Призрак, диггер, катакомбы...

             Ну, допустим, что мне стыдно. Почти. Хотя я под «содержанкой» имела в виду исключительно «иждивенку», а не то, что Эрик там себе в голове накрутил. Но надо учитывать особенности восприятия некоторых терминов. Да и тот факт, что на русском я разговаривала последние лет семь от случая к случаю, так что могла и подзабыть родной язык немного.              Судя по всему, Призрак Оперы успел выскользнуть из дома. Сразу заперся в органной своей, а потом, когда я снова прошла по коридору, обнаружила, что дверь там чуть приоткрыта, а самого Эрика нигде нет. С одной стороны, меня немного беспокоило такое его поведение, ведь неизвестно, как эти прогулочки скажутся на его здоровье…              Впрочем, если верить его собственным словам и своим наблюдениям, то можно сделать вывод, что у этой лихорадки какая-то нервная природа. Ну, судя по тому, как он вел себя с Кристиной и как сейчас цеплялся за меня, с психикой там явные нелады. И если он свихается от одиночества, то пусть лучше не дичает в подвале, а пойдет и пошляется.              А я сама займусь, наконец-то, уборкой. Во-первых, надо чем-то занять руки, во-вторых, у себя дома я привыкла бегать по полу босиком.              Подумано-сделано. Последующие три часа я перемывала горы грязной посуды, сметала со стен пыль и паутину, вытряхивала ковры в спальне и гостиной, хорошенько протопила все комнаты и выдраила до блеска горизонтальные поверхности.              Ну и заодно размышляла обо всей этой ситуации с Эриком. Даже не будучи врачом, можно сделать вполне очевидные выводы: с чуваком все очень даже не в порядке. Носа нет — это редька с ним. Как шутит все время Рудольф, нос можно недополучить, стоя в очереди за мозгами. А вот лихорадка, истерики до кровотечения из носа, птичий для мужика с таким ростом вес… Точно я его, конечно, не взвешивала, но по общим ощущениям… Мужик, который весит сорок-сорок пять кило — это жесть, особенно с таким ростом.              Что с ним и, главное, можно ли это вылечить, или мне еще придется смотреть, как он загибается? В нашем времени наверняка можно было бы. А вот здесь как с этим… Насколько я помню из школьного курса истории и анатомии, все мало-мальски нормальные методы лечения изобрели в начале двадцатого века. Сейчас у нас тут, скорей всего, единственным выходом из положения была психушка с обливанием ледяной водой, бесчеловечным отношением к пациентам и прочими «прелестями», которые не вылечат, а угробят даже абсолютно здорового человека.              Черт, вот сейчас впервые жалею, что пошла именно на геолога, а не на врача. Хотя… Наши современные врачи ведь тоже полагаются во многом на специализированную технику, которой в этом времени нет и не будет. Ладно. Черт с ним. Просто прослежу пока что за Эриком, чтобы он оклемался и пришел в состояние, близкое к норме.              Хлопнула входная дверь. Выбегаю в коридор. Встречать.              — Привет, чувак!              Эрик стоит посреди коридора и разувается. Одной рукой он держит обе лямки моего рюкзака.              — Этот?              — Ага.              — Забирайте, — впихнув мне в руки рюкзак он, не глядя мне в глаза, проходит в гостиную. Отряхивает мокрый плащ и начинает снимать его с себя.              — Давай помогу.              — Не стоит, я сам справлюсь.              Поведение Эрика напоминает о нашей утренней ссоре. Ладно, пофиг, будем мириться.              — Чувак, прости. Ляпнула не подумав о том, что мои слова как-то так можно интерпретировать. Просто хотела сказать, что в нашем времени считается неприличным, когда взрослая совершеннолетняя девица сидит на шее хоть у родителей, хоть у родственников, хоть у государства. И уж точно я не считала, что ты способен на вот то, что ты наговорил. Мир?              Эрик молча кивает и все-таки позволяет стянуть с себя плащ. Повесив его в прихожей, возвращаюсь в гостиную. Эрик сидит в кресле у камина и с подозрением осматривается по сторонам.              — Что вы здесь сделали?              — А, ты про это… Уборку. Кстати, вот, — достаю с полки банку, в которой копошатся два десятка пауков. — Будет время — выпусти где-нибудь в катакомбах.              — Уборку? И в комнате Эрика… Тоже?              — Гроб почистила, подушку взбила, балдахин постирала. А, не начинай вопить: со стола я только смела пыль, а все бумажки положила, как были. Даже достала парочку завалившихся между столом и стеной.              — Вы… В-в-в-вы… — вскочив на ноги, мужчина попятился от меня спиной.              — Чувак, там угол, долбанешься — не жалуйся, — невозмутимо фыркнула я.              Внутренняя же сущность покатывалась со смеху. Все дело в том, что я уже начала понимать причину афига Эрика. Я ведь типа копия Кристины Дайе. Но только в отличие от пугливой шведской певицы веду себя, мягко говоря, необычно и неприлично. В результате чего чувак постоянно ловит конгитивный диссонанс, теряет опору под ногами в буквальном смысле этого слова и…              — Вы надо мной… Издеваетесь? — голос наполнился звенящей яростью.              — Угу. Мне ведь больше делать нечего, вот сидела, три часа думала, как бы над тобой поиздеваться пожестче, — фыркнула я. Не знаю, почему, но меня сейчас пробивало на «хихи». Миг — и черная тень нависла надо мной.              — Не следует со мной так шутить, Виктория.              — Ну, раз уж мы заговорили о том, кому и чего не следует делать, то тебе не следует дергаться на каждое мое слово и искать во всем подвох. Что я такого сказала, что ты решил, будто я над тобой издеваюсь? Всего лишь сообщила, что сделала элементарную уборку, заметь, при этом не роясь в твоих вещах и не перекладывая все с места на место.              — О, если вы не считаете издевательском сообщение о том, что вы якобы почистили гроб, выбили подушку и постирали балдахин… — он приблизился маской вплотную к моему лицу, глядя мне в глаза.              Я фыркнула. Скривившись, отвернулась в сторону. Сейчас Эрик был очень близко и, в отличие от прошлого совместного времяпровождения, находился маской к лицу на расстояние двадцати сантиметров от меня. Стараясь глубоко не вдыхать, я скривилась и произнесла в сторону:              — Вообще-то я действительно все это сделала, мне не жалко.              Эрик навис надо мной.              — Чувак, отодвинься, добром прошу, — выдохнув в сторону, я отвернулась.              — Вам… Противно?              Да уж, у меня довольно живая мимика и по лицу можно понять, что я испытываю исключительно отвращение.              — Чувак, у тебя изо рта воняет, как будто там кто-то сначала обгадился, потом умер. Естественно, мне противно. Ты зубы чистить не пробовал, или у вас здесь это еще моветон? Ну тогда извини меня, эдакую неженку из будущего…              Мимо меня что-то мелькнуло. Слишком большое для кинутого в голову предмета. Поняв, что это Эрик вылетел из комнаты, как ошпаренный, я прислушалась. И точно — не прошло и минуты, как со стороны ванной раздался шум воды. Судя по тому, что там у него была зубная щетка — персонаж явно ознакомлен с правилами личной гигиены. Придется теперь напоминать, чтобы соблюдал.              Насвистывая очередной шлягер «Ленинграда», я отправилась разбирать свой вещмешок. Пожалуй, еще одна причина, по которой я ему была рада — это наличие трех комплектов сменного белья, одежды, всяких мелочей типа той же зубной щетки и, конечно же, аптечки. Учитывая, что первые антибиотики изобретут еще… лет через десять-двадцать, или только изобрели, но в массы пока что не пустили, наличие приличных лекарств немного успокаивало. А еще успокаивало, что прививка от столбняка у меня действует еще семь лет. Молчу уже про иммунитет к другим заболеваниям, который гарантировал мне тут относительно безопасную жизнь, разумеется, если не выходить лишний раз на солнышко.              Ладно, Эрику-то мы замечание сделали, но надо и саму себя в порядок привести. Потому что тут, может, и норма белье раз в неделю стирать, а у меня такое относительно допустимо только на заданиях, да и то всегда стараюсь с собой запасное барахло взять, благо что не так много оно весит.              В ванной я пробыла, в общей сложности, минут пятнадцать. Переодевшись и расчесав мокрые волосы, иду в гостиную. Замечаю, что Эрик уже там. Переодетый, как и я, во все чистое. А запах зубного порошка, казалось, в стены впитался.              — Ну вот, другое дело, — фыркнув, плюхаюсь в соседнее кресло. — Как погодка, где был, что видел?              — Что?              — Чувак, я просто пытаюсь поговорить. При этом не ткнуть тебя по твоим больным местам, которых у тебя до черта. Не хочешь о погоде — давай о чем-то еще поболтаем, сам выбирай.              — Хотите выпить? — тихо произнес он, прокашлявшись, вставая и отходя к каминной полке.              — Ну а хуле бы и нет? Я, пожалуй, водки наверну, — попыталась я разрядить атмосферу набившей всем оскомину шуткой. Судя по тому, что что-то с грохотом упало на пол, в этом времени подобные шутки еще не понимали. — Не лезь руками!              От моего окрика Эрик вздрагивает и непонимающе смотрит на меня.              — Ну башкой думай, вроде мозги у тебя есть. С порезанными пальцами за клавиатуру как садиться собираешься? Сейчас веник и совок притащу…              Пока я сметала осколки от уроненного Эриком бокала, мужчина достал откуда-то еще один «стаканчик граненый» взамен безвременно почившего и разлил на два пальца коричневатой жидкости. Уловив диспозицию я, после оттаскивания на кухню веника и совка, притащила в гостиную мясо с овощами.              По поводу выпивки были сомнения. Нет, не в отношении меня: уж я-то свою норму знала и пить могла как дорогое вино, которым периодически угощал дед, так и всякую бормотуху, подаваемую в третьесортных клубах, где любила зависать диггер-группа. А вот на Эрике как это скажется… С другой стороны, от пары стопок вряд ли что-то серьезное будет, да и разговор только только начал наклевываться.              — Я тут подумала, что без закуски как-то не то, так что держи, — я протянула Эрику тарелку с вилкой, после чего села в свое кресло. Успела заметить, что под самими креслами нет ковра, а значит… Точно! Стоило мне оттолкнуться ногой от пола под определенным углом, как кресло подъехало с противным скрипом ближе к Эрикову.              Мужчина наблюдал за мной со странным выражением лица. Было непонятно, то ли улыбнется он, то ли снова заплачет в следующее мгновение. Мысленно я вздохнула. Про себя уже решила, что буду вести себя, как ни в чем не бывало. Как обычно веду себя со своими друзьями, то есть вообще без официоза, говорим, что думаем и так далее. Глядишь, он привыкнет и прекратит стесняться лишний раз заговорить.              — Ну что, за знакомство? — недолго думая, я вытащила ноги из домашних туфель, подтянула их под себя, складывая по-турецки, и протянула в сторону Эрика стаканчик. Пару секунд недоумевающе посмотрев на этот жест, он все-таки сообразил, что требуется сделать. Чокнувшись, мы сделали по первому глотку.              — Ты закусывай, закусывай, — напомнила ему я, сама отправляя в рот кусок мяса и нанизывая на вилку продукцию местных зеленщиков. Вкусно, м-м-м… Судя по тому, как зажмурился Эрик, ему тоже понравилось.              — Знаешь…              — Я хотел…              Я чуть усмехнулась. Начать одновременно что-то говорить. Проходили, знаем.              — Давай ты первый говори.              — После вас, — Призрак Оперы чуть склонил голову, обозначая поклон.              — Знаешь, а для такого отсталого времени тут все не так уж плохо. Правда, я еще не въехала, чем можно заниматься вечерами. Интернета нет, читать при таком свете — только зрение гробить. Чем тут можно заниматься? Ну, кроме чтения и плевания в потолок.              — Не знаю. Я обычно сочиняю музыку.              — А, точно. Вот то, что ты играл утром — это твое было, да?              Эрик нахмурился.              — Нет.              Заметив его реакцию, я поспешила увести разговор. Кажется, он знает, что Кристина думала про его музыку. И теперь считает, что я ее тоже подвергну жесткой критике.              Нет, она может мне не понравиться. Но я всегда в таких случаях обозначаю, что мое мнение о чем-то — это только мое мнение о чем-то, не более. Не компетентное высказывание от разбирающегося лица, не оценка общего уровня исполнителя, а просто… Вот не нравится мне скрипка. И все тут. Просто не нравится сам звук этого инструмента, и если он в произведении есть — с высокой вероятностью я его слушать не стану. По этой причине, собственно, вся классика у меня в опале и стоит. Не понравится мне песня, где нет более-менее энергичного припева, выражения эмоций исполнителя. Но «не нравится мне» — это не значит «плохо», «ужасно» в целом. Но похоже, что Эрику это лучше объяснять это в другой раз.              — Так о чем ты хотел меня спросить?              — Я хотел узнать, что у вас в будущем… Как вообще все устроено? Вы можете не отвечать, если не хотите, но…              — Да чего же не хочу? Хочу, конечно. И у меня есть идея. Посиди, я сейчас прилечу! — отставив в сторону тарелку, я понеслась в комнату. За телефоном. Благо, что три запасных аккумулятора так и лежали в рюкзаке. Надолго их, конечно, не хватит, но по крайней мере показать Эрику фотки, дать послушать нашего местного музла и продемонстрировать снимки некоторой техники я точно успею.              Меняю аккумулятор, включаю смартфон и несусь обратно в гостиную. В рюмках — новые порции коньяка. Ладно, вторая пошла, хорошо сидим.              — Вот, смотри. Эта штука называется «смартфон». Ну, или мобильник. Или мудильник, если на нем будильник включен и тебя в шесть утра будит.              Приземляюсь на подлокотник кресла рядом с Эриком и, развернув экран так, чтобы ему было удобно и хорошо все видно, начинаю показывать и рассказывать.              На зуб телефон он пробовать не стал, чем приятно меня удивил. И не попытался утопить его в святой воде. Вместо этого он за полчаса разобрался в управлении с помощью сенсорных кнопок и принялся просматривать фотографии, судя по всему-краем уха вслушиваясь все-таки в мои комментарии.              — Это поразительно. В таком маленьком устройстве и телефон, и фотоаппарат…              — И телевизор, и компьютер, — фыркнула я. Не сказать, чтобы меня переполняла гордость, ведь телефон был не моим изобретением, но больше всего радовало приподнятое настроение Эрика. Он настолько увлекся моей техникой, что стал непривычно разговорчивым. По крайней мере, за последующие два часа я узнала, что он в молодости бывал в России, Персии и Константинополе.              — Ой… — Эрик вздохнул так испуганно и по-детски, что я машинально погладила его по голове.              — Что такое?              — Это… — он показал мне на фотографию. Пришлось всмотреться пару минут прежде, чем понять, что его так взбудоражило.              — Это наша группа. Меня ты, думаю, узнаешь. Вот это Кира, — я ткнула пальцем в невысокую темноволосую девушку, которая привалилась спиной к моему боку и вытянула в сторону длинные ноги в обтягивающих бриджах. — Это Ральф, я тебе про него рассказывала. Это Рудольф, он же Рудик. А вот Эшли, моя подруга, мы с ней хату пополам снимаем.              — Все такое… Странное, — Эрик протянул пальцы вперед, словно стремясь коснуться лица Рудольфа. И я только сейчас понимаю, что именно и пугает, и завораживает Эрика.              Рудольф, Ральф и Дик привычно стоят позади сидящих девушек, обняв друг друга за плечи. Рудик в центре.              — Он ведь… Он же…              Эрик рефлекторно прикрывает одной ладонью свое лицо, верней — место, где при нормальном раскладе располагался бы нос.              — Ну да, у него нет носа. А еще он себе череп светящийся на лице набил. Кстати, татушку делал тот же чел, который мне потом «рукав» зафигарил. Рудик мне мастера и посоветовал.              — И вы его… принимаете? Все… дружите с ним?              Эрик с непониманием и со странным неверием смотрит на меня.              — Чувак… — я осторожно убираю из его руки телефон и откладываю в сторону. После чего крепко обхватываю руками за плечи, притягивая к себе. — Да, мы с ним дружим. И не только мы — у меня за все время знакомства с ним сложилось ощущение, что этот чувак имеет как минимум по пять приятелей в каждом городе земного шара. Куда бы мы не приехали — везде у него какие-то знакомые, друзья, родственники жены и так далее…              — Жены? Вы хотите сказать, что у него с таким лицом… Что у такого может быть жена?              — Чувак, да ему еще отбиваться от телочек приходится периодически. Язык подвешен, душа компании, не тупой… А по поводу внешности… Ну, у нас если так, как в ваше время, человека на улице оскорбить, то можно либо за решетку влететь, либо в нехилый штраф вляпаться за унижение человеческого достоинства или как-то так…              — Ну и зачем вы мне это говорите? — совсем тихо произнес Эрик.              — Чтобы ты понял, что ноги у моего восприятия тебя, как нормального человека, растут из моего воспитания, а соответственно — составляют фундаментальную основу личности, а не являются притворством из страха или жалости. Кстати, Мидоус сейчас ходит с зелеными волосами и тоннелями в ушах, а в нерабочее время носит юбки, едва прикрывающие задницу. Просто… Ты вот спросил, что у нас другое. У нас люди другие. По крайней мере, внешне относительно друг друга уже не позволяют такого дерьма, как у вас.              — Понятно, — мужчина улыбнулся. — Даже странно как-то. Наверное, с вашей точки зрения в нашем времени сплошные варвары.              — Не то слово. Впрочем, я читала, что три века назад все было еще хуже. Так что человечество хоть и худо бедно, но движется-таки в лучшую сторону своего развития во всех смыслах.              — Это хорошо. Знаете, по крайней мере, меня радует, что там, у вас, людям вроде меня уже не приходится проходить через то, что выпало на мою долю, — взгляд Эрика на мгновение стал задумчивым и мрачным. — Вы сказали, что и музыка изменилась, правда?              — Изменилась — не то слово. Жанров появилась — тьма, причем наравне с классикой живет и процветает музон, за который в ваше время, наверное, на костре бы сожгли.              — Идемте, я вам кое-что покажу, — Эрик встал с кресла и взяв меня за руку, повел за собой в комнату с органом. — Присядьте, — он пододвинул мне маленькую скамеечку и, дождавшись, чтобы я угнездилась на ней, начал играть.              После первых двадцати секунд я таки понимаю, кто на самом деле был родоначальником эпического металла. Правда, мне впервые в жизни довелось слушать нечто подобное на органе. Ощущения были… незабываемые. Хотелось одновременно и пуститься в пляс и растечься по скамеечке лужицей умиления. Правда, привычному восприятию недоставало ударной установки и бас-гитары, но уже три минуты спустя я абсолютно забыла об этом.              Не было в арсенале подходящих слов, чтобы это описать. Ощущения… Я даже не знаю. Как будто кто-то подобрал набор подходящих звуковых волн, пустил их через с тело и загнал в такой кайф, что словами не передать.              Музыка уже давно смолкла, Эрик молча сидел напротив меня, сложив руки на коленях, а я все еще была мыслями… не здесь. И кажется, что у меня сейчас совсем идиотское выражение лица.              — Это просто… Вау! Нет… Йу-ху-у-у-у-уу!!! — вскочив со скамейки, я недолго думая, прошлась колесом по комнате. Эрик рассмеялся. — Нет, ну это правда, это просто… Это обалдеть! Мне теперь стыдно свой плейлист показывать, потому что даже самым клевым музыкантам моего времени до тебя, как пешком до Луны.              Эрик расплылся в улыбке еще шире. После чего снова схватил меня за руку и увлек в гостиную. Из большого стенного шкафа за прошедшие пару минут показалась кукла, которая была моей полной копией. «Не моей. Кристининой», — поправил внутренний голос. Я тут же его заткнула, потому что… Какая разница?              Эрик что-то нажал и кукла вдруг пошла на меня. Но как она это сделала! Блять, да она же полностью идентична человеку. То есть, иди такая кукла в толпе людей — и я в жизни бы не заметила подмены.              — Круто! Это же робототехника! Только не такая, которая на бытовую шнягу заточена, а… Даже не знаю… Это целое искусство прямо-таки. И как ты… Она же как живая!              — Это жутко? — со смехом спросил у меня Эрик.              — Это круто! Это восхитительно! Это… Я просто не знаю, это… фантастика! Это клево… Просто…              Он снова засмеялся. Потом я все-таки дала ему послушать несколько композиций из своего плейлиста. Судя по тому, каким огнем загорелись глаза Эрика, ему понравилось. И в результате еще два часа он расспрашивал у меня об инструментах. Пришлось отвечать, хотя я бы охотней не говорила, а послушала бы сама про почти живую куклу.              Но обижать не хотелось, так что пришлось в меру сил и возможностей рассказать об электронике и ее роли в музыке, пожаловаться на «поющие трусы», которые заполонили современную эстраду и рассказать немного об истории рока, в которой я разбиралась не в пример лучше, чем в остальных видах музыки.              Засиделись мы до часу ночи. Я была рада, что мне удалось растормошить Эрика, вывести его на разговор, что он улыбается и смеется вместе со мной. Все-таки, за прошедшие несколько дней я успела к нему привязаться и видеть его меланхолию не зная, как при этом помочь, было, мягко говоря, неприятно.              — Думаю, нам пора расходиться, а то утром не проснемся. Спасибо за приятный вечер, Виктория, — Эрик снова расплылся в улыбке. В золотистых глазах замерцали лукавые искорки.              — Тебе спасибо. На завтрак что готовить?              Мужчина пожал плечами.              — На ваш вкус.              — Эрик, прекрати выкать, ладно? Непривычно. И зови меня просто Вика, ладно? Или Тори. Не люблю этот церемониал.              — Как скажете… скажешь, — тут же поправился он. После чего первым вышел в коридор, прикрывая дверь гостиной.              Я направилась в свою комнату, решив сразу завалиться спать. А то с утра действительно не проснемся. Хотя, нам обоим вроде торопиться некуда.              Практически провалившись в сон, я услышала шум воды за стеной. Наши ванные были смежными и натренированный слух без труда уловил момент включения водопровода.              Чувство тревоги заставило подскочить с постели. Он ведь четыре часа, как из ванной. Зачем снова туда лезть? Виктория, ты просто дура: человек возможно, понял, что перебрал, и решил освежиться. Нет, с этой целью было бы проще просто облиться холодной водой, а не лезть в ванную, да и безопасней…              Дверь в комнату Эрика незаперта. У него в принципе замков нет нигде, только на паре комнат и входная дверь как-то хитромудро открывается. Так что я зашла в комнату и подошла к двери ванной.              — Эрик, у тебя все в порядке?              Стукнув в дверь кулаком, чтобы привлечь внимание, я поняла, что есть какая-то преграда. Будто что-то пододвинули, или же изнутри все-таки есть замок. Никто не отзывался.              — Эрик? Эрик!!!              Разбежавшись, со всей силы бью в дверь ногой. Раз. Другой. Только с третьего раза что-то внутри ломается и дверь открывается нараспашку. Первое, что я замечаю — мертвенно белое лицо с закрытыми глазами. Потом в нос ударяет металлический запах и меня выворачивает наизнанку. Ноги становятся ватными, а в голове гудит. Чтобы не упасть, хватаюсь за бортик ванной и хотя бы мгновение стараюсь не смотреть. Не смотреть на неестественно красную воду…              — Эрик… — собственный голос кажется слишком тихим и далеким. Борясь с ужасом и подкатывающей к горлу тошнотой наугад опускаю руку в воду. Рядом с ногами нащупываю цепочку, которую и дергаю вверх, заставляя сработать слив.              Все еще держась рукой за бортик, тяну руку к чужой шее. Охрипшим голосом, сквозь ком в горле, снова зову по имени. Когда под пальцами нащупывается едва ощутимое биение, поспешно одергиваю руку, будто мое прикосновение может навредить этой едва ощутимой крупице жизни в человеке, который буквально полчаса назад смеялся вместе со мной над чем-то неважным.              Оцепенение вдруг спадает. Движения становятся четкими и механическими. Алгоритм первой медицинской помощи всплывает в памяти сам собой, а сознание, эмоции и все остальное просто отсекает. Я словно со стороны смотрю за тем, как мои руки осторожно вытаскиваю Эрика из ванной и несут в комнату. Словно это не я быстро стягиваю мокрую одежду и перебинтовываю обескровленные запястья. Словно это не я отмечаю, что разрезы поперечные, а будь они продольными — все было бы куда хуже и, возможно — уже кончено. Это не мои руки быстро обрабатывают перекисью раны, накладывают повязки, укладывают в постель и тормошат, теребят, суют под нос нашатырь, чтобы заставить хотя бы открыть глаза. Я включаюсь в происходящее только тогда, когда до меня доходит. Здесь девятнадцатый век. Мы вдвоем. Неизвестно где. Я не знаю, как выбраться наружу, не знаю, к кому можно пойти за помощью. И здесь не получиться вызвать скорую и сдать самоубийцу на попечение врачам, которые могут и с того света вытащить, и психологическую помощь оказать. Мне придется все делать… самой?