Логово

      Первое, что ты ощущаешь – неимоверную тяжесть на веках, которые удается поднять с большим трудом. В комнате слышны голоса, кто-то ходит, смеётся, ты различаешь низкий шепелявый, пропитанный злобой и бархатный, спокойный и тёплый мужской баритоны. Серую дымку приходится смаргивать, чтобы разглядеть окружение, ты пытаешься пошевелиться, но на тихий стон поворачиваются двое парней, тут же кидаясь к кровати. — Хён, она очнулась! — восклицает Чонгук, склоняясь над тобой. — Ты напугаешь так её, отойди, — второй парень рядом с ним тянет за рукав пиджака, смотря на рыжеволосого, который сосредоточенно смотрит на кровать и медленно подходит.       Сначала мозги похожи на кашу, что никак не может перевариться, горло саднит при каждом глотке, тело словно налито свинцом, а низ живота неприятно тянет. Ты хочешь встать, но руки не слушаются, плечо горит в одном месте и пульсирует, а воспоминания набегают резким потом, разрывают спокойствие и выдержку к чертям, но зато прибавляют сил. — Нет! — не понимаешь от чего отказываешься, но просто выкрикиваешь всё, что можешь, как совсем недавно, когда мерзкие руки лапали в самых ранимых местах, — прошу, не надо! — горло всё ещё болит, поэтому последние слова получились жалобным всхлипом, от чего даже у Тэхёна сжалось что-то внутри. — Выйдите, — рыжеволосый смотрит на троих парней, указывая на дверь, губы его плотно сжаты в одну линию, а тело напряжено до предела. — Юнги, тебя это особенно касается. «Юнги» — это имя, словно молотом, бьёт по сознанию. Он привёл тебя в эту камеру пыток, оставил на растерзание льву, а теперь смотрит, словно боится разбить последние крупицы чистоты в твоём теле. Ты не сомневаешься, что ещё жива, потому что присутствующие не позволили умереть. — Меня спасли, потому что этот зверь ещё не наелся? — прижимаешь к себе ноги, подгребая всё одеяло под себя, сворачиваясь в комок – так кажется безопаснее и теплее. Немного морозит, словно от температуры, бьёт озноб, но чувствуешь ты себя лучше, чем могло быть и, заглядывая под одеяло, видишь чистое тело, нет ран, укусов и даже синяков. — Тебя спасли… — парень делает паузу, пытаясь сформулировать мысль, но так ничего и не придумывает, — потому что Юнги приказал, а я лишь увидел, что если тебя не спасти, то друг не простит сам себе то, что натворил. Рыжеволосый подходит к тебе ближе, но тело реагирует сразу же, дёргаясь, и ты лишь сильнее сжимаешься. — Я Хосок, доктор этих чудищ и единственный, кто может вылечить вампира, вытащить людей с того света и сварить элексир от любой болезни, — парень улыбается ярко, протягивает руку, невольно вызывая в душе симпатию и доверие. Пожимаешь в ответ его ладонь, отмечая, что она тёплая и нежная, но всё равно продолжаешь кутаться в одеяло. — Видимо, Юнги недостаточно моей смерти, или это он после Джина поиграть со мной захотел?! — слова вылетают неосознанно, ложась ядом где-то на стенах этой спальни, которая чуть меньше покоев Джина, но весьма похожа, везде висит легкая ткань более тёмных оттенков: фиолетовый, чёрный, коричневый. Кровать не меньше чем та, на которой происходил недавний ужас и тебя передергивает – неужели теперь у тебя будет фобия кроватей? Странные мысли приходится отогнать, на удивление в душе пусто, словно все эмоции вылились перед отключкой и теперь остались лишь опасения, недоверие и отвращение к самой себе. — Юнги на самом деле мягкий и добрый, — улыбается Хосок, и тебе хочется откровенно ему врезать за такие слова. — Ага, а Джин заведует раем, — фыркаешь и видишь, как парень прыскает в кулак от смеха. — Сарказм? Значит, не всё так плохо, как я думал, — продолжить разговор мешает лёгкий стук в дверь. — Хоби, ну можно я всё-таки войду? — голова Юнги кажется миниатюрной в этом огромном дверном проёме, а голос тихий, покладистый – вылитый нашкодивший пёс . — Ну посмотри на него, как такого можно ненавидеть? — доктор встаёт с кровати, уступая место вампиру и отходит к комоду, собирая медикаменты. — А вы хотя бы представьтесь для начала, мне вас ещё манерам учить? — кричит Хосок куда-то за дверь. За парнями наблюдать интересно, несмотря на то, что картина насилия всё ещё вспышками появляется перед глазами, а тошнота постепенно подступает к горлу. Ты немного расслабляешься, смотря, как Юнги садится на самый край кровати, словно та – мина и вот-вот взорвётся от одного лишнего движения, как два парня влетают в комнату, виновато опустив голову, и подходят к изголовью, молча ожидая твоей реакции, и как Хосок кивает, одобряя действия всех. — Меня зовут Чонгук, а это Тэхён, — протягивает руку парень, что выглядит немного сильнее по телосложению и кивает на фарфорового голубоглазого друга, взгляд которого пронизывает до самых костей, но потом Тэхён улыбается, и лицо становится детским, добрым и невинным. — Юнги впервые ослушался Джина, так что не держи на него зла, — говорит Ким, пока тот, о ком речь, дёргается и смотрит прямо тебе в глаза уставшим, живым, изучающим взглядом. — Сначала мы думали, что это из-за метки, а потом он сказал, что больше не подпустит тебя к Джину и все стало совсем непонятно. — Хён, так зачем ты её спас? — Чонгук, не обращая на тебя внимания, поворачивается к вампиру, сверкая глазами и желая услышать ответ. — Погодите? «Из-за метки»? Что за метка? — ты чувствуешь, как липким холодом пробирает всё тело, внутренности скручивает, а утихший страх начинает возвращаться. Все трое устремляют на тебя взгляд, и в каждом читается неуверенность. Они не хотят говорить или не знают, как сказать, это пугает ещё больше, но Хосок всё же набирается мужества. Он облокотился на комод у стены и начинает вещать оттуда под активное кивание трёх голов. — Я давно, кстати, такого не видел в своей практике, но Джин оставил метку на твоем плече, сделал своей, так сказать, — парень пожимает плечами, словно перед ним теорема, которую трудно доказать до конца. Тебя словно ударяет невидимой волной – неприятно и по всему телу. Мурашки поднимаются от ног до самой макушки, а в ушах начинает оглушающе звенеть. —Если я в этом месте срежу кожу, метка исчезнет, или она как-то по иному проявится? — отчаянные меры говорят лишь о том, что ты не хочешь принадлежать Джину, лишь допустить мысль о том, что этот вампир сделал тебя только своей, словно заточить себя в грязи на вечность. — Не все так просто, — Хоби потирает затылок, ища поддержки у вампиров, но те лишь кивают продолжать. — Метку уберёт лишь другая метка, более сильного вампира, но если он хоть немного уступает Джину, то тот отравится твоей кровью и умрёт . Фактически, теперь тобою питаться может только Джин.       Где-то на небесах сейчас делают ставки на время твоей смерти, а в аду закипел отдельный котёл, в котором ты будешь вариться за самоубийство. Перед глазами снова вспыхивают картины: Джин, разглядывающий жадно твоё голое тело, его два пальца, собирающие девственную кровь из лона, чтобы после вампир мог их облизать, бордовый цвет повсюду, крови не должно быть так много, но она есть, разными оттенками рисует на простынях картину твоего растления.       Ты пропадаешь, физически ощущаешь падение в бездну, но слёз нет, внутри пульсирует пустота и твёрдая решительность – ты больше не хочешь жить, так быстро сломалась, лишь за один день порвалась хрупкая душа. Ты была тепличным цветком, обожаемым родителями, в университете были отличные друзья, ты была счастлива, но теперь словно прошла вечность и поглотила все хорошее. — Ты! — тыкаешь пальцем в Юнги, — как же ты низок! Я знаю, что сама пошла за тобой, но, чёрт возьми, я уже пострадала от этого, но зачем? Зачем нужно было меня спасать?! Ради чего? Чтобы продолжить эти бесконечные мучения? Прикажешь умирать и воскресать каждый раз, чтобы оставалось все меньше человеческого вот тут? — ты прикладываешь руку к груди, где сердце готово вырваться из-под рёбер. Нутро жжёт сильная обида, а рот никак не угомонится. Ты даже встаешь с кровати, отмечая, что между словами всхлипываешь. Чонгук и Тэхён отходят к стене, позволяя тебе добраться до Юнги, что уже встал и пятится медленно назад, смотрит на тебя, не моргая, и выглядит так, словно скорбь всего мира передалась ему. — Видимо, вампиры со временем теряют свои человеческие качества, становясь низкими, грязными, самолюбивыми подонками! — ты затихаешь, отмечая звенящую тишину в комнате, оглядываешься, видя обиду во взгляде Тэхёна, что прижимается инстинктивно к Чону, а тот пытается щитом отгородить их от тебя. Хосок устало трёт переносицу, а Юнги после последнего предложения кардинально меняется: скорбь во взгляде меняется на чёрноту, она обволакивает ауру, делая её вновь ощутимо густой, вампир выпрямляется, скалится, прежде чем дать ответ. — Да, мы подонки, уже давно я привожу жертв Джину раз в пять лет, он насыщается чистой кровью и может не тревожить невинные души долгое время, я держу его в этом особняке, чувствуя, что этим могу спасти не одно поколение людей, но в этот раз я ошибся. Я привёл тебя, заглянул в глаза, заговорил и прикипел, а потом снова совершил непростительное – испугался, да! Я побоялся, что когда я зайду, чтобы попросить остановиться, Джин меня убьёт, а потом продолжил ряд неудач – спас тебя, потому что сдох бы, если бы не получилось, — Юнги делает перерыв, долго выдыхает, с силой сжимая кулаки, а ты пятишься теперь от него, но упираешься в стену, поэтому парень просто пересекает комнату, хватая тебя за горло и поднимая над полом. — Я мог бы сейчас сломать твою хрупкую шею и прекратить мучения, как ты и хотела, но не стану, теперь я покажу тебе, что был очень добр до этого, и начну поистине вести себя как подонок. Он разжимает руку, роняя тебя на пол, и выходит из комнаты, хлопнув дверью так, что не будь она такой массивной, то слетела бы с петель. — Парни, проследите, как бы он ничего не натворил, а я присмотрю за девушкой, — Хосок бросается к тебе, приподнимая аккуратно лицо за подбородок и вглядывается в шею. Ты никак не можешь перестать глотать воздух и кашлять, неприятное чувство сдавливания ещё не прошло, Юнги словно до сих пор держит тебя навесу. — Ну ты и даёшь, так оскорбить вампира… ещё никогда не видел его таким злым, — парень осматривает тебя на предмет повреждений и помогает встать.       Ты понимаешь, что ад только начинает разворачиваться перед глазами и снова непонятно, кому доверять, поэтому позволяешь себе ринуться в раскрытые объятия врача и разрыдаться.