Дед, который подслушал

      Даня сидел возле камина в мягком, удобном кресле.       Холодным зимним вечером тёплые, ласковые языки пламени согревали и внушали необъяснимый уют. Все уже давно разошлись по комнатам, лишь Данила вместе со смотрящим какое-то ток-шоу в телевизоре дедом находились в холле. Первый посильнее кутался в вязанный плед и как-то отрешённо слушал потрескивание очага, о чём-то размышляя. Но его лицо местами становилось чересчур напряжённым, даже капельку раздражённым: светлые брови сводились вместе, а губы превращались в одну тонкую линию. Потом все снова смягчалось, словно ожидая чего-то нехорошего. — Ауч, черт! — внезапно ойкнул Даня и, закатив глаза, снова растянулся в кресле.       Дед перевёл на Иванова подозрительный взгляд, качнув головой в вопросительном жесте. Данила немного помолчал, словно не заметив многозначительного взора, а после, все же, тихо проворчал: — Все ему не сидится на месте, — и даже не взглянул на собеседника, пустыми глазами изучая половицу. — Кому? Сынку-то? — Виктор Алексеевич рассеяно пожал плечом и вновь уставился в экран огромной плазмы. Даня посмотрел на него и нехотя санкционировал; его брови снова нахмурились.       С лестниц послышались глухие и негромкие шаги. Дед поприветствовал непонятным отчего озорным взглядом новоприбывшего Ивана и так же безынициативно отвернулся. — Йоу, чего не спим? — привлекая к себе внимание рыжего, вопросил Ванек, присаживаясь на краешек подлокотника кожаного кресла возле Данилы. Тот обернулся на возлюбленного и слабо улыбнулся. — Не спится. Тревожно как-то, — признался Даня, сбрасывая тёплый плед с себя и поворачиваясь в сторону альфы. — Он опять не даёт тебе спать? — Ваня сделал неясный акцент на первом слове и обеспокоено коснулся костлявого плеча рыжего. — Сегодня, походу, даже не собирается уступать, — подтвердил слова альфы Даня и невесомо коснулся своего живота, все так же задумчиво глядя вдаль и щурясь. Иванов молча кивнул, тоже уставившись в никуда. — А ведь мы ему даже имя ещё не придумали, Данек… — задумчиво произнёс Ваня, сцепив руки в замок. Данила отчего-то напрягся и, посуровев, поинтересовался: — Есть варианты? — он скрестил руки на груди, продолжая морщиться от неприятных и, порой, даже болезненных спазмов внизу живота. «Наверняка, сегодняшняя пробежка по лестницам была лишней» — утверждал Иванов, оправдывая свою напасть. Ваня, даже не обративший на резкую смену в лице должного внимания, просиял. — Мне всегда нравилось «Максим», — мечтательно пропел Иван, воодушевленно улыбаясь во все 32, — Макс, Максимилиан, Максимка… — словно пробуя на вкус, перечислял до той поры, пока на него не шикнул дед, все ещё хитро ухмыляясь и поправляя свои очки. — Нет, — просто отрезал Даня, взмахнув рукой в воздухе. Тут же шум телевизора немного стих, поскольку Виктор одним движением пальца убавил громкость, вслушиваясь в диалог.       На это Данила фыркнул и напряжённо выдохнул, но Иван снова пропустил мимо ушей усталый взгляд возлюбленного, продолжая: — Стоп, а что не так? — спросил он. — Просто звучит отстойно, — вызывающие выплюнул рыжий, стараясь скорее улизнуть от такого неприятно начавшегося диалога. — Что ж, — с явным раздражением и пренебрежением прошипел Ваня, вздыхая. Было видно, насколько отказ от желанного варианта обидел его. Омега же оперся рукой о другую ручку мебели и стиснул губы в единую полоску. — У тебя есть что-то получше?       Данила задумчиво взглянул на «брата», а после мотнул головой и уставился обратно на камин, стараясь скрыться от возлюбленного за притянутым пледом. — Тогда чем тебе «Максим» не угодил? — удивлённо, возмущённо вопросил Иванов, всплескивая руками. — Нет, и все, — все так же быстро ответил Даня, отмахиваясь. На самом деле, у него не было ясной причины не брать такое имя, просто у омеги было навязчивое чувство, что сыну это имя не подходит. Максим Иванов… «Не, не звучит» — покачал головой Данил. — Почему? — Да потому, Ваня! — прикрикнул рыжий, тут же одергивая себя и прокашливаясь. Такой порыв смутил его. — Тогда почему ты молчишь? Предложи своё! — наигранно задорно предложил Иван, спрыгивая с кресла. Даня следом приподнялся на ноги и, придерживая себя за поясницу, потянулся, скрестив руки на груди. — Я не знаю, честно. Как-то ответственно это все… — серьезно пробурчал Данила, подходя к рождественскому венку на стене и с поддельным интересом рассматривая каждую малахитовую, но искусственную веточку. Ваня вспылил: — Почему ты увиливаешь от разговора?! — разозлился Альфа, подходя к рыжему сзади и легонько пихая того в плечо. Он развернулся лицом к Ивану. — С чего ты взял? — глаза Ванька мгновенно блеснули яростным огоньком, заставив омегу отбросить свой вопрос и покачать головой, мол, можешь не отвечать, окей. — Слушайте, — неожиданно бросил дед с другой стороны комнаты, — а назовите-ка его Витьком, а? — лишь только он в этом зале посмеялся над своей шуткой, а Иван указал пальцем на развеселого деда. — Даже дед хоть что-то, в отличие от тебя, предложил! — предъявил Ванек, нахмурив брови и вскинув руку на безмятежного старшего. Данила уподобился своему возлюбленному и взорвался: — НУ ВСЕ, ТОГДА ПУСКАЙ БУДЕТ ВИТЕЙ! — и шустро, шаркая носками по половице, направился в сторону лестниц. — Ты не назовёшь его так без моего согласия! — угрожал Иван, следуя за Даней до самых лестниц. Тот развернулся и бросил короткое: — Но ты же хотел поступить так же, небось! Да?! — и, тяжело дыша, Данила добрался до комнаты и достаточно громко хлопнул дверью.       Со стороны родительских комнат послышался шёпот и звук очевидного движения, который, к счастью, тут же стих. Взрослые уже привыкли к скандалам и громким разговорам по ночам, что за последние 8 месяцев случались часто между «братьями». И Ваня, если честно, сам был бы рад привыкнуть к ним, ибо каждый срач, как нож в спину, заставлял паниковать и внушать себе различные плохие исходы таких частых распрей. Данила тоже не был в восторге от всего этого, но ничего не мог поделать с повышенной нервозностью; не в силах с ней совладать.       Ваня потупил взглядом, все ещё находясь посреди лестницы, и все же двинулся вперёд, медленно шагая, будто впервые решаясь на извинения.       Сзади послышались противные смешки деда, что, по пути в свою опочивальню, не упустил возможности посмеяться над произошедшей ситуацией. Альфа проводил его предупреждающим взглядом, и шустро подошёл к деревянной, светлой двери, дабы не слышать боле противных смешков.       Оттуда доносилось рваное дыхание — Иванов тут же сделал вывод: Даня плачет из-за очередной ссоры. Но, параллельно с этим, Иван, все же, успел пошутить нечто вроде: «Он что, умеет это делать?» перед тем, как застать Данилу посреди комнаты, согнувшегося пополам и придерживающего неестественно огромный, по сравнению с маленьким, хрупким тельцем, живот. — Дань, я бы хотел… — виновато начал Ванек практически на автомате, потому что сам растерялся, наблюдая за рыжим. Тот измученно воззрился на Иванова и прорычал, жестом призывая заткнуться: — Извинишься, когда я с Витей разберусь… — Даня горько прыснул, тут же морщась; раздался сдавленный крик, а коварное «Витя», словно клеймо и приговор, поставило точку на всех интересовавших тогда вопросах.