Monochrome dreams.

– Ты веришь в перерождение души, Михаил? — спросил его черноволосый парень. Микеле недовольно поморщился: молодой человек загородил дорогу, и он не мог пройти. – Я думаю, – стараясь скрыть раздражение за лёгкой улыбкой, проронил Микеле, – вы ошиблись. Меня не зовут, э, Михаил? – Он немного запнулся на последнем слове – имя было непривычным для произношения – и выжидательно уставился на незнакомца. – Но раньше... – парень многозначительно поднял бровь, – По крайней мере, тебе нравилось его использовать. Незнакомец решительно вызывал у Микеле неприязнь. Он смотрел на него своими непонятными, – какой это вообще цвет? – ввалившимися глазами и улыбался. У него была уставшая, но в то же время счастливая улыбка, будто сейчас исполнилась мечта всей его жизни. Парень, в общем-то, выглядел довольно прилично, хотя и потрёпанно: например, его походный плащ (или накидка – Микеле не разбирался в такого рода вещах) был весь в пыли и в некоторых местах протёрт, а его пояс, к которому прикреплялся короткий кинжал, больше напоминал верёвку. – Оно мне тоже нравилось. Микеле вздрогнул: – Что? Парень сделал шаг вперёд, вынуждая отступить, и пожал плечами. – Мне нравилось, когда тебя звали Михаилом. Микеле затравленно оглянулся. Узкая улочка не была совсем пустой, но людям явно было наплевать на их странную парочку. Не то чтобы Микеле требовалась помощь именно в данный момент, но мало ли, что может случиться в ближайшем будущем. Путник вряд ли собирался его ограбить, но Микеле и его брату часто не хватало средств на самую дешёвую еду, поэтому приходилось всегда быть начеку. А незнакомец ещё и бесил своими запутанными и очень странными речами, мешая продолжить путь. Он, между прочим, уже опаздывал, чтобы вести всякие беседы с мутными прохожими. – Дайте пройти, – грубо рявкнул Микеле, подаваясь вперёд. Капюшон слетел от резкого движения, и его белая (знакомые часто подшучивали над цветом, называя пряди седыми) коса гневно покачивалась за спиной. – Оу, – только и выдохнул незнакомец, когда Микеле чуть ли не уткнулся ему носом в грудь. – Оу. Парень зачарованно протянул руку (на удивление ухоженную, совершенно непохожую на руку человека, который последние дни – месяцы? годы? –путешествовал в одиночку) и аккуратно, почти с благоговением, взял его косу, перебрасывая её через плечо. Микеле почувствовал, как к щекам приливает жар, а сердце начинает бешено биться. Волосы были тем, что запрещалось трогать даже брату. А брат, пожалуй, являлся единственным, кому он мог довериться в этом мире. И гнев, который сейчас разливался в его груди огненным потоком, невольно мешался с чувством, обычно называемым в бульварном чтиве смущением. Это действительно сбивало с толку. И злило, просто ужасно злило. – Что ты себе позволяешь, жалкий кусок глины? – разъярённо выдохнул он и практически моментально осёкся. Как он только что назвал его? Кусок глины? Серьёзно? Глаза незнакомца неожиданно просияли таким мягким внутренним светом, что Микеле невольно потупил взгляд. Он улыбнулся так широко и искренне, радостно, как ребёнок улыбается новому гостинцу, будто бы ему только что сделали лучший комплимент за всю жизнь. Микеле практически уверился в том, что парень наверняка нездоров и душевное состояние того явно не в порядке. Но. Коса всё ещё находилась в тонких пальцах черноволосого. И это было проблемой и ею же и оставалось. – Раньше ты стриг их довольно коротко. Вот так. И, боже, этот парень реально коснулся ребром ладони места, где шея чуть ниже сливалась с плечом. Его кожа действительно была мягкой и ухоженной, как ему и показалось раньше. Незнакомцу, мысленно проклинал всё на свете Микеле, надо бы усиленно молиться, чтобы он не заметил резко участившегося пульса. – Но тебе идёт. Ты всё ещё не похож на своего брата, но сходства эта длина определённо придаёт. – Заткнись. Брата трогать запрещалось всем. Парень, стоящий перед ним, не имел на его упоминание никакого права. И если хоть ещё одно слово сорвалось бы с этих бледных губ... – И ты опять его превозносишь. Даже сейчас. Удар был довольно жёстким и пришёлся прямо в подбородок. Человек пошатнулся, но устоял. И Микеле ударил снова. Он был низок и хрупок, его часто путали с миленькой девушкой, особенно когда он подрабатывал ночью в кабаках. Однако то, что он переживал ещё так недавно, буквально лет пять назад, скитаясь по запылённым улочкам Италии, оставило свой отпечаток. Микеле повалил парня на землю и расчётливо наносил удар за ударом то в грудь, то по лицу. А этот идиот только жмурился и совершено не пытался хоть как-то сопротивляться. Только сжимал его плечи, крепко впивался жилистыми пальцами в ткань, комкая, и улыбался, улыбался, улыбался... Постепенно поток ударов прекратился – Микеле просто не понимал его. – Почему ты не сопротивляешься, дурак? — он посмотрел на него из-под полуопущенных ресниц, такого помятого, избитого и жалкого, что невольно сжималось сердце. А потом незнакомец открыл свои глубокие глаза, полные невыплаканных слёз и надежд. Он потянул руку и коснулся горячей щеки Микеле. Его пальцы нежно прочертили невидимую и понятную только ему линию и замерли неподвижно. — Потому что я люблю тебя. На грязное лицо незнакомца упала тёплая капля, и Микеле испуганно отшатнулся. Он что... плакал? Что за бред? И из-за чего? Из-за этого ненормального? Но слёзы мелкими каплями срывались с ресниц, и он ничего не мог с этим поделать. — Да что...что ты можешь знать, чтобы утверждать такое?! Парень приподнялся с земли, даже не пытаясь отряхнуться. Он не выглядел растерянно или смущённо, однако весь его силуэт выражал собою такую нестерпимую тоску и боль, почти что безумие, что Микеле не смог не спросить. — Всё. Я знаю всё, что мне следует знать. И даже больше. Я искал тебя в Англии — ты так её любил, что было бы глупо не начать с неё. Я вглядывался в каждого прохожего, ища хоть малейшего сходства, хоть что-то. И я находил уйму этих мелких деталей, но так и не нашёл тебя. Я отправился во Францию, ведь именно там ты когда-то нашёл свою любимицу, Жанну. Но вновь не было единого твоего образа, только жалкие копии, подделки. Я искал везде —видимо, нет такой страны в Европе, где я не побывал. Ты совершенно не изменился. А если бы и изменился... Я бы всё равно признался, потому что тогда не успел, Микеле. Молодой человек поднялся и утерся куском своего плаща. А затем пошёл по узкой улочке неизвестно куда, бросая растерянного Микеле. — Как тебя зовут? — натянул капюшон итальянец. Его щёки пылали от смущения, голос подрагивал, срываясь, а руки немного тряслись. — От этого зависит наша будущая встреча, — парень пожал плечами, не оборачиваясь. Но он был напряжён и взволнован, судя по скованности его движений. —Тебе просто надо вспомнить, Михаил. Незнакомец (а уж такой ли и незнакомец?) зашагал прочь, оставив Микеле сидеть, привалившись к стене спиной, с одной лишь мыслью.