***
Уже в участке Элис тушуется и идет по коридору с гораздо меньшим энтузиазмом. Детская обида и страх — вот, что ее тормозит. Это наверняка тот самый дядя Фрэнк, которого девчонка помнит со своих лет десяти, но перспектива отправиться под его попечительство как несовершеннолетняя сирота ее не радует от слова совсем. Может, сбежать и жить с Рафом в канализации всю жизнь? К черту колледж и человеческую жизнь? Остановившись перед дверью кабинета Ватанабэ, Риверс набирает воздуха в легкие и… ничего не делает. Дверь за нее открывает Эйприл, поняв, что сама она делать этого не хочет. За столом сидит их общая знакомая, на одном из стульев для посетителей — мужчина лет сорока с коротко стриженными черными волосами, морщинами у глаз, широкими плечами и серым стилем обычного мужика со страстью к однотонным рубашкам. Он оборачивается и, завидев Элис, улыбается так широко, будто хочет разорвать себе рот. Такие ассоциации возникают у нее в первое мгновение. — Элис, здравствуй, — здоровается он, подрываясь и протягивая руки. Однако племяшка не спешит кидаться в объятия беглого родственника, напротив, делая шаг в сторону. У нее не остается сомнений, что это Фрэнк, и от этого только обиднее. — Кто вы? — спрашивает Эйприл, принимая позицию защиты подростка. — Фрэнк Уильямс, — представляется будто бы расстроенный холодным приемом мужчина, протягивая руку не побрезговавшей ее пожать О’Нил. — А вы…? — Эйприл, — представляется та, скосив глаза в сторону Ай. — Подруга Элис. — Рад, — кивает Фрэнк и вновь обращает внимание на племянницу с видом побитой собаки. — Я знаю, что извиняться уже, наверное, поздно, но… — Тогда не извиняйся, — прерывает его Риверс в несвойственной ей грубоватой манере, не поднимая глаз. — Зачем приехал? — Я узнал от детектива, что здесь произошло, только вчера. Приехал из Нью-Джерси так быстро, как смог, и… Я надеялся поговорить с тобой, — объясняется мужчина, поглядывая на Ватанабэ с какой-то нуждой в поддержке. — Элис, может, обсудим все наедине? — Чего ты хочешь от меня? — вздыхает девушка и вздрагивает. Как ей не хватает крепкой руки Рафаэля сейчас. — Думаешь, переписки и звонков раз в пару месяцев мне было достаточно? А потом и вовсе: «Прости, я занят, работа», «Приеду к вам с бабушкой как-нибудь позже, в отпуск». Так езжай обратно, к себе домой! — Элис, — выдыхает Фрэнк, вставая прямо перед ней. — Дай мне объясниться. — Зачем вы ему позвонили? — переключается с дяди на детектива она, старательно сдерживая слезы, несмотря на пощипывание в носу. — Я думала, вы на моей стороне. — Элис, пойми и меня тоже, — терпеливо, с состраданием отвечает Ватанабэ. — У тебя не осталось близких родственников. Моя обязанность, как полицейской, дальше состояла в передаче тебя в руки соц.служб, но, как видишь, я понадеялась найти способ этого избежать. Ты можешь уехать с Фрэнком без проблем с законом и спокойно жить. У шатенки просто не находится слов, чтобы ответить. Зато они находятся у Эйприл. — На пару слов, — кивает журналистка в сторону двери, и обе женщины выходят в коридор, чтобы побеседовать. Оставшись в кабинете детектива наедине с дядей, Элис даже смотрит на него исподлобья. Она замечает, что взгляд Фрэнка меняется: он становится более растерянным. Было бы смешно и грустно одновременно, забудь он о том, что оставил свою племянницу беглый дяденька в инвалидном кресле на ответственности бабули. — Элис, много чего… поменялось за эти годы, — начинает мужчина мягче, не теряя надежду помириться. — Ты излечилась? Почему ты не позвонила мне? — Ты серьёзно? — шепчет от бессилия девушка. — А что бы я тебе сказала? «Дядя Фрэнк, возвращайся, теперь я не буду обузой! Ведь я могу ходить!» Так, что ли? Уильямс вздыхает, понимая, что терпит поражение. Он не умеет ладить с подростками. И никогда не умел. Детям можно соврать или дать конфету, а подростку — только пиздюлей… Фрэнк теряет терпение. — Давай остынем. Элис, — выдыхает мужчина нервно. — Давай встретимся в более спокойной обстановке. Поговорим, поделимся новостями. Ты где вообще живешь? Элис, я приехал, потому что мне позвонили фараоны! У тебя нет времени сопротивляться, истерить или вредничать. У тебя остался только я, понимаешь? И если ты не хочешь попасть в списки соц. служб, тебе стоит успокоиться и выслушать меня. Стоило им остаться наедине, и Уильямс уже приоткрывает завесу. Будто облили ледяной водой, выгнав нагишом на улицу — так себя чувствует Элис, слушая ставший резче и строже тон дяди. И к горлу подступает ком. Ответить нечего. Девушка чувствует только бессилие перед взрослым и жестким человеком. — Для начала я бы хотел поговорить с твоими врачами. Без понятия, бывает ли ремиссия в твоих случаях. Или как это вообще называется! Потом встретиться с юристом по поводу недвижимости мамы, твоей бабушки, а потом… Боже, сколько дел, — фыркает Фрэнкс, потирая переносицу и хмурясь от списка предстоящих задач. — Элис, детка, ты ведь дома сейчас живешь? Одна? Риверс прерывисто вдыхает и опускает глаза, не имея моральных сил смотреть на этого человека. Он кажется ей совсем чужим. — Деньги на отель я бы тратить не хотел, так что поживем пока у бабушки. С каждой фразой дяди Элис становится все тяжелее дышать. Это злит, шокирует, выбивает из колеи — как этот человек может так холодно говорить о своей матери? Как он может думать о бюрократии в этот момент? Надежда на то, что Фрэнк мог бы оказаться не таким уж ублюдком, угасает так же быстро, как терпение девушки. — Делай, что хочешь, — дрожит ее голос. — Я живу у друзей. Прежде, чем Фрэнк успевает удивиться, Риверс на ватных ногах прошмыгивает мимо него и быстро выскакивает в коридор. Разговор Ватанабэ с О’Нил прерывается столь же быстро. — Я хочу к Рафу, — произносит Элис. — Эйприл, пошли к ребятам. Ватанабэ выглядит разочарованной, Эйприл же — раздраженной, но ровно до того момента, как женщин прерывает вылетевшая из кабинета девочка, готовая расплакаться прямо здесь и сейчас. Женщины переглядываются, вздыхают, и журналистка кивает. — Пойдем, — соглашается она, после поворачиваясь к Ай. Даже без слов заметно напряжение, скрываемое ей. Когда они уходят, Ватанабэ чувствует, как на ее плечи взваливается еще большая тяжесть. А видеть появившегося в коридоре Уильямса ей становится физически тяжело. Да, закон, принципы, правила. Но правильно ли она поступила? — У вас есть ключи от квартиры? — спрашивает мужчина уставшим голосом.***
— Да он… да как ему наглости хватило! — задыхаясь от возмущения, бросает Элис и плюхается на кровать своего парня. — Столько лет игнорировать мое существование, наше с бабушкой существование, а потом заявиться после звонка копа и сделать вид, будто все так и должно быть! Рафаэль садится на край кровати, и Риверс тут же садится сама, задрав голову. — Я не знаю даже, как с ним разговаривать. И почему Ватанабэ вмешалась… Я понимаю, что она обязана по закону и все такое, но… я думала, она на моей стороне. Раф смотрит ей в глаза и видит в них то, чего никогда видеть бы не хотел — боль. И снова Элис плохо, и снова он чувствует себя беспомощным. Как от этого паршиво. — Семья бывает разной, — вздыхает он. — Клянусь, если бы кто-то из моих братьев пропал на много лет, а потом внезапно вернулся, я бы набил ему морду без всяких сожалений! Элис чуть улыбается краем губ, представляя, как выглядело бы это теоретическое воссоединение. — Но потом бы, скорее всего, я долго злился, но в конце концов простил. Все-таки… они моя семья, и я был бы рад возвращению, — добавляет мутант чуть тише, потупив взгляд. Такие откровения — редкость для Рафаэля. Ему тяжело делиться внутренними переживаниями, но ради того, чтобы поддержать свою девушку, он готов переступить через свои барьеры. И Элис это понимает. — Я рада, что Фрэнк приехал, — произносит девушка, приваливаясь к плечу Рафа. — Но я не знаю, как себя вести. И странно, что он так отреагировал на то, что я без коляски… Может, он настолько расчувствовался, что не заметил… Рафаэль аккуратно приобнимает её за плечи, хмурясь задумчиво. Грубая кожа на его лице переливается оттенками зеленого, вызывая в душе художницы теплые отклики. — И теперь ты… переедешь к нему? — спрашивает он поникшим тоном. Вопрос какое-то время остается без ответа. Элис понятия не имеет, что должна делать. Хочется свернуться в комочек в объятиях парня и никуда не вылезать, ничего не решать, ничего не делать. — Не знаю. Нет, — скачет та в мнении. — Ни за что. С Фрэнком я ни то, что жить не хочу, я видеть его не хочу! Семья, не семья, но он такой… Безразличный, Раф. Ему плевать! Плевать на все. Он пугает меня. Хватка мутанта на плечах становится чуть крепче, и девушка чувствует тяжелое, теплое дыхание рептилии на своей макушке: ниндзя прижимается носом к ее голове. Это соприкосновение кажется интимным, созданным только для двоих, приятным и милым, так что гнев и обида в груди потихоньку слабнут. Элис медленно успокаивается, прижимаясь к Рафу теснее. Она и понятия не имеет, какое напряжение испытал мутант при фразе: «Он пугает меня». — Значит ты больше его не увидишь, — заявляет Рафаэль уверенно, обхватывая свою драгоценность обеими руками и заваливаясь с ней на кровать. Девушка укладывается на пластроне парня, чувствуя, как напрягаются и расслабляются мускулы его огромных по сравнению с ее телом рук, как греет дыхание макушку. Она чувствует себя спокойнее. И с этим умиротворением приподнимается, чтобы заглянуть мутанту в глаза, и тот перемещает ладонь на девичью поясницу. — Только не делай глупостей, — просит Элис. — Каких? — улыбается Раф чуть напряженно, поглаживая спинку Риверс большим пальцем. — Таких, — поджимает та губы. — Раф, ты злишься. Не надо делать чего-то… Саеносец конца фразы слышать не хочет, поэтому резко приподнимает голову и чмокает любимую в губы. Та замолкает, забывая, что хотела сказать, и позволяет Рафаэлю смять ее раскрывшиеся губы с мягким напором. Элис задерживает дыхание, чувствуя, как трехпалые ладони мутанта непривычно медленно скользят по ее телу: одна выше, зарываясь в отросшие волосы и притягивая девушку ближе, вторая — ниже, стискивая ягодицы и прижимая хрупкое тело теснее к пластрону. Голова кружится. Мизерное пространство между телами нагревается. — Раф, ты нарочно? — негодует Риверс, падая лицом в сгиб шеи Рафаэля и прерывисто вздыхая. — Н-не делай так… — Почему? — ехидно скалится тот, по-собственнически обхватывая обеими ладонями ягодицы девушки и чуть сжимая, приподнимая Элис так, что она тычется порозовевшим лицом в подушку рядом с щекой ниндзя. — Я соскучился по своей крошке. Нельзя руки пораспускать? — Ты уходишь от разговора! — негодует она. — Раф! Я же тебя попросила: не надо делать чего-то такого, от чего… Эй! Поднятая девушкой тема настолько не нравится Рафаэлю, что он действительно уходит от разговора. Он пользуется возможностью и прижимается губами к шее Риверс, целуя с нажимом, сминая в крепких руках пятую точку Элис и собственноручно заставляя ее чуть тереться промежностью о верхнюю часть паха, цепляясь ширинкой девичьих джинсов о резинку шорт ниндзя. От трения, прикосновений и всего прочего говорить о чем-то серьезном у Элис не остается сил. — Мне надо развить силу воли… — скулит она, чуть выгибаясь в спине. Раф победно усмехается, скользя средним пальцем по шву джинсов и давя на промежность малышки. Чувствуя дрожь и возбуждение Риверс, он заводится сам (хотя этот ебырь-террорит всегда хочет грязно трахаться), и явно не собирается обсуждать с девушкой свои намерения насчет ее дяди. Скрывать гнев от любимой — вот, что реально тяжело.***
Уход от серьезного разговора грозил и Леонардо. Однако в его случае иметь дело приходилось со зрелой женщиной, так что хочешь аль не хочешь, придется искать пути отхода. Или подхода. — Да? — берет Лео трубку. — Вот уж не ожидал, что ты позвонишь мне первая. — Можешь не паясничать? Мне нужна помощь.