***
Я все еще мысленно удивлялся и умилялся решимости Чонгука, которая постепенно передавалась и мне, в то время как он бережно закутывал меня в свою куртку, слишком большую для меня, но очень уютную и теплую, потому что еще не до конца успела остынуть от тела владельца. Пока Чонгук ворчал себе под нос, поругивая меня, и копошился с замком, карманами и прочими мелочами, я стоял, жадно вдыхая его запах, который пропитал его куртку. Знаю, что наш чистюля чувствителен к запахам и даже коллекционирует женские духи из-за приятных ароматов, но.как по мне, сам запах Чонгука очень манящий, отдающий ненавязчивым, но весьма терпким запахом персикового мыла. Моего мыла, между прочим. Когда Чонгук закончил со мной, то отошел, чтобы полюбоваться проделанной работой. Его пристальный взгляд, осматривающий меня с ног до головы, заставил меня смутиться и, чтобы Чон не заметил моего смущения, зарыться носом в воротник огромной куртки, превращаясь в маленький пухленький рулетик. — Благодаря тебе, я отлично загерметизирован и спасен от холода, но я не прощу себе, если из-за меня ты простудишься, — на это, Гук улыбнулся и сказал что в толстовке тоже тепло, потащил меня к выходу, чтобы мы успели к ужину. Пока Чонгук тащил меня к выходу, я, тормозя этот процесс, всячески пытался высвободить свою руку другой, свободной рукой. Но я даже обеими руками не мог справиться с его ладонью, которая сжимала мою мертвой, немного грубой хваткой, в то время как сам Чонгук шел очень уверенно, даже не смотря на меня, плетущегося немного позади и беспомощно вырывающегося. Выйдя на улицу, я уже смирился и оставил попытки убрать руку. Чонгук, видимо заметив это, тоже расслабил свою ладонь. Я, к своему же удивлению, почувствовал даже какую-то грусть от этого. В тайне мне даже нравилась эта грубость и у меня нет воли быть непокорным. Снаружи действительно похолодало и я видел, как после каждого выдоха губы, подбородок, а после и шею Чона, буквально на секунду, обволакивало белое облако пара, после чего так же быстро и бесследно исчезало за его широкими плечами. С сожалением и беспокойством глядя на его порозовевшие щеки и кончик носа, я старался идти как можно ближе к Чону, почти вплотную прижимаясь к нему, чтобы хоть чуть-чуть поделиться с младшим тем теплом, что он сам отдал мне. Ощутив на щеке холодные прикосновения и тихий шепот со словами «Ты не замерз?», я тряхнул головой, отстраняясь, и недовольно посмотрел на Чонгука. — Мне совсем не холодно. Чего не скажешь о тебе. Чонгук, ты должен думать о себе тоже, — устало вздохнув, я проверил, что окно связи с водителем плотно закрыто, и снова перевел уже смягченный, почти игривый, взгляд на Чона, облизывая, а после закусывая нижнюю губу. — Но я знаю, как смогу согреть тебя. Не отводя глаз, я взялся за замок молнии, и медленно повел его вниз, слегка прогибаясь в спине, чтобы легче было расстегнуть куртку. Потом я одним ловким движением перекинул одну ногу через бедра Чонгука. Оказавшись чуть выше него, я уткнулся носом ему в макушку, вдыхая нежный цитрусовый аромат шелковых волос, которые не теряли его даже после тренировок и все также ласкали обоняние. теперь мы были так близко, что я чувствовал его дыхание на своей шее и ключицах. Знаю, я играю с огнем и при этом не хочу получить ожогов. Что за ирония. Я положил руки сначала на плечи Чону, но после начал неспешно опускать их, попутно растирая чужие руки, чтобы они скорее согрелись, до запястий, а дойдя до сих, выгибаясь навстречу Чонгуку, обвил ими талию и уложил на пояснице. Вернув руки к лицу Чона, я согнул ноги в коленях, усаживаясь на бедра младшего, для зрительного контакта. — Пак Чимин. Что же ты делаешь? М? — прошептал с улыбкой младший, сжимая в сильных ладонях мои ягодицы так, что я выгибаюсь и чуть ли не стону, но сильно закусываю губу. — Ничего такого, что могло бы тебе не понравиться, — я перестал вертеться на бедрах Чона, застыл и, запрокинув голову назад, закрыл глаза, упиваясь его мокрыми прикосновениями. Мгновением позже я вжал своим торсом младшего в жесткую ткань кожаного салона, в которую и сам упирался коленями. Руками я поднял голову Чонгука за пряди волос, обращая его азартный взгляд на себя. Далее я провёл языком по его нижней губе, от чего та стала влажной и блестела, маня ещё сильнее. Я затянул Чонгука в по началу нежный, но со временем перерастающий в развязный, поцелуй. Когда, лаская рот младшего своим языком, я осознал, что воздуха становиться не хватать, я неумолимо оставил губы Чонгука и заглянул ему в глаза, самодовольно улыбаясь. — Я ведь прав, да? — По приезду я выебу тебя так, что потом не встанешь, — томно и с придыханием шептал он на мое ушко и с рыком впился в губы, мокрым и страстным поцелуем, языком вторгаясь в мой рот. Он такой манящий и желанный, что от него невозможно оторваться. Его руки опускались с талии на пах и ягодицы, а затем одна рука аккуратно сжала пах, а другая яростно сжала ягодицу, начиная мять ее. Я отстранился от поцелуя от нехватки воздуха, да и вообще скоро наша остановка. Об этом оповестил водитель, постучав в окошко. И тут Чон сразу же прорычал: — Мой котёнок проказничал сегодня. Я, как будто не понимая о чем он, невинно посмотрел на Чонгука, выжидающе закусив губу, чтобы младший не уловил в моем голосе сдавленный стон, вызванный его умелыми руками. — Папочке не терпится наказать меня?.. Но я же просто хотел согреть тебя… У меня же получилось? — я зафиксировал ладони Чона на своих ягодицах и расслабленно вздохнул, укладывая голову к нему на грудь и чуть съезжая ниже по его ногам.***
Поблагодарив водителя за то что довез до общежития, Чон в торопях застегнул мою куртку, чтобы не мерз и, схватив меня за руку, быстро направился в здание Уже в своей комнате Чонгук прижимал меня к закрытой двери поддерживая за ягодицы, а губами страстно сминал губы, иногда кусая, а затем переходил на его шею, яростно кусая. — Твое тело сводит с ума… Ты снишься мне в моих мокрых снах, где ты сам проявляешь инициативу. Черт, котёнок, ты такой сексуальный и желанный, что я не могу сдерживать себя, — горячо шептал он на и с гортанным рыком сильно сжал в ладонях ягодицы, вырывая из груди протяжный стон. От необдуманно сказанных Чонгуком слов разум сносит куда-то очень, очень далеко, а от прикосновений тело само по себе вздрагивает и выгибается навстречу чужому, прося большего. Дыхание глубокое, судорожное, сколько бы я ни пытался выровнять его, но толку от этого было катастрофически мало, лишь только последние силы отдавал на эти бесполезные попытки приобретения самообладания. За эти 2 недели, Гукки, ты даже не представляешь как много я терзался мыслью вернуть тебя любыми силами и любой ценой. Морально подготавливал себя к тому, чтобы стать твоим не только душой, но и телом. Но знаешь… В теории все так легко, черт побери! Почему сейчас, когда я уже полностью доверяю тебе, когда я наконец-то отбросил предубеждения… Страх снова застилает мне глаза своим разрушительным туманом?! Я уже не ребенок, и ты тоже… Я отчетливо уловил это в твоих глазах, полных слепого желания. Снизу живота уже давно давало о себе знать с каждой секундой нарастающая жажда большей близости. Глухая боль на ягодицах проходила вибрацией по всему телу, насквозь пронизывая органы и душу, и обретала свободу в виде несдержанных стонов. Вдруг на разгоряченных щеках я ощутил новый, резко контрастирующий с последними чувствами, странный холодок. Не сразу поняв что это, я в недоумении на мгновение провалился в себя, догадываясь, но опасаясь реальности. Вот еще… И еще… С щек этот холодок многочисленными крупинками скатывался к подбородку и капал на впадинку меж ключиц. Все-таки догадки оказались верны. Это мои слезы. Надеясь, что темнота скроет мою слабость от Чонгука, я, закусывая губу, руками обнял его за шею, прося не останавливаться. «Я хочу тебя, малыш…» Боже, как же повысилась температура в комнате и моём теле. И, как я быстро понял, не только в моём. Податливо отзываясь на жаркие ласки Чонгука на моём пульсирующем члене, я старательно пытался уловить даже самый маленький, звук, вдохнуть как можно глубже запах тела Чонгука, поймать его дыхание, сохранить каждое прикосновение в памяти и как минимум до утра заткнуть уже и так не слишком чистый, опьяненный сладостно-мутным туманом эйфории разум. Дабы уже совершить последнее и снять с себя все оковы благоразумия, я прогнулся в пояснице, легко и часто касаясь и прижимаясь своим торсом к чужому, одной рукой я надавливал на его голову, зарываясь пальцами в чужие волосы и взъерошивая их, прижимая Чона к себе и прося большего, а другая съехала чуть ниже его затылка и слегка массировала напряженную шею. Вдруг я представил себя обнаженного, под нависающим сверху Чонгуком, мои глаза полузакрыты, на щеках блестят дорожки от ещё чистых слез и тихие, вперемешку с мычанием, стоны сквозь сжатые губы. Почему мне так стыдно? Я начал медленно сводить ноги в коленях. Вдруг, резко и неожиданно поза поменялась, а Чонгук был наполовину оголен, он слишком грязно попросил меня об одной вещи, намекая тем, что положил мою ладонь на его не малых размеров бугорок на боксерах. Черт… «Сделай мне приятно, котенок, а затем папочка тебя наградит.» Не в силах больше выдерживать на себе голодный взгляд Чона, я наклонился к нему, смазано и глубоко целуя в губы, придавая себе чуть больше уверенности. Разорвав влажный поцелуй, я довольно быстро проводил губами по телу Чонгука, целуя, покусывая и облизывая его пылкую кожу. Спустившись к краю шорт, я поднял глаза, чтобы ещё раз посмотреть на лицо Гука и на следы, оставленные по всей груди и прессу, после этого я вновь опустил взгляд, роняя его на отнюдь не маленький бугорок под уже расстегнутыми шортами. Сняв их, медленно поцеловал ложбинку живота над самой резинкой боксеров, засасывая нежную кожу и оставляя яркий след. Отстраняясь, я заметил тоненькую линию слюны и, аккуратно слизнув её, спустился ещё ниже. Выпрямляясь, я стянул боксеры, бережно скидывая их на пол, возле дивана и стараясь запомнить куда именно их кладу и отягощая время. — Скажи, если я сделаю что-то не так, — повернувшись вновь лицом к Чону и неуверенно обхватив горячий и набухший член в руку, я, как можно более нежно, стал водить ей характерными движениями вверх-вниз, немного надавливая большим пальцем на головку. Спустя пару секунд выступила смазка и я понял, что могу доставить Чону ещё больше наслаждения. Вдруг тут же позабыл всю свою храбрость. Дело не только в размере члена, но и в том, что я ещё ни разу не размыкал губы на уровне чьей-то ширинки. Но я хочу сделать ему приятно, ведь он хочет этого уже давно. Пора мне хоть раз перенять инициативу на себя и начать действовать. — Я люблю тебя, Чонгук, — я остановил руку и, отстранив, согнул в локте, как и другую, опираясь на них и наклоняясь ниже. Максимально приблизившись, я глубоко вдохнул и очень осторожно взял в рот головку. Немного привыкнув и громко выдохнув, я начал продвигаться дальше, заглатывая больше. Теперь характерные движения выполняла голова, но я так же не забывал работать языком, выводя разнообразные незамысловатые узоры по выпирающим венкам. Больше всего на свете я не хотел сделать Чону больно, поэтому тщательно следил за зубами. Подавляя рвотный рефлекс, я вбирал в себя как можно больше, но вскоре понял что взял только чуть больше половины. Так как отступать было поздно, а заглатывать дальше глотка не позволяет, я завёл головку члена за щеку, а рукой вновь кольцом обвил оставшуюся часть члена, массируя и двигая по стволу. — М-м-м… Малыш… Вот так… — он надавливал на мою голову ладонью, задавая темп движения головы. — Чимини… Черт… Иди сюда, — отстранив меня, он подтянул к себе, глубоко целуя и ничуть не смущаясь привкуса своей смазки и, вытащив из-под подушки презерватив, открыл и надел его, приставляя головку члена к сжатому колечку мышц. — Готов? Хотя у тебя нет выбора, потому что сам на это согласился… — плавно войдя в меня, Чонгук резко заткнул меня страстным поцелуем, чтобы я не стонал на всю комнату, так как хены дома, а расспросов не хотелось вообще. От вязкой острой боли, пронизывающий все тело, я прогнулся в спине, напрягая каждую мышцу тела, и раскрыл рот в немом стоне, но секундой позже с губ сорвался высокой тональности звук, который раздался где-то далеко и приглушенно, потому что был обезврежен умелым ртом Чонгука. Когда нахлынувшая боль понемногу утихла, я оторвался от младшего, чтобы вновь начать дышать, шумно и тяжело вдыхая воздух и выдыхая его в самые губы Чона, наполняя его рот своим дыханием. Справившись с отдышкой, я из последних побуждений доставить Чонгуку максимум удовольствия, попробовал сам насадиться на член, который и так уже был во мне. Чтобы подавить и отвлечься от боли, я снова впился в губы Чонгука как можно сильнее. «Малыш… Скажи, тебе хорошо со мной?» И тут я уже под ним с прижатыми руками к подлокотнику дивана. «Ты ведь не уйдешь от меня?» Чертов гортанный рык, который сводит меня с ума. — Чимин-а, будь тише… — шепнул на ушко Чон и впился в губы мокрым и страстным поцелуем, пробираясь языком в рот, сплетая языки в танце, а рукой обхватывая сочащийся смазкой член, начиная надрачивать. Как только я уловил приятные ощущения и начал наслаждаться процессом, Чонгук сорвался на бешеный, немного грубоватый ритм, от которого я снова почувствовал уже не такую сильную и даже желанную боль, а сильная рука, что водила по моему члену, подливала масла в огонь. Чтобы хоть немного успокоить пыл Чонгука, я обхватил руками лицо младшего и насильно оторвал его от своих губ. Встретившись с его непонимающим взглядом, я продолжил смотреть ему прямо в глаза и нежно поглаживать ладонями его щеки. — Я никогда не захочу и не смогу уйти от тебя… Я… Люблю тебя, Чонгук-а… — еле договорив под напором его резких толчков, я, не выдержав, несдержанно простонал, опрокидывая голову назад и цепляясь руками за плечи Чонгука, как за спасательный круг. — Котенок, будь тише… Я тоже люблю тебя, — выстанывая это, Чон кончил глубоко внутрь меня и упал на меня. Благо хоть на нем был презерватив. Я достиг разрядки спустя пару секунд после Чонгука, пачкая его и свой живот. Пока восстанавливал дыхание, я смотрел в белый потолок над нами. В голове вообще ни одной мысли. Просто интересно, что будет дальше. Правильно ли я поступил? Отдышку младшего я отчётливо ощущал на своей шее. Чтобы успокоить его, я нежно поглаживал Чона по волосам, бережно перебирая пальцами короткие пряди. — Ты прекрасен, хенним. Только в следующий раз будь тише, когда остальные дома, а когда мы одни, стони для меня настолько громко, насколько ты можешь. — Сам виноват. Надо было быть нежнее и не сбивать меня в диван, что есть сил… — сорванный голос звучал теперь на добрых несколько тональностей ниже и отдавал хрипотцой. — Уж прости, но я обещал тебе еще в такси. Надеюсь, что ты сможешь встать… А если не сможешь, я не виноват, — вытираясь салфетками, я слушал оправдания Чонгука и закипал ещё больше, ворча на него. — Не виноват. Не виноват! Что значит не виноват?! Не виноват он… Я думал, что в такси была пустая угроза, кто же знал, что ты такой сильный, — отложив салфетки в сторону и обуздав свое недовольство, я взял Чона за руку и начал дергать её, чтобы тот обратил на меня внимание. Когда младший повернулся ко мне, я, не переставая тянуть его на себя, закрыл глаза и, продвинувшись, поддался немного вперёд, прося поцелуя. Ухмыльнувшись, Чон дал слабого щелбана мне и хмыкнул, вставая с дивана. — Ну уж нет, хен, — что значит нет?! Ну и проси у меня после того что-либо. Я надул свои губы и отвернулся от Чона, который натягивал боксеры. Но тот таки одумался и поцеловал меня, говоря что я милый, когда дуюсь. — Это не значит, что ты должен заставлять меня испытывать злость или обиду, чтобы позабавить себя, — тяжело вздохнув и закутавшись в плед, лежащий рядом, я отвернулся от Чонгука, утыкаясь лицом в спинку дивана, чтобы тот не заметил, что я был смущен его словами и улыбался. Несмотря на то, что Чон бывает немного раздражающим, я не могу на него злиться. Я мог бы поругать его ещё, но чувствовал, что изрядно устал. Понимая что пора бы одеться, я попытался сесть, но тут же колющая боль пронзила мою задницу. Вот черт! Я откинулся обратно на диван. Я даже одеться не могу. Твою мать. Так, если рассуждать здраво, то есть два выхода: остаться в комнате у младшего или попросить его донести меня до своей. Оба варианта были не особо радужными, но других вариантов у меня нет. Обратившись к Чону, я надул губки, как ребёнок, чтобы казаться ещё милее, чтобы Чонгук не смог мне отказать. — Куки-и… У тебя же сильные руки, да? — Сегодня ты спишь со мной. Я хочу поспать с тобой, хен. Я конечно могу отнести тебя… Но я хочу провести полностью эту ночь с тобой. Хочешь могу принести поесть. Ты голоден? — Нет-нет, не стоит, я не голоден! — сразу после того, как я отказался, мой живот предательски заурчал, выдавая меня с головой. Я опустил голову и покраснел от того, что был так нелепо уличен во лжи. — Ну… Если только совсем немного. Я просто не хочу тут надоедать тебе. Так что ты занимайся своими делами, я не буду мешать. Просто полежу тут. Тебе не о чем беспокоиться. Тем более уже поздно, так что если я сейчас поем, то завтра придётся работать в два раза больше, чтобы избавиться от лишних грамм, — я улыбнулся Чонгуку, чтобы тот понял, что ему не стоит беспокоиться.***
Пока Чонгук ходил за едой, я надел боксеры и футболку, что он одолжил мне. Заскучав, я чуть было не уснул и тогда решил поискать что-нибудь интересное. Вскоре я нашёл телефон Чонгука. Переписки с хенами только по делу, слишком много фотографий себя, (пф-ф-ф… кто бы сомневался…) и еще больше игр (мдаа… Я не удивлен.) А вот переписка с макнэ других групп довольно любопытная… Спустя недолгое время Чон вернулся с едой и сел рядом. Я, не отрываясь от телефона, протянул руку, чтобы он передал мне бутерброд. — Хей, что ты там делаешь? — с опаской проговорил Гук выхватывая телефон из моих рук. — Ты мне не доверяешь? Я подозрительно покосился на Чонгука, но все же обнял в ответ, прижимая к себе. — Я… Конечно же я доверяю тебе. Правда. Просто тебя долго не было и мне стало скучно… — я был удивлён, что Чон так резко избавился от телефона. Но, думаю, лучше не задавливать его расспросами и не портить наш вечер какими-то лишними и никому ненужными подозрениями, оправданиями… Так что я просто поцеловал Чона в макушку. — Все, теперь дай мне поесть, — я завошкался, убирая руки Чонгука, чтобы они не мешали мне есть. Откусив бутерброд и еще не прожевав его, я повернулся к Чону. — Слу-ушай, на кухне же по-любому кто-то же был, я прав? Как ты объяснил им своё появление в одних трусах? — я посмеивался над младшим, дожидаясь ответа. — Ты же должен знать, что я сплю с малым количеством одежды, так что Джин-хен никак не отреагировал, ибо будил меня постоянно, и ты сам знаешь как. Да и вообще, я Тэ чаще в трусах вижу чем Джей-Хорса! — мы оба тихо засмеялись и Чонгук отвернулся к экрану телевизора выбирая песню для кавера. Он выбрал мою любимую песню Ed Sheeran — Shape of you. Закрыв глаза, я полностью лёг на диван. У Чонгука часто не получалось взять нужные ноты с первого раза, и иногда я пытался помочь ему, изредка подпевая. Время от времени я открывал глаза, чтобы посмотреть, как младший старался и злился, когда не получалось выговорить какое-то английское слово, тогда я брал его за руку и нежно поглаживал ее. Наблюдая за ним, я чувствовал, что тоже должен много работать над собой. Но как только я привстал на локтях, то тут же почувствовал резкую боль и плюхнулся обратно. Не сегодня. И, возможно, не завтра. Все, что мне оставалось это просто слушать его чарующе-сладкий голос. Я мог бы лежать тут вечно. Но веки сами по себе закрывались, а моя ладонь, что держала Чона за руку, обессилено упала на диван. Да, голос Чонгука проводил меня в царство Морфея, и я сам не заметил, как перестал понимать, что происходит и погрузился в сон.