***
Когда за Викторией закрылась дверь кухни, он с трудом справился с новым витком истерики. Просто в какой-то момент внутренний голос начал говорить, что пока что все хорошо, ведь Виктория не отказала ему, а значит — все еще может быть… хорошо? Эрик не смел даже мечтать теперь о счастливом будущем для себя, но и расставаться с мимолетной, отчаянной надеждой, которая вспыхнула в нем за эти дни, ему не хотелось. Ведь Виктория же другая… Другая! Кристина была невинным ребенком, который боялся Эрика, боялся его ошибок, боялся этих истерик и способов, которыми он выражал свои чувства. Но ведь Виктория… не боится? Злится, досадует, когда Эрик совершает какие-то ошибки, но не боится. Не вздрагивает от отвращения при его приближении. А еще она так заботилась о нем все эти дни. Это она спасла его от неминуемой смерти, она сейчас словно склеивает по кусочкам его разбитое Кристиной сердце… Кусок по-прежнему не лез в горло, но отказаться от еды, значит — обидеть Викторию. Да и характер этой девицы и приходящие ей в голову идеи порой пугали Эрика. Взять хотя бы угрозу «поить альтернативным способом», когда он отказывался от воды. Поэтому суп он доел. И только после этого отправился искать Викторию. Вроде бы она сказала, что собирается посидеть в библиотеке… И точно — к тому моменту, как он зашел в помещение, девушка как раз достала книгу с одной из верхних полок. — Эрик здесь. От звука его голоса девица издала нечленораздельное «бля», смысл которого Эрик пока что не понимал, после чего пошатнувшись, принялась заваливаться спиной вперед с лестницы. Рефлекторно она схватилась рукой за книжную полку, и в этот момент Эрик очень сильно пожалел, что в свое время не уделил внимание закреплению стеллажей к стенам. Долю секунды шла оценка ситуации, после чего Эрик метнулся вперед, подхватывая падающую Викторию. Поставив девчонку на пол, он повернулся таким образом, чтобы нависнуть над ней. Прошел миг, но ожидаемого удара стеллажа по спине не последовало. — Слышь, может уже поможешь обратно подвинуть? — раздался насмешливый голос перед ним. Открыв зажмуренные перед так и не последовавшим ударом глаза Эрик понял, что стеллаж за его спиной удерживает Виктория, которая умудрилась просунуть руки у него подмышками и упереться ими в падающую полку. — Сейчас надо не думать о том, что будет, если ты воспользуешься ситуацией и меня поцелуешь, а осторожно развернуться и помочь поставить эту бандуру. — А… — он почувствовал, как кровь прилила к лицу. Голос вдруг отказался повиноваться, и нечленораздельное «а» — единственное, на что его хватило. В горле поселился тугой ком, который никак не получалось сглотнуть. Он ведь не думал об этом… Или думал? И почему она говорила об этом с незлой насмешкой, а не с отвращением, как, казалось, должна была говорить о возможности поцелуя с кем-то вроде него любая женщина на ее месте. Руки дрожат, когда они вместе с Викторией ставят полку на место и собирают с пола упавшие книги. В какой-то момент он случайно касается руки девушки. — Ошпарился? — фыркает она, когда он одергивает ладонь и рефлекторно делает шаг назад. — Чувак, не боись, я не кусаюсь. И прививка от бешенства есть, ага. — Я не боюсь. Эрик просто… — он вздыхает. Снова смех. — Уйтибоземой, какие мы стеснительные, какие мы робкие, какие мы интеллигентные… Он уже собрался было обидеться, но почему-то улыбнулся, когда Виктория, протянув руку вперед, погладила его по макушке, растрепав остатки волос на голове. Двадцать минут спустя он лежит на диване в гостиной, головой на коленях у девушки. Та явно увлечена какой-то книгой на индийском языке, поэтому по руке и голове его гладят машинально. Странно, но от этих ее прикосновений почему-то становится легче на душе. Когда его поцеловала Кристина, он думал, что сердце разорвется от боли, а с Викторией… С ней просто спокойно. По крайней мере, в ее случае можно не бояться, что она сбежит с каким-либо мальчишкой, потому что уж ее знакомства с кем-либо Эрик не допустит ни за что в жизни. — Так, чувак, выручай, что это за хрень написана? Хинди знаю, так что все остальное более-менее понять могу. Вздохнув, он принимается пояснять суть написанного на арабском. Зачем автор книги сделал вставки на этом языке, Эрику было непонятно, но кажется, его знания сейчас пригодились. Виктория, по крайней мере, выглядела довольной. — Где вы успели изучить индийский? — зацепился он за первую тему, что пришла на ум. — Ну, не сказать, чтобы я его прямо изучила — пишу наверняка с ошибками, да и изъясняться могу только на общие темы плюс еще по работе… Я ведь в группу Ральфа попала три года назад, как раз после колледжа. Дед, правда, предлагал еще на вышку пойти, но я решила, что в двадцать один год впрягаться еще и в ярмо универа — не больно-то надо, а тут как раз с Ральфом познакомилась и он мне работу интересную предложил, да и в группе меня сразу приняли, как родную… — Подождите… Если вам после колледжа было двадцать два, то сейчас, получается… — Двадцать четыре. Двадцать пять было бы через пару месяцев после того, как я сюда залетела. Не суть важно и не понимаю, чем тебя это заинтересовало. — Я и не заметил, что вы старше, — Эрик судорожно вздохнул. — А вы, дяденька, только малолетками интересуетесь? Двадцать пять лет — уже неликвид? — Что вы, Эрик вовсе не… — начал было он, но увидел хорошо знакомую улыбку и огонек насмешки в голубых глазах. — Вы опять издеваетесь над Эриком, Виктория. Девушка, не выдержав, рассмеялась в голос. Потом, видимо, заметила, что он нахмурился и поспешила убрать с лица улыбку. — Прости, прости, — прежде, чем Эрик принял вертикальное положение, теплая ладонь опустилась ему на лоб. Прикрыв глаза, мужчина повернул голову набок, чтобы прижаться к этой ладони щекой. — Просто ты… Твоя реакция, твое поведение — это все слишком странно даже для меня, хотя уж я-то странностей повидала довольно много, да еще и сама по меркам некоторых людей — та еще чудилка. Но когда взрослый мужчина ведет себя, как невинный и ничего не понимающий ребенок… Это за гранью добра и зла. Это невозможно в моем времени и сложно представить даже что-то подобное. Так что, кажется, я сама иногда теряюсь, когда ты себя ведешь… Вот так вот. У меня и у некоторых моих знакомых были отношения с людьми постарше, но видимая там модель поведения отличается от той, что демонстрируешь сейчас ты. — Это… Плохо? — Это необычно. А как оно будет для меня — я пока что еще не определилась. Но знаешь, я впервые оказываюсь в ситуации, когда я сама… — Виктория сорвалась все-таки на смех. — Рассказываю… мужику… Как меня… охмурять!!! — договорила она, после чего окончательно перестала сдерживать смех, размазывая по лицу появляющиеся слезы. Странно, но Эрика самого позабавила эта ситуация. И порадовало, что Викторию это, судя по всему, ни капли не огорчает. — Вы так и не рассказали мне про Лакхнау. — Хей, а может, ты мне что-нибудь расскажешь. — Не уверен, что вам понравится слушать про мои похождения в молодости. Поверьте, там не было ничего хорошего. И тем более — ничего, о чем я хотел бы рассказать девушке, которая мне небезразлична. — Ясно, — отозвалась Виктория. — Так вот, когда я только прошла инструктаж и испытательный срок в группе Ральфа, нас наняла одна контора, которая собралась провести в Лакхнау какие-то работы по прокладке подземных коммуникаций. Мы почти три года исследовали разные части катакомб в самом городе и пригородах, нашли много чего, что на картах вообще никогда не было, ну и на закуску — наткнулись на склад боеприпасов. Верней, мы тогда не знали, что это склад, поэтому, обнаружив подозрительную дверь, решили не вскрывать ее, а выбраться на поверхность и дать знать военным, что там по датчикам полно свинца, а значит — может быть что угодно вплоть до нелегального могильника ядерных отходов. В общем-то, мы, как обычно действовали по инструкции. А вот вторая группа, двигающаяся с противоположной стороны туннеля, решила, что инструкции написаны для дураков и если влезть посмотреть, что за дверью, то ничего страшного не произойдет, сто раз ведь так делали, — голос Виктории стал едким и злым. — Дайте угадаю — что-то все-таки произошло, — в том же мрачном тоне произнес Эрик, лишь бы что-то сказать. — Произошло. То ли за дверью растяжка была, то ли просто что-то сдетонировало, но взрыв был охуенным. Из второй группы не выжил никто, ну а мы хлебнули последствий взрывной волны. Меня швырнуло об стену — здравствуй, отрытый оскольчатый перелом левой руки и обновление имиджа татуировкой. Шеф ногу сломал, Рудик Киру и Эшли закрыл, так что словил кучу камней на свой скелет, благо что снаряга и рюкзак все это дело смягчили и он гематомами отделался. Девчонки вообще без царапин, правда Кире я, кажется, фингал поставила, когда она мне первую помощь оказывала. Дик сотрясом отделался. В общем, на этом мое знакомство с Индией и закончилось, потому что Ральф поставил вопрос ребром: либо наша группа работает в одиночку, то есть кроме нас в заданном квадрате никого и близко нет, либо подключайте тех, кто согласен страдать от идиотов. И знаешь — я его понимаю и полностью с ним согласна, потому что до того момента мы три года отработали и ничего серьезного не происходило. Ну, то есть, мы могли простыть под землей, отравиться просроченными консервами или ободраться во время спуска, пару раз едва не падали в подземные шахты, но такого дерьма, чтобы половина группы в больничке прописалась — этого не было. Я вообще могла без руки остаться, благо, что мне хирург достался из тех, которые «от бога» и умудрился вписать мой случай в те сорок процентов, когда во время такой операции не повреждают нервы. Ну, вот пока мы жили в Лакхнау, я и научилась изъясняться. Переводчиков нам не выдали, так как там многие английский знают, но мы с Эшли умудрились с местной тусовкой хиппи скорешиться, так что быстро базовые знания получили. Но потом мы вернулись в Париж, Ральф взял работу в Марселе и мы поселились там. Дальше ты знаешь, — Виктория вздохнула. Эрик зажмурился еще сильней и задал вопрос, который все еще мучил его, грыз где-то внутри. — А у вас там кто-то остался? У вас ведь был жених, да, Виктория. — Не. Со всеми расставалась. — И по какой же причине? — Милый мой Эрик, вот скажи мне, ты смог бы жить с человеком, который бы месяцами мог пропадать из реального мира из-за выхода очередной онлайн-игры? С человеком, который каждые выходные стабильно нажирается в хлам и приходит домой, горланя матерные частушки собственного сочинения, хлопая тебя по заднице и требуя секса «вот прямо сейчас»? С человеком, который не бывает дома неделями, а потом возвращается грязный, вонючий, с кучей грязного шмотья, горой непонятных железяк, которые потом валяются по всей квартире… — Виктория сделала паузу, видимо, чтобы Эрик оценил масштабы катастрофы. — Знаете… — он вздохнул. — Я мог бы жить с любым человеком, лишь бы он проявлял ко мне хоть что-то, кроме отвращения, ужаса и брезгливой жалости. И даже с таким человеком я бы обязательно постарался ужиться… — он хотел добавить еще много всего. Хотел добавить, что понимает Викторию, ведь она не знает что это такое, быть одиноким, как Эрик. Она имеет право жить с лучшим человеком, чем тот неприятный тип, которого она описала. Но едва он набрал в легкие воздуха, чтобы это все сказать, как Виктория с широкой улыбкой заявила: — А вот они не смогли. Слабаки. И снова этот шуточный «псевдодемонический» смех, который так напоминал Эрику его собственный, которым он в свое время пугал людей в театре. Тот смех, которого Кристина так боялась и ненавидела. Так странно. Эта девочка была словно зеркальным отражением юной певицы. И почему-то с этим «отражением», которое не обладало всеми теми чертами, что нравились Эрику в Дайе, он начинал чувствовать себя живым.Глава 8. Буря. В стакане.
7 января 2018 г. в 11:58
Нет, ну чувак отмочил, конечно. Подсознательно я ждала такого пассажа. Ну, в принципе, клин ведь клином вышибают, а тут как раз под боком клин, который как две капли воды внешностью похож на предыдущий… Не сказать, чтобы я одобряла такое поведение, но кого интересовало мое одобрение, если у такого поступка была своя, хоть и извращенная, но логика? Да еще и я своим довольно раскованным, надо полагать, для этого времени поведением, добавляла масла в огонь, заставляя чувака прийти к определенным выводам. Ну, в том плане, что здесь у них не принято обнимать представителя противоположного пола, ночевать на расстоянии двадцати сантиметров от него и так далее.
Но черт, я просто не ожидала, что тема будет поднята так рано. Хотя, это смотря для кого рано. Кристина-то от Эрика ушла с Раулем месяц назад. Ну а с учетом того, что чувак все еще не шарит в женской психологии, сейчас он с каким-то мазохистским удовольствием примется прыгать по тем же самым граблям в ритме летки-еньки.
— Чувак, ты сейчас сам понял, что имел в виду этим вопросом? — уточнила я. Нет, с одной стороны, в этот раз он явно поработал над ошибками. В том плане, что сейчас он хотя бы уточнил, не является ли его внешность для меня поводом отказаться от отношений с ним, если таковые будут предложены. Правда, кажется, он опять забыл, что кроме внешности есть много чего еще…
Грохот битого стекла отвлекает от самокопания, верней даже сказать, отвлекает крик Эрика.
— О, конечно, Эрик ведь совсем не понимает, что имеет в виду. Эрик посмел забыть о том, что все вокруг с трудом сдерживают отвращение при его виде. Да и вообще — как посмел Эрик захотеть прекратить страдать, прекратить мучиться в одиночестве?! Как он посмел задать такой вопрос такой красавице, вы это хотели сказать, да Виктория, это?! Конечно, ведь так просто утверждать, что кто-то может полюбить Эрика, когда нет подозрений, что вам самой может быть предложена столь сомнительная честь!!!
Хм, определенно, злость вызывает в нем странный прилив сил и улучшение самочувствия. Потому что лично я бы уже на двадцатой тарелке заебалась, а этот с нарастающим энтузиазмом опустошал полки кухонных шкафов. Сыпались по полу крупы, сахар и соль, бился хрен пойми какой по счету сервиз, летели во все стороны обрывки картона. Короче, чувак развлекался, как мог. А я налила себе чайку в половник и наблюдала за происходящими событиями с философским выражением лица. Нет, можно было бы конечно попытаться остановить, но человек явно получает какой-то одному ему понятный кайф от всего этого. Молчу уже про то, что под горячую руку запросто и мне может достаться. Нет, я могу и вырубить при необходимости, но смысл лезть, если никого не бьют? Вот и я о том же, что никакого смысла…
Концерт завершился предсказуемо, по крайней мере, Кристина описывала истерики Эрика точно так же, как то, что наблюдала я. То есть, он закончил наконец-то все громить, после чего рухнул на пол прямо в груду осколков хватая меня руками за штанину. Так, ну похоже, теперь можно поговорить.
— Ну что, полегчало, или пойдем громить гостиную?
Раздался полузадушенный всхлип и на меня уставились два круглых и желтых, как у кошки, глаза, светящихся в полумраке. Воцарилась неловкая тишина, верней сказать — я с трудом сдерживалась, чтобы не ржать, а чувак так и сидел на полу, только вместо штанины вцепился уже в мои ноги, крепко обхватив руками лодыжки. Так себе композиция.
— Удобно жопой на осколках и крупе сидеть? — уточнила я, делая последний глоток из половника.
— Н-нет… — голос, еще минуту назад грохотавший так, что эхом пару раз нехило оглушило, сейчас звучал еле слышно.
— Тогда взял веник, совок, и убрал здесь нахер все!!! — рявкнула я в полную мощь своих легких.
— Ч-что?
— Т-то, — передразнила его я, переходя на спокойный тон. — Взял и подмел. Или что, я должна вот этот срач разгребать?
— Н-нет…
— Тогда бери веник и совок и давай вон, подключайся к прогрессивному методу воспитания «трудотерапия».
— Простите… Простите Эрика, умоляю, Виктория. Эрик не хотел пугать вас, Эрик только… Ну почему, почему вы не могли бы полюбить его, Виктория. Ведь тогда все было бы хорошо. Эрик был бы счастлив, а у вас было бы все, что вы пожелаете…
— Чувак, — я похлопала его по плечу, заставляя прекратить эту тираду, которая мне с каждым произнесенным словом нравилась все меньше и меньше. И сейчас ненравящиеся мне эпизоды я списывала исключительно на срыв Эрика и его явную неосведомленность в этом вопросе. — Во-первых, я вроде как не выгляжу шибко напуганной. Если бы я испугалась, вероятней всего, ты бы сейчас лежал в отрубе с закрытой черепно-мозговой травмой от удара по башке вон той вот сковородочкой. Во-вторых, ты перед тем, как самолет в воздух поднимать, убедись в том, что знаешь, как им управлять.
Заметив огонек непонимания в желтых глазах, вздыхаю.
— Потом объясню. Значит так, я прихожу через пятнадцать минут, а здесь все уже аккуратно сметено в мусорное ведро. Верней, в три-четыре мусорных ведра. Угу?
Погладив напоследок Эрика по плечу, я с трудом разжала его хватку на своих лодыжках и отправилась в коридор. Далеко уходить не стала, это естественно, но не сидеть же там, пока человек делом занят…
Мелькнула мысль о том, что хорошо бы помочь, но я тут же ее отмела в сторону. Непедагогично это как-то будет. Сам громил, сам пусть и последствия ликвидирует.
— Ну что, управился? — уточняю я и дождавшись короткого «да» в качестве ответа захожу на кухню. Мда, похоже, что все горизонтальные поверхности тут были вылизаны языком. Вот что значит, постарался человек и нужную мотивацию получил.
Оценив качество проделанной работы, гордой походкой шествую к плите. Беру две сковородки и в каждую наливаю по порции супа, благо что кастрюлю с ним Эрик умудрился не снести во время войны с посудой.
— Ну, что стоишь? Садись, завтракать будем.
— Уже, скорее всего, ужинать, — вздохнул Эрик.
— А не похрен? Завтрак — это когда жрем через час-два после того, как проснулись. А время — вообще понятие относительное. Вон, где-нибудь во Владивостоке сейчас как раз раннее утро. А, хотя нет, пардон, Владивосток еще не построили.
— Да, — на грани слышимости произнес мужчина, упорно отводя взгляд в сторону. Похоже, придется провести еще один урок ликбеза по элементарным вопросам прямо сейчас, потому что мне с ним надо как-то общаться, да и как бы не отчебучил чего похуже битья всего, что бьется.
— Теперь по теме нашего разговора, верней — твоего вопроса. Важна ли мне внешность других людей? Да, определенно, мне важны некоторые аспекты. Например, если сабж неделю не мылся, при этом не будучи на задании под землей, где осуществление гигиенических процедур проблематично, то я его буду обходить десятой дорогой. То же самое о тех, в ком по внешности можно легко опознать маргиналов, наркоманов и прочих личностей, контакт с которым нежелателен в силу печальных для меня возможных последствий.
— Это значит… — в желтых глазах загорелся огонек безумной, отчаянной надежды. Рука Эрика была протянута через стол и крепко схватила мою ладонь.
— Это ничего не значит.
Прежде, чем он успел одернуть руку, я крепче сжала ее своей. Первые пару секунд он рефлекторно пытался вырвать ее, но вскоре затих и успокоился. А нет, не успокоился — низко наклонил голову над тарелкой, в которую тут же что-то закапало.
— Суп и так соленый, — тихо произнесла я. После чего встала, не выпуская руки Эрика, обошла вокруг стола и опустилась на кресло рядом с ним. Мужчина, кажется, на мгновение забыл, как дышать.
— Я тебе сейчас приведу несколько примеров, в которых женщина и мужчина ведут себя совершенно по-разному. И ты сам на основании моих примеров придешь к одному выводу, который лежит на поверхности, но упорно тобой игнорируется. Итак, ситуация первая. Представители мужского пола видят голую бабу. Реакция? Нет, я понимаю, что поведение в итоге будет разным, зависимо от воспитания и общего культурного уровня, но так в целом мозги что выдадут — нравится зрелище, или нет?
— Нравится, — хмуро произнес Эрик, по-прежнему не поворачиваясь ко мне.
— Что испытает женщина, увидев голого незнакомого мужика поблизости?
— Отвращение, испуг. Наверное.
— Ну видишь, не так уж ты и безнадежен. Едем дальше. У мужика кроме жены куча любовниц. На это обстоятельство реагируют мягче, чем в ситуации, когда на месте мужчины — женщина с кучей любовников?
— Да. Я не понимаю, зачем вы мне это все говорите, зачем мучаете меня своими вопросами, почему не можете просто отказать Эрику, просто убить его надежду одним словом, как это было сделано до вас… — забормотал он.
Я вздохнула. Похоже, еще не доперло.
— Ладно, хорошо. Последний вопрос. На кого ориентировано почти сто процентов борделей в мире, на мужчин, или на женщин?
— На мужчин, — по тону Эрика уже было понятно, что еще немного — и крышечка по новой слетит с кастрюльки.
— Это свидетельствует о том, что… — монотонно принялась говорить я, давая Эрику возможность договорить мою фразу.
— Да откуда я знаю, о чем это там свидетельствует?! — взвился Эрик. Он уже было собрался вскочить на ноги, но моя рука на плече удержала от нового витка скандала.
— Это значит, что для мужчины мысль о случайном сексе с малознакомой или вовсе незнакомой женщиной очень даже приемлема, а вот женщина на такое идет куда реже. Вопросы были заданы, ответы получены. Делай вывод. Даже подскажу. Мужчина и женщина какие?
— Разные, — практически с рычанием отозвался Эрик.
— Это значит, что у нас разная физиология, психология, разное отношение к процессу построения отношений и даже разный взгляд на одно и то же поведение других людей. Ты этого не учел с Кристиной, ты это же не учитываешь со мной. Для тебя, как для мужчины, чтобы начать отношения с девушкой, или перевести их в горизонтальную плоскость, в принципе достаточно, чтобы у нее была более-менее трахабельная внешность и хорошее отношение к тебе. А для меня в силу особенностей психологии человек, который после недели знакомства начинает заикаться об отношениях — это явно обозначенная попытка затащить меня в постель, проще говоря — воспользоваться. Женщина, которая ориентирована на долговременные отношения, в большинстве случаев никогда не согласится что-то начинать с малознакомым мужчиной, запомни. Исключение — девушки вроде Эшли, которым нахер не сдались отношения, им бы потрахаться, и можно каждые выходные с новым мужиком. Но они и одеваются, и ведут себя куда более раскованно. И нет — я веду себя СОВСЕМ не раскованно по меркам моего времени. У нас уже не действует множество правил вида «мужик и баба должны быть на расстоянии метра друг от друга и ни в коем случае друг друга не касаться». Девушки и парни учатся в одних и тех же учебных заведениях, вместе проводят очень много времени, а соответственно — уже не воспринимают сам факт общения с противоположным полом, как что-то запретное и, тем более — как знак начинающихся отношений. Например, та же ситуация, когда двое спят рядышком на одной койке, может происходить после любых студенческих посиделок у кого-то на хате, когда все остаются ночевать и укладываются спать чуть ли не штабелем. Или например, у нас на работе, когда мы по приезду в Лакхнау жили в одной комнате всемером. И объятия у нас, как правило, означают всего лишь желание поддержать, а не, как в вашем времени, «бери меня всю, милый».
— Но мы ведь могли бы… — начал было Эрик.
— Та блять! — я хлопнула ладонью по лбу. — Ты глухой, или да? Или, может, ты вместе с посудой перебил свои последние мозги?! Я для кого сейчас распиналась ебаных десять минут так, что меня бы и последний даун понял? Мы с тобой сколько знакомы, придурочный?! Что я о тебе знаю кроме информации из дневников Кристины и твоих обрывочных объяснений?! Нихуя я о тебе не знаю, понимаешь? НИ-ХУ-Я!!! Могу ли я что-то с уверенностью сказать о возможности начала отношений с человеком, о котором нихуя не знаю и с которым общаюсь всего неделю, с учетом того, что я, если ты не забыл, отношусь к особям женского пола?!
— Нет?
— Алилуйя! Бинго! Неужели до него наконец-то дошло?! Ну и что мне отвечать на твой вопрос, как думаешь?! Ты понимаешь, в какое ты положение женщин ставишь, когда припираешь их к стенке и требуешь отвечать «вотпрямосейчас» на вопрос, ответ на который они и сами не знают?! Ты понимаешь, что мы от таких вопросов чувствуем себя, как на расстреле из ракетных установок? Вот что мне тебе ответить, если я и согласие свое дать не могу, и отфутболить тебя нахуй не хочу, потому что «вдруг он хороший и у нас что-то получится»?
Ложка выпала из руки Эрика и улетела под стол в компанию к ножу. Вздохнув, я встала, достала чистую и, протянув ему, как можно более спокойным тоном сообщила:
— Доедай. Пойду пока в библиотеке полазаю, авось найду что почитать интересного.
Дождавшись кивка в ответ, я пулей вылетела из комнаты. Вслед мне донесся истеричный плач. Уже в самой библиотеке я плотно закрыла дверь и сползла по стеночке на пол, давясь нервным смехом пополам со слезами. Больше всего хотелось повторить подвиги Эрика, но к сожалению, на кухне уже не осталось целой бьющейся посуды, а ломать статуэтки на каминных полках в гостиной и моей комнате было очень жалко. Рвать же книги было просто кощунственным с точки зрения заядлого любителя читать.