***
Взять с собой другого пилота, охранника и техника не было сложной задачей. Такое случалось ранее. И на этот раз никто не удивился. Грейс не могла сказать наверняка, был ли ее мрачный настрой столь уж заметным. Но, судя по тому, что девчонка-техник поначалу едва ли не шарахалась от каждого движения начальницы и дышала через раз, Док все-таки выглядела агрессивно. Или же дело было в общем состоянии женщины? Грейс устало провела рукой по лицу. «Длительное отсутствие сна никому не идет на пользу». План? Детального плана по-прежнему не было. А что, собственно, Огустин могла сделать? Заявиться в деревню? Бродить по лесу в поисках На’ви? Смотреть с вертолета? Надеяться на случай? Или все сразу? «Получается, так. Ведь мы едва ли окажемся для Оматикайя желанными гостями…» Грейс была зла. Нет! Она была ЗЛА! На себя за то, что вовремя не пресекла махинации Селфриджа. На Норма и других — за их неосторожность. На Паркера — за его дебилизм. На На’ви за то, что они не хотели быть найденными. Но весь накопившийся за последние дни ментальный яд галлонами выливался на ни в чем неповинных сотрудников. О, да! Грейс тщательно проходилась по умственным способностям солдат! Ибо линия поведения для «имбецилов с автоматами» была уже давным-давно разработана и миллионы раз проверена. Рецепт отличался простотой и эффективностью: сначала следовало открыто принизить интеллектуальный уровень человека, а затем всячески напоминать ему об этом при каждом удобном случае. Желательно, пользуясь научной терминологией, презрительными взглядами и злобными ухмылками. И вуаля! Ненависть от подчиненных была обеспечена. Особенно это касалось солдафонов. Работники Научного Отдела более спокойно реагировали на подобное. Некоторые даже не обращали внимания, считая, что у каждого свои странности. А вот ребята с пушками зачастую не были столь… молчаливы. И хотя они не могли открыто грубить Огустин, с завидной регулярностью матерились и бесились, вымещая злость на всем, чем можно, когда полагали, что никто их не видит. «Ну, удачи им в начинаниях!» Нынешнего пилота Док видела не в первый раз, а вот с охранником доселе знакома не была. Или, по крайней мере, они не виделись столь часто, чтобы женщина сумела его запомнить. «Что ж, отсчет пошел!» Да. Для Грейс, особенно когда она находилась в наихудшем расположении духа, доведение солдат до белого каления становилось чем-то вроде хобби. Можно сказать, люди превращались в своего рода сигареты. Разумеется, умом Док понимала, что поступает отвратительно, однако ничего не могла с собой поделать. Или не желала. Она слишком давно прекратила все попытки «самокопания» в данном направлении. Итак, у Дока было полторы недели максимум, чтобы найти хоть какое-то решение. Иначе медики собирались пустить в ход другие варианты. Почему они до сих пор не действовали по своему усмотрению? Кто-то скажет, что за пятнадцать лет пребывания здесь вполне можно было изучить все вдоль и поперек и даже выработать тактику лечения. Ирония заключалась в том, что человечество несмотря на свой уровень развития все так же наступало на грабли под названием «Вдруг пронесет?!». И поскольку гинеман был найден всего пару-тройку лет назад, а добыча образцов давалась не столь легко, установилась единственно логичная, по мнению Службы Безопасности, универсальная формула профилактики: «Не лезь к растению, если не хочешь подохнуть. Полез — виноват сам». «Правда, что делать в случае, если твой начальник — идиот, и заставляет тебя же нарушать данный завет, никто не знает». В итоге о течении патологического процесса ученые мало что знали. А у медиков не было никаких гарантий, что иссечение пораженных напрямую тканей решит все проблемы. Дело в том, что у бактерий существовала жизненная форма, расплавлявшая окружающие ткани, подобно Clostridium perfringens, например. Однако с недавнего времени исследователи обнаружили еще одну форму тех же микроорганизмов, поначалу принятую за иной вид. Она, в отличие от первой, обладала подвижностью, способностью размножаться и мигрировать в ткани. И вот тут возникало сходство с жизненным циклом хламидий. Также, как выяснилось на днях, переходу из одной формы в другую вполне могли препятствовать антибиотики, находившиеся в распоряжении людей, а низкие температуры нарушали выработку токсинов. Но длительность данных эффектов до сих пор оставалась под вопросом. «Не хотелось бы подвергать ребят заморозке, могут не выдержать…» И на этом — все. Что вызывало сепсис, симптомы которого проявлялись у уже почивших солдат, до сих пор не было известно. То ли собственная взбесившаяся условно-патогенная микрофлора, то ли бактерии гинемана, то ли все вместе… «В результате у меня есть полторы недели максимум, чтобы найти хоть какое-то решение, прежде чем начнется активное распространение бактерий, и последние, в свою очередь, начнут мигрировать в ткани, разнося там все к х*рам… Превосходно! Или я успею вернуться вовремя, или из людей можно будет делать суп! Вспоминаю старый фильм. Как его там?.. Миссия Невыполнима!»***
Смоляное лезвие разделочного инструмента в руках Тсу’тея плавно, но достаточно быстро скользило между кожей зверя и лежавшими ниже слоями плоти, отделяя их друг от друга. Чтобы ускорить процесс, свободный край шкуры, слегка натянув, придерживали Нейтири и Ралу. На одно животное вполне хватало троих охотников. Некоторые предпочитали работать попарно. Но зачастую численность членов «бригады» варьировала по мере появления свободных рук. Дел хватало всем: свежевание, установка стоек для копчения, упаковка мяса в листья тсаулапъа, транспортировка. Кто-то должен был следить за безопасностью мероприятия и подать сигнал, если приближался хищник. На вооружении у На’ви были трещотки, сделанные из листьев пъюта. А также использовался запах ленай’га. Первое должно было создавать у зверей ощущение, что где-то неподалеку находится роща деревьев, листья и шипы которых в ветреную погоду могли причинить животному если не серьезный ущерб, то, по меньшей мере, неприятные ощущения. Второе имитировало меченую территорию существа, обладавшего довольно сильным ядом. В особенности подобный трюк помогал против нантангов, но и палулукан не решался лишний раз соваться к такому «соседу». И если учитывать, что звуки, издаваемые трещотками, являлись хорошим аккомпанементом для песен, то можно было с уверенностью заявить, что данному процессу сопутствовала довольно приятная для На’ви атмосфера. — На этот раз, ты проиграл! — подначила Нейтири, сворачивая кусок шкуры. Тсу’тей, улыбаясь, покачал головой. «В кои-то веки убила на одного талиоанга больше и радуется!» Нейтири. Кем она была ему? Да, конечно, Эйтукан и Мо’ат все уже решили, но… «Нет! Только я один все постоянно порчу своим поведением! Но на этот раз все будет по-другому… » С удивительной легкостью охотник отринул подобные мысли и, весело болтая с дорогой ему девушкой, помог ей прицепить груз к седлу па’ли. — Твой наряд? Он готов? — поинтересовался Тсу’тей. Дело в том, что после Большой Охоты всегда устраивался праздник, одним из атрибутов которого были танцы. Участники, в свою очередь, создавали яркие наряды, напоминавшие различных животных. Реже На’ви выбирали имитацию растения. Исключением являлись семена священного дерева. Свой костюм Тсу’тей уже завершил и мог с уверенностью сказать, что его «талиоанг» получился вполне похожим на настоящего! А Нейтири? Кем она собиралась быть? Было бы здорово, если бы их наряды совпали. «Хотя какая разница? Нет того, что не украсила бы собой Нейтири, верно? А Сильванин?» Тсу’тей стиснул зубы. Он был раздосадован тем, что никак не мог избавиться от призрака… такого прекрасного… такого родного…такого… несправедливо далекого… — Все хорошо? — младшая дочь Мо’ат и Эйтукана подошла к своему нареченному и заглянула ему в глаза. Она была рядом! Живая. Беспокоящаяся о нем. Милая сердцу, даже несмотря на… Мысли воина были прерваны болью в районе хвоста. — Нейтири! Как она посмела дергать его?! Да, это сработало, и охотник перестал предаваться унынию. Но как будущий вождь не должен был спускать такое! А потому!.. — Стой! Хватит! — заливалась смехом девушка, которую взвалили на плечи и раскрутили. Она честно пыталась вырваться и даже колотила Тсу’тея сначала по спине и по тому, что попало под руку. Но, увы! — Эй вы, парочка рити! — окликнул соплеменников Ралу. — Закругляйтесь там. Тсу’тей аккуратно опустил Нейтири. И пока она приводила себя в порядок, охотник сумел ущипнуть свою невесту за ухо и скрыться. Была ли в этом надобность? Определенно!***
Очередной запуск блока, и вот она уже снова в аватаре. Складывалось ощущение, что только в этом теле Грейс действительно могла ДЫШАТЬ. «Так, хватит придаваться посторонним мыслям. Пора работать!» За несколько дней, проведенных вдали от Адских Врат, Док смогла наконец привести мысли в порядок. Немудрено, что светлую голову ученого посетила по меньшей мере одна идея. Во времена существования школы Грейс, да и другие, запечатлевали чуть ли не каждое слово На’ви. Причем не только в письменном виде. Говоря проще, существовало несколько аудиозаписей — видео-съемки На’ви отчего-то не любили. Тематика записей рознилась. Но, так или иначе, на одной из них дети упоминали что-то о лекарствах. В тот момент один из ученых поинтересовался составом, однако, прежде чем ребята смогли сказать хоть что-нибудь внятное, их остановил находившийся рядом взрослый На’ви. Люди узнали лишь об одном составляющем. Для На’ви это был гриб Торука, он же Торукспъам. Ученые называли его Фунгимонимум гигантеум или Октошрум. Данный представитель Пандорианской флоры поглощал из почвы метан, аммиак, хлор, изотопы ксенона, радиоактивные оксиды урана и бог знает что еще. В итоге подземная часть гриба подвергалась воздействию мощного радиационного излучения. И некоторые ученые полагали, что это являлось «толчком» для достижения организмом столь больших размеров. Другие склонялись к версии об участии в данном процессе низкой гравитации и плотной атмосферы. Помимо чисто научного интереса, окторшрум вызывал и еще практический. «Вам нужна губка для радиоактивных отходов, загрязняющих почву? Пожалуйста! Осталось только найти способ, как «приучить» гриб к условиям Земли…» Но Грейс смотрела на данное существо с фармацевтической точки зрения. «Никакой уверенности в том, что мне подойдет этот вариант, нет. Однако это более реальный шанс, чем просто ждать, когда На’ви сами придут». Именно по этой причине Огустин поругалась с сопровождавшим ее охранником. — Вы не можете пойти туда в одиночку! — упирался рогами мужчина. — Я буду в аватаре, радиация в подобных дозах мне ничем не навредит. «Еще одно преимущество перед людским телом». — И все же… — настаивал на своем солдат. — У вас приказ, знаю. Будете следить с безопасного расстояния. — А если?! «Что? Что если, кретин?! Как будто твоя пукалка чем-то поможет при нападении танатора или титанотерия. Я что с тобой, что без одинаково защищена». Не обращая внимания на протесты со стороны военного, Грейс твердым шагом направилась к грибам. «У меня мало времени и много работы». То была чистая правда: требовалось изъять на пробу мицелий, ткани плодового тела и споры. Для начала…***
— Я сделаю это, — с мрачной обреченностью в голосе заявил Тинин’ро. «Да, мальчик, тебе придется прикончить с десяток своих соплеменников. С кем не бывает?» Но Лин не имела права вмешиваться. Она не была одной из Таунрэ’сьюланг. Не была Цахик. А едва ли достигший совершеннолетия мальчишка был! Бейфонг буквально трясло от ярости! Видите ли, не все вытащенные из ямы и найденные в Тъа’тсонг желали осваиваться с новым даром. «Вам подавай все, как было! А то, что бедный парень должен свою душу к Ваату порвать, так это ничего!» Но Лин понимала, что ее правота являлась несколько однобокой. Нельзя было винить и без того напуганных На’ви в их слабости. Кому понравится жить так? Без нормальной связи с Эйвой? Это было равносильно тому, чтобы забрать магию у Бейфонг. «Думала ли я в тот момент о смерти? Нет… Но, вероятно, мое лишение длилось не столь долго… Попросила бы я Тензина, или Корру?.. Нет! Не так меня воспитывали!» Все, что оставалось Лин, так это наблюдать за процессом… Через пару дней, когда сумерки сгустились над Пандорой, молодой шаман и другие члены Клана вместе со своими змееволками стояли на поляне, расположенной подальше от деревни. Голова юного Цахик была скрыта под черным черепом нантанга. Белыми остались лишь смазанные специальным составом пустые глазницы да зубы. Довершало образ подобие балахона, сделанного из шкуры все того же змееволка, украшенное бахромой из когтей и клыков. Последние клацали при каждом движении Тинин’ро. В свете от небольшого костра это смотрелось довольно жутко. Сей’лан подошел к сыну и что-то прошептал. Молодой человек лишь отмахнулся. Между ними явно завязался спор. Бейфонг даже прислушиваться не нужно было, чтобы понять, в чем была суть. Сама же женщина старалась быть как можно дальше от… всего этого. Ей вообще никого видеть не хотелось. Но, к сожалению, одиночество мага земли было бесцеремонно нарушено. — Если хочешь остаться, то приведи себя в порядок, — как бы, между прочим, заявила Хона и указала на свой грим. Да уж, нарисованный фосфоресцирующей краской треугольник, с вершиной на подбородке и основанием на бровях, определенно был «пределом мечтаний» Бейфонг. — Не нужно. — Хочешь, чтобы и тебя убили? — буднично поинтересовалась Хона. И параллельно с этим подала знак Мипьи, дабы последняя подошла. В руках девушки красовалась чаша с краской. Бейфонг какое-то время смотрела на двух На’ви рядом с собой, потом на окружающих: действительно, за исключением Цахик и так называемых «жертв», все были раскрашены. Однако Лин списала это на традицию или вроде того. Неужели у грима было какое-то практическое назначение? «Что-то здесь не так!» Пришлось согласиться. Помимо рисунка на лике, маг земли получила еще и какой-то странный медальон. Пах он специфически и наличествовал лишь у тех, кто не имел собственного зверя. Однако Лин решила разобраться с данным феноменом позже и направила все свое внимание на процесс. «Я уже хочу послать к Коху в клешни эту затею с обучением!» Учитывая столь странные меры предосторожности и в общем неординарное поведение представителей данного Клана, Бейфонг решила не расслабляться до окончания ритуала. Она не собиралась помирать неизвестно где. Одно дело, когда речь шла о собственном мире. Но здесь имел место быть совершенно противоположный вариант: это была не проблема Лин лично и не общества, в котором женщина выросла. Значит, никаких причин в том, чтобы жертвовать собой, причем понапрасну, тоже не было. По меньшей мере, именно так гласил здравый смысл. Кажется, вождь и его сын пришли к консенсусу. Во всяком случае, Сей’лан лично протянул юноше сосуд с неизвестным содержимым, который шаман залпом опустошил. Одновременно с этим Хукато оттащил нантанга, принадлежавшего Тинин’ро. Зазвучали гигантские барабаны, сделанные из трухлявых бревен тсаулапъа. Поначалу ритм был один. Но после очередного отбитого такта некоторые музыканты встали, увеличивая скорость ударов. Вследствие чего образовалось несколько линий, так сказать. Каждая из них была подхвачена «пением» змееволка, которое перемежалось от воя к стрекотанию. В первый момент это резануло по ушам, но немного погодя Лин стала понимать, что исполнение имело определенную структуру. Впрочем, некогда было следить за «оркестром» — Цахик упал на колени и затрясся. Затем послышался ОР, который говорил лишь об одном — невыносимой и нескончаемой БОЛИ! «Что он выпил? Кислоту?» Вокруг юноши, стрекоча, рыча и тявкая, хороводили нантанги. Но только не тот, что принадлежал шаману. Его удерживал на привязи Хукато. После того, как Тинин’ро, рыдая, стал с силой вонзать свои ножи в землю, будто пытаясь порвать ее на клочки, Бейфонг дернулась в сторону несчастного, но ее движение было остановлено Хоной. — Он же умрет! — Лин отбросила чужую руку. Бейфонг было совершенно плевать, что ранее мальчишка успел нахамить и бросался обвинениями. — Так, надо! Не вмешивайся! — пригрозила На’ви. Судя по тому, что одна ее конечность потянулась к поясу, сопротивления женщина не потерпела бы. — Ладно, — сжала челюсти маг земли. О! Как она хотела разнести здесь все к Ваату! Похоронить под плитами! Закопать этих дикарей! Но приходилось быть немым свидетелем того ужаса, что творился вокруг! Тем временем Тинин’ро перешел на вой. Но никто по-прежнему не рискнул приблизиться к шаману. Только обреченные подняли свое оружие. Через секунду воздух наполнили голоса других Таунрэ’сьюланг и застывших на месте змееволков. Однако главным по-прежнему оставался голос Цахик. Последний пытался расцарапать собственный живот, но балахон, видимо, пропитанный чем-то, помешал этому процессу. Бой барабанов и гул волчьих «голосов» снова стали едины. В конце концов шаман, издавая звуки, подходившие больше зверю, нежели разумному существу, поднялся. В ладонях он по-прежнему держал клинки. Все, включая зверей, замолчали, костер был немедля потушен, и только ударники продолжали свою работу. Лин довольно быстро подстроилась под темноту, однако в поле зрения женщины Тинин’ро более не был. А затем в ночи раздался первый крик!..