***
— Поттер… Что же я наделала, Джеймс… Это… Я не хотела… Джеймс гладил ее по мягким волосам, успокаивающе приобнимал за плечи, а внутри у него все переворачивалось от взрывоопасной смеси восторга и стыда. Каждый раз, когда Лили всхлипывала, он готов был прыгнуть в Кубок и вытащить голыми руками из него эту несчастную бумажку с надписью «Лили Эванс», но что-то подсказывало ему, что сделать это невозможно. И каждый раз, когда Лили прижималась к нему и хваталась за его рубашку, все его тело немело от восторга. Он знал, что это все из-за его чудовищной ошибки, что Лили, возможно, никогда его за это не простит, но и со своими гормонами тоже ничего не мог поделать. — Я боюсь, Поттер, — прошептала она в его мокрое от слез плечо. Он старался не думать о том, что будет, если Кубок все-таки выберет Лили. — Я знаю. — Он еще раз погладил ее по волосам. — Пожалуйста, прости меня. В этот раз я правда не хотел, чтобы случилось что-то подобное. Ему показалось, что она фыркнула. — Ты говоришь так каждый раз, разве нет? — Лили отняла лицо от плеча Джеймса. Ее волосы растрепались, а зеленые глаза блестели ярко-ярко от слез. «Я пожалею об этом, но не сейчас», — пообещал себе Джеймс и сделал то, о чем мечтал столько, сколько себя помнил. Когда Джеймс поцеловал ее, она не отпрянула и не закричала. Она просто закрыла глаза и притянула Джеймса к себе за ворот рубашки, и он совершенно очумел от счастья. Ее губы были солеными, а рот пах корицей и карамелью. И ее волосы так правильно скользили сквозь его пальцы, и ее узкую спину так удобно было обнимать, что Джеймс наконец ощущал себя на своем месте. За портретом Полной Дамы послышался топот ног, и Лили отпрянула от Джеймса. — Прости, мне нужно все переварить, — пробормотала она и взбежала по лестнице в свою комнату. Когда в гостиную ввалились Мародеры, они застали Джеймса, опирающегося на перила, уходящие в женские комнаты. Вид у него был совершенно ошалевший, но что-то в изгибе его губ подсказало опытному Сириусу, что дело двумя словами не описать.***
— А потом я ее поцеловал. Сириус поперхнулся и сел в постели, Ремус открыл рот, а Питер подавился засахаренным орешком. — Ты сделал что? — изумился Бродяга, с притворной озабоченностью проверяя температуру друга. — Ты уверен, что тебе не показалось? Никогда еще Джеймс не заходил с Лили так далеко. Однажды он попытался обнять ее под омелой, и дело закончилось разбитым носом. Он раздраженно отмахнулся от руки Сириуса, исполняющей роль градусника. — Я уверен, что мне не померещилось, потому что, черт возьми, в этот момент у меня в голове было всего две мысли: Лили Эванс сейчас плачет у меня на плече и Лили Эванс кинула свое имя в чертов Кубок Огня! Все замолчали, а потом Ремус осторожно спросил: — Ну и что… Она ответила? Джеймс позволил себе крошечную ухмылку. — Ага. Произнесено это было с таким пренебрежением, что все поняли, что сбылась его заветная мечта. — И что ты теперь будешь делать? — поинтересовался Сириус, закидывая ноги на столбик кровати Джеймса. — Она боится, это очевидно. Если она попадет на Турнир… — Заткнись, умоляю тебя, — промычал Джеймс, зарывая лицо в подушку. — Никто не может ненавидеть меня больше сейчас, чем я сам. Даже Лили. — Мы, кажется, уже убедились, что ненавистью тут и не пахнет, — ухмыльнулся Сириус, за что получил пяткой Джеймса в живот. Этой ночью Джеймс не мог спать, зная наверняка, что она уж точно не заснет сегодня.***
Лили не появилась за завтраком. Алиса сидела как воду опущенная и вяло ковырялась в овсянке. Фрэнк старался подбодрить ее, но его попытки не увенчались успехом. Джеймс сразу заметил, что у нее не было с собой сумки Лили, как бывало, когда она опаздывала на завтрак из-за загадочных дел старост. Он перегнулся через стол, подмяв под себя омлет и гренки. Марлин возмущенно засопела. — Вуд, надо поговорить. Алиса хмуро взглянула на него из-под сведенных бровей. — Я не хочу с тобой разговаривать, — объявила она и опять уткнулась в кашу. Джеймс прищурился. — Я уверен, что ты хочешь. Все дело в твоей порядочности. Вуд подозрительно прищурилась, но подхватила сумку, чмокнула Фрэнка в щеку и перекинула ноги через скамью. Окрыленный Джеймс проделал то же самое, только целовать Бродягу не стал, и увел Алису за колонну около кабинета Макгонагалл. Она нервно поправила ремешок сумки и уставилась на него снизу вверх. — В прошлый раз наша доверительная беседа закончилась не лучшим образом, — съязвила она. — В этот раз она пройдет не лучше, — заверил он Алису. — Почему Лили не было на завтраке? Алиса воинственно выдвинула подбородок. — Сказать как есть? Она в ужасе. Я не знаю, что делать. Джеймс заскрипел зубами. — Это она тебе сказала? Вуд вскинула голову, и этим жестом она напомнила Джеймсу Лили: Эванс тоже вечно так делала, когда была раздражена; ее волосы вздымались медно-красной копной, а глаза становились такими зелеными-зелеными, словно гнев придавал и цвета. И щурила она глаза точно также, как сейчас Алиса: словно кошка. — Ей не нужно мне об этом говорить! — уже вслух возмутилась она. — Я и так знаю, что у нее на уме — я же ее лучшая подруга! Джеймса так и распирало спросить, знает ли она о том, что вчера он поцеловал Лили на лестнице, но сдержался, засунул руки в карманы школьных брюк и небрежно поблагодарил: — Ладно, Вуд, спасибо. Она опять сощурилась. — Она не выйдет сегодня, а я тебе не советую пропускать первый урок с новым учителем по Защите. Не оборачиваясь, он бросил через плечо: — Посмотрим.***
Ступеньки прогнулись, словно дерево плавилось, как железо, и Джеймс беззвучно соскользнул вниз. Он выругался и вскочил на ноги. Ступени возвращались в первоначальное состояние, но стоило Джеймсу только занести ногу, как лестница вновь превратилась в пологий скат. Неплохо придумано, пришлось признать Джеймсу. Он и раньше не раз пытался зайти в комнаты девочек, и раньше терпел поражение, но никогда он не нуждался в этом так, как сейчас. Он занес ногу, чтобы пнуть злосчастный подъем, и тут ему в голову пришла мысль, о которой он не задумывался раньше. Сгоняв в комнату за мантией-невидимкой, он закутался в нее с ног до головы и ступил на лестницу. За секунду он преодолел еще три ступеньки, а потом снова кубарем повалился вниз. Сплюнув, Джеймс отнес мантию в комнату. Когда он вернулся, ему наконец улыбнулась удача: в гостиную спускалась светловолосая первокурсница. — Стой, где стоишь! — гаркнул Джеймс. Девчонка побелела и чуть не споткнулась на седьмой ступеньке, но застыла и не двигалась даже после того, как Джеймс в четыре прыжка пересек подъем и закачался на выступе около комнаты, в которой жила Лили. Джеймс отсалютовал первокурснице и та убежала почти так же резво, как Джеймс. Наверное, теперь этот день будет преследовать ее кошмарах. Он занес руку, чтобы постучать, но потом просто толкнул дверь и вошел. Комната гриффиндорских семикурсниц была теплой и аккуратной, как пушистый котенок. Пять кроватей были завешены чистыми бархатными пологами; осенний ветер трепал белые занавески у окна; каждая из тумбочек была аккуратно, но в то же время беспорядочно была завалена всяким девчачьим барахлом типа косметики и украшений; пахло сладостями, цветами и просто девочками. Проще говоря, комната представляла собой полную противоположность комнаты самих Мародеров: помимо разбросанных носков, пыльных пологов и полного хлама в их комнате была и еще одна пустая постель, и они по обыкновению сваливали на нее те вещи, для которых не нашлось места на тумбочках ребят. Один из пологов был не до конца задернут, и из него выглядывали тонкие девчачьи лодыжки. Джеймс на секунду застыл в ступоре, а потом мягко отодвинул ткань и сел рядом с Лили на кровать. Она лежала в какой-то невероятно милой белой пижамке, обнимая подушку. Глаза ее опухли и покраснели, волосы сбились в гнездо, но Джеймс подумал, что даже такая Лили все равно ему нравится. — Уходи, Алиса, — прошептала она, не отрывая глаз от тумбочки Марлин (Джеймс был почти уверен, что это была тумбочка Марлин: краем глаза он узнал на фотографии в рамке Сириуса). — Я не пойду сегодня никуда, сказала же. — Разве я похож на Вуд? Ни капли! — возмутился Джеймс. Лили моргнула и перевела взгляд на Джеймса, а потом вскрикнула, как котенок, и торопливо прикрыла пижаму простыней. — Поттер? — пролепетала она. — Как ты сюда забрался? — С трудом, — неохотно признал Джеймс и бухнулся рядом с Лили. — Т-ты опоздаешь на урок, — пробормотала она, но не предприняла никаких попыток столкнуть Джеймса с кровати. Он посчитал это хорошим знаком. Джеймс развернулся и оказался лицом к лицу с Эванс. Вблизи оказалось, что веснушки у нее не только на носу, но и на щеках, и на лбу; что кончики медных ресниц — совсем-совсем светлые, выгоревшие на солнце. И румянец на щеках живой, настоящий. Джеймс чувствовал ее тяжелое дыхание у себя на шее. Он медленно поднял руку, словно боялся спугнуть дикого зверька, и нежно погладил щеку Лили. Она затаила дыхание. — Скажи, если бы участникам Турнира грозила бы хоть какая-нибудь опасность, разве Дамблдор позволил бы нам участвовать в нем? — вкрадчиво спросил он. Лили молчала, опустив ресницы, но Джеймс увидел, как в ее глазах мелькнула неуверенность. — Ответь мне, Лили: разве Дамблдор допустил бы, чтобы что-нибудь случилось с нами? — вновь спросил Джеймс. — Н-н… — Лили сглотнула, -…нет, но... — Разве Дамблдор не будет контролировать весь Турнир? — промурлыкал Джеймс, касаясь пальцами шеи Лили. — Да, — произнесла она дрожащим голосом, но на этот раз увереннее. — Если ты станешь участником Турнира, защитит ли тебя Дамблдор, если что-то пойдет не так? — Да. — А остальных? — Да. — Кубок уже выбрал тебя? — Нет. — Значит, тебе нечего бояться, Лили? — прошептал Джеймс ей в губы, приподнимаясь на локтях и нависая над ней. — Скажи, нечего? Вместо ответа Лили приподнялась к Джеймсу и неловко коснулась его губ, а в следующую секунду он сам уже целовал Лили так, словно сейчас вулкан похоронит их под Помпеями. Ее губы были очень мягкими и солеными — опять от слез. Джеймсу казалось, что он попал в свой самый лучший сон — и сейчас опять проснется, сейчас, сейчас… Но она никуда не пропадала — она лежала под ним, перебирала своими пальцами его волосы, часто и мелко дышала, и Джеймс почувствовал счастье, теплым комком поселившееся у него в груди. Он нашел в себе силы оторваться от ее губ и небрежно пробормотать ей в шею: — Ты опаздываешь на первый урок, староста. Лили вскинулась, охнула и легонько пнула Джеймса коленкой: — А раньше не мог сказать, Поттер? Джеймс пожал плечами и сел на кровати, поправляя рубашку и сбившиеся на лоб очки: — Ты накинулась на меня, я не успел и слова вставить. И вообще, разве ты туда собиралась? Лили засмеялась — как он любил этот звук! — и огрела его подушкой по спине. — Мне нужно переодеться, выйди из комнаты. — Мне и здесь хорошо, — пожал он плечами. — Джеймс! — с упреком пробормотала она, теребя завязки на пижаме. Джеймса чуть не подбросило. Теперь она не зовет его небрежно-уничижительно Поттером. Джеймс. — Хорошо, я отвернусь, — смилостивился он и изо всех сил сосредоточил свое внимание на тумбочке Марлин, пока Лили шлепала босыми ногами по дощатому полу и шуршала одеждой. Никогда в жизни ему еще так не хотелось взглянуть, как сейчас; даже тогда, на четвертом курсе, когда они вновь разругались в пух и прах, а на следующем уроке Макгонагалл посадила Лили на парту за Джеймсом, и ему так хотелось повернуться, что он умудрился в первый и последний раз схлопотать «О» по Трансфигурации. Наконец Лили щелкнула застежкой мантии и позвала: — Джеймс, я все. Он перекатился на постели и с улыбкой взглянул на нее снизу вверх. Лили торопливо запихивала учебники, пергаменты, перья и чернильницу в сумку. Нечесаные волосы падали ей на лицо, и Джеймс со смехом посоветовал: — Захвати с собой расческу, а то выглядишь так, будто только что валялась на кровати. Лили застонала и схватилась за расческу, но Джеймс спрыгнул с кровати, выхватил у нее щетку и запихнул в сумку. — Мне безумно непривычно это говорить, но мы правда опаздываем, Лили. — Он подхватил ее сумку и распахнул дверь, с опаской уставившись на коварный спуск. — После вас. Лили начала спускаться, но Джеймс схватил ее за руку и с лукавой ухмылкой втащил ее обратно на порог. — Что такое, Джеймс? — с улыбкой спросила она, глядя ему прямо в глаза. — Кажется, мы ужасно опаздывали. Джеймс придвинулся к ней вплотную и с совершенно серьезным лицом спросил: — Ты будешь со мной встречаться, Эванс? Лили стушевалась и свела брови. — Чт.. ну конечно, — в недоумении произнесла она. — Ты же не думаешь, что теперь я тебя так просто отпущу, Джеймс Поттер? Невозмутимое лицо Джеймса расплылось в невероятно широкой ухмылке; он обнял ее лицо двумя руками и снова поцеловал. Сумка с глухим стуком упала на пол.***
Сириуса удивило то, что гостей из Шармбатона и Дурмстранга не распределили по факультетам, а просто распихали по классам вразнобой. Обычно Гриффиндор занимался вместе со Слизерином, и уроки никогда не проводились спокойно. Теперь класс заполонили ученики и других школ, включая высокую подружку Китти, и такого гомона в классе Сириус не слышал даже тогда, когда они с Сохатым подожгли мантии двойняшек Ноттов прямо на уроке. Но как только в кабинет вошел новый профессор (Сириус не запомнил его длинного и скучного имени), повисла такая тишина, что он мог расслышать собственное дыхание. Джеймса все еще не было. Эванс — тоже. Когда все расселись по местам, профессор Торнтон вынул из кармана своей необъятной мантии палочку и стукнул ей по грифельной доске. — Меня зовут профессор Чарльз Торнтон, и я ваш новый учитель по Защите от Темных Искусств, — сказал он, пока на доске за его спиной невидимая рука выводила убористым крупным почерком: «Защита от Темных Искусств, седьмой курс». Сириус поднял руку. — Прошу вас, мистер… — Блэк, — нахально ухмыляясь, подсказал он. Бровь Торнтона приподнялась, но больше он ничем не выказал своего удивления. Несколько шармбатонцев и дурмстрангцев тоже обернулись, и Сириус почувствовал нарастающее раздражение. Повыделываться решил, придурок? Регулусу бы понравилось. Сириус загнал мысли о Регулусе на задворки создания и спросил: — Вы же знаете о том, что должность учителя по Защите проклята? Сэр. Торнтон задумчиво погладил рукоятку своей палочки и спокойно произнес: — Да, профессор Дамблдор рассказал мне об этой загадочной закономерности. Но видите ли, мистер Блэк, как учитель по Защите от Темных Искусств, я могу сказать вам, что должность нельзя проклясть. Это не место, не сущность, не предмет. Я удовлетворил ваше любопытство? — Не совсем, профессор. Если это не проклятие, по-вашему, то что заставляет учителей по Защите стабильно умирать к концу года? Ремус с тихим осуждающим стоном уронил голову на руки, а профессор Торнтон серьезно произнес: — Я действительно хотел бы ответить на ваш вопрос, мистер Блэк, но пока не могу этого сделать. Надеюсь, вы позволите мне начать урок? — Конечно. Сэр, — веселым голосом произнес Сириус, стараясь скрыть под ним свое смущение. Никто из учителей, помимо Кошки и, разумеется, Дамблдора, не мог давать достойного отпора на каверзы Сириуса и Джеймса. До этого времени. — Очень хорошо. — Учитель развернулся к классу, и черная мантия вздулась под ним, как крылья летучей мыши. — На первом уроке я проверю ваши теоретические знания. Напишите мне десять базовых атакующих и десять защитных и отражающих заклинаний, а затем выберите одно из них и опишите принцип его действия с точки зрения материализма. Все понятно? Ученики Хогвартса закивали и зашуршали пергаментами, а новенькие округлили глаза и начали возмущенно перешептываться. Удивлению Сириуса не было предела, когда Торнтон сначала залопотал по-французски, а потом, очевидно, повторил то же самое на грубом шуршащем языке дурмстрангцев. Сириус только предполагал, что это румынский или болгарский, а Торнтон, мать его, говорил на нем! Блэк почувствовал некие задатки уважения к этом строгому, затянутому в черное по горло «новенькому» профессору. Когда он заканчивал выписывать слово Ступефай, в дверь торопливо постучали, и в класс ввалился Джеймс и — подумать только! — растрепанная, но очень хорошенькая Эванс. Сириус заметил, как сверкнули глаза Снейпа, усмехнулся и вновь взялся за перо. Торнтон хмыкнул и сощурил глаза, разглядывая опоздавших. — Кто же это почтил нас своим присутствием сегодня? — тихо спросил он, и у Сириуса по ладоням почему-то пробежали мурашки. Юнис Нотт захихикал. — Мистер Поттер, сэр, — лихо отрапортовал Сохатый. — И мисс Эванс. Теперь уж пришла очередь гриффиндорцев потешаться. Сириус с удовольствием отметил, как сжались кулаки Снейпа. — Что ж, присаживайтесь, мистер Поттер, мисс Эванс. Так как это наш первый урок, штрафовать я вас не буду, но имейте в виду, что впредь за каждое опоздание я буду отнимать по пять очков. — Спасибо, сэр, — нахально сверкнул прямоугольными очками Сохатый и бухнулся на место около Сириуса. Смущенная Лили, как обычно, села с Алисой, но от Блэка не укрылись взгляды, которые они послали друг другу напоследок.***
На втором, практическом уроке, ученики разбились по парам и по очереди атаковали и защищались. Джеймс явно пытался впечатлить Эванс и так махал палочкой, что искры летели. Сириус едва успевал отражать его заклинания. Наконец Торнтон, степенно, как ворон, прохаживающийся между учениками, приказал поменяться местами. Блэк ухмыльнулся и закатал рукава. Девчонка, у которой он недавно пробовал бланманже, покраснела и отвернулась. — Импедимента! Джеймс отразил чары невербальным щитом, но через секунду Сириус снова выбросил палочку: — Риктусемпра! Он до конца урока поливал Сохатого безобидными заклинаниями типа Эверте Статум и Таранталлегра, но ни разу заклинание не достигло цели. В конце урока Торнтон задал им пятнадцать дюймов на тему слияния атакующих и защитных чар и сказал: — Мистеру Поттеру и Блэку — по десять очков за скорость магической работы. Они заговорщически переглянулись, и Джеймс хлопнул Блэка по плечу. — Классный преподаватель, — вынужден был признать Сириус, запихивая пергамент и перо в сумку. — Я думал, опять какой-нибудь придурок будет, как Эберхарт на четвертом курсе. — Весьма лестно слышать такое от вас, мистер Блэк. Впредь поаккуратнее со словами. Джеймс подавился от смеха, а Сириус обернулся, поймав взглядом уходящего Торнтона. — Уже второй раз! — сокрушенно пробормотал Сириус. — Сначала эта Китти, теперь Торнтон… Почему все подслушивают комплименты, не предназначенные для их ушей? Ремус пожал плечами и спрыгнул с парты. Значок старосты ехидно сверкнул на мантии. — Ничего удивительного. Один раз я слышал, как ты во сне сказал: «Лунатик, ты невероятно крут». Сириус хрипло рассмеялся и обхватил Ремуса за плечи. — Заткнись, быть такого не могло. Сохатый, что там у тебя с Эванс? Вид у Джеймса сделался довольным, как у кота, объевшегося сметаны. — Теперь Эванс — официально моя девушка. Мародеры разразились улюлюканьем, даже Питер, который тайно был влюблен в Лили курса с третьего. — Учти, Сохатый, в этом году количество валентинок резко убавится, — весело предупредил Сириус. Джеймс хитро прищурился. — Мне и одной хватит. Сириус закашлялся, но почему-то его кашель был подозрительно похож на слова «романтик несчастный». Но хоть Бродяга и расфыркался, Джеймс знал, что тот рад за него почти так же сильно, как он сам.