Дед, который подслушал

      Сквозь сладкий сон, сон с приятными светлыми Ирландскими пейзажами перед закрытыми глазами, Данил почувствовал теплое дыхание на своем ухе. Такой внезапный жест мигом заставил все краски природы, приснившиеся красоты, угаснуть, оставляя лишь темноту.       Даня едва разлепил тяжелые веки и недовольно нахмурился, снова их прикрывая. — «Братец» … Просыпайся, — тихая просьба обожгла ухо спящего, и он, дабы заглушить ее, спрятаться от внешнего мирка, укрылся с головой под одеялом, выражая свой протест.       Данила попытался вернуться обратно в те земли, с которыми познакомил его небезызвестный Морфей; но сон стремительно уходил в небытие, не оставляя шансов на «ну еще пять минуточек!». Хмурясь и мыча что-то непонятное, Иванов старался словить ускользающие остатки сновидений, а, спустя долгие пять секунд, все же шлепнулся о землю, о реальность, разлепляя сонные глаза.       Тогда он окончательно проснулся.       Иван, все это время наблюдавший, как его возлюбленный громко сопит под одеялом, не мог не улыбаться. У него еще с самого раннего утра было отличное настроение, и он хотел поделиться этой жизнерадостностью с Данилом.       И кто бы мог подумать, что Ваня — ранняя пташка? И что на самом деле его любимое занятие — наблюдать за спящим «братом»? — И что ты хотел? — Даня вынырнул из-под одеяла и деловито посмотрел на навалившегося сверху Ивана. Такое положение немного смутило нижнего, однако он скрыл это за маской суровости и тотального скептицизма. — Хотел показать тебе кое-что, — Ваня наклонился и медленно поцеловал Даню в губы. Тот был не в силах устоять перед любимым альфой и тут же растекся в лужицу с румянцем на щеках.       Они целовались минуту, не отвлекаясь ни на что, Ваня сполна наслаждался таким на редкость покорным состоянием омеги (обычно ему приходилось добиваться Данилу путем долгих уговоров или бесцеремонным бросанием на кровать и набрасыванием себя сверху), но спохватился и отпрянул от брата. Даня в недоумении взглянул на Ваню и так и остался лежать с приоткрытым ртом и выпученными светлыми глазёнками. — Идем же. Отвлекаешь тут меня своей милой мордой, — съязвил Иван и резко откинул одеяло прочь. Данила, лишившийся единственного источника тепла, поежился и вновь потянулся за ним; однако рука его была остановлена и потянута в сторону балкона.       Выйдя на улицу, Ивановы подошли прямо к перилам, касаясь ладонями холодного камня. Ваня уставился на Данилу с приподнятыми уголками губ, видимо, ожидая реакции, но тот лишь безразлично осмотрел все вокруг и вернулся к альфе. — Что ты хотел показать? Как мама трудится на грядках? — Лида — настоящий жаворонок, как и Иван, склонилась над своими растениями и полола землю с такой силой и усердностью, будто завтра не наступит. — Да, трудолюбие ты явно не унаследовал от неё. — Ты безнадежен, — беззлобно произнес Ваня и вздохнул. — Наверх посмотри.       Голубые глаза устремились по указанному направлению и замерли. Над ними прямо по всему небосводу раскинулся чудесный рассвет. Он был уже не такой пестрый, каким наблюдал его Иван, однако переливающиеся красно-оранжево-розовые оттенки не могли не захватывать дух любого, в частности — Ванька. — Это же просто рассвет, — похоже, Данила был исключением. Ваня, конечно же, понимал, что его омега далеко не романтик, но все же лелеял надежду, что ему понравится. Ведь это почти что единственное, чем он может порадовать Даню (не считая поцелуев). — Но очень мило, что у тебя есть чувство прекрасного. — Конечно есть, — невозмутимо кивнул Ваня и ухмыльнулся, глядя на брата сверху вниз. — Иначе ты бы не носил в себе нашего ребенка. — Идиот, — смутился Даня, покрываясь багрянцем, и мило улыбнулся, не сумев поднять голову на возлюбленного. Альфа ухмыльнулся и легко чмокнул его в лоб, обняв одной рукой и сопроводив обратно в комнату.       Знали бы парни, что их разговор подслушан, не говорили бы так открыто. Прямо под балконом, развалившись на роскошном шезлонге, сидел дед со стаканом светло-коричневой жидкости, дорогого коньяка. По внешнему виду было непонятно, услышал он хоть слово или нет, однако рука с напитком мелко задрожала, а в черных глазках-бусинках так и сверкали ехидные огоньки. — Ну, что ж. Правнуки уже не за горами… — задумчиво произнес он, ни к кому не обращаясь, и поспешил подняться. Быстро зыркнув на Лиду, так и не оторвавшуюся от своего дела, он моментально отбросил вариант осведомить первоначально ее: она бы все равно не стала слушать и одновременно копаться в земле. Поэтому Виктор небрежно фыркнул и поспешил зайти в хоромы, покидая сад.       Дед непременно хотел рассказать услышанное остальным, но не знал, с кого начать.       Как хорошо, что мимо пробегал его сынок Алеша, который явно не заметил отца. Он, видимо, спешил куда-то по своим делам, однако дед решил, что такая новость будет куда важнее и интереснее. Да и Виктору Алексеевичу просто захотелось понаблюдать за реакцией своей «родни», в особенности — сыночка. — Эй, пс, Леха! — негромко окликнул он. Алексей приостановился, оглянулся в поисках звавшего и, увидав стоящего возле балкона, будто статуя, деда, вопросительно вскинул голову: — Утро доброе? — Да смотря с какой стороны посмотреть, — дед, видя, что сын не хочет подходить ближе, подошел к нему сам. — Как ты относишься к беременности в 16 лет?       Алексей недоуменно взглянул на своего отца, не понимая к чему он клонит. За несколько секунд наступившего молчания он успел несколько раз оглянуться на вход в дом и подумать, какую же авантюру придумал дед на этот раз. Ведь без этого никак. Виктор Алексеевич не был бы собой, не изобрети он новую сомнительную аферу. — Нормально. А что такое? — подозрительно прищурив глаза, ответил Леха, все еще косясь на дверь. — А что, если я скажу, что Данька мамашкой стал? Точнее, станет совсем скоро? — не унимался дед, его глаза так и сверкали насмешкой. Немного странно, что он сам спокойно отнесся к новости о новом будущем члене семьи, но почему-то это его ни на миг не обеспокоило. Разрулить ситуацию смогут молодые люди, а дед создан для того, чтобы отдыхать и язвить. Только у него возник один вопрос — почему подростки до сих пор не сказали никому? Все бы все равно, рано или поздно, узнали, тогда бы стало намного хуже. Особенно если принять во внимание ЗОЖницу Полину и строгую непоколебимую Лиду. Ну и Антона с Лехой, конечно, последний бы уж точно устроил такой концерт, что бедные ребята побоялись бы находиться в одной комнате наедине, не то, что касаться друг друга. Дед ухмыльнулся собственному сарказму.       У Алексея, тем временем, расширились глаза и приподнялись брови, однако на его лице все еще читалось недоумение. Он немного понял, к чему клонит отец, но не хотел озвучивать такое вслух. — Ну чего ты тупишь-то? Беременен Данька! — не выдержал дед, все-таки выговорив тайну. И тут же продолжил, опередив следующий вопрос Алексея. — От Ивана! ***       Далее начался такой дурдом, что на крики сбежался Гамлет со своей семьей, вопрошая спокойно-обеспокоенным голосом: «что же здесь случилось?». Сначала, конечно, на возгласы Лехи отреагировали девочки, на их визги спустились мальчики, а там уж и хозяин дома, Антон, подоспел, раздраженно спрашивая, почему все орут. Узнав, что Данька залетел от его сына, он мгновенно побагровел и хотел было спустить всю злость на него, но вовремя вмешалась Полина. Нежным ласковым голосом она посоветовала мужу не горячиться, а дать объясниться подросткам. Под их неловкие рассказы и переглядки в поисках помощи друг у друга, вся большая семья медленно переместилась за стол с завтраком. — И что теперь делать? Идти к врачу? Узнавать?.. — неуверенно начала Полина, косясь на Лиду. — У нас просто нет никого из знакомых мужчин, которые были бы омегами… — Да лан, ма, Данек непривередливый: пожует листочки, погрызет «гранит науки», как он любит, — начал язвить Ваня с кривой ухмылкой на лице, — и вот ребенок уже здоров. — И умен, если, конечно, гены отца не унаследует, — подхватила Лида, иронично взглянув на родного сына. Ваня тут же поник, чем вызвал улыбку до сей секунды хмурого Данилы. — А как так получилось-то вообще? Ну, что вы начали встречаться? — подал свой голос Алексей, все еще с круглыми от шока глазами восседая напротив отроков и, будто бы ненавязчиво, дрожащими пальцами потирая грани прозрачной рюмки. Посчитав, что сегодня есть повод выпить, он тихонько вытащил из внутреннего кармана клетчатой рубашки полупустую бутылку и плеснул себе в посуду (и деду, за компанию) дорогого виски под неодобрительные взгляды Лиды и Антона. — Э-э, ну, наверное, спустя неделю, как они переехали к нам, — ответил Ванек, отпивая апельсиновый сок. — Ага, его как раз тогда баба бросила, — добавил Данила. Его «брат» поперхнулся, расплескав весь напиток по белоснежной скатерти, коя тут же покрылась темно-оранжевыми пятнами, а Ваня, растерявшись, начал рассеяно тереть пятнышки темным рукавом хлопковой рубахи, словно от этой махинации мог появиться какой-либо результат, помимо испачканного рукава и, подавно, кружевных краешков некогда кристально-чистой скатерти. Иван возмущенно посмотрел на омегу, будто не он сейчас накосячил, прибавив дополнительной работенки Кате; но тот лишь мило улыбнулся, задорно сверкнув светлыми глазками. — Вот он ко мне и полез. — Да я тебе, скажи, одолжение сделал! Избавил от позорного клейма девственника! — отсалютовал альфа, вызывающе вскинув брови. Ему не хватало лишь геройского ордена на груди, нет, сотни подобных, чтобы описать это высокомерное и гордое выражение лица. — Пожалуйста, избавьте мои уши от подробностей, — абсолютно вовремя встрял дед, довольно сильно переигрывая с исполнением гримасы отвращения. Но, не сделай он этого, ребята так бы и продолжили перепалку, не обращая внимания на родственников вокруг и наплевав на правила цензуры, да и этикета в целом. Каждый член новоиспеченной «семьи» мысленно поблагодарил деда, посчитав дополнительные слова здесь излишними.       Воцарилась недолгая тишина, все были заняты своими завтраками, и лишь Иван с Данилой переглядывались друг с другом; первый посылал ехидные взгляды, а второй — встревоженные. Сам не зная, из-за чего, но Даня беспокоился о происходящем, его все это весьма волновало. Иванову казалось, что непременно сейчас может что-то произойти, и отнюдь не очень хорошее. Поэтому он, нервно елозя по сиденью и время от времени хмуря брови, не мог проглотить и кусочка Катиного омлета.       Тем более, как почувствовать себя спокойно, если сидящий во главе стола владелец резиденции сверлит тебя изучающим взглядом исподлобья и кусает внутреннюю сторону пухлой щеки? — А кто вообще сказал, что ребенок останется здесь? — все же подал тихий голос Антон, скрежещущий зубами. На его висках тут же выступили юркие венки. — Что-то я не слышал, чтобы мы рассматривали вариант аборта. — Антох, ты че…? — тут же возмущенно брякнул Алексей с набитым ртом. Он было хотел отметить презрительно-злобные глаза Антона, но его мимолетом перебила жена: — А тут нечего и рассматривать: тут жить и будет, со всеми нами. Очевидно ж, ну. — А я не потерплю, чтобы у Великого рода Ивановых, — повысил хозяин голос и вскинул руку назад, где висел герб, — был ребенок от непонятно кого! — Ты сейчас про кого? Мы все здесь Ивановы. — прыснул дед, в подтверждение своим словам обводя каждого присутствующего ленивым движением руки. — Па, что значит «от непонятно кого»? Он ведь все-таки твой сын… — язвительно произнес Иван, касаясь плеча Данилы. Тот сидел неподвижно, но было заметно, что его тело находилось в обеспокоенном напряжении, именно поэтому альфа мягко сжал конечность «брата», как бы говоря: «расслабься». Ощутив чье-то прикосновение и совершенно не ожидая его, рыжий словно снова окунулся головой в реальность, потерянно оглядываясь по сочувствующим глазам обеих мам, по вопросительным Алексея, по хитрым дедовским и желчному отцовскому. Но после он взглянул на Ваню, что встревоженно посуровел, после кивая, мол, я в полном порядке. И, действительно, Данила чуть размяк. — Да я и не про него говорю! Ты-то! Ты только погубишь Данилу, подсадишь на свои вредные привычки! Да и ребенок будет такой же! Я этого не потерплю! — Антон с красными пятнами по всему лицу от злости вскочил, громко ударяя кулаками по столу. Он с упреком оглядел подростков, закусывая нижнюю губу, и быстро удалился с глаз долой, оставляя всех остальных сидеть в немом шоке. Полина тихо извинилась и бросилась за ним.       Иван с каждой секундой все больше и больше мрачнел, вокруг него собиралась опасная темная аура, хотя на лице было написано холодное спокойствие и надменность. Неожиданно для явствующих, он тоже вскочил, чуть не уронив стул, и мигом взлетел по лестнице наверх, не обращая внимания на крики остальных членов «семьи». «Снова-здорова, папаша не принимает меня за сына. Хотя, это ведь хорошо, что у меня нет такого отца, как он?» — угрюмо подумал Ванек, с размаху хлопая дверью в их с «братом» общую комнату. — Ну вот, вроде общих генов нет, но оба, как девчонки, при несоблюдении ихних правил — бегут, задрав юбочки, — заметил дед, сравнив Антона и Ивана.       Данила же не оценил шутки Виктора Алексеевича. Некое чувство навязчивой вины накрывало его с головой. Казалось, что весь мир против него, что именно он — причина всех ссор на планете Земля и всех бывших, будущих проблем человечества. Хотелось просто ретироваться отсюда, дабы не провоцировать сожителей на начало холодной войны.       Про себя рыжий корил возлюбленного за то, что тот, сам того не желая, проболтался на балконе. Он мог спокойнее все разъяснить, правда, немного позже, более дальновидно и продуманно. Так Данила и боролся с собой, то прощая альфу, то снова затаивая посмертную обиду внутри. Но все же разум взял верх — Даня нерешительно пробормотал робкое: «Извините» старым родственничкам и забрался наверх к альфе, раздраженно стиснув губы и тяжело вздохнув. В принципе, он не был удивлен таким поворотом событий, хотя поведение Антона его порядком рассердило. Как можно взять и сказать в лицо беременному омеге, что его ребенок будет жить отдельно от дома? И будет ли жить вообще? Перспектива потерять своего первенца испугала Даню, и он в нерешительности остановился у двери, издав тяжелый выдох. — Ну вот, теперь ты истинный наследник Великого рода Ивановых, — ядовито произнес Ваня, как только тот вошел в комнату. — А я лишь «непонятно кто».       Иван сидел на кровати спиной к Даниле, сгорбившись и только чуть повернув голову вбок в сторону пришедшего. — Говоришь, будто обвиняя меня в чем-то, — нахмурился Даня. Ему было не до шуток сейчас — на кону жизнь ребенка, о чем он не замедлился напомнить. — Да не будет он убивать малыша, — буркнул альфа, — совесть не позволит. И мама Полина.       Даня криво улыбнулся уголком тонких губ, а после как-то ядовито бросил: — Но все же, ты мог бы и промолчать тогда… — невпопад бросил рыжий, выражая суетливые мысли.       Но, так и не дождавшись никаких оправданий со стороны Ивана, удалился в холл.       И сделал это зря.       За дверью (на приличном расстоянии от неё, чтобы не подслушивать разговор за стенкой) стояли мамы. Они неловко и рвано переглядывались, а Даня удивленно уставился на обеих и тут же нахмурился — ну кто бы сомневался, что сейчас они начнут нравоучения? Данила закатил глаза, выпрямляясь и вопросительно окидывая женщин скептическим взором. — Даня, сынок, нам нужно поговорить, — начала Лида. Полина подхватила: — Не беспокойся насчет Антона, это он так сгоряча воспринял новость о вашем положении. Конечно же, ребенок будет жить вместе с тобой, со всеми нами.       Иванов улыбнулся, как бы добродушной ухмылкой благодаря мам за совет и оказанную поддержку. Но глубоко в душе, все же, желал поскорее ретироваться оттуда, даже слегка шагнул назад, ближе к двери, но был сиюминутно остановлен резким вопросом мамы Лиды: — Да, и мы тут подумали, почему вы нам не рассказали о том, что встречаетесь до того, как все дошло до этого?       Данила немного опешил. — Не знаю, — тяжело выдохнул рыжий и пожал плечами. Вроде бы еще только день, но он чувствовал себя таким уставшим, будто не спал всю ночь напролёт. Особенно под таким давлением родственников. «Ну почему все так вышло?». — Наверное, боялись, что вы не поймете… — Дань, мы знаем, что ты омега, а Ваня — альфа, поэтому предполагали такой исход событий, когда селили вас вместе, — мягко возразила Полина, легко коснувшись руки сына. Тот хотел отшатнуться, но не сделал этого, дабы не обидеть маму. Не хватало ещё, чтобы, вслед за Антоном, его начали по-тихому презирать и они. — Как же вы безнадежны, — хмыкнула Лида, скрестив руки на груди. — Но теперь, когда всем стало известно об этих делишках, тебя нужно тщательно подготовить. Ведь беременность — это тебе не в магазин ходить за хлебом, — нравоучительно продолжила она серьезным тоном, но потом вполголоса, слегка рассеяно, добавила, — хотя нам и это теперь делать не нужно…       Данила не понимал, к чему они клонят. «Разве беременность— это не сидение дома с огромным животом, вечно гудящей головой и с Иваном, мягко растирающем тебе пятки? Что нужно еще делать для этого (ну, кроме как не подсаживаться на вредные привычки)?» — мысленно рассуждал Иванов, порой, даже немного поражаясь своей неосведомленности и наивности. Ну, а что? Он подросток. Ему дозволена и позволена такая ещё ‘детская’ непосредственность. Рыжий нахмурился, слегка приоткрыв губы. Мысли о большой отвественности принятого им шага, казалось, лишь в тот миг решили посетить непутевую голову подростка. К тому же, где-то глубоко, заиграла неясная паника.       Полина, заметив, что Даня в абсолютном замешательстве, отпустила его руку и так же мягко, как она всегда делала, произнесла: — Сынок, мы хотим, чтобы ты пошел с нами. Мы, как две женщины, уже родившие детей, знаем, что делать стоит, а от чего лучше воздержаться. Мы хотим вам с Ваней только добра; а особенно, чтобы вырос здоровый и крепкий малыш. — женщина улыбнулась весьма по-доброму, но Даня все равно чуял нечто неладное в этом жесте. Даже несмотря на отсутствие причин сомнений. А, с другой стороны, хотел доверять и прислушаться к мнению опытных в определенной сфере людей. Хотел, да немного, все же, сомневался.       И Данила, все-таки наивно решивший, что эти женщины действительно хотят ему помочь, согласился следовать предложенным ими махинациями, а именно: выслушивать и выполнять дельные советы, сходить к врачу и послушать его, посетить спа-салон, прошвырнуться по детским магазинам и внимать маминым воспоминаниям шестнадцатилетней давности. Омегу, буквально, таскали туда-сюда, не давая обронить и слова. Признаться, рыжий даже толком не успевал выслушивать все, что должен был. Он глупыми глазами бегал по страницам какого-то очередного женского журнала, после по-глупому хмурился, не понимая, о чем идёт речь в сто пятьдесят шестой жизненной истории, глупо кивал при вопросе: «Ты меня слушаешь» и глупо моргал, осознавая, что худшее — ещё впереди. Да и вообще, вся эта суматоха казалась парню совершенно глупой, как и его поведение в ней. За это время уши Дани свернулись в трубку и размякли, образуя нечто несуразное, так что к концу дня он слышал будто через жестяное ведро. И, казалось, эхом продолжали отдаваться «Советы» и «Пожелания» мам.       С Ваней они встретились всего пару раз, и то ближе к вечеру. Его, похоже, так же прибрали к себе отцы, а точнее — дед и Алексей, поскольку Антон строптиво продолжал сидеть в своей спальне или, вероятней всего, играть в бильярд в одного. Но даже несмотря на сомнительный состав компании альф, Дане в их обществе было бы определенно комфортней, нежели в его тогдашнем, где ведётся постоянное обсуждение детей. Особенно, когда ты их, практически, никогда не обсуждал.       Парни, Ваня и Данила, только и успели перекинуться парой взглядов где-то в районе 17-18:00; рыжий точно не знал, поскольку совершенно вымотался, даже чтобы элементарно лишний раз взглянуть на настенные часы. Их взгляды встретились на разных, противоположных лестницах холла, когда Даня, делающий вид, что ему интересно, ненароком зыркнул немного левее.       Он смотрел на возлюбленного с некой паникой, раздражённостью и упреком в светло-голубых глазах, а Ваня, отчего-то довольный, насмешливо щурил уголки глаз и как-то дерзко ухмылялся. Но все равно в этом, казалось, непоколебимом и уверенном взоре, читалась некая вина. Дане даже на мгновение показалось, что Альфа смущённо отводит взгляд в пол перед тем, как их снова разлучили их «лекторы». *** — Все, ладно, мам, я понял, — Даня ворвался в комнату с тяжелым, раздражённым вздохом и громко хлопнул дверью, точно спасаясь за деревянной поверхностью от беспощадного насильника.       Его пальцы ненадолго задержались на позолочённой ручке, а веки закрылись под натиском накатившей усталости. Казалось, даже ненавязчивое тиканье настенных часов раздражало подростка. С каждой секундой все больше хмурились светлые брови, и все чётче являлись миру желваки на худых щеках. Стрелки лениво толпились у цифры 9, оповещая о скором наступлении десятого часа. «Да кто вообще ложится так рано?» — подумал про себя Иванов и потёр шею, переводя уставшие, недовольные глаза на стоящего посреди комнаты Ваню.       Тот, было, приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но будто бы не решился, отбросив эту затею. Данила слегка сузил глаза, мгновенно, и, вздохнув, пробурчал: — Я вроде как хотел тебя обвинить, но понял, что эта суета все равно была бы неизбежна, — Иванов небрежно пожал плечами, судорожно выдохнул и тяжело плюхнулся в кожаное кресло; уставился в монитор компьютера, ожидая его включения. Иван, казалось, слегка напрягся, словно ведя про себя монотонный отсчёт, а Данила, чувствуя на себе пронзительный взор, обернулся и уставился в ответ.       Ваня бросил беглый взгляд на окно, задумчиво изучая виднеющееся долины. Но стоило Дане прокашляться и резко спросить: «ты что-то хотел?», как тот схватил рыжего за запястье и потащил наружу, на просторный балкон. Второй даже не успел возмутиться, как тут же, стоило хитрой ухмылке скользнуть по лицу Ивана, ее владелец прижал худое тельце к себе, не переставая глупо улыбаться.       Данила растерянно взглянул на «брата», в недоумении стараясь понять причину такого резкого порыва нежности. Хотя дух и не был против тёплых объятий среди летних пейзажей улицы, Даня все равно продолжал с толикой возмущения разглядывать парня, внутри раздираясь от чувства обиды и гордости и от ласковой любви, что проскальзывала беглыми искорками в голубых глазах. Ваня, в свою очередь, наконец таки обратил на того внимание и, закатив глаза, продолжил: — Дурак, смотри! — мягко прикоснувшись к впалой щеке рыжего, он повернул ему голову вперёд, взглядом на самый горизонт. Данил скептически нахмурился, но Иван на это лишь приложил свой палец к губам и взора от заходящего красного солнца не отвёл.       Тогда и партнёр удосужился взглянуть туда.       Над кронами величественных хвойных, слившихся в единое чёрное полотно в тени, ещё виднелись наивные, последние лучики рыжего цвета. От них исходил ярчайший свет, разукрашивая всю долину, вплоть до резиденции Ивановых, в охристые краски. Лучи продолжали прорываться чрез прикрытые веки, заставляя жмуриться. Редкие облака проплывали над головами, придавая ненавязчивый контраст уютному природному буйству оттенков. Легкая полуулыбка дрогнула на лице Данилы, и он снова взглянул на завороженного «брата». Его воодушевленный, искрящийся взгляд весьма позабавил Даню, и он хихикнул, прикрывая губы кулаком.       Словно очнувшись ото сна, Иван повторно закатил глаза и неудовлетворённо посмотрел на собеседника. Нет, в глазах не читалась злоба или же укор. Все было приторно по-доброму, а сам Ванек был похож на артиста погорелого театра, стараясь изобразить на бледном лице неземное возмущение. — Блять, ну почему ты просто не можешь хотя бы сейчас сделать вид… — начал тот, жестикулируя. Из его гортани вырывались несуразные звуки, сразу было ясно, что Ваня хотел продолжить свои возмущения. Но, вновь зыркнув на рыжего, Иванов отмахнулся, криво улыбаясь, — ты безнадёжен. — За сегодня я уже слышал эту фразу; и не один раз, — Данила ощерился. Ваня ничего не ответил, лишь улыбнулся собеседнику и оперся о мраморную ограду в виде шахматных пешек. Солнце же приобретало с каждой минутой все более скудный бордовый оттенок, унося за собой всю красоту и красочность. — Ну что? Ушло твоё солнце. Чего ты ещё ожидал? — желчно вопросил Даня, указывая пальцем на светило. И, напоследок взглянув вдаль, снова посмотрел на Ивана, лениво опуская руку к поясу. — Не ушло, — весело возразил Ванек, с хитринкой в глазах вглядываясь в острые черты лица рыжего. Тот опешил: — В смысле? — он снова вылупил глаза на скрывшееся за горизонтом солнце. — Но ты же здесь, — негромко прошептал Иванов, стиснув губы в одну полоску. Даня шлепнул себя по лбу и, залившись звонким смехом, слегка прикрыл глаза. — Господи, это был лучший подкат за последнюю тысячу лет, — Данила отвёл от «брата» свой счастливый взгляд, рассматривая все те же темные очертания лесов. Справа послышался тяжелый выдох — Иванов снова оглянулся, заприметив немного оскорбленное выражение лица Ивана, — но это не значит, что мне не понравилось, — обнадеживающе заверил рыжий.       Ненадолго воздух перестал колебаться несвязными речами, пропуская до ушей парней лишь тихий шелест сотни деревьев. Даня, вновь взглянув на своего возлюбленного, встретился с такими любимыми серыми глазами, в которых ему так часто хотелось утонуть, а приоткрытый рот он расценил как приглашение, тут же потянувшись вперед. Их нежный поцелуй с каждой секундой перерастал в нечто горячее и настойчивое, кто-то даже начал заводиться. Однако им все же пришлось оторваться друг от друга. Ваня постучал по ограде и выпрямился, возвышаясь над Данилой. — То есть, ты не обижаешься? — вопросил Иванов, ненавязчиво кладя ладонь на плечо «брата» и разворачивая того лицом к себе. Даня прыснул: — На что мне обижаться? Да, признаться, денёк выдался нелегким, но они все равно бы узнали, — рыжий потёр шею тыльной стороной ладони и немного неуверенно взглянул на вторую Ванину руку, что легла на левое плечо, слегка сжимая, — мы же пошли на это… чего было ожидать? — собеседник кратко кивнул, перемещая свои ладони на скулы Данилы и немного приближаясь. — Все утрясется… — выговорил Иван, криво улыбаясь. — Ты о родителях? — Ты же знаешь, они ярые консерваторы. Типа стараются делать все «по стандартам». Стереотипно, что ли, — продолжил Ванек, обвивая руки вокруг шеи Данилы. — И это говорит человек, который притащил меня, в очередной раз, любоваться солнышком, — съязвил Даня и самодовольно вскинул брови. — Мне казалось это романтичным, — возразил Иванов. Рыжий же засмеялся: — В каких-нибудь диснеевских мультфильмах, наверно. — А по-твоему, что это? Ну, посиделки, свидания и все такое… — улыбнулся Ваня. — Пережитки прошлого? — предположил Данила, переводя тяжёлый взгляд на потрескавшиеся от вечерней прохлады губы «брата». Иван снова прильнул ими к тонким губам рыжего и промолвил, слегка отпрянув: — Ты безнадёжен!       Легкая ухмылка снова дрогнула на губах подростков; и лишь автоматически загоревшийся фонарь осветил юношеские силуэты, слившиеся в один единственный, целый. Дед, ненароком подслушавший их разговор; снизу, из сада; просиял, удобнее расположившись на ажурной скамейке. — Вот идиоты, — закинув ногу на ногу, он достал из внутреннего кармашка помятой рубахи железную флягу и отпил найденный с утра коньяк.