-за того, что тебе не из чего выбирать. Это ничем хорошим не кончится. Ни для меня, ни тем более — для тебя. Я тебя не люблю, Эрик. Точка. Конец истории.              — Вы полюбите меня. Клянусь, вы полюбите, а не то я…              — Не то ты что? — голос девушки налился металлом, рукой она откинула волосы со лба и, вскочив на ноги, уставилась на него сверху вниз. Быстро и плавно мужчина вскочил на ноги и в свою очередь устремил взгляд вниз, на Викторию, благо что это рост ему позволял.              Он уже не удивился тому, что девочка ни капли не испугалась — надо полагать, что если она и трезвая была непрошибаемой, а после бутылки с лишним коньяка ей наверняка и сам черт не брат.              — Не то что? Будь любезен договорить уже, раз начал. Что ты мне сделаешь? Попытаешься запереть тут? Выставишь на солнышко? Убьешь? Напугал ежа голой задницей — меня с десяти лет столько раз пытались то избить, то изнасиловать, что как-то уже перспективка не особо пугает. Тем более, что мне здесь все равно долго не прожить — пара-тройка лет — и готовьте гробик, так что раньше или позже — значения не имеет.              — Что?              — То, блять! В вашем времени люди с любыми отклонениями в здоровье подыхают, не дожив до школьного возраста.              — Но вам же просто нельзя быть на солнце и тогда… Тогда все будет нормально, ведь правда… — когда Виктория покачала головой, Эрик без сил опустился на пол у ее ног. — Как же так…              — Да вот так. Помнишь, я говорила тебе про то, что у меня полная непереносимость солнечного света?              — Конечно, помню, — он и не заметил, что до сих пор не выпустил из руки бутылку с коньяком. Виктория, похоже, тоже заметила нечто подобное только сейчас, поскольку иначе она бы потянулась к коньяку намного раньше.              — Так вот, пупсик, куча обменных процессов и усвоение целого ряда питательных веществ в организме человека осуществляется только при участии банальных солнечных лучей, та-да-дам! В мое время все это вполне компенсируется парой коробочек с химическими аналогами всех тех веществ, которые у меня не вырабатываются, в результате чего я спокойно могу вести вполне полноценное существование, работать на не самой простой работе и в итоге жить припеваючи. Но в вашем времени единственная химия — это самогоноварение, даже пенициллин, насколько я помню, еще не изобрели, молчу про химические аналоги всяких витаминов, минералов и иже с ними. А еще — за полтора столетия организм человека дохера изменился. Те заболевания, что считаются серьезными для вас — например, дифтерит, корь, что там еще есть — у нас давно лечатся путем вакцинации. То есть, даже если я подхвачу здесь что-нибудь эдакое, то скорей всего, переболею в легкой форме. Но может быть верно и обратное — какая-нибудь пустячная хрень уложит на обе лопатки мой и без того подыхающий естественным путем иммунитет, а я отправлюсь на ближайшее кладбище.              — Вы не сказали… Вы ничего мне не сказали… Почему?              — Дай подумать… Потому что не хотела слушать твои пиздострадания еще и по этому поводу? Или потому, что в принципе непонятно, какое значение будет иметь эта информация?              — Так почему сказали это сейчас?              — Пф… Простое желание повеселиться за твой счет. Тебе же можно издеваться над другими, я тоже иногда люблю что-нибудь такое выкинуть. Очень хотелось видеть, как это выражение всесильного Призрака Оперы в мгновение ока исчезло с твоего лица. Так мы вернемся к теме угроз? Что там еще, кроме смерти… Ах, да, изнасилование… Как я уже говорила — можешь попробовать. Поскольку я не ваши местные девочки — незабываемые впечатления тебе гарантированы. Как и повреждения средней степени тяжести минимум.              — Эрик бы никогда не пошел на такое, — он отхлебнул последний глоток коньяка и, пользуясь примером Виктории, швырнул бутылку в стену. Грохот осколков отозвался ноющей болью в висках. — Знаете, я ведь не совсем дурак. И я понял, что именно вас разозлило. И пусть так, пусть я не умею любить по-другому, не умею делать это правильно, пусть я не вижу важными те ваши черты, которые выделяете вы сами, но… Но я все равно вас люблю. Знаю, в ваших глазах это наверняка выглядит как попытка уцепиться хоть за кого-то после ухода Кристины, но… Просто примите чувства Эрика. Боже, вам даже не потребуется отвечать как-то на них, ведь вы и так делаете для Эрика все то, о чем он мечтать раньше не смел…              Язык заплетался. А вот Виктория выглядела все такой же вполне трезвомыслящей. У него же в голове не укладывалось все произошедшее и узнанное. Мысль о том, что он может ее потерять, казалась невыносимой. Настолько невыносимой, что хотелось сделать все, что угодно, лишь бы этого не произошло. Пусть даже отпустить ее в ее мир. Пусть даже она не сдержит свое обещание взять его с собой туда, где, по крайней мере, будет избавлен от участи циркового урода.              — И оно тебе надо? У тебя и так есть все, что тебе нужно, так? При этом тебе в ответ надо просто вести себя по-человечески. Я серьезно. Не надо мне вот этих вот отношений, любви и всего прочего. Просто будь человеком и не будь сволочью, этого абсолютно достаточно, чтобы все было, как прежде. Зачем чувства приплетать?              — А вам не приходило в голову, что я действительно чувствую к вам что-то большее?              — В смысле, трахнуть хочешь? Ну, давай еще бутылку достань, вон из того шкафчика, я ее прикончу — и сама к тебе полезу, только раздеваться успевай.              — Я не про это. Почему вам надо все опошлять, негодная девчонка?              Сейчас с ней было почему-то очень просто говорить. С ней вообще просто было общаться, правда, у него это все равно плохо получалось.              — Не я такая, жизнь такая. И воспитание, верней — его полное отсутствие. Так если не про это — то про что?              — Не думаю, что это можно объяснить словами. Я просто… Я не могу без вас. Как не могут люди без воздуха. Нет, правда, Виктория. Вы меня спасли, подарили мне жизнь, дали мне шанс, о котором я и мечтать не смел. Шанс быть нормальным человеком.              — Ты и так нормальный человек. Со съехавшей кукушечкой, но нормальный, в принципе.              — И если вы меня оставите…              — Слушай, ты заебал ныть, правда. Я же сказала, что не оставлю. Все. Закрыли тему. И пойдем уже спать.              — Да, пойдемте… — встать получилось без труда, а вот идти по абсолютно прямой линии — уже нет. То ли от выпитого, то ли от разговора, но его довольно сильно шатало.              — Кое-кому завтра с утра будет очень хреново, — злорадно фыркнула Вика, подхватывая его под руку, когда Эрик едва не впечатался в стену.              — Давайте, смейтесь, злословьте над бедным Эриком.              — А сам виноват, отросточный, нехер было девочку обижать, — грубовато отозвалась эта малолетняя хамка, после чего привычно забросила его руку себе на плечо и на буксире протащила к себе в комнату. Он готов был поклясться, что на кровать его швырнули с такой силой специально. Благо, что она мягкая и удариться он ни обо что не мог чисто физически.              — Я больше не буду. Я ведь вас люблю… — тихо прошептал он.              Храп был ему ответом — Виктория умудрилась заснуть, свернувшись клубочком в кресле. Будить ее и перекладывать на кровать Эрик не решился — будучи слегка нетрезвой, девушка вполне могла интерпретировать его действия как-то иначе, чем простую заботу, а портить окончательно впечатление о себе ему не хотелось.              В голове крутились обрывки фраз из сегодняшнего разговора. До сих пор ему практически не приходило в голову, что с Викторией здесь может что-то случиться. Верней, иногда подобные мысли посещали его голову, но он гнал их от себя, как нечто чрезвычайно страшное. Потерять ее… Может быть, она намеренно преувеличила проблему, чтобы его напугать? А если нет? Боже правый, да ведь и нормальные люди в его времени могли умереть от «какой-нибудь пустячной хрени»… Он уже начал выражаться, как эта мелкая…              А что, если ее действительно не станет? Вот сейчас она рядом, пусть у него вроде как снова нет шанса на какие-то чувства… Или есть? Ведь она все равно никуда не уходит… Может быть, у него еще получится все исправить? В конце концов, ее «нет» не сопровождалось ударом кулаком в зубы, а значит — она, возможно, сама не понимает, что… любит его? Пусть даже какой-то другой любовью, непохожей на идеальный воздушный замок, нарисованный в голове Эрика. И… Если она его не любит, то почему заботится, как о родном?              Мысли путались, а голова начинала кружиться. Вздохнув, мужчина повернулся на живот и, обняв руками подушку, закрыл глаза, погружаясь в тихий и спокойный сон. Удивительно, но сейчас даже отсутствие рядом Виктории не помешало ему заснуть.              Впрочем, пробуждение оказалось ничуть не радостным и куда менее приятным, чем он себе представлял…