Благословите, падре, ведь я согрешу

Шерлок обнаружил Джима на балконе, где тот завтракал и что-то быстро печатал на своем ноутбуке. Запахнув плотнее гостиничный халат, он ступил босыми ногами на плитку, которая еще не успела нагреться. Поморщился. Молча сел на соседний стул и уперся взглядом в Собор Святого Петра. В утренней дымке он казался особенно хрупким, ломким, словно построенным из воздуха. Подуй – и он тут же рухнет. Как и его вера. – Кофе еще горячий, – бросил Джим, не отрываясь от экрана ноутбука и делая глоток из своей чашки. Шерлок молча потянулся за чайником. Темный напиток пролился на белые салфетки, из-за чего по ним побежали черные пятна. – Что дальше? – наконец, спросил он. – Дальше? – Джим удивленно посмотрел на него, даже оторвавшись от своего занятия, будто бы Шерлок спросил только что совершенную глупость. – У меня рейс в Англию через пять часов. Его холодный тон, отстраненность и безучастие были на таком ужасающем контрасте с тем, что было вчера, что Шерлоку поневоле казалось, что вся прошлая неделя было всего лишь дьявольскими происками. – Я почувствовал между нами что-то особенное, – наконец, обиженно признался Шерлок, пытаясь понять, что Мориарти задумал, но тот лишь поднял брови и округлил глаза. От горла и ниже стекало неприятное, липкое чувство. Шерлок попытался сглотнуть, но ком не пропал. Клетка захлопнулась, и теперь уже никуда не сбежать, только смириться. – Падре, я тоже почувствовал, я тоже, – заулыбался Джим, увидев, как помрачнел Шерлок. Захлопнул ноутбук, встал со стула, чтобы подойти ближе, взять его за подбородок и запечатлеть короткий поцелуй на губах. Но в нем совсем не было вчерашней нежности. – Но видишь ли, Шерлок, – Джим стянул яблоко с тарелки и принялся чистить его столовым ножом, – я добился своего: мы переспали, как я тебе и обещал ровно неделю назад. И честно, это так скучно. Красная кожура беспомощно упала в тарелку. – Ты проиграл. Ты мне больше неинтересен, так что делай, что хочешь, – Джим отложил нож в сторону и откусил обнаженную сердцевину. – Хочешь, возвращайся в церковь, замаливай свои грехи, или же сбеги на край света, найди себе милого мальчика и живи счастливо, как все. Ведь ты обычный, ты такой же, как и все они. Мне нет до тебя никакого дела. Джим с хрустом откусил еще один кусок. Шерлок попятился к выходу. Он думал, что обрел рай, но на самом деле варился в адском котле.

***

На площади Святого Петра извивалась привычная очередь из туристов, которым не терпелось попасть внутрь, и они готовы были ради этого плавиться под безжалостным летним солнцем. Никому не было до него никакого дела. В этой поношенной футболке, джинсах и очках Шерлок был одним из них. Шерлок был ими. Шерлок был, как все эти грешники, которых он с таким презрением исповедовал. Он комкал в руках сутану и, щурясь, вглядывался в собор. Ни благословения, ни веры, ни богобоязненности. Внутри – выжженная пустыня, внутри – порезвился дьявол, ничего не оставив после себя. Шерлок стоял посреди площади и больше не знал, как обратиться к Богу, как вновь его отыскать и стоит ли вообще отправляться на эти поиски. Господи, да пошел ты. Господи, да прости ты меня. Вокруг суетилась жизнь, бегали дети, люди ели мороженое, радовались, смеялись, ругались, мирились на всех языках. Жарило и слепило солнце. Благословение не приходило к нему, а, может, и к лучшему? Шерлок и сам не знал, как долго он так простоял, пока не увидел знакомую фигуру на ступеньках Собора. И неважно, то был Господь или его личный дьявол.