Логово

— Пойдём спать, — хриплый голос Юнги такой уставший после душа, он садится на кровать, бьёт по месту рядом с собой и картинно укрывается, отворачиваясь.       Ты идёшь к нему, разглядываешь тонкий силуэт под одеялом и со вздохом укладываешься на другую половину, также накрываясь и поворачиваясь к его спине лицом.       Что теперь между вами? Что ты чувствуешь к вампиру и, самое главное, что он ощущает? Юнги любит? Ты впервые за всё время пребывания здесь допускаешь такую мысль, и она теплеет внизу живота, разливается густым, терпким вином по венам и заставляет улыбаться. Ты ему нравишься, ведь никто другой, а именно ты затронула сердце вампира, но чем? И вдруг это просто самообман? Пока не сказано вслух, ты отказываешься верить, распускать цветы надежды, потому что боишься обжечься, ведь хотя бы в тишине и самой себе можешь признаться, что к нему неимоверно тянет.       В момент, когда грязные руки трогали тебя и силы кончились, чтобы кричать, ты всё равно хрипела его имя, теперь этот эпизод тоже пытаешься переосмыслить, отставить дрожь на задний план и выудить святое, хорошее – ты звала Юнги. За короткий срок ты привязалась к вампиру, но почему? За его сладкий низкий шепелявый голос? Нежную кожу? Или за проскакивающую нежность во взгляде, когда он рядом? Он насиловал тебя, был жесток и говорил грязные слова, но глаза были не теми, что сейчас, даже движения отличались. Это был совсем не тот Юнги, его ты сама перевоплотила и пожинала плоды собственной грубости у него на кровати. В его движениях всегда проскальзывает нечто животное, словно вампир был скрещен с элегантной пантерой, но всё это – лишь наблюдения.       Чувствуешь себя типичной дурой, которая ни за что привязалась к одному из врагов, поэтому, вместо того, чтобы бежать из особняка, смирно лежишь рядом с сопящим вампиром и ничего поделать с чувствами не можешь.       Ты пытаешься заснуть, но тело не автоматизированное, оно не поддается приказам, а наоборот, стоит только закрыть глаза, внутренние демоны активируются, они грызут нещадно, открывают самые запертые двери и выводят на поверхность воспоминания, умножают эмоции в тысячу раз и смотрят на страдания. Ты мечешься, ведь, кажется, словно руки снова лезут, а ты уворачиваешься, бежишь по темноте, в лицо бьют ветки, но руки снова хватают – это Джин, он сажает на колени, тычется членом в рот, а ты отворачиваешься. Потом снова руки, месть за неподчинение и круг замыкается, он словно огромная клетка, постепенно сужается, душит, ты хочет кричать, но рот как скотчем заклеен.       Одни руки все тянут к себе, не хотят отпускать, шепчут «тише», а ты мычишь «нет», отпихиваешь, но закутана надежно, а ласковый голос всё ближе, просит упокоиться, называет по имени и, с очередным криком «не надо» ты просыпаешься, дергаешься в объятиях Юнги и смотришь непонимающе. Все это время ты во сне отталкивала его помощь, вампир пытается успокоить, гладит по голове и слёзы снова срываются сильным потоком из глаз. Сны слишком ранят, даже больше, чем реальность, в них не забыться. — Я убью его, обещаю, что я убью его, — шепчет он и тон такой, что ты веришь, прижимаешься всё сильнее к его телу и понимаешь, что Юнги любой ценой обещание выполнит.

***

      Тэхён после разговора с Чонгуком всё же решил прогуляться до той самой комнаты, где его били, и посмотреть снова в глаза Намджуну, но там всё закрыто, что удивляет парня.       Сейчас слишком ранний вечер и слуги, которые частично подстроились под режим хозяев только встают, косятся на Тэхёна, который что-то забыл в их крыле и проходят мимо. — Ещё захотел? — сзади раздаётся ласковый голос, но заставляет вздрогнуть. Тэ ненавидит сам себя, что показался слабым в глазах обычного человека. — Нет, — выходит снова испуганно и обиженно, вампир сверкает глазами, пытаясь сжечь взглядом человека, и настроен на войну. — Тогда чего ошиваешься здесь? Соскучился? — его улыбка выходит яркой и тёплой, раскрывая мужские нежные ямочки, и всё это создает такой контраст, что пробирает до мурашек. — Нет. — Ты хоть что-то мне более интересное отвечать будешь, чем «нет»? — Намджун злится, но сильно не выходит, что-то есть в этом мальчишке, он похож на птенца, что выпал из гнезда, но выжил, но так и остался зелёным, наивным и слабым. — Нет, — снова звучит от вампира, который словно проглотил язык. Тэхён планировал излить весь яд на Намджуна, напасть, избить, покусать, но никак не ожидал, что снова будет бояться, млеть перед мужчиной и перебирать собственные пальцы. — Тогда я заставлю, — Намджун заламывает руки, заставляет наклониться, выставив зад, и шлёпает сильно по ягодицам. — Чонгуку бы понравилось так с тобой играть, но я – не он, так что просто скажи, что тебе от меня нужно, и я отпущу. — Поговорить хочу, — Тэ тут же чувствует, как ослабевает захват Нама и выпрямляется, потирая филейную часть, он обиженно смотрит на палача этого особняка, а тот смеётся от такой обиженной плюшки. — Пойдём, — он зовёт за собой, ведёт к своим покоям, которые можно сравнить по размерам со спальней Джина, поэтому Тэхён ахает. — Кто ты такой? — он задает первый же интересующий вопрос, присаживаясь в кресло. Вампир не боится человека, ведь он сильнее и быстрее него, и остановить может лишь угроза жизни Чонгука, но тот в полном порядке и сейчас видит последние сновидения, перед тем как встать. — Человек, — пожимает плечи Намджун. — Я вижу, но какого чёрта ты творишь это дерьмо в особняке? Кто давал такое право? — Тэхёна злит, что здесь происходит слишком много всего неподвластного и скрытного, приходится быть слишком самоуверенным. — Кто дал мне это право? Джин. Разве непонятно? Я не могу его ослушаться, вот и пришлось стать кровожадным, но я не жалею об этом, взамен получаю вечную жизнь и всё, что захочу, — как-то всё равно горько говорит палач. — Вечную жизнь? — Тэхён округляет глаза, а Намджун обнажает бардовую метку на внутренней стороне запястья. — Так он и тебя пометил? Безумие.       От информации идёт кругом голова, Тэхён теперь понимает, что двигало этим человеком и дало силы не погибнуть после сильного замаха вампира в той комнате. Джин воспитал верного солдата, в глазах которого ещё можно увидеть обычные человеческие чувства, но они быстро скрываются, убегают, как песок между пальцев. Он – личная машина для убийств у Джина, но Намджуна ещё можно спасти, душа ещё не стерлась многочисленным насилием. Правда, зачем это Тэхёну? — Я могу запросто убить тебя, — вампир говорит с рыком, почти обнажая клыки. — Также, как и я могу убить Чонгука, — откидываясь на стену и скрещивая руки на груди, парирует собеседник. — Один-один, — хмыкает вампир, покидая спальню палача, — но я ещё успею победить в этом диалоге, и тогда тебя всё равно найдут холодным трупом где-нибудь в канаве, Намджун, — бросает вампир, уходя.       Человек ещё немного стоит, не шевелясь, раздумывая над словами парня, он так напоминает ему самого себя ещё до встречи с Джином: такой смелый, готовый убивать за то, что дорого и мстить за раненную гордость. Ещё когда каждый удар плетью разрывал его кожу, в Намджуне что-то колыхнулось, стало противно от собственного занятия и пришлось закончить раньше, чем планировал, теперь в груди что-то растёт и появляется, обычно всё лишнее парень называет слабостью, но почему-то в этот раз он не хочет пресекать это чувство.

***

      Ты засыпаешь немного позднее, и всё обходится без сновидений, ты словно из комы выходишь, дёргаешься и, проснувшись, обнаруживаешь, что Юнги рядом нет, а спальня как обычно закрыта. Значит, вампир на работе.       Ты видишь на столике заботливо оставленные вещи, еду и воду, а также записка рядом со всем гласит: «Я тебя выебу, если выйдешь из спальни».       Вопреки написанному, на столике привычно лежит дубликат ключа, его сделали уже давно, на всякий случай, поэтому ты натягиваешь мужские боксеры, проклиная раздолбаев, что до сих пор не купили женской одежды, безразмерную белую майку и спортивные штаны. Из-за странных пропорций парней, ты понимаешь, что низ был отобран у Юнги, майка – определенно у Чонгука, но вот чьи боксеры? Прикусив губу, ты представляешь всех по очереди в них и немного посмеиваешься от картин перед глазами. — Т/и, — за дверью Чонгук, — мы с Тэхёном взяли отгул после вчерашней ночи, не хочешь выпить с нами? — Конечно, — ты хватаешь ключ, отмыкая дверь, и выскальзываешь за Гуком к кухне.       После пары бокалов Тэхёном с Чонгуком убежали, всё дело было в проказах младшего, что кривлялся и испытывал терпение Чона, а потом и вовсе убежал, заставляя вампира как маленькому ребенку гнаться за ним.       Ты, пошатываясь, решаешь прогуляться, на тот момент это кажется очень веселым занятием и совсем не опасным, ведь, оказывается, у вампиров есть внутренний двор, выход в который абсолютно никем не преграждается, там, освещенный подсветкой, в джакузи расслабляется Джин. Прикрыв глаза, он глубоко дышит, рот открыт, а губки блестят от влаги.       В твоём нетрезвом теле теперь и сил больше обычного, поэтому злость берёт верх над разумом и всем телом, ты бросаешься к вампиру с рыком, но сзади хватают под руки и не дают дальше дернуться. — Я думал, ты умнее, — с улыбкой смотрит на тебя Джин. — Мразь. — Да, милая, говори это почаще, так заводит, — он охает и снова прикрывает глаза. Теперь ты замечаешь больше: под водой его руки совершают поступательные движения, а губы приоткрыты не просто так – из них льются тихие стоны. — Ну что ты замолчала? Намджун, сдави там ей что-нибудь, — ты ощущаешь, как руки выгибают под неестественным углом, и с силой выныриваешь из хватки. — Сними метку или я наложу на себя руки, — хрипишь, ещё сдерживаясь, чтобы не броситься на старшего. Слышится задорный смех, Джин расслабленно вытаскивает руки из воды и смотрит на тебя через марево послеоргазменного наслаждения. — Её не снять, милая, — он встаёт, ты морщишься от нагого тела и пятишься. — Но ты можешь попытаться попросить других вампиров, я не против, мне ты уже не интересна, — вампир проходит мимо, с тела капает вода, но Джин не собирается утираться, ты смотришь на свои собственные ладони и думаешь, хватит ли смелости действительно наложить на себя руки? Джин слишком уверен в себе, это раздражает, ты готова живьём его на куски разодрать, прогрызть горло, даже если после этого умрёшь, но это лишь в голове. Наяву ты всё также слаба и даже на самоубийство ради всеобщего блага не хватит сил.