***
Наступил пятничный день бала дебютантов. Это было важным событием для выпускников — возможностью произвести впечатление на членов избирательных комиссий лучших университетов не только с помощью своих оценок, рекомендаций и вступительных эссе, но и с помощью собственного обаяния и улыбки. А уже в понедельник можно будет узнать свои результаты раннего отбора поступления — узнать, есть ли ты в списке или же твоя кандидатура еще под вопросом. При положительном ответе абитуриенту останется лишь лично приехать, подписать все бумаги, сдать внутренние экзамены летом и, наконец, при хороших результатах, осенью уже стать полноправным студентом или студенткой желаемого учреждения. Остролистая знала, что в школе она, кажется, единственная подавалась именно в юридическое отделение и именно Гарварда, но все равно была во всеоружии и готовилась рвать и метать ради заветного места в списке поступающих. — Интересно, а Сплетница тут тоже где-то спряталась? Чтобы всё подслушать и сделать свой вонючий репортаж, — Остролистая поставила предложенный ей бокал, которого до этого охотно взяла в руку обратно на поднос и даже не обернулась на официанта, — Нет, спасибо, уберите. — Да хорош. Сегодня у тебя есть дело поважнее, и кстати всё пройдет отлично, — уверил её шедший рядом Львиносвет. — Львиносвет! Я тут вообще-то успокоиться пытаюсь. Точнее, отвлечься. Я нервничаю, если ты не заметил. На ней было достаточно закрытое темно-изумрудное платье длиною практически до пола. Рукава были короткими и пышными, а руки элегантно скрыты бархатными перчатками того же оттенка. Само платье также слегка переливалось — из-за мелких-мелких алмазных камушков по всей ткани. Волосы были уложены в локоны и убраны назад, а макияж нейтральный, чтобы не отвлекать внимание от наряда. — У тебя отличные оценки, хорошее эссе, множество положительных рекомендаций. Я не понимаю, о чем ты беспокоишься. — Ты, наверное, забыл, из какой мы семьи и какие слухи о нас ходят, — фыркнула Остролистая, — Еще этот Когтегрив… Хоть бы не заявился. Его здесь никто не ждет. Пропащий мальчик без будущего, — последнее предложение она пробормотала. Кажется, Львиносвет пропустил его мимо ушей — намеренно или нечаянно. — Всё не настолько плохо, как по мне, — он слегка пожал плечами, — В конце концов, наш дедушка любимец народа, президент, которого уважают, не принять его внучку в Гарвард будет преступлением. Не могут же они упустить возможность похвастаться тобою как своей выпускницей. — Спасибо за лесть, братик, но у Гарварда и без меня хватает выдающихся выпускников, — Остролистая повернулась к Львиносвету и издевательски улыбнулась. — Да почему ты такая недовольная? — Я не могу по-другому! У меня плохое предчувствие… — девушка быстро зашагала дальше, но брат пошел следом за ней, — Где же там члены клуба абитуриентов Гарварда? Как их там… Мисс Голдберг и… Звездное племя! Я забыла их имена! А, кажется, это они… — впереди полукругом стояли трое людей в возрасте. Остролистая чуть ли не побежала к ним, и здесь Львиносвет не стал её догонять. Члены комиссии одного из его университетов еще не прибыли, как и его друзья, так что он принялся расхаживать кругами в попытках найти, с кем еще можно почесать языками. Искру на данный вечер тоже притянули. Почти что буквально — едва ли не за уши — директор и половина педсостава были приятно удивлены её показателями ума и общей сообразительностью, и даже несмотря на, по словам директора «откровенно среднюю, которая могла бы быть и лучше» успеваемость, они верили, что Искра уже сейчас может активно подаваться не только в вузы, считающиеся «обычными», но и в самые лучшие, и получить шанс обеспечить себе место в университете заранее — наверное, даже сильно заранее. И, конечно же, Искра данным вопросом не занималась и хоть бы чуть-чуть её заботило какое-то там поступление. Никакие документы, никакие рекомендательные письма и мотивационные эссе она не подавала и не писала, да она даже понятия не имела, из каких именно университетов сегодня соберутся люди. Пошла она сюда как очередной способ поддержания имиджа — потому что Шмель, наоборот, был данным вопросом весьма озабочен и хотел быть как можно выше в рейтинге поступающих, а Искре стоило бы поддерживать избранника во всём и тоже быть заинтересованной в поступлении — хотя бы просто делать вид. Правда, в машине Искра внезапно задумалась, что будет, если Шмель всё-таки сможет куда-то податься и закончит школу экстерном. Неудобно выйдет — ездить к нему в другой город, или страну, где он там соберётся учиться, она не планировала и не хотела — куда лучше будет, если Шмель будет находиться у неё под боком. Досадное дело. Впрочем, до этого момента нужно еще дожить, а там она что-нибудь придумает. — Почему бы тебе не пойти в Браун? Мне кажется, тебе подойдёт, — Шмель ловко взял под руку свою спутницу и они продолжили медленно шагать по залу. — До сих пор не понимаю, что я забыла в чисто технарском университете, — Искра изобразила усмешку, будто бы вообще понимала, о чем идет речь. — Разве? Там есть и гуманитарные направления, вроде международных отношений. Ты должна попробовать! Я тоже туда подамся. Будет здорово, если мы оба пройдём. Представь, такая умная парочка, как мы, поразит целый университет, — Шмель хихикнул и прижал Искру еще ближе к себе, слегка чмокнув в губы, помня о правилах приличия, — Умная и красивая. Искра хихикнула в ответ, пряча глаза в пол. Верескоглазка лениво потряхивала в воздухе фужером с лёгким брютом. Во рту у неё все еще оставался чрезмерно приторный сладкий вкус одного из угощений со стола, и почувствовав его вновь, она поспешила сделать новый глоток напитка, чтобы это перебить. Она стояла рядом с Половинкой Луны, которая увлекла её во внезапную беседу. Краем глаза они заметили милующихся Искру со Шмелём. — Я не верю в их искренность, — цокнула Верескоглазка, повернув голову в соответствующую сторону, чтобы обратить на них внимание Половинки Луны. — Почему? Они выглядят счастливыми. — Ну он-то да, а вот она… Сомневаюсь. Пиар-отношения в нашем особом мире все еще существуют и успешно практикуются. Я такие вещи на раз-два считываю, — она повернулась обратно, чтобы никто не заметил её долгого взгляда, сопровождающегося комментарием и не посчитал это за дурной тон. — Скорее звучит так, будто бы у тебя свои счёты с Искрой. С ней что-то не так? — Половинка Луны чуть наклонила голову с любопытством. — Да нет, — очередной глоток, — Она не плохая, просто какая-то ужасно запутанная, что ли. Ощущение, будто у нее в голове рой пчел, полная неразбериха. Это сказывается на ее поведении. Типа, кто будет в здравом уме ходить полуголой на улице, намеренно дразня папарацци, да еще и будучи несовершеннолетней? Она себя не ценит. Слава Звёздному племени, ее пока перестали везде ежедневно публиковать, остепенилась, что ли. — Ну, это двадцать первый век, она не первая и не последняя такая эксцентричная. Думаю, это нормально. Да и зачем ей подделывать отношения именно со Шмелём? — Луна, ты не догоняешь, зачем ей нужен наследник отельной бизнес-империи мирового уровня и с историей длиною в лет сто? — усмехнулась Верескоглазка, — Да она догадливая весьма, уцепилась, за что надо. Я не ругаю, здесь, думаю, даже похвалить нужно, — внезапно Искра со Шмелём прошли неподалеку, и Верескоглазка приветливо махнула им рукой, — Привет, Искорка, привет, Шмель! Те поздоровались в ответ, тоже самое сделала и Половинка Луны, даже несмотря на то, что, фактически, лично знакомы они не были. Она прекрасно знала, как нужно держаться в обществе. — Сущий пиар, ей просто нужно поднять свой статус, после того, как по какой-то причине её начали игнорировать медиа-издательства, — невозмутимо продолжила Верескоглазка, как будто бы и не улыбалась упоминаемым в разговоре людям пару мгновений назад, — Просто наблюдай, как совсем скоро их начнут называть «золотой парочкой» и ставить в пример нашему поколению. Можно сказать, это своего рода бизнес-стратегия. Может, она и выглядит запутанной в своих мыслях, и не славится академической успеваемостью, но котелок-то тем не менее варит. — А я все-таки верю в искреннюю любовь. Что-то в них есть такое, — девушка еще пару секунд провожала парочку взглядом, — Они подходят друг другу. — На это и расчёт, Луна, в пиар-отношения не ставят тех, кто очевидно внешне не подходит друг другу. Всё продумано. — Ты как будто бы завидуешь, извини, — чуть расстроенно ответила Половинка Луны. — Ничего подобного. Я за неё даже рада, что она так грамотно вырулила. Но хорошо, тогда давай поговорим о твоей позиции в нашем предстоящем выступлении. Тем временем в одном из школьных туалетов решалась судьба целых трёх людей сразу — двух подростков и одного эмбриона. Решалась она такими же ничего не знающими о жизни подростками, которые, по сути, не могли сделать ничего, кроме поддержки и выражения своего собственного не до конца сформированного мнения. — Львиносвет, я тебе вроде говорил, что не хочу тебя видеть, — фыркнул Ягодник на тихо вошедшего в уборную Львиносвета, на которого обернулись и все остальные, — Че приперся? Опять поглумиться? Внутри находились Ягодник, у которого на дисплее телефона отображался контакт Ромашки, Пеплогривка, набирающая Медобоке по видеосвязи и расхаживающий туда-сюда с тонкой самокруткой в руке Лисохвост. — Извини. Ну не мог же я оставить тебя в беде. — И вообще, ты, рыжий, ты сюда тоже че приперся? Траву курить? Блин, как вы меня все бесите, сволочи, — Ягодник тяжко вздохнул и накрыл лицо руками. Львиносвет, тем не менее, осторожно подошел к ним и встал у раковин — ненароком рядом с Пеплогривкой. — Что не так? А что я должен сделать? Станцевать, блять, что ли, чтоб тебе грустно не было? — съязвил Лисохвост. — Да пошел ты в жопу, придурок! — Успокойтесь вы наконец, — негромко, но достаточно настойчиво произнесла Пеплогривка, — Мед что-то не берет трубку уже второй раз, не понимаю, что с ней. Вроде дома была… — Ладно. Тогда, видимо, мне придется сначала позвонить матери. Там уже видно будет, что да как, — не давая себе ни секунды на лишние думы, Ягодник одним движением пальца нажал на кнопку вызова. Пока «будущий отец по несчастью» с трясущимися руками объяснял Ромашке, что да как произошло, Львиносвет подошел к Лисохвосту и жестом попросил у него затяжку. — Говорил здесь с кем-нибудь? — спросил он. — В смысле? — Приехал кто-нибудь из твоих универов, или нет? — А. Нет. Не говорил. Я вообще не понимаю, какой мне смысл находиться на этом вечере и с кем-то там болтать. Давай оба махнём в Нью-Йоркский универ и хрен с ним, — Лисохвост потребовал самокрутку обратно, — Если мои старики все-таки уедут туда с концами, а нас обоих сразу примут на один факультет, то так будет даже лучше. — Ты меня за нахлебника не принимай, я не собираюсь с тобой и твоими родителями жить в одном доме. — А я тоже не собираюсь с ними в одном доме жить. Я о том, что нам, выходит, откроется ахриненская возможность каждые выходные убухиваться вхламину и потом еле ползать ранним утром в Хэмптоне. Прикинь, прибрежный маленький городок вроде нашего Калабасаса, находящийся в финансовом центре, в столице, а мы бухаем так, будто бы по-прежнему в Лос-Анджелесе, — мечтательно объяснил Лисохвост. — Я не понимаю, что прикольного в этой идее, — вздохнул Львиносвет, — Думаю, нам бы лучше отнестись к учебе в университете посерьезнее. — Все вы так говорите. А потом достаточно одной вечеринки посвящения в первокурсники, и за уши не оттащишь… Ягодник громко объяснял Ромашке, что он не может сейчас сорваться и пойти домой и что они поговорят позже, когда закончится мероприятие и он вернется обратно. Наконец, он нажал кнопку отбоя вызова и вновь вздохнул. — Ну, что? — спросила Пеплогривка. — Поговорим все вместе потом, — ответил Ягодник, — Пока ничего особенного. — А что она сказала-то? — Что она в шоке. Но вроде не наругала. Хотя, мне от этого не легче. На телефоне Пеплогривки же высветился экран с Медобокой, которая наконец приняла вызов и тут же положила телефон, судя по всему, на какую-то поверхность — вместо неё отображался лишь потолок комнаты. — Наконец-то ты ответила! Всё в порядке? — Пеплогривка сделала громкость побольше. Трое парней тут же подошли ближе, чтобы послушать разговор, а особенно насторожился Ягодник. — Да нормально, — тихо ответила Медобока, — Просто с мамой разговаривала… — Как она отреагировала? — тут же громко спросил Ягодник, не дав и слова вставить Пеплогривке. — Ох, она… Я видела, какой у нее ужас в глазах был. Сказала, что нужно решать этот вопрос только совместно, а также дождаться приезда папы, ему тоже рассказать. Еще Кувшинка проходила мимо, спрашивала, что такое «беременна». А пока мама позвала в гостиную к нам тётю Ромашку, тётю Белку… — Звездное племя, какая же плохая у нашей мамы привычка, по любому вопросу спрашивать мнение у своих подружек, — цокнула Пеплогривка, говоря это скорее парням, чем сестре. — Не беспокойтесь так. Я думаю, всё будет хорошо. У вас сегодня важный вечер, подумайте о себе, а не обо мне. Удачи, — на этом моменте Медобока, скорее всего, улыбнулась, и тут же отключилась от вызова, даже не дав с нею попрощаться. Повисла тишина. Вдруг Ягодник выразительно взглянул на Пеплогривку. — А ты что думаешь? — тихо спросил он. — Я своё мнение уже озвучила, — достаточно непринужденно, несмотря на ситуацию, ответила девушка, — У нас очень добрая семья, но если ты хоть раз заставишь Мед плакать или пожалеть о чем-либо когда-либо случившемся…***
Медуница сидела на диване, подперев голову руками, и смотрела куда-то, еле моргая. Её подруги собрались у нее так быстро, как смогли, и выражали свою поддержку, но легче ей не становилось. — И что она тогда хочет делать? — Белка подожгла сигарету, — Она ведь знает, как это тяжело и трудно? — Конечно знает, — тихо ответила Медуница, — Медобока совсем растерялась. Хотя она и выглядит так, будто бы не собирается идти на аборт, скажем… Это плохо. — Почему? — не поняла Ромашка, — Правильно сделает, если оставит ребенка. Мы во всем поможем. — Ты не понимаешь, — Медуница вдруг попросила у Белки сигарету, на что та удивилась, но тем не менее отдала ей свою уже начатую и достала из пачки новую, — Они сами еще дети, им жизнь нужно устраивать. Знаешь, вероятность, что они отдадут ребенка няням и нам, бабушкам, примерно сто процентов. Я сама воспитывалась не родителями и знаю, как это плохо. — Но это другое… — Нет, это практически тоже самое. Я была младшим ребенком в семье, которого родили под старость лет, и почти сразу после моего рождения мою мать убили, как и отца чуть позже. Меня к себе забрал Крутобок, который приходился мне братом только по матери, но относился как к своему третьему ребенку, спасибо ему, конечно. Его жена тоже умерла на тот момент, а он был занят семейным бизнесом, поэтому, знаешь, я считалась сиротой в любом случае, потому что никакие няньки и гувернантки родителей не заменят. Я не говорю, что с Медобокой или Ягодником, не дай Звездное племя, что-то случится ужасное, но я не хочу своему внуку или внучке подобного, знать родителей только по фотографиям. Только вот у меня они были мертвы, а этим двоим нужно будет устраивать свою жизнь, учиться, работать. Не знаю, что хуже. Сама я стала думать о семье только после окончания университета, знаешь ли, Ромашка, это намного лучше и правильнее, как по мне. — Ты как будто бы их недооцениваешь. Не веришь, что они могут быть хорошими родителями. — Недооцениваю? А как еще я могу оценить двух подростков, которые самих себя-то еле научились обслуживать? Я буду настаивать на аборте. — Поддерживаю! — сказала Белка. — Девочки, ну как так можно! У меня сердце кровью обливается! — охнула Ромашка, — Медуница, как ты можешь так со своей внучкой или внуком? — Запросто. Пускай повзрослеют, наберутся ума и только тогда делают, что хотят. Детям не нужны дети, — Медуница сделала очередную затяжку, — В конце концов, Ромашка, у меня дочь, которая вынашивает ребенка, поэтому наше мнение в данном вопросе решает чуть больше. А твой сын может запросто сбросить с себя все обязанности, если надоест играться в семью, и я ничего толком не смогу ему предъявить. — Что ты такое говоришь! — ужаснулась Ромашка, — Ты можешь на нас надеяться! Поможем, чем сможем! Если уж Ягодник будет как-то халатно к этому относиться, то я уж точно нет! — Медуница права, — тихо отозвалась Белолапа, — Любой отец-молодец может в любой момент уйти и в любой момент вернуться. Надежды на них никакой. По себе знаю, — здесь она вспомнила свою, выходит, свекровь Тростинку, которая также должна быть здесь с минуты на минуту. — Да, вот именно. А ты кстати всё-таки за аборт или нет? — спросила у нее Белка. В этот момент в гостиную зашла Тростинка, которая до этого быстро-быстро преодолела коридор, по пути кинув домработнице свою кофту с плеч, и прошла к дивану, приобняв Медуницу и Ромашку. — Ой, что творится, что творится, — она села на свободное место, — Белочка, а ты почему куришь? Ты разве не планируешь ребеночка? — Представляешь, Медуница с Белкой предлагают избавиться от ребенка! — едва ли не плача произнесла Ромашка, — Я их совершенно не понимаю! Как можно так поступить с маленьким, беззащитным существом! Это же уже живой человек! — А мою дочь, которой этого маленького человека вынашивать и рожать и неизвестно еще как она это все перенесет, тебе не жалко? — Медуница поджала губы и напряглась телом, пытаясь не выдать еще что-нибудь обидное. — Ах! За что?! — Тростинка схватилась за сердце, — Если Звездные предки дали Медобоке такое великое счастье, быть матерью, значит, так тому и суждено! Я не думаю, что это хорошая идея, вмешиваться в планы предков. Медуница, подумай, что если она не сможет потом родить? Или она будет чувствовать на своей душе тяжкий грех… — Только ты не начинай, а! У меня такой хороший врач, я знаю, кому доверю дочь, поверь мне, она после этого сможет хоть десятерых за раз родить, если захочет! Но только тогда, когда это у нее выйдет запланировано! Вы себя слышите вообще?! Ей только шестнадцать исполнится, я не хочу обрекать её на подобное! — Медуница нервно накрутила прядь волос на палец. — Возраст еще ничего не значит. Я впервые стала мамой тоже в шестнадцать, и я никогда не чувствовала себя более счастливой, чем в роли мамы четырех деток и бабушки четверых внуков! Это же совершенно нормально, а семья — это прекрасно, дорогая, подумай, — спокойно сказала Тростинка. Медуница с шумом выдохнула и отправила дотлевшую сигарету в пепельницу, сдерживая себя, чтобы не сказать какую-нибудь колкость. — Выходит, у нас пока ничья, — Белка попыталась разрядить обстановку и заполнить внезапную тишину, — Белолапа, ты должна разрешить этот спор. Что ты думаешь? — Почему это я должна распоряжаться чужим телом, девочки, вы чего? — удивилась Белолапа, — Или почему вы должны им распоряжаться? По моему, ребята должны решить сами, в особенности Медобока. А вы, как потенциальные бабушки, должны поддержать любое их решение. Я всегда за свободу выбора. — Извини, Белолапа, но это разве не у тебя одна дочь ходит голая по городу и развлекается в ночных клубах, а вторая встречается с внуком бандита? — спросила Ромашка. По её тону не совсем было понятно, имела ли она ввиду издёвку или грубость, — Это и есть свобода выбора для тебя? — Прости? Это был камень в мой огород? — Белолапа говорила без тени сарказма, лишь с неподдельным непониманием, — Причем тут мои дочери? — Ромашка, и правда, что это значило? — спросила Белка. — Я не хотела никого обидеть! — Ромашка всплеснула руками в воздухе, — Это просто… — Это просто я не согласна с твоим решением и ты на меня злишься за это? — уточнила Белолапа, уже с лёгкой усмешкой, — Знаешь, я, если что, в принципе ни с чьим решением не согласна, у вас эмоции бушуют, вам бы сначала успокоиться и дать детям решить самим, предварительно поговорив с ними наедине. Никто ничего не ответил. Внезапно где-то в коридоре, ближе ко входной двери, послышалась небольшая суета. Женщины переглянулись между собой и обернулись в сторону коридора, из которого слышался торопливый стук женских каблуков. Больше никого из гостей они не ждали. Муж Медуницы, Бурый, должен вернуться только завтра, да и явно каблуки бы ему не принадлежали, Медобока была у себя, Маковка каблуков особо не носила — в особенности таких звонких, похожих на шпильки, младшие дочки Семечко и Кувшинка отправились на факультативы и такая обувь тоже не могла бы им принадлежать, а Пеплогривка вернется через час-два. — Рыжинка?! — почти одновременно воскликнули женщины, когда увидели вошедшую — в черном пиджаке, с завязанным на затылке высоким хвостом и десятком новых морщин, по сравнению с тем количеством, которое на ней могли видеть в последний раз летом перед её отъездом из города с семьей.***
— А можете еще чуть-чуть расправить плечи, мисс? О, вот так! Идеальный кадр! Нанятый фотограф для сегодняшнего вечера довольно активно подходил как к парочкам, так и к более-менее обособленно стоящим дебютантам и дебютанткам, и «щёлкал» их для раздела светской фотохроники на каком-нибудь модном новостном портале, а также и для школьных журнала и сайта в том числе. Некоторые гости из университетов также не отказались быть пойманными в объектив фотокамеры. Как и ожидала Искра, фотограф удостоил вниманием и их со Шмелём — не переставая восхищаться тем, как гармонично они смотрятся друг с другом вместе. Ну всё, теперь их точно прозовут «золотой парочкой». Как раз то, что нужно. Пускай какой-нибудь Коршун только попробует посягнуть на эти снимки и заставить их удалить… — Невероятно! Мне нравится ваш стиль, — отметил фотограф, прежде чем убрать камеру от лица и быстренько просмотреть получившиеся снимки. — Благодарю, — скромно улыбнулась Искра. — Спасибо. Надеемся получить снимки в ближайшее время, — также дружелюбно отозвался Шмель. Влюбленные отошли в другую сторону, Шмель осторожно подхватил ладонь Искры в свою. — И все-таки, ты не говорила ни с кем из избирательных комиссий. Почему ты даже не попробуешь? — Я не хочу торопить события и поступать в университет, да и никакие документы я никуда не подавала, — мягким голосом честно призналась Искра. — Оу… Тогда, надеюсь, я и сам никуда не пройду! — Почему? — Как же я могу тебя оставить, а сам уехать? Да и я… согласен в каком-то плане. Зачем торопиться? Нам ведь все-таки просто порекомендовали попробовать, мы еще не выпускной класс, — Шмель осторожно чмокнул Искру в щёку, не отпуская её руки, и с нежностью посмотрел в глаза. Искра с натянутой улыбкой кивнула ему, и вдруг в ней проснулась совесть. Парень буквально отказывается от новых возможностей ради неё — неё, которая лишь использует его, и не смогла бы поступить по отношению к нему также. Искра бы не ощущала этой внезапной тяжести в груди, если бы знала, что её корыстные цели были взаимны и что Шмель тоже не искал в ней великой любви. Однако, увы, тщеславным он не казался ну вообще никак и никоим образом. Глупыш, зачем возлагать столько надежд на девушку, с которой встречаешься от силы неделю-две? — Искра, отойдем ненадолго? Еще раз привет, Шмель, — Остролистая вышла из-за какого-то угла, зачем-то придерживая платье, и взглядом указала на выход. — Что-то случилось? — спросила Искра не самым заинтересованным тоном. Ей была дорога каждая минута и мгновение, проведенные со Шмелём — но не в том плане, в каком обычно дорожат мгновениями и минутами всякие искренне и горячо возлюбленные, а в том, чтобы посильнее привязать к себе паренька и обеспечить еще больше шансов стать потенциальной женой наследника бизнес-империи. Если её позвали из-за пустяков, а тем более если это сделала Остролистая, то подобного она ей не простит. — Некрасиво отбирать мою спутницу, — по-доброму усмехнулся Шмель и будто бы чуть ближе прижал к себе девушку. — Ой, да ладно, не заскучаешь за пару минут. Пойдем, есть одно дело, — Остролистая осторожно потянула Искру за локоть, зовя за собой. Искра приготовилась к тому, что сейчас её опять начнут доставать насчет «Сумрачного Леса», раз она даже не обмолвилась, что конкретно это за дело, однако Остролистая начала с другого. — С кем-нибудь говорила? Куда пробовалась? — Никуда, — честно призналась Искра. — Ого, — удивилась Остролистая, — А Принстон, например? Хороший университет, сегодня их приемная комиссия тут присутствует. Оттуда в разное время выпустились Синяя Звезда и Невидимка, а еще основатель Амазона, Фрэнсис Скотт Фицджеральд … — Какая мне нахрен разница, откуда там выпустились Синяя Звезда, Невидимка, Безос и Фицджеральд, — фыркнула Искра, — Я пришла сюда только ради Шмеля, чтобы поддержать. Я сама не вижу смысла бежать вперёд паровоза и куда-то там поступать в шестнадцать. — А жаль, может, ты упустила какую-нибудь крутую возможность. Искра лишь раздражённо мотнула головой с явным нежеланием обсуждать эту тему дальше. — И ты же знаешь, что Медобока беременна? — Что? Нет, — ответила она. — Тогда пойдем в туалет. — Зачем? — Там сейчас собрались многие из наших, разговаривают насчет этого. Но ты только не проболтайся чужим, ладно? Такое не стоит придавать огласке, тем более, что ее мама завуч, это же двойной позор! — А мне-то что там делать? Как это связано со мной? Или с тобой? — Искра остановилась на полпути, — Мне искренне посрать, что Медобока беременна, хоть она мне и не слишком чужая. А тебе самой кто вообще сказал? — Львиносвет, — ответила Остролистая, — Пойдем, хотя бы просто поболтаем, а? — Не хочу. Я сейчас вообще планирую отсюда уехать в бутик Картье на Родео, забрать мамин заказ. Остролистая хотела было открыть рот, чтобы предложить свою компанию, судя по всему, однако тут же замолчала, смекнув, что, возможно, её с собой вовсе не приглашают. — Хорошо, увидимся в школе, — сказала она с легкой улыбкой и тут же зашла в уборную. Искра лишь кивнула на прощание и действительно направилась на выход из школьной залы, перед этим предупредив Шмеля о том, что у нее появились «срочные дела» и на сегодня она его покинет. К счастью, тот был увлечен разговором с кем-то из, должно быть, очередной приемной комиссии, поэтому также не стал навязываться. Прекрасно. А план у Искры был гениальным и идиотским одновременно… Её быстренько подбросили на Родео-драйв, практически до дверей нужного бутика, где её уже ждал продавец-консультант — она записалась на консультацию по выбору, это правда так, только вот никакого заказа от Белолапы забирать не нужно было. Задача — в парадно-выходном наряде, с укладкой и макияжем, выглядя действительно заинтересованной в покупке — в общем-то, как классическая посетительница подобных мест, — взять и что-нибудь украсть. Начинался вечер, буквально полтора часа до закрытия магазина, и он, с учетом своей специфики, был весьма многолюден, а значит, публика подобному действию уже собралась — тем и лучше. Зачем Искре понадобилось красть побрякушку от Картье? Чтобы посмотреть, осветят ли её дело в СМИ. Да, рискованно, но разве за нее не заплатят выкуп и не выпустят из полицейского участка спустя полчаса? Поэтому это всё пустяки и не такая большая жертва, а целью было лишь убедиться в своей тиражированности — или наоборот, её отсутствии, ну и поддразнить Коршуна, если удастся попасть на первые полосы газет. Двух зайцев одним выстрелом. Легкие светлые волны падали на голую спину и закрытые рукавами темно-синего платья плечи, шиммер на глазах переливался от света витрин подобно лучшим бриллиантам, а уверенный каблук с громким звуком цокал по стеклянному полу, следуя самыми витиеватыми дорожками по всему пространству бутика. Едва ли в этой самоуверенной роскошной леди можно узнать недотепу в помятой рубашке Искорку Джослин. — Вы упоминали модель D’Amour, может, хотите рассмотреть поближе? Белое золото или обычное? Амур, значит. Средняя цена не больше двух тысяч; дешевка по сравнению с подавляющим большинством моделей бренда. Милая побрякушка, тоненький браслетик, ничего серьезного. С одной стороны, так тоже неплохо — пресса припишет ей клептоманию, а читатели смогут посмеяться над тем, как человек при деньгах ворует всякую мелочь. С другой, не совсем солидно — тогда нужного ажиотажа выходка может и не вызвать вовсе, ведь кого заинтересует браслет всего за две тысячи долларов? Искра задумалась. — Мисс, извините? — Оу, простите, задумалась над цветом золота, — отшутилась девушка и поймала как обычно приветливую и вежливую улыбку консультантки, — Хотя, может, не D’Amour? — она оглянулась по сторонам и зацепилась взглядом за обособленные витрины других моделей, одних из самых дорогих здесь, — Что насчёт Panthére de Cartier? В желтом золоте. — Разумеется! Уточните ваш размер? — Шестнадцать. Браслет с пантерой ей и даром не сдался, но стоит он примерно тысяч пятнадцать-семнадцать, а если с изумрудами высшей пробы и не из тонкого плетения, а с толстой основой по типу как у Love, то и вовсе в два раза дороже — совсем другое дело; аксессуар стоимостью как чья-то квартира уже сможет легко наделать шуму. — Одно мгновение, пожалуйста. Через минуту-другую девушка вернулась с запрошенной моделью, её руки в белых тонких перчатках аккуратно вертели браслет со всех сторон, открывая взору Искры чистейшее золото и главную изюминку — маленькую фигурку головы пантеры, в честь которой и был назван браслет. — Удобный карабин, браслет с руки не сползает и ощущается очень легким, несмотря на то, что внешне кажется тяжелым. Коробочка и комплект для ухода за изделием идут в комплект, как и обычно. Предусмотрен вариант подарочной упаковки с фирменной печатью и персонализированной открыткой с любым текстом, можем запечатать в конвертик с тиснением и пакет. — Семнадцать пятьсот? — Искра случайно заметила ценник. — Верно, мисс Джослин. Модель сейчас в наличии, так что цена именно такая. Очевидно, скромное тонкое плетение и небольшая голова пантеры будут всяко хуже того варианта пороскошнее за тысяч пятьдесят, у которого не только два изумрудика в виде глаз той самой пантеры, но и инкрустация из лучших бриллиантов — которые прибавляют и веса, и цены. — А можете показать тот потолще, из желтого золота? — Искра осторожно обернулась и взглядом указала на витрину, — Размер такой же. — Да, конечно! Теперь перед нею покрутили моделью за шестьдесят тысяч — самое оно. Девушка сделала очень заинтересованный вид и поняла, что пора действовать. — А теперь последнее сравнение. Такой же, как эта «Пантера», но из белого золота, пожалуйста. Консультантка угукнула и удалилась в очередной раз. На белом шелке для наглядного показа изделий лежало три браслета. Искра быстро достала телефон, сфотографировала столь роскошный вид на память — потому что после случившегося в данный бутик её вряд ли теперь впустят, — спрятала гаджет обратно в сумку, взяла самый дорогой браслет и поспешила скрыться с ним к выходу из магазина. Ближе к дверям она прибавила скорости, охранники тут же недоверчиво её оглядели, а потом поняв, видимо, что к чему, поспешили за ней. Искра благополучно — или не совсем — выбежала из магазина, и как раз в этот момент эпичную погоню запечатлели парочка нанятых ею специально папарацци. И только стоит себе это представить — шикарно одетая девушка, явно не бедствующая или в чем-то нуждающаяся; максимум, в острых ощущениях; с шикарным браслетом не на руке, а в руке, сжатым поплотнее, чтобы не выпал при беге и на каблуках бежит по именитой улице города, чуть ли не сшибая остальных прохожих с ног, а двое больших охранников почти что её догнали и готовились задержать, чтобы потом сдать полиции, которая уже была вызвана и приедет с минуты на минуту. Сработано как по маслу, пока что план выполняется в соответствии со всеми пунктами. — Мисс, мы вынуждены задержать вас и передать в руки полиции, — сказал один из охранников, который догнал её первее другого и осторожно заломил ей руки за спину, заодно взяв браслет. Искра особо не сопротивлялась, но для пущей драматичности посильнее сжала браслет и просто так его не отдавала. — Ах! Отпустите! — кричала она и заодно пыталась повернуться к камерам папарацци своим самым выигрышным и красивым ракурсом, чтобы фото и видео вышли что надо. Искра заметила, что, судя по их озадаченным лицам, охранники поняли, в чем примерно дело, что они стали участниками небольшого шоу, однако по очевидным причинам не могли дать Искре уйти — работа есть работа. Где-то через две минуты из-за угла вывернула полицейская машина. Полицейский пытался скрыть насмешливую улыбку, заковал Искру в наручники и отдал браслет обратно охранникам, предварительно сфотографировав этот аксессуар, а также местоположение бутика на камеру, чтобы было что внести в личное дело. Кивнул охранникам напоследок, мол, «спасибо за оперативную работу» и повёл девушку к служебной машине. Папарацци беспрерывно следовали за ними, едва ли не проникли в салон авто для съемки крупным планом. Искра делала максимально разочарованный вид. — Мисс, зачем вам было это устраивать? Вы понимаете, что из-за вас я мог пропустить более важный вызов и, возможно, упустить шанс спасти чью-то жизнь… — Неважно зачем. Так надо было. Я все понимаю. Если потревожила, извините. — Вы ведь несовершеннолетняя? — Искра кивнула, — Сейчас я доставлю вас в участок, оттуда свяжемся с вашими родителями и адвокатом при наличии такового, прочитаю лекцию родителям и отпущу под залог. Идёт? — Более чем. Спасибо за понимание. Итак, меньше чем за сутки Искра создала целых два инфоповода и была сильно собою горда. Она не намерена была прекращать своё становление новой иконой стиля и образцом сомнительного поведения среди подростков её возраста, а еще потакать нотациям Коршуна. «Почти что как с корабля на бал, но только с бала на шконку. Как скандально известной родственнице президента удалось проскочить мимо охранников в бутике Cartier?» «Искра Джослин под руку с наследником семьи Хидден на бале дебютантов» «Сын Крутобока Хидден и внучатая племянница Огнезвёзда Файер были впервые замечены на публике в качестве пары». «Маленький браслетик чуть не лишил богатую малолетнюю наследницу светлого будущего». «Искра Джослин в шикарном платье и с укладкой грабит бутик Cartier. Почему ей всегда всего мало?». «Новая знаменитость. Шестнадцатилетняя Искра Джослин покоряет Интернет сразу двумя скандальными выходами с разницей в пару часов». «Так-так-так. Блондиночка не сбавляет обороты, а наоборот, скорее щупает дно — насколько низко она еще может пасть. На войне все средства хороши, особенно на войне за внимание публики, и она готова на всё. Почему твой выбор пал именно на Шмеля Хидден и на Panthere? Ладно, совершенно идиотский вопрос. И, заметь, я тебя не осуждаю и не оскорбляю — продолжай в том же духе, девочка, ведь у Сплетницы фетиш на обсуждаемых персон, и, получается, ты мне очень нравишься… Взаимны ли наши чувства? Похоже на то…».***
Женщины, как одна, в недоумении смотрели на вошедшую. Она смотрела на них в ответ. — Так, Рыжинка, у нас у всех слишком много вопросов, поэтому начни-ка ты, — Белка все же нарушила тишину и прошла к Рыжинке, осторожно ее приобняв. — Мне нужно поговорить с Белолапой, — ответила она, но смотрела теперь уже на Белку. — Я не против, но почему именно в моём доме и именно сейчас? — не поняла Медуница. — Домработница Белолапы сказала, что она сейчас здесь. А ждать я не привыкла. — Хорошо. Что-то стряслось? Дело срочное? — Белолапа также не спеша подошла к Рыжинке, — Вы окончательно вернулись в город? — Я вернулась лишь из-за Когтегрива. Мне нужен мой ребёнок, — твёрдо, с непоколебимостью всякой волнующейся за своё чадо матери ответила Рыжинка. — Звёздное племя! Что случилось? Лично я в последний раз слышала о нём пару дней назад. Голубка почему-то просит, чтобы я его не упоминала. — А я слышала о нём в последний раз в сентябре и так дело не пойдёт. И я знаю, где он может находиться, к сожалению… Тростинка, Ромашка и Медуница недоумённо переглядывались между собой. Белолапа обернулась через плечо и кинула на них быстрый взгляд. — Сообщите, если придете к какому-нибудь решению или поговорите с детьми. Мы скоро вернёмся, — сказала она. — Если разрешите, я тоже присоединюсь. Как-никак, а племянник, — Белка ловко подхватила Рыжинку под локоть, несмотря на большую разницу в росте, и все трое направились в столовую, что находилась на расстоянии в две комнаты от гостиной. Рыжинка пыталась не выдавать своего волнения — спина ровная, как по струнке, лицо без единой эмоции, собранность и холодность в выражениях — но периодические нервные движения пальцев туда-сюда по ткани брюк выдавали её, хотя их и не было слишком заметно под столом. Что она, как человек, лишь знакомый с ситуацией, фактически сторонний наблюдатель, могла сделать? По сути, ничего. Но как мать, она могла сделать многое. Очень-очень многое. К счастью, для Когтегрива она в первую очередь мать. Сил придавал факт того, что её Когтегрив не мог бы в одночасье забыть семью и примкнуть к другой стороне — или ей хотелось бы на это, по крайней мере, надеяться; что она вовремя, что еще не все потеряно. Рыжинка ненавидела признавать свои ошибки, будучи на публике — хоть бы раз кто-то удостоился услышать от неё «прости»; но будучи матерью, готова была сколько угодно раз валяться в ногах, вставать на колени, умолять, вымаливать прощение и рвать на куски обидчиков, только бы с драгоценным чадом всё было в порядке и оно было рядом. Пожалуй, именно это и называют пресловутым «материнским инстинктом». — Может, это слегка некорректно спрашивать, конечно, но он разве не из-за тебя уехал? Если я правильно помню, — Белка чуть склонила голову набок и съела орешек с вазочки на столе. — Да, — чувство собственной неправоты встало горьким комом в горле, который Рыжинка почти проглотила, лишь едва поморщившись, — И в моих же силах всё исправить. — Я приятно удивлена твоему решению. Только скажи честно… Если бы не ваши потрясения и череда проблем, стала бы ты вот так бегать за Когтегривом и возвращать его? Или ты вспомнила о нём только тогда, когда сама уже не в силах справиться? — спросила Белолапа весьма серьезным, но незлобным тоном. Ей действительно захотелось разобраться. — Это прозвучало грубовато, — заметила Белка. — Почему? Рыжинка быстрым движением стёрла слезу с щеки и прикрыла рот рукой, чтобы подавить всхлип. — Извините, — сказала она, — Белолапа, я хотела бы предложить Голубке переехать вместе с Когтегривом в Испанию. Он ведь вернулся в Америку ради неё, я не хотела бы разлучать двух влюбленных… Она не будет ни в чем нуждаться, у нее будет лучшая охрана, образование, еда, я сама всё проконтролирую. — Оу? Белолапа слегка вскинула брови от такого предложения. Решать за дочь она не могла, однако ответ нужно было дать, судя по всему, здесь и прямо сейчас, что поставило её в тупик. Где-то спустя полминуты размышлений она начала говорить: — Я не хочу её ограничивать, но и отпускать далеко в таком раннем возрасте тоже, пусть и под твой личный присмотр. Любовь любовью, но у Голубки должна быть и своя жизнь вне отношений с Когтегривом. Я спрошу у неё, конечно, просто предупреждаю, что ответ, вероятнее всего, будет отрицательным, — совершенно ровным тоном ответила Белолапа, глядя Рыжинке прямо в глаза, — Такое не поддержит ни я, ни она, ни Берёзовик. — Тогда будет сложнее его уговорить. — Я понимаю, и ты меня тоже пойми. Придумай еще какой-нибудь аргумент, пускай им будет не только моя дочь. Прошу, Рыжинка. Рыжинка опустила взгляд вниз и сложила руки у груди с тяжким вздохом. — Кажется, я и правда никчемная мать, — заключила она. — Я провела в алкогольном запое первые пять лет жизни своих детей, вот кто никчемная мать. Но не ты. Ты нашла в себе силы признать ошибку и сделать все, чтобы вернуть ребенка, это уже дорогого стоит, — Белка слабо улыбнулась. — Никто из нас не никчемная. Мы просто справляемся, как можем. Инструкций по родительству нет и не было, их не выдают при выписке из роддома, невозможно знать о нём всё. Я согласна, что главное признавать свои ошибки. Всё в порядке, Рыжинка, ты молодец. Женщина сморгнула подступающие слёзы. Она, будучи состоявшейся женщиной среднего возраста, чувствовала себя, словно ей снова двенадцать и она слышит тёплую похвалу во время своих редких-редких визитов к матери, которые позже и вовсе прекратились. Чувствовала её крепкие объятия, её морщинистые руки с легкой возрастной пигментацией на коже. Долгое время она злилась на неё, не понимала, как та могла позволить ей сбежать к отцу, будучи ребенком, почему не остановила, почему позволила угодить к этому тирану. Позже Рыжинка узнала окончательную правду об отце и по какой причине он не давал матерям своих детей с ними видеться, намеренно блокируя контакты и способы связи, и обида пропала — окончательно ей не осталось места, когда пришла новость о смерти Златошейки. Потом-то она всё поняла. И сама сейчас оказалась в подобной ситуации, и стало еще понятнее. Как бы гнусно или подло, на первый взгляд, не поступала бы мать по отношению к своему ребенку — она делала это из любви к нему — делала так, как умела, как чувствовала. Рыжинка позволила Когтегриву уйти, потому что сама когда-то ушла точно также, потому что позволила ему получить опыт, прочувствовать это на своей шкуре — а позволила, потому что любила и хотела помочь познать мир и себя. Да, неправильно, да, так никто не делает, но какая теперь разница. Сделанного не воротишь, время вспять не повернешь, однако есть возможность, как минимум, смягчить последствия. — Спасибо, девочки. Теперь мне нужно туда, где Когтегрив. Там есть, с кем разобраться, — Рыжинка шмыгнула носом и встала из-за стола. — А где он именно? С кем разобраться? — спросила Белолапа. Белка приподняла брови, переглянулась с Рыжинкой. Она поняла, что Белка, кажется, знает больше, чем должна, и прекрасно понимает, о чем идёт речь. Неважно, каким образом она прочуяла, главное, чтобы не проболталась. — Об этом как-нибудь позже, — будто в подтверждение Рыжинкиных мыслей сказала Белка и стала осторожно выпроваживать Белолапу из кухни, — Пойдем обратно. Пока, Рыжинка. Давай знать о себе, если что, — попрощалась она, не уверенная, что скоро увидит подругу еще раз — но с надеждой, что еще услышит её, желательно вживую. Белолапа, по-прежнему ничего не понимая, тоже попрощалась с Рыжинкой. Женщина кивнула им обеим и поспешила покинуть дом. Она не знала, куда точно теперь лежит её путь, и могла надеяться лишь на «своих» людей, которые подскажут, где сейчас обитает Звездоцап. Отец и так причинил слишком много боли, еще чего она позволит ему отнять у неё ребенка — одно из немногих из оставшихся богатств.***
— Что непонятного вам в имени Рыжинка Роуван? Или Рыжинка Карвер? Я сколько могу талдычить, что это одинаково известные фамилии и я не кто попало? — Рыжинка устало потёрла переносицу, — Я дочь владельца этого сраного офисного здания, у меня к нему срочное дело, почему вы меня не впускаете? — Не положено, миссис, — продолжала настаивать на своём с легкой полуулыбкой на лице девушка-работница у ресепшена, — Я ничего не могу с этим поделать. Лишь исполняю приказ. — Почему?! Какой нахер приказ? Вы можете мне объяснить? — Ваше имя внесено в список тех, кого строго-настрого запрещено впускать в офис и выдавать пропуск… — Вот сука!!! — с досадой вскрикнула Рыжинка и в порыве чувств громко хлопнула ладонью по стойке ресепшена, отойдя на пару шагов. Девушка дёрнулась от страха, а охранник у входа заметно напряглись, — Блять! Престарелый придурок с деменцией, — прошипела она, но уже тише, чтобы работники не вникали в их семейные драмы. — Список тех, кого запрещено впускать был составлен мистером Карвером, он же приставил к вашему сыну охрану и не разрешает никому к нему подходить, миссис… — испуганно, почти что вжимаясь в свое кресло проговорила девушка, — Я правда ничего не могу с этим поделать. Простите, — кажется, ее голос даже дрогнул. — Чтоб ты сдох, дрянь, — Рыжинка отвернулась и приложила ладонь к виску, почувствовав, как он отдавал неприятной болью, — Почему? Почему, блять, так? — Миссис Роуван, не думаю, что мистеру Карверу понравится то, что он увидит вас, если посмотрит по камерам, — осторожно заметил один из охранников у дверей. Женщина внезапно выпрямилась во весь свой статный рост, молча посмотрев на него уничтожающим взглядом, после которого люди жалеют, что посмели открыть рот или в принципе появиться на свет. — Да насрать мне, что он там посмотрит, — спустя пару мгновений все же сказала она — достаточно спокойно, но со спокойствием, не предвещавшим ничего хорошего, и позже её тон голоса становился громче, — Эти сволочи запрещают мне видеть моего сына. Да я готова им глотки разорвать за это! Я росла со Звездоцапом, поверьте мне, его уж я не боюсь, как и его противного мерзкого сынишку, который здесь, похоже, всем и заправляет. Работники ресепшена ровным счетом ничего не могли возразить или поделать с этим, поэтому лишь смиренно кивнули. Рыжинка, тем не менее, оставалась в ужасной растерянности, ведь теперь понятия не имела, как ей подобраться к Когтегриву. Внезапно на стойке зазвонил телефон, девушка тут же взяла трубку. — «Авалон-центр», добрый день, — она в очередной раз натянула свою улыбочку, кажется, следы её испуга из-за Рыжинки внезапно испарились, — Как-как? — внезапно она стала внимательно смотреть на Рыжинку, не отрывая телефона от уха, — А как же список… Ох, хорошо, простите. Да, конечно, нет проблем. Всего доброго, — она медленно положила трубку и не переставала фокусировать свой взгляд на гостье. Женщина в недоумении посмотрела в ответ. — Прощу прощения, миссис Роуван. Видимо, ранее произошла ошибка, а теперь вы можете пройти в наш центр. Мы также приставим вам охрану… если попросите, — чуть неловко произнесла девушка. — Ох, дошло, наконец! — только и проворчала Рыжинка и уже было повернулась, чтобы гордо пройти по коридору дальше, а потом к лифту, но тут почти лицом к лицу столкнулась с Коршуном. Тот почти что рассмеялся ей в лицо — ухмыльнулся и слегка поднял руку в жесте «Стоп», не давая Рыжинке пройти дальше. — Was ist los, meine ungeliebte Schwesterchen? — спросил он и поднял одну бровь вверх. — Вот только не смей со мной говорить на этом языке, — выплюнула Рыжинка, — мы в Америке, а не в сраной Германии. — Es ist okay. Ich bin in meiner Geschäftsstelle und ich mache alles, was ich will und spreche wie ich will. Und so, was hast du hier vergesst? — в руке Коршуна звякнула какая-то побрякушка — похожая на ключи от машины, но не совсем они. — Дай мне увидеть сына. Я знаю, что он здесь, или по крайней мере часто появляется здесь, — твердо сказала Рыжинка. Её взгляд был полон ненависти. — Ah, so. Lassen wir ins Gespräch gehen? — Коршун наоборот, кажется, не особо напрягался. — Я с тобой говорить не собираюсь, мне нужен только мой сын. — Да не увидишь ты своего сына, не посовещавшись со мной и отцом сначала. Или он тебе не так сильно нужен? — с насмешливо-игривого тона Коршун неожиданно перешел на более резкий. Тем не менее, он слегка отошел, жестом как бы давая Рыжинке дорогу дальше, куда они могли бы отойти и поговорить. — Гляньте-ка, сразу на английском заговорил. Ну и что вы мне с отцом собираетесь сказать такого, чего бы я не знала? — Проблемы семейного характера при посторонних не обсуждают, если что, моя невоспитанная сестренка. Так что отойдем подальше, как я сказал. Иначе лишишься последнего шанса увидеть Когтегрива. А? — он опять издевательски улыбнулся. Рыжинка едва сдержала себя, чтобы не ударить брата прилюдно. Вместо этого она сжала руки в кулаки и сделала пару шагов с тяжелым вздохом. — Ублюдок, — сказала она вслед и кинула очередной ненавистный взгляд напоследок. Коршун повернулся к наблюдающим за развернувшейся сценой работникам ресепшена и пожал плечами, мол, «такие вот дела», и быстро догнал сестру. Её каблуки, несмотря на напряженный, тяжелый шаг, величественно и звонко отскакивали от пола — белый с черным мрамор, Рыжинка про себя все-таки посмеялась, как изысканно выглядит это здание, которое отгрохал такой неизысканный, пускай и с богатой аристократической родословной человек как Звездоцап. Она не знала, куда её ведет Коршун, и о чем они будут говорить, но знала наверняка, что ничего хорошего не будет. В районе грудной клетки внезапно заныло — от боли из-за разлуки с сыном. Женщина не знала, где он и как он, знала лишь то, что он жив — и слава Звёздным предкам — хотя и слышала его голос по телефону несколько дней назад, и больше Когтегрив трубку не брал, и может, еще что-то успело случиться за эти пару дней. Рыжинка готова была расплакаться от этого незнания, но держалась. — Куда мы идем? — холодно спросила Рыжинка. — По лифту на самый верх, — они и вправду зашли в лифт, Коршун нажал кнопку номера последнего этажа, — Озвучишь свою просьбу отцу, когда мы его дождёмся, и затем свалишь на все четыре стороны. Хотя, я бы хотел, чтобы ты сразу свалила. — Это обязательно? — едкие слова она пропустила мимо ушей. — Что? — Я не хочу видеть отца. Просто скажи, где мой сын и как я могу с ним связаться. Ты наверняка всё знаешь, не смей мне врать. — Я понятия не имею, могу лишь примерно догадываться, где он шляется и чем занимается. Я редко с ним пересекаюсь и мне на него искренне насрать, — Коршун повернул голову в сторону Рыжинки, заметил, как она дулась и усмехнулся, — Ты ожидала, что я буду заботливым дядей или что? Мне реально насрать, что там с твоим выродком. — Закрой свою гнилую пасть в сторону моего сына, — женщина демонстративно отвернулась и сжала руки, скрещенные на груди, в кулаках, — Можно было обойтись краткой сводкой без оскорблений. — Даже не понимаю, чем ты там оскорбилась. — Заткнись, сука. — Я не постесняюсь испачкать руки и впечатать тебя в стену, если будешь затыкать меня в моем же офисе. Следи за словами. — Сам следи. — Вали отсюда, если что-то не устраивает. — Я не уйду без Когтегрива. Лифт остановился на нужном этаже, и Рыжинка ступила вперед быстрее Коршуна, не желая быть с ним на близком расстоянии. Коршун тем временем думал, как ему лучше поступить. Он был даже рад тому, что Когтегрива, возможно, изымут из Калабасаса обратно — это только в плюс, ведь тогда у отца больше не останется любимчиков, кроме него самого, как и потенциальных наследников. Когтегрив же часто перетягивал внимание на себя и выглядел подозрительно включенным в работу на «Сумрачный Лес», что напрягало в Коршуне каждую мышцу и заставляло ненавидеть племянника все сильнее и сильнее. Путь заметно расчистится. Ничего не помешает Коршуну наверняка унаследовать всю теневую бизнес-империю. Замечательно. Вот бы еще не иметь дел с появившейся здесь сестрой, и вот бы она уже ушла поскорее — но гордая настырная сволочь не уйдет без своего дорогого сыночка, которого сама же и кинула на произвол судьбы, а потом вдруг пожалела. Стиснув зубы, он готов был потерпеть такие неудобства часок-другой, лишь бы Когтегрив уже исчез наконец. — Ладно, раз уж ты хер знает, чем конкретно занимается Когтегрив то, может, скажешь хотя бы, в порядке он или нет? — брат с сестрой завернули за угол — скоро покажется дверь в офис. — Живой ходит вроде. Самочувствием не интересовался, — коротко отрезал Коршун, явно не желая вдаваться в подробности. — А это головной офис той херни, которой вы отмываете деньги и легализуете доходы? — вдруг поинтересовалась Рыжинка. Она по прежнему так и не повернула головы в сторону Коршуна. — Да. К чему такой интерес? — Звёздное племя, и вы ввязали несовершеннолетнего в это? Совсем уже? — Не читай мне нотации в моем же месте, в котором появляешься в первый и последний раз, поняла? — вдруг обозлился Коршун. Тем не менее, он открыл ей входную дверь и позволил пройти дальше. Рыжинка сначала лишь также раздраженно фыркнула в ответ на это, но потом все-таки слегка взглянула на брата. — Да пошел ты, придурок. — Я запру твоего сына в подвале и не отдам его тебе, если скажешь хоть еще одну гру… Звонкая, довольно мощная пощёчина. Коршун, тем не менее, даже не шелохнулся и почти не почувствовал боли. «Гордая сволочь» еще и руки распускает — весьма ожидаемо. — Только попробуй, — прошипела она. В голосе сталь, а судя по взгляду, сказанное разозлило её не на шутку. Женщина хотела ударить еще, но Коршун быстро перехватил её руку. — А не то что? Я с тобой драться не хочу, а если уж ты хочешь, то проваливай отсюда и поищи другого соперника. Пну тебя и твоего сопляка под зад, так даже быстрее выйдет, — теперь уже он занёс над Рыжинкой руку. Довольно с него. — Ах ты дрянь, драться он не хочет… — Рыжинка увернулась, — Руки убери! За рабочими местами оставались пара человек, которые с явным недоумением — или, вернее, любопытством смотрели на развернувшееся действо. Коршун заметил их и тут же отошел от Рыжинки. — Всё, хватит. Нашла место для разборок, — съязвил он. — Так тогда впредь ни одного грязного слова о моем сыне, и я тебя не трону. Помолчи иной раз, умнее кажешься, — Рыжинка демонстративно отвернулась. Коршун вновь придержал ей дверь в кабинет и они вошли. Внутри, кроме них двоих, никого не было. — И что это значит? Где Когтегрив? — Подождем сначала отца, потом получишь адрес и варианты примерного местоположения твоего сыночка и больше, я надеюсь, я тебя тут не увижу, — Коршун прошел к своему месту, сел и сделал глоток начатого коньяка в стакане. — Это то есть мне нужно сейчас сидеть наедине с тобой и разговаривать, как образцовая семья? Да блять, — бросила Рыжинка и с явной неохотой села напротив. У неё была напряженная поза, она смотрела вокруг себя, осматривая минималистичный интерьер кабинета. — Не волнуйся, наши чувства взаимны. Выпить, кстати, не предлагаю. — Ой, блять, какой ты гостеприимный. — Тебя не приглашали и не ждали, поэтому и приём соответствующий, логично ведь? — Хуегично, — фыркнула Рыжинка. Ей хотелось что-то сказать, даже, может, рассказать, поделиться наболевшим, но человек напротив неё… Это был ей брат по крови — и то, лишь наполовину, — но в их ситуации родственная связь ничего не значит, пока они видят в друг друге лишь вечных соперников и ждут друг от друга какой-либо подставы. С таким человеком явно не поделишься тем, что на душе. Хотя, говорят ведь, держи друзей близко к себе, а врагов еще ближе… Но разве эта поговорка про доверие и открывание потаенных уголков души? Рыжинка помнила, как ей было где-то лет десять, она уже постоянно жила у отца и в их доме появилось два новых гостя, вскоре ставших такими же постоянными жителями. Это было два малыша — девочка, еще совсем кроха, кажется, её только-только отлучили от матери, и мальчик трех лет, который уже вовсю бегал и активно говорил. Как ей сказали, это ее новые братик и сестричка, и вскоре Рыжинке даже понравилась роль ответственной старшей сестры. Забота о двух малышах помогала ей не так сильно грустить из-за матери и Ежевики, которые жили далеко-далеко. Она даже подумывала вернуться, но став подростком, передумала окончательно — здесь её хотя бы не тыкают лицом в грязь, которую натворил её отец, здесь другие люди, другие порядки — это не холодные на вид мраморные статуи у отеля Hidden и яркие опадающие листья в Центральном парке в Нью-Йорке — это жаркое солнце и желтые пески Венесуэлы. Это её дом, её пристанище, а огромный особняк чувствовался как самое безопасное место в мире. И как-то внезапно всё пошло не так — в один момент он вдруг стал ужасным, плохим, враждебным местом, внезапно Нью-Йорк перестал казаться холодным, и внезапно в апартаментах на Манхэттене стало хорошо и безопасно — по сути, везде было хорошо и безопасно, где не было её отца. Она рада, что вовремя выбрала другую жизнь — пойти дорогой честности и справедливости, а не той, которую ей предлагал отец. И Коршун, сидящий напротив… Это проекция отца или совсем другой, просто похожий человек? Рыжинка не понимала, как себя чувствовала рядом с ним. Он её раздражал, с одной стороны, но с другой стороны, может, в душе еще сидели воспоминания о детстве? Рыжинка помнила, что этот не имеющий моральных ценностей опасный человек напротив, называющийся «братом», был когда-то маленьким мальчиком — разбивал коленки, учил языки и математику, имел любимые игрушки и спрашивал, где его мама. Когда из любящих друг друга брата и сестры они стали заклятыми врагами и вечными соперниками в борьбе за внимание отца? Почему детство ушло так резко и неожиданно? — Че ты на меня уставилась? — спросил Коршун и плеснул еще напитка в стакан. Рыжинка тут же забыла, что этот наглый мужчина когда-то был мальчишкой и оскалилась. Неважно, что там было в прошлом, если сейчас Коршун представляет из себя нечто аморальное и чужое, а не родное и знакомое. — Хватит на меня быковать! Какого хера тебя не устраивает? — Я не горю желанием с тобой общаться, лучше завали хлебальник и смиренно жди, пока придет весть о твоем сраном сыночке-корзиночке. — Блядский сукин сын, ты же сам напрашиваешься, — Рыжинка резко встала со стула и опять начала колотить Коршуна. — Выйди из моего офиса, психованная! — мужчина задержал её руки в воздухе и не давал себя бить. — Убери грабли! Я наваляю тебе, как ты того заслужил! — Я сейчас швырну тебя из этого ебучего окна, если ты сама не свалишь! — теперь Коршун заломил руки Рыжинки за спину и стал выпроваживать её к выходу. — Отпусти меня! Убери от меня свои руки, блять! — кричала Рыжинка, очевидно сопротивляясь. Где-то уже на середине пространства кабинета ей удалось остановить Коршуна, а её попытки вырваться становились все успешнее. — Усади свою задницу в ожидании где-нибудь снаружи, только не здесь! Вышла! — Да хер тебе, а не выйти, пока я не увижу своего сына воочию! — Вышла!!! — Убери руки, козёл!!! — Свали по-хорошему, сволочь! Рыжинке удалось вырвать одну руку из хватки, и ею она от всей души стала давать Коршуну по лицу. — Тупая тварь, я сейчас тебя прихлопну, как блядскую муху! — мужчина снова сжал её руку в воздухе. — Закрой свой рот, выродок шлюхи! — здесь уже Рыжинка хорошенько получила по лицу. А затем еще раз… — Что ты там спизданула? — Че слышал! Забыл, кто твоя мать? — Коршун грубой хваткой схватил Рыжинку за волосы и норовился припечатать к ближайшей стенке, — Ай!!! Убери грабли от меня, я сказала! — Нет уж! Тебе точно пиздец, сука тупая! Его намерения почти что осуществились — лицо сестры остановилось в паре сантиметров от стены, об которую её хотели ударить, но Коршун ослабил хватку, как только открылась входная дверь, и в кабинет вошли двое. — Что за хрень? — Ради Звёздного племени! Ежевика! — Рыжинка воспользовалась моментом и быстро удрала от другого брата, тут же подошла ко второму и крепко обняла. Тут она заметила и еще одного гостя. — Когтишка! Мой родной! — женщина почувствовала, как слезинка скатилась по ее щеке, а в объятиях сына было так тепло и хорошо, что не хотелось его выпускать. Когтегрив чуть неловко обнял мать в ответ, и ему вдруг стало больно, когда он почувствовал мокрые следы от слёз на своем плече. Коршун только закатил глаза при виде подобной сцены и отошел к себе. Ощупал руки, притронулся к щекам, которые слегка горели и по которым успели надавать и с раздражением хлебнул коньяка. — Я так понимаю, вы его насильно у себя держали? — спросил Ежевика, который тем временем приблизился к Коршуну и взял со стола бутылку коньяка, покрутив её. — Никто никого насильно не держал. Найдёныш сам приперся в поисках приюта, а он любимый внук отца и тот не смог ему отказать. Скажи спасибо, что не швырнули его обратно, а приняли к себе и с документами помогли. Ежевика только хмыкнул в ответ на такую грубость. — Закрой свой рот, я ж тебе могу еще раз ебнуть! — Рыжинка подняла голову и злобно посмотрела на брата. — Чем именно он занимался? Вы же сможете его отпустить обратно, так? — Он тебе че, собака или кошка, чтоб его отдавать и принимать когда вздумается? Сам пускай решает, да и финальное слово будет за отцом в том числе, мне лично похеру, — Коршун почти что плюхнулся обратно в свое кресло со вздохом. Одна щека начинала побаливать, однако сильнее всего сейчас он чувствовал лишь бесконечное раздражение от приключившейся ситуации. Столько неприятных ему людей одновременно собрались в его месте — с ума сойти… «Этот старый хер еще не подох», — подумала Рыжинка, — «Все-таки, встречи с ним и впрямь не избежать». — Когтишка, ну что, ты вернешься к нам с папой? Только прошу, никогда так больше не сбегай, а я больше не буду тебя так глупо отпускать, — женщина вновь прижала сына к себе. Пока что Когтегрив не произнес ни слова. — У вас не будет проблем с вылетом из страны? Может, помочь с таможней? — обратился Ежевика теперь уже к сестру, — Когтегрив, у тебя по-прежнему гражданство одной только Испании? — Нет, все в порядке, джет уже заказан, на границах все люди наши, а вот гражданство придется заново оформлять, но с этим тоже не возникнет проблем. Ну что, милый, что-то решил? — Рыжинка оторвалась от объятий и с теплой улыбкой посмотрела на сына. — Я думаю… Навер… Дверь приоткрылась в очередной раз, и в кабинет осторожно заглянула Пестроцветик. Коршун напрягся и быстро встал с места. — Здрасте, я тут нам три стакана кофе принесла, и как раз хотела спросить, а скоро ли придёт Иск… — на этом моменте Коршун быстро затолкал Пестроцветик обратно за пределы кабинета и закрыл за собой дверь, — Эй!!! — Уйди отсюда и не спрашивай ни про какую Искру. — Почему? — удивилась девушка. — Так надо. Ты не при тех людях хотела назвать это имя. Сходи погуляй пока где-нибудь, потом вернешься, поняла? — Кофе же остынет! Эх, ладно. Кстати, а там что, был Ежевика Эррера-Файер? Ничего себе! Ах, да, он же ваш брат… А почему при нем нельзя спрашивать про Искру? Ой… — Пестроцветик чуть смутилась под взглядом Коршуна, который прямо намекал ей, чтобы она сейчас же свалила, и чуть осторожнее и тише добавила: — Прости. А мы сможем потом где-нибудь… уединиться… ты понимаешь? — Посмотрим. Пока иди отсюда, да поживее, — Коршун взял Пестроцветик за плечи, развернул, а сам вернулся в кабинет. Рыжинка осмотрела вновь вошедшего сверху-вниз и хмыкнула. — Секретарша, что ли? Или скорее секретутка, работающая ртом под столом, судя по её декольте. — Заткнись, — бросил Коршун и прошел мимо, чтобы сесть туда, где сидел. — Мама! — одёрнул её за недвусмысленное замечание Когтегрив. — Извини, милый, извини, — она поправила ему футболку и волосы, — Значит, завтра вылетаем. Конечно, жаль, что ты не хочешь взять с собой Голубку, да и она и ее мама против. Будешь скучать по ней? Она хорошая девочка. — Мы расстались, — мрачно заметил Когтегрив. — Ах, Звёздное племя! Мне так жаль! Ты сможешь подробнее рассказать мне об этом в самолете, хорошо? Думаю, нам уже пора. — Да и мне уже нужно выезжать, меня ждёт машина, — Ежевика взглянул на наручные часы, — Я побежал. Пока, Когтишка. Пока, Рыжи, — он слегка потрепал племянника по волосам и пожал руку, а сестру легонько чмокнул в щеку, и пошел к выходу. Неизвестно, увидятся ли они вообще когда-либо еще раз, но Ежевика пытался успокоить себя, что все будет хорошо. Коршун тем временем листал подборку новостей на стационарном Макинтоше. Рукой он нервно трогал колёсики мыши, листая целую подборку статей с содержанием буквального одного имени, одного чертового имени — Искры Джослин. — Блять! — внезапно воскликнул он, не выдержав, и хлопнул по столу свободной рукой. Затем осторожно посмотрел на все еще присутствующих здесь гостей, которые недоуменно посмотрели на него в ответ, затем откинулся на спинку кресла и потёр переносицу. — Да, мне и вправду пора, — лишь сказал Ежевика напоследок и поскорее ретировался прочь. — Неважно, — отмахнулся Коршун, — Акции в цене резко упали, меня аж в дрожь пробило, — соврал он, а затем посмотрел на Рыжинку с Когтегривом, — Вас тут ничего больше не держит, я так полагаю, поэтому прошу покинуть мой кабинет, — он звучал так, словно давал команду подчиненным, или вообще незнакомым людям, а не своей родне. — Ладно мне, но хоть бы при ребенке так не грубил, — фыркнула Рыжинка, — Пойдем. — Только вот… мне еще нужно рассказать об этом дедушке, — сказал Когтегрив. — Ах, да, — Рыжинка в напряжении поджала губы и кивнула головой, — Он не обо всем знает. Только, пожалуйста, без моего присутствия. Я тебя где-нибудь подожду. Ты меня понимаешь… И если он не захочет так просто тебя отпускать, только тогда я вмешаюсь, — она легко улыбнулась, когда Когтегрив кивнул ей в ответ, — Ну все, тогда пойдем. Коршун с облегчением выдохнул во всех смыслах только тогда, когда окончательно остался один. Наедине со своими мыслями и открытой на компьютере вкладкой с заголовком про Искру, блядскую девочку-подростка, ведущую себя вообще не как подросток. Должно быть, эта дура намеренно над ним издевалась, потому что совершить такой идиотский перфоманс можно было бы лишь намеренно — хоть она и кажется глупой блондинкой, а на деле та еще — зря Коршун её недооценивал когда-то. Как там она про себя говорила «пусть и шлюха, но зато шлюха с именем?». Будет тебе имя, Искорка, пусть и не самое честное и красивое, но будет, ты же так этого хочешь, судя по всему. Не желает с ним разговаривать лично, поэтому нашла способ общаться через прессу — заявлять о себе; чтоб седых волос прибавилось на голове, судя по всему. Вот же дрянь. Он быстро зажег сигарету, сделал первую затяжку и прикрыл глаза. Сейчас главное выровнять дыхание и постараться не разорвать девчонку в клочья из-за её поведения. Даже неожиданная делегация ненавистных родственников казалась на её фоне не такой раздражающей. Скорее всего, они-то Коршуна больше не потревожат, а вот Искра не в первый и явно не в последний раз вытворяет какую-то херню.***
Пеплогривка сверлила взглядом то и дело уходящие из поля зрения дома, другие машины, деревья, и лишь расстилающийся вдали горизонт словно оставался на месте. Её мыслей в голове было так много, она ощущала явное неспокойствие. Раздался тяжелый вздох. — Львиносвет, спасибо тебе… Что поддержал, — сказала Пеплогривка и повернула голову к спутнику, — Все так запутанно. Я просто в шоке со случившегося. Львиносвет улыбнулся и кивнул, и хотел было как-то прикоснуться — так, как обычно прикасаются не просто к друзьям, — но понимал, что ему не положено. — Я не мог поступить иначе. Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Мои сильные широкие плечи не только для красоты, в них еще и можно как следует поплакать, — усмехнулся он и обрадовался, когда заметил на лице Пеплогривки легкую улыбку и тихий смешок. Они ехали на заднем сидении водительского седана к Пеплогривке домой — вернее, Львиносвет вызвался её «проводить», ведь ему и до собственного дома потом будет рукой подать, а так — дополнительная возможность провести побольше времени вместе, хотя этого желания вслух он не высказывал. Девушка внезапно переместилась поближе и положила голову на плечо. — И вправду, хорошее плечо. Ты замечательный… Видимо, она хотела продолжить фразу — словом «друг», или же «парень», как лучше, чтобы не обидеть? Львиносвет не понял, хотя и от похвалы на его душе разлилось тепло, и её было более чем достаточно. Значит, Пеплогривка на него, как минимум, ни за что не злится, не боится его и не сторонится намеренно. Тем и лучше для предстоящей свадьбы. Он был счастлив. А дальнейшее действие Пеплогривки и вовсе заставило его приятно удивиться. Она подняла голову и посмотрела на Львиносвета, они находились на опасно близком расстоянии друг от друга. Девушка переводила взгляд с его губ обратно на глаза, и наоборот, пока не решилась сократить расстояние по-минимуму и начать нежный поцелуй. Львиносвет ответил ей и осторожно дотронулся до щеки, нежно поглаживая. Это оно… Кажется, это оно! Свадьбе точно быть, а у их отношений есть шанс, ведь с чего бы еще вдруг Пеплогривка стала бы себя так вести? Девушка углубила поцелуй и подвинулась совсем близко — чувствовала жар другого тела рядом с собой, ощущала прикосновения. Было приятно. Она не поняла, как это получилось и зачем, но ей было приятно — а еще она думать забыла обо всех своих переживаниях, ведь пока в мире есть лишь она и не сопротивляющийся ей Львиносвет.