Точка невозврата

Ещё немного и Настя сломает водонагреватель. Кожа давным-давно приобрела оттенок спелого помидора. Руки и ноги горят, будто девушка решила устроить локальный пожар в душевой. Как ни прискорбно это осознавать, Мадышева с радостью подверглась бы самосожжению. Почему она не додумалась испортить себе зону мозга, отвечающую за память, когда была такая возможность. Почему вместо того, чтобы довести себя до слабоумия, несчастная носилась по собственному телу, отдаваясь воле кровотока. Тогда Анастасии казалось, будто она вопит как резанная. Однако очнувшись, девушка не ощутила боли в горле. Так странно теперь соотносить стоны наслаждения, исторгаемые заражённым телом и крики о помощи, слышимые, видимо, только в пределах той маленькой клеточки организма, которую удалось уберечь от инородного вторжения. В очередной раз ощутив тремор в руках, Настя злобно сжала кулаки до боли в пальцах. Её разбудила Аня. Не та Аня, которая сначала отравила подругу, а потом заставила насильно участвовать в оргии. Настоящая Аня, та, которую вылечили первой. Антонова нежно коснулась Настиной щеки, и девушка ощутила это прикосновение. Так ей удалось почувствовать себя вновь хозяйкой своего тела. Наверное, немного эгоистично жаждать забвения и ненавидеть Матвеева за то, что волей-неволей он принудил девушку к «выздоровлению». Настя осторожно коснулась горящих половых губ. Бедное междуножье разбухло и ныло. Странно, что ни один из парней не порвал девушку. С другой стороны, Аня аж пулевого ранения не почувствовала, зато теперь мучается. Выключив воду, рыжеволосая девушка опустилась на корточки и прижала руки к голове. Она может стереть себе кожу мочалкой хоть до крови, хоть до кости, всё равно не отмоется. Теперь уже никогда. Будь это чужие незнакомые люди или монстры из «Сталкера», возможно, было бы легче. Приняв вертикальное положение, Анастасия медленно прошагала к выходу. Ощупала ладонями дверь. Прислонилась горячечным лбом к кафелю в паре сантиметров от косяка. Безусловно, приятно чувствовать себя с головы до пяток. Но не после того, что было. Настя знает, что генерал-майор ФСБ видел её нагишом, более того, оттаскивал на руках в другую комнату. Ещё Мадышевой известно, что Паша, вернее, какая-то хрень внутри него, проводил над ней дикие опыты, связанные с размножением оболочек для Вируса. Живот неприятно свело. Она ведь залетела. Не могла не залететь в таких-то «райских» условиях. А с собой ни противозачаточных, ничего. И неизвестно, удастся ли вернуться в столицу до того, как аборт уже не будет выходом. К сожалению, Анастасия совершенно не может представить себя выходящей из душевой. Здоровающейся с мальчиками, которые её насиловали, благодарящей Костенко и Игоря, каждый из которых внёс посильный вклад в её лечение, сочувствующей Ане, которая всё ещё ощущает внутри себя «королеву». Хоть где-то Мадышевой повезло больше. Она внутри себя никого отдельного не ощущает. Правда, после попадания в организм крови Дмитрия Киняева (при первой инъекции от Антоновой) Настя тоже ничего не чувствовала. Просто в какой-то момент превратилась в самку, бездумную и безликую. Заметив, что руки покрылись мурашками, Настя вернулась под душ и включила горячую воду. Надо же как-то согреться. Смысл принятия водных процедур в том, чтобы расслаблять тело и гармонизировать душу. Девушка не успела отчитать себя за пристрастие к самообманам, как в дверь обеспокоенно постучали. — Настюх, ты живая там, в обморок не бухнулась? Сквозь шум воды голоса почти не слышно, но по содержанию вопроса можно легко догадаться, кто пытается вломиться внутрь. Ну и пусть пытается. Двери здесь все железные. А она из принципа не откликнется. Горелов, переступающий с ноги на ногу в коридоре, в угрюмом бессилии ударил кулаком по ни в чём не повинной двери. Мозг, вновь целиком и полностью принадлежащий исключительно Лёхе, за несколько секунд успел подобрать с десяток матерных выражений, которые довольно точным образом проиллюстрировали бы ситуацию. Но с губ парня ни слетело ни одного. На плечо юноши легла успокаивающая рука. — Мне кажется, лучше её пока оставить, — застенчиво моргнув, предложил Петрищев, — мне кажется, ей лучше побыть одной. — Мне настоебать, что тебе кажется, — уколол Лёха не прошеного советчика. Тем не менее, покорно поплёлся за ним в одну из комнат. Умел же этот Киняев обустроиться: в таком здании и осаду держать можно, и жить припеваючи, и исследования научные проводить. На последней мысли Алексей поперхнулся. Некстати вспомнилась роль подопытного в одном из таких «исследований». — А ещё мне кажется, — не обратил внимания на выпад друга Петрищев, — что нам нужно поговорить с ней. Успокоить. Помочь разделить в сознании нас-заражённых и нас нормальных. Плюхнувшись на нижний ярус двухэтажной кушетки, Горелов горько усмехнулся. Где бы ещё взять уверенность в том, что теперь они все точно нормальные, и ничто никогда не заставит их вновь накинуться на Настьку с членами наголо. Каламбур немного горчил, но Лёхе было не до этого. — Вместе или по одному? — поинтересовался Алексей у Гоши таким тоном, будто разговаривает с соперником. — Конечно вместе, — горячо заговорил Георгий, скрестив руки на груди, — у нас теперь, мне кажется, всё вместе должно быть. Если, конечно, — Петрищев крепче обнял себя за плечи, — ты не против. Горелов настороженно смерил взглядом этого длинноногого хрупкого парня, которого как будто видел в первый раз. «Вместе». Даже непроизнесённое, слово щекотало гортань и шуршало где-то под языком. Так или иначе, Петрищев прав. Что бы между ними тремя ни происходило, сейчас это не имеет абсолютно никакого значения. Первостепенная задача: восстановить (как, минимум, попытаться) Настину психику, хотя бы частично. Но для этого требовалось выцарапать девчонку из душевой. Не успел парень поделиться столь ценным замечанием с другом, как в комнату вплыла Настя, замотанная в четыре полотенца. — Мне не во что переодеться, — пожаловалась Мадышева ребятам, — по-видимому, Киняев не держал здесь женщин-учёных. — В коридоре возле кладовой номер три я видел несколько медицинских халатов, — сказал Гоша таким тоном, словно признавался в чём-то постыдном. Перед тем, как парень под благовидным предлогом свалил из комнаты, Лёха успел заметить, что брюнет покраснел до корней волос. Вот и всё его пресловутое «вместе», трус несчастный! В самый ответственный момент, конечно же, кинул. Это не с винтовкой в безопасном месте отсиживаться, по настроению нажимая на курок! Набрав воздуха, будто перед прыжком в бассейн, Горелов поднялся с кушетки и приблизился к своей возлюбленной. — Я давно тебя не трогал, — сделав акцент на первом слове, объяснил своё поведение Лёха в ответ на затравленный взгляд карих глаз. Девушка не сдвинулась с места. Юноша боялся, что её затрясёт лихорадка при одной мысли о тактильном контакте. Случилось же противоположное — ступор. Невесомым привидением в комнату вернулся Гоша с белым халатом в руках. Деликатно распеленал Настьку из вороха полотенец и помог одеться. Мадышева поблагодарила помощника робкой улыбкой, от которой у Лёхи внутри всё перевернулось. Сократив расстояние между собой и возлюбленной, Горелов крепко прижал к себе Настю, которая с готовностью спрятала голову на юношеской груди. Встретившись глазами с Гошей, Лёха с сожалением отстранил от себя самое дорогое существо на свете и со словами «Пойдём, его мы тоже давно не трогали» подвёл девушку к другу. Сцена была похожа на его пьяную выходку в съёмной квартире. Но чувства де жа вю парень так и не испытал.