our darkside

У них одна тёмная сторона на троих. Джим понимает это сразу — до того, как самая сильная и уверенная из них спрашивает о Джероме Валеска. Джим понимает это подсознательно — эти двое ещё создадут ему неприятностей. Он ещё не знает, что у них одна и та же безумная кровь, которая пусть не приговор, но тревожный звоночек, который превращается в набат, когда на вопрос «кем вы приходитесь Джерому?» бледный парень с гитарой и волосами такими, что сетчатку выжигает, отвечает: — Мы его родственники. Чёртовы тройняшки. Джим не знал и не хотел знать, что по свету бродят ещё две почти идеальные копии Джерома Валеска, того, самого, который лишается лица и буквально звереет после воскрешения из мёртвых. Джим ничего не боится, но в диких глазах этого безумного мальчишки каждый видит то, что не хочет видеть. Джим смотрит во тьму, пульсирующую, бурлящую внутри сверкающих идеей-помешательством глаз, — и тьма смотрит в ответ, пронзая его до основания. Джим не боится, Джим смелый знающий своё дело детектив, но его сердце пропускает удар, когда Лидия Мартин и Арчибальд Эндрюс пересекают порог участка. Лидия — воздушная, лёгкая, почти настоящая в цветастом платье в стиле нуар, на невысоких каблуках, выбивающих на удивление правильный ритм, с идеальной причёской и правильным изгибом полных губ. Арчи — безобидный малый с доброй улыбкой, игравшей когда-то в каждом его движении, но теперь стёртой чьей-то грубой рукой с бледных губ, пляшущей исключительно в уголках глаз, пока никто не видит и не может обличить. Они выглядят просто, обычно, легко и не по-готэмски — приезжих в них можно опознать за сотню метров. Они — олицетворение обычности, только у Джима чутьё с ума сходит от взглядов Лидии Мартин — девочки-идеала — и Арчибальда Эндрюса — мальчика-добряка. Веет холодом — могильным, терпким, колючим, — когда они постукивают ногами от нетерпения — привычка, привлекающая внимание больше, чем следует. Джим видит в них то, что когда-то замечает в Джероме, но тогда он не даёт чутью возобладать над разумом. Джим достаточно повидал, чтобы сказать — эти двое, чёрт возьми, могут, взявшись за руки, поставить этот город на колени. — Мы хотим его навестить. Это возможно? Джим видит, что ничего не происходит. Ни взрывов, ни ужаса, ни крови, ни террора — ничего, и это пугает его больше, чем щелчок сорванной с гранаты чеки. Джима пугает то, что в ответ на взгляд Лидии все детективы улыбаются и расслабляются, будто нежное солнце плавит их кости и клонит в безмятежный сон, что в ответ на приветственный кивки Арчи детективы и посыльные кивают так, будто он один из них. Джим знает, что они оба — плюс чёртов Джером — не нормальны, не обычны; они даже не люди, просто, кажется, не знают об этом. Когда-то Джим решил бы, что драматизирует, что перегибает, что фантазия играет с ним злейшую шутку в его жизни, но Джим обжигался, Джим оказывался прав снова и снова, и чутье разрывает его естество на клочки, когда Лидия касается его, забирая разрешение на посещение и адрес Аркхэма. Джим чувствует, что вот-вот обратится в пепел от концентрации смерти в девочке-нуар. — Красотка, — протягивает Буллок добродушно, когда недостающие кусочки мозаики жизни Джерома Валеска уходят, оставляя после себя шлейф страха и мрака с привкусом солнца. — Что хотела? Взять автограф? У Джима язык не поворачивается сказать правду, потому что Харви не поймёт, отмахнётся, только обронит разочарованное «не повезло ей с братцем». Джим не хочет этого слышать. Джим чувствует, что сочетание рыжего в этой цирковой семье, разбросанной по стране, обернётся удачей исключительно для них; Готэм будет гореть.