Аффлюэнца

      Искра в очередной раз взглянула на себя в зеркало и не могла даже поверить, что это она. Давненько она, конечно, не выглядела столь прилично и даже скромно. Волосы уложены в красивые крупные локоны, а не хаотичные потрёпанные волны, на шее колье из белого жемчуга, белая блузка с одной растёгнутой первой пуговицей, открывающей вид на жемчуг и клетчатая юбка Burberry, в которую была заправлена блузка, и даже белые ажурные гольфы с чёрными балетками неплохо вписались. В какой-то момент она сама себе напомнила Иглогривку, или Пеплогривку, или еще кого-то в таком роде. Прямо таки выпускница института благородных девиц — жаль только, что Искра уже давно потеряла всякую благородность.       — Ты идёшь? — спрашивает Остролистая, стоя у порога комнаты. На ней строгое чёрное платье и низкий толстый каблук — туфли тоже черные, а на шее и запястье тонкие ювелирные изделия, инкрустированные бриллиантами.       — Да, — Искра даже не обернулась и вбила напоследок еще немного бледно-розового тинта похлопывающими движениями на губы. Не то, чтобы он ей шёл, просто ненакрашенные губы стоит считать за моветон.       В последнее время между девушками была не очень высокая и твёрдая, но таки возведенная стена небольшого недопонимания вместе с неловкостью. Каждое взаимодействие считалось ужасно неловким — как между дочерью-подростком и не интересующимся её жизнью холодным отцом-трудоголиком. Когда не знаешь, о чем поговорить, ибо и о самом человеке ты мало чего знаешь, но говорить надо. Никто, конечно, не заставлял и не приказывал, что Искре с Остролистой прямо-таки «надо» говорить друг с другом, потому что так положено, потому что иначе никак, или еще что, но потребность, как ни странно, ощущалась. И висела грузом на душе. Может, это всё временные трудности? Ведь у всех бывают кризисы во взаимоотношениях, причем, абсолютно любого характера, а не только у женатых парочек. Наверное, это нормально. Наверное, это нормально, что Искра прямым текстом сказала в лицо Остролистой, что с той невозможно общаться, ей нужно полечить голову и что Искра ей завидует и бесится, но их общение продолжается. Наверное.       Со сборами было покончено, и через пару минут девушки оказались в общем зале, не проронив по пути ни слова. Вместе с ними была и Голубка. Она, как обычно, болтала не по теме, и её болтовню особо не поддерживали. Белохвост с Яроликой, сидевшие за столом вместе с почти всеми собравшимися гостями сразу заметили вошедших, повернули головы и широко улыбнулись. Искра с Голубкой едва не подбежали к ним, как только те встали со своих мест — Остролистая же спокойно шла позади них с натянутой приветливой улыбкой. В отличие от близняшек, она не ощущала столь крепкой связи с этой ветвью своей семьи.       — Ну наконец-то! Красавицы мои! — дедушка с бабушкой по очереди крепко обнимали внучек.       — Вот правда, выросли как! Такие высокие! Невесты на выданье! — заметил Белохвост.       — Скоро сюда приедет мой молодой человек Когтегрив, как раз, — сказала Голубка, оторвавшись от объятий, и слегка засмущалась.       — Правда? Вот здорово! Хотел бы я пообщаться с этим джентльменом, — последнее слово Белохвост произнес с нарочито французским акцентом, чем вызвал у многих тихий смешок.       — Ну чего ты, не смущай ребёнка, — улыбнулась Яролика, — Голубичка, садись ко мне скорее.       — Да, Когтегрив очень хороший, — кивнула Голубка и поспешила сесть рядом с бабушкой, чтобы тут же увлечься беседой с ней и Янтарницей со Снегопадом.       — Остролисточка! Я впервые вижу, чтобы ты смущалась. Скорее поздоровайся со всеми, не чужие люди! — внезапно отозвалась Белка и посмотрела на Остролистую. В одной руке у неё был бокал игристого, налитый почти до краёв — судя по всему, не первый, — она сидела рядом с Белолапой.       Остролистая поспешила сделать вид, что ей не говорили этого замечания и смиренно подошла сначала к Белохвосту, потом к Яролике для коротких объятий, и кинула тихое «Привет» Янтарнице и Снегопаду. Если ты с фамилией Джослин — то значит ты высокий, стройный, белый, с идеальной сверкающей словно фаянс улыбкой во все тридцать два и с волосами всевозможных светлых оттенков, вплоть до платинового, — как породистая лошадка окраса белой жемчужины. Остролистая же на таком фоне ощущала себя вороной неповоротливой пони, которая была выведена на этот свет как неудачный генетический эксперимент — даже каблуки не прибавляли ей хоть какого-то роста и статности. Свободное место оставалось как раз рядом с Искрой, напротив матери и братьев, куда Остролистая и села, припрятав остатки неловкости и самоуничижения. При ближайшем же удобном случае они невербально договорятся друг с другом и все втроем выйдут покурить за угол.       Застолье, тем не менее, проходило ничуть не уныло, и вскоре даже Остролистая перестала ощущать напряжение и смущение — даже пару раз пошутила. Когда же присоединился Когтегрив, все Эррера-Файер забыли, чей он сын и внук и улыбнулись ему, скрыв также и удивление. Кажется, это было его первое появление на какой-никакой публике спустя месяцы после неожиданного возвращения обратно. Остролистая, тем не менее, косилась на кузена с легким неодобрением.       — Я ненадолго, но не мог не заскочить, — сказал он и сел на заботливо приготовленное место рядом с Голубкой, тут же сжав её ладонь в своей.       — Уже неплохо. Ну, рассказывай, молодой человек, чем зарабатываешь на жизнь? Или еще не зарабатываешь? Что можешь предложить моей внучке? — Белохвост живо развернулся к нему, слегка сгорбился и готов был, кажется, провести следственный допрос.       — Папа! — рассмеялась Белолапа, — Когтегрив отличный парень, серьезный, да у него на лице всё написано!       Откровенно говоря, в данный момент на лице Когтегрива читалось лишь напряжение, возможно, волнение за что-то — вероятно, из-за первой встречи с дедушкой избранницы и желания произвести хорошее впечатление. Будто бы уловив это, Белохвост внимательно вгляделся в парня и кивнул — с чем-то вроде одобрения. Впрочем, может, он волновался, потому что сейчас ему предстояло соврать.       — Мои взрослые друзья включили меня в долю одного акционерного общества. Так нельзя, вообще, ведь мне нет восемнадцати, однако я уже зарабатываю. Также помогаю им с мелкими делами…       — Криминалим, значит? — по-доброму усмехнулся старый мужчина.       Когтегрив, тем не менее, заметно покраснел.       — Нет… Нет-нет, всё в порядке и юридически оформлено. Просто… Вот так. В моих планах открыть какое-нибудь собственное дело.       Голубка крепче сжала его ладонь.       — Дедуль, ну что ты так. Когтегрив много работает. Он очень старается. И мы правда-правда очень любим друг друга.       На моменте про «акционерное общество» Искра с Остролистой многозначительно переглянулись, а Искра, чтобы не рассмеяться вслух от этой лжи, спрятала улыбку за очередным глотком безалкогольного тоника. Всё таки, неплохой спектакль, а Когтегрив достойно отыгрывает данную ему роль. До этого она сидела слегка понурая, ведь опять ощущала, как всё внимание дедушки с бабушкой достается Голубке, что не могло не раздражать, а тут внезапно развеселилась.       — Какие у тебя отношения с мамой, Когтегрив? Есть братья, сёстры? — мягко спросила Яролика.       — У меня мама строгая, но хорошая, — он попытался унять трясущиеся руки, — Папа очень добрый. Одна сестра, старшая. У нас довольно дружная семья, но сейчас они все живут в Испании… Извините пожалуйста, но Голубка, мы можем отойти ненадолго? — обратился Когтегрив к возлюбленной и тут же встал со своего места. Кажется, его потряхивало.       Девушка удивилась, но встала следом.       — Извините, мы ненадолго, — сказала она вслед и пошла за Когтегривом.       Он вёл её к выходу из зала, где никто бы не мог их услышать. Шёл довольно стремительно, но напряженной поступью — что-то явно не так.       Остролистая тем временем не могла не нашептать на ухо Искре, сдерживая порыв смеха, какая нелепая сейчас произошла сцена, на что той оставалось лишь сдерживать улыбку и прикрывать рот ладонью. Она поняла — кажется, сейчас её шанс перетянуть одеяло внимания на себя.       — У меня тоже появился молодой человек… Жаль, что он был занят в это время и не смог бы приехать!       Искра также пригласила и своего «избранника» Шмеля — чисто ради приличия и создания какой-никакой видимости отношений. Причем очень даже серьезных — ведь кого попало спустя пару дней встречаний не приводят знакомиться с близкими — это как-то даже не в её духе. Никто из её парней еще не имел такой чести. Искра уселась поудобнее, расправила плечи и гордо подняла голову.       — Искорка, а я не видела его фотографии, покажешь нам? — попросила Яролика.       — Конечно.       Искра разблокировала телефон и зашла в Инстаграм. С какой стати ей было бы хранить его фото у себя, а вот на закрытый профиль она была подписана, и поднесла Яролике с Белохвостом экран с самым лучшим фото Шмеля, которое нашла в аккаунте среди всех немногочисленных публикаций.       — А звать как?       — Шмель. Шмель Хидден. Он из семьи Хидден.       — А-а-а. Вот как. Да-да, знаю таких, — Яролика чуть сощурила глаза, вернее, только один глаз — второй не смог уцелеть в результате ужасной юношеской травмы и теперь вместо него оставалась даже не пустая глазница, а уже затянутый шрам, что выглядело еще более жутко, но тем не менее ничуть не портило женщину — пускай ей и пророчили, что она из-за внешнего «уродства» никогда не сможет выйти замуж и стать счастливой — стала всем назло и обзавелась большой и дружной семьей и души не чает в муже спустя много-много лет, — Красивый. Вы даже похожи чем-то.       Искра почувствовала что-то вроде удовлетворения и воодушевления от такого одобрения бабушки. Она всегда её вдохновляла и удивляла силой духа, а каждое слово казалось правильным и полным мудрости. Задней мыслью она думала — раз даже Яролика с таким серьезным дефектом смогла обзавестись всеми благами счастливого человека, и если самой Искре не удастся сделать того же, то, значит, дело определённо в самой Искре и с ней что-то не так — у неё-то ничего подобного на лице нет.       — А не он ли делал у меня заказ недавно? — спросил Белохвост и тоже прищурился, слегка нахмурившись, сводя вместе почти белые брови.       — Похоже, что он. Он спрашивал у меня про это, хотел сделать подарок своей сестре без повода.       — Ах, хороший мальчик! — Яролика положила руку на сердце и улыбнулась, — Хорошенький!       — Перспективный. Сеть отелей, да?       — Да, дедуль.       — И правда хороший. Отличный выбор. Я бы с ним лично познакомился, а то Когтегрив, прошу прощения, меня не сильно впечатлил. Чем занимается, кто такой, непонятно. А вот по этому юноше сразу видно, и фамилия говорящая.       Искра почти что покраснела, но не выдала себя еще и победной улыбкой. Оказывается, очень приятно, когда сестру ругают в пользу тебе, а тебя еще и хвалят, пускай и косвенно. Она отложила телефон обратно.       — А у Когтегрива не говорящая? Он же Роуван. Дядь Белохвост, вы не помните Роуванов? — рассмеялась Белка после того, как тихо чокнулась с Белолапой бокалами.       — Этих? А… Да ну их, — Белохвост махнул рукой, — В общем, может, уже и дом покажете? Мы бы с Ярой посмотрели.       — Ой, точно, точно, — Белолапа отложила бокал и суетливо встала с места, — Мам, пап, пойдемте. Белка, с нами пойдешь?       — Так я же видела уже, — ответила Белка и откусила тарталетку. Пара крошек неуклюже попали на бархатное платье.       — Ладно, идемте.       Когтегрив еще немного переминался с ноги на ногу.       — Ты сильно разволновался? Ну что ты так! Дедушка просто очень любит шутить и выдавать странные реплики, — на лице Голубки была приободряющая улыбка. Правда, не это сейчас нужно было Когтегриву.       — Я не знаю как тебе сказать… Послушай… Я общался с мамой, она зовёт меня обратно.       — Что? Почему она стала звать тебя обратно? — Голубка чуть растерялась.       — Я сам удивился. Но оказывается были причины… Папа заболел, ему стало трудно справляться со всем… Маме тоже, ведь теперь на ней все обязанности, и по её бизнесу, и по папиному, Светлоспинка беременна непонятно от кого… Всё очень плохо, — Когтегрив тяжело вздохнул. Рука Голубки покоилась на его плече, осторожно поглаживая. Она испугалась тоже, заметив, как он напуган.       — Звёздное племя, — прошептала девушка, — Это так ужасно… Я… Но подумай, почему они вспомнили о тебе, только когда всё стало плохо? Почему раньше ты им был не нужен? Тебя отпустили одного в другую страну, Когтегрив, разве так поступает любящая семья?       — У меня не было выбора.       — Зато у них был, и они выбрали отпустить тебя непонятно куда. Семья это святое, конечно, но до тех пор, пока они не заставляют тебя взвалить всё на твои плечи, потому что сами уже не могут. Подумай…       — Почему сразу взвалить всё на меня? — Когтегрив вдруг стал звучать холодно и отстранённо. Тем не менее, он не отрывал взгляда от возлюбленной.       — А как еще? Ты так и не понял?       — Я все-таки поеду.       — Ты уверен? — её голос взволнованно дрогнул.       Она обернулась через плечо и недолго посмотрела в сторону, где послышались голоса её мамы и бабушки с дедушкой. Они быстро ушли в другую комнату. Она не разобрала их речи, но, кажется, Белолапа показывала дом.       — Ты уверен? — повторила Голубка совсем тихо.       — Да, но я еще хотел… — Когтегрив резко замолчал, едва не проболтавшись, что сначала хотел спросить об этом у Звездоцапа. Не то, чтобы он одобрил бы такое, но, очевидно, стоило поинтересоваться и его мнением ведь, как-никак, а Когтегрив в данный период времени почти полностью зависит от него.       Не слова Голубки помогли ему одуматься, или страх перед реакцией Звездоцапа, но само по себе неожиданно в его душе возникло сомнение. И правда, а стоит ли эта поездка того… Ведь вряд ли он вернётся обратно, если приедет. Скорее всего и в Испании его впрягут в десяток обязанностей, а еще он будет каждый день страдать по Голубке. Хотя, а будет ли он счастлив, оставшись в Америке? Ведь на другом континенте живут не менее родные для него люди, а его не будет рядом в самые тяжелые и ответственные моменты. Фактически, он оставляет их на смертном одре. А, может, всё не так печально, и это лишь мать нагнала атмосферы, чтобы заманить сына обратно? Он не понимал, что он должен делать. Не понимал, где ему лучше и с кем. Когтегрив ничего не понимал. Это был слишком тяжелый выбор для семнадцатилетнего.       — Я не знаю, — лишь выдохнул он и опустил глаза в пол.       — Я не отговариваю тебя. Просто говорю подумать, взвесить все за и против…       — Я взвешиваю, и понятнее не становится. Не понимаю, где я нужен и кому. Им, или тебе.       Голубка крепко обняла парня и стала осторожно гладить заднюю часть его шеи.       — Ты нужен мне, да, и, судя по всему, раз о тебе не забыли, нужен и своей семье. Наверное, всё-таки стоит их хотя бы проведать, даже несмотря на то, что они сделали по отношению к тебе. Если надумаешь, можешь ехать. Я поддержу любое твое решение. Всё в порядке.       Когтегрив внезапно почувствовал тяжесть в груди и то, как ему захотелось расплакаться. Он доверял Голубке, но не хотел, чтобы она видела его таким слабым. Настоящие мужчины не плачут, верно? Он собрался и подавил всхлип.       — Спасибо, моё солнце. Спасибо. Я люблю тебя, — прошептал Когтегрив и прижался еще крепче.       — И я тебя люблю, amante.       Они постояли так еще немного, пока Когтегрив вдруг не положил свою ладонь на щёку Голубки и произнёс, так и не повышая тона голоса:       — Что, если я заберу тебя с собой?

***

      Искра устало брела по коридору в кабинет. Впервые за достаточно долгое время она не в офисе, а в этом проклятом клубе. Несмотря на то, что работать ей здесь больше не приходилось из-за импровизированного повышения по карьерной лестнице, тем не менее, появляться стоило. И это очень расстраивало.       Ничего не изменилось в окружающем пространстве — будто бы застыло в последний визит Искры и предстало перед Искрой в том же самом виде, когда она вернулась. Приглушённый синий свет сопровождал коридор, музыка отскакивала от стен где-то далеко. Девушка наткнулась на знакомую дверь, громко выдохнула через нос, постучалась и сразу же вошла.       Коршун стоял, опёршись о свой стол, и курил. Рука с сигаретой тут же остановилась в воздухе, когда он заметил вошедшую, но ничего не сказал. Искра вопросительно посмотрела, также не издав ни звука. Они продолжали переглядываться — девушка пыталась понять, что происходит, и какую эмоцию сейчас испытывает Коршун. Наконец, он тушит сигарету и угрожающе приближается к Искре.       — Вот и ты, сучка мелкая.       В ответ Искра неожиданно отбегает к стене напротив, затем к длинному книжному шкафу позади стола. Хватает первую попавшуюся не то папку, не то книгу, и прикрывается ею. Коршун останавливается в сантиметрах от неё.       — Не трогай меня, — угрожающе прошипела она и убрала книгу от лица, — Понял? — серьезно смотрит в глаза.       — Кем же ты себя возомнила, Искорка, чтобы мне указывать.       — Человеком, который достоин уважения, как и кто угодно на земле.       — Так научись же подбирать слова, когда со старшими разговариваешь, идиотка, и будет тебе уважение, — Коршун замахивается на неё, но за секунду Искра избегает удара.       Ей не страшно. Она лишь злится. Очень злится.       — Нет у тебя ко мне уважения, — выплюнула она, продолжая смотреть чуть исподлобья, — Придурок, блять.       Дыхание Коршуна прерывистое, как у разъяренного быка на арене. Он хватает за голову, крепко вжимает пальцы в корни волос, и резким рывком поднимает голову на себя. На этот раз Искра не сопротивляется — впрочем, даже при желании у нее было вряд ли вышло — он держит слишком крепко, до боли, Искра поджимает губы, чтобы не заскулить вслух.       — Ты будешь общаться со мной нормальным тоном, с нормальными обращениями, и делать, что велено, поняла, дрянь? Какого хрена ты опять светишься в новостях? Я тебе что сказал? — Коршун говорит довольно ровным тоном, тихо, едва ли не шепчет — но этим тоном он скорее похож на ядовитую змею, которая вот-вот нападёт на жертву и укусит её.       — Мало ли, что ты сказал, — ответила девушка в той же манере.       Тянущая боль в затылке продолжалась, поскольку её удерживали, но внезапно и очень не вовремя она почувствовала легкое покалывание внизу живота и трепет, сравнимый с теми самыми бабочками. Наверное, слишком много раз её роняли в детстве, раз ей нравится подобное — аж до возбуждения. Прежняя злоба на грани ярости рассеялась, словно дымка, и на щеках проступил лёгкий румянец.       — Как же ты меня заебала, ни одной управы на тебя нет.       — Может, я от недотраха такая, — ухмыльнулась Искра, — А?       — Опять ты с этим пристаёшь, — Коршун вздохнул и отстранился, слегка ослабив хватку.       — Ну смотри, это замкнутый круг. Я злюсь, потому что хочу трахаться, от этого делаю что попало, а ты злишься, потому что я делаю что попало, и когда хочешь меня проучить, применяешь насилие, которое меня возбуждает. Разорви же этот круг.       Коршун убрал руку с её затылка окончательно и продолжал смотреть. Наверное, он над чем-то думал.       — Сделай со мной тоже самое, что с моей подружкой Пестроцветик недавно, и я обещаю, что сделаю всё, чтобы поменьше светиться в СМИ. Как тебе уговор? — Искра потянулась ладонью к его груди, но встретила сопротивление.       — Не буду я ничего делать. Еще я подростков не трахал.       — Ну пожа-а-луйста, — её руки оказались за его шеей и пытались мягко, но довольно настойчиво притянуть к себе, — Мы же уже раз так делали. Напомнить?       — Ты что, течная кошка, которой управляют гормоны, или что, я не понял? Отстань от меня, — фыркнул Коршун.       — А может быть.       Не давая мужчине время на «опомниться», Искра притянула его к себе для нежного поцелуя и второй рукой опустилась к его ширинке, чтобы осторожно нащупать заветный орган…       …Искра резко открыла глаза и чуть приподнялась с постели, пытаясь выровнять дыхание и сердечный ритм, затем огляделась вокруг и поняла, что находится там же, где и засыпала — у себя в спальне, совершенно одна. До чего же дурацкий сон… Она плюхнулась обратно и тяжело вздохнула. Её подсознание выдавало ей то, чего сознание и знать не желало — заставало врасплох в самое беззащитное время — во время сна, — и это полный отстой. Время на телефоне показывало половину третьего ночи. Искра отложила смартфон обратно на прикроватную тумбочку и накрылась с головой в одеяло. Вот бы заснуть обратно, только чтобы во сне не было Коршуна. Лучше бы ей опять приснился какой-нибудь кошмар, связанный с Муравьятником и морем крови… Муравьятник был хотя бы мертвым, и с этим уже ничего не поделаешь, а вот Коршун — вполне себе живым, и с ним приходилось сталкиваться, и это ужасно. Впрочем, а так ли легко обмануть своё бессознательное и супротивиться истинным желаниям? Удастся ли вздохнуть полной грудью, если Коршун тоже умрёт? Искра так и заснула, выдумывая себе способы убийства, и пока что перерезание глотки показалось ей самым интересным.

***

      — Нас как-то маловато! — заметила Верескоглазка после того, как оглядела всех присутствующих.       — Многие сейчас готовятся к балу, кто-то просто не пришел… — ответила одна из девушек в ряду.       — Девочки, ну так ведь дела не делаются! Идите сюда, — вздохнула Верескоглазка и подошла чуть ближе, а чирлидерши встали около неё полукругом, — Мне тоже важен этот бал дебютанток, но это не повод без предупреждения пропускать тренировки! Соревнования тоже не за горами! Мы должны быть в лучшей форме и знать всё наизусть.       — А! Я видела, что Медобоке было плохо в туалете. Кажется, она уехала домой, — сказала Ледосветик.       — Хорошо. А еще у нас пропадает важная позиция на поле, кажется, у Иглогривки. Не факт, что она скоро поправится, если она уже так долго болеет, и вряд ли успеет выучить всю связку, поэтому нам срочно нужно искать ей замену. А какая тут замена, если вы на тренировки толком не ходите, девочки! — Верескоглазка чуть нахмурилась.       — А я могла бы подойти на замену? — Половинка Луны, стоявшая позади, скромно вышла и посмотрела на капитана.       Искра тем временем как обычно караулила черлидерш на полянке и медленно двигала челюстями, пережевывая зелёное-зелёное круглое яблоко. Капля сока от фрукта капнула ей на рубашку, но она её даже не заметила. Сегодня компанию по прогулу ей составляла Орешница из её класса, или из класса младше, Искра и не помнила толком. Кажется, Орешницу совсем не смущали те вещи, которые она наговорила её брату на Сборе, которые в некотором смысле могли касаться и её. Искра боковым зрением посмотрела на соратницу. Нет, всё-таки она не выглядела так, словно происходила из бедной европейской страны, почти что деревни — видимо, учёба по обмену в Лондоне или где там сказалась даже внешне и сделала из неё человека, в отличие от её братьев. Почти что как труд сделал из обезьяны человека. В том, что Ягодник с Мышеусом обезьяны, Искра ничуть не сомневалась.       — Как тебе? — Орешница лежала на животе, дрыгая ногами время от времени, и рисовала что-то в тетрадке, совсем не обращая внимания на черлидерш. Её темно-русые волосы прядями свисали вниз, как только она наклоняла голову, и почти что касались травы. Кажется, она упоминала, что хочет постричься. Или это была не Орешница — среди девчачьей повседневной болтовни толком не разберешь. Она пододвинула рисунок к Искре.       — Неплохо. Что это? — выдала она безэмоционально и едва взглянула на бумагу.       — Букет цветов в вазе на моём столе, каким я его помню сегодня утром. Мама сказала, это полынь. Понятия не имею, откуда у нас дома полынь.       — Да, красиво.       Верескоглазка с нескрываемым удивлением оглядела Половинку Луны. Она всё никак не могла привыкнуть к её присутствию, пускай и на скорее «запасных» позициях, однако умело это скрывала, чтобы не быть обвиненной в высокомерии или категоричности.       — Уверена? Точно хочешь?       — Да, я могла бы. Буду очень рада! — она лучезарно улыбнулась.       Верескоглазка еще немного помолчала, но потом всё же кивнула.       — Ладно. Думаешь, ты можешь. Девочки, по позициям на разминку! Луна, твоя теперь первая слева.       Искра особенно навострила уши и напрягла зрение, чтобы понять, о чем говорили Половинка Луны с Верескоглазкой. Затем первая встала на заметное место, хотя Искра не могла там её припомнить. Что-то не так. Внезапно почувствовалась вибрация телефона в кармане, и Искра живо взяла трубку.       — Привет.       — Привет, Искр. Ты сейчас не на уроке, да? — это была Иглогривка. У неё был весьма бодрый голос, которого Искра у неё давно не слышала.       — Верно.       — Тебе далеко до поляны? Можешь посмотреть и сказать, команда черлидерш сейчас там?       — Я уже на поляне. Да, они там.       — Учат что-нибудь?       — Пока разминаются. Состав неполный, а Половинку Луны почему-то поставили на другое место.       — На какое?       — Слева, первая, кажется.       Иглогривка на другом конце провода резко замолчала, как будто бы связь прервалась, но потом она продолжила.       — Оу… Но почему? Там ведь стою я!       — Не знаю. Я тоже не поняла. Наверное, подумали, раз ты болеешь, чего месту зря простаивать.       — Звёздное племя… Ладно, Голубка будет учить меня хореографии, а ты можешь следить за Половинкой Луны, пожалуйста?       — Что? А я точно с Иглогривкой разговариваю? — усмехнулась Искра.       — Всё нормально. Просто я тут подумала…       — А зачем тебе знать хореографию, если тебя нет?       — Дома совсем скучно. Так хоть какое-то разнообразие.       — И Половинка Луны тебе зачем?       — Я… Не знаю… Потом объясню, в общем, я тебе очень благодарна за помощь. Пока, увидимся.       — Пока.       Искра бросила трубку и еще раз вгляделась в Половинку Луны. Она смотрела, как подпрыгивают в такт её слишком длинные светлые волосы и как она вместе со всеми пытается держать тот же быстрый ритм и нагрузку упражнений.       — Твой дедушка же художник, он может что-нибудь сказать мне? Пару советов, — спросила Орешница, положив карандаш на тетрадь, и посмотрела на Искру.       Девушка выдохнула через нос. Опять людям нужен кто угодно, но не она сама, еще и по такому глупому поводу. Вроде бы пора смириться, но внезапная злость засела в груди.       — Да, и что? Сидишь-то ты сейчас со мной, а не с ним. Так нахрена он тебе, еще и из-за тупизны какой-то? Найди нормальный повод, а я пересяду в другое место, — Искра недовольно фыркнула, подобрала свои вещи, выкинула огрызок яблока в сторону и встала, чтобы отойти шагов на десять, совсем близко к черлидершам, и усесться там. Её не волновало, что подумала Орешница.       Искра присела на новое место, открыла камеру на телефоне и стала осторожно снимать Половинку Луны, тихо хихикая над тем, как её движения отличаются от плавных, точных, красивых движений той же Верескоглазки или еще кого-нибудь получше. Да уж, нашли кем заменить Иглогривку. Эта неповоротливая карлица едва ли сделает перфоманс лучше, если не испортит его к чертям собачьим. Как будто бы сама Искра смогла бы лучше… Здесь она решила закончить запись, поскольку её рука уже устала держать телефон в неудобном положении, в котором было бы непонятно, что именно она делает, как вдруг запись прервалась сама, ибо поступил очередной входящий. Пестроцветик. Сегодня вся их семья решила с ней поконтактировать.       — Ты еще не уехала? — первым же делом равнодушно спросила она и схватилась за коленку от напряжения.       — Нет, мне тут пришлось остаться на денёк, поэтому я пропустила самолёт и завтра полечу с папой на его джете. Ему тоже в Париж нужно. А знаешь, из-за чего я пропустила…       — Из-за чего? — Искра стала скрести ногтями туда-сюда по коже на внутренней части бедра и поджимать губы.       — Представляешь, теперь я вхожу в долю «Сумрачного Леса» тоже! Я оставалась бумаги какие-то подписать. Короче, я была с Коршуном, и чуть позже он мне предложил! Здорово, да?       Искра втянула весь в воздух в лёгкие и почувствовала, как стало саднить в области груди, а на глазах скапливаться влага. Вот же сука. То есть ей, чтобы её хотя бы начали считать за человека и не унижать, нужно было быть грушей для битья, стриптизершей, убить человека и подвергать себя шпионажу, а Пестроцветик достаточно было просто раздвинуть ноги. Забавно кстати, что перед тем же самым мужчиной, из-за которого Искра и пережила и продолжает переживать ранее перечисленные ужасы.       — Ну ты и противная, — она шмыгнула носом, — Через постель всё.       — А что не так? Мы оба взрослые люди, да и это Голливуд, тут все так делают. И он не женат. Ты чего, ревнуешь?       — Какое нахер ревнуешь? Ты себя слышишь? Зачем ты трахаешься ради контрактов? Тебе типа влиятельного отца недостаточно? — Искра быстро подтёрла слезу с щеки.       — Я тебя не понимаю. Не грусти! Ты тоже можешь запросто стать одной из его, типа, девчонок, наверняка он их меняет каждый день. Но лучше не надо, у тебя ведь есть мой бр…       Девушка сбросила трубку и еле сдержала громкий всхлип. Наверное, она сейчас выглядела очень странно — и являлась первым в истории Саут Хиллз человеком, который плакал во время телефонного звонка, сидя на пришкольной полянке в прекрасный солнечный день. Одной из девчонок, да? Просто одной из девчонок. Замечательно, выходит, она действительно ничего для него не значит. Почему-то было больно. Исход ожидаемый, но болело так, словно нож в спину. Искра подобрала рюкзак и быстро-быстро пошла ко входу, чтобы запереться в кабинке ближайшей уборной и попытаться успокоиться.       В соседней кабинке Медобока, оторвавшись наконец от унитаза над которым ранее, очевидно, скрючивалась и выжимала из себя все внутренние органы, звонила маме, прося подойти к ней из её кабинета на этаже ниже. Искра не слушала чужие разговоры и не интересовалась, почему Медобоку тошнило и мутило, её интересовали лишь собственные переживания — впрочем, как и почти всегда и почти всю жизнь. Когда-то её интересовали её сестра Голубка, её подруги и семья… А теперь никто, кроме самой Искры. Какая же она все-таки дрянь. Осознание этого обожгло глотку и она заплакала еще активнее, сильнее вжимаясь в свои коленки и пытаясь по-прежнему не издавать ни звука. Дверь в женскую уборную открылась, кто-то включила воду, сполоснула руки или вроде того и прошла в свободную кабинку, но за секунду до блокировки щеколды вышла и встала посередине.       — Что здесь происходит?       К несчастью, голос принадлежал Остролистой. Искра оторвалась и смогла увидеть низ её обуви на толстом высоком каблуке, выглядывающую снизу кабинки. Она шмыгнула носом и стала судорожно пытаться привести заплаканное лицо в порядок. Интересно, сколько уже времени она здесь торчит? Уже настала перемена?       — Всё нормально, — тихим, обессиленным голосом отозвалась Медобока и покинула кабинку, — Просто плохо себя чувствую. Я позвала маму, сейчас она вызовет водителя и отправит меня домой.       — Ох, скорее выздоравливай! Отравилась? — предположительно, Остролистая подошла к Медобоке и приобняла.       — Вряд ли. Еда всегда свежая и такая же как и всегда. Еще голова болит и живот тянет. Не понимаю…       — Пробовала сделать тест на беременность?       Повисла внезапная тишина.       — Что?! Нет, такого не может даже быть. Ладно, я пойду… — Медобока медленно зашагала в сторону выхода.       — Ладно! В любом случае, надеюсь, ты поправишься!       Искра представила, что было бы, если бы она забеременела в пятнадцать. Никто бы не удивился, конечно же, даже наоборот — удивительно то, как у неё на счету до сих пор ноль беременностей и ноль абортов. Зато святая и прилежная Медобока, кажется, где-то подцепила. Наверняка её совершеннолетний парень склонял её не только к употреблению травы…       — Искри, это ты? — Остролистая вывела её из своих мыслей. Кажется, она знатно нагнулась, чтобы подглядеть — Искра почти могла увидеть её лицо, и ей почему-то стало очень неловко, — Что-то случилось? Ты чего тут? Выходи на перерыв, покурим.       Искра подумала, может, ей изменить голос и притвориться, что это не она, или промолчать в ответ — не станет же Остролистая выламывать дверь или взламывать замок, — но она лишь со вздохом ответила «Сейчас» и поднялась на ноги. Слёзы на щёках уже высохли, она посмотрела на себя в карманное зеркальце — лишь ноздри были слегка раздуты, сам нос красноват и тоже чуть-чуть опух, губы опухли и раскраснелись, а так, кажется, она была в порядке. Настолько, насколько было возможно в её контексте.       — Просто переживала паническую атаку, — соврала она и, не глядя Остролистой в глаза, пошла к раковинам, чтобы освежиться умыванием лица.       — Бедняжка! Какой-то день сегодня странный, всем плохо. Хотя, я хотела вызвать рвоту сейчас, но передумала. Я не так уж и много съела за сегодня. Наверное, мне становится лучше в своём теле, — Остролистая тщательно разглядывала каждую пору на коже лица в зеркале у тех же раковин, — Еще килограмм пять минусом, и я буду похожа на Иглогривку, с худыми острыми коленками. У меня даже месячные идут через раз. Не знаю, нужно ли оно мне это… Что ты думаешь?       Искра выключила кран. Половина болтовни прошла мимо неё.       — Делай, как знаешь, — только и сказала она, уловив лишь небольшую суть разговора. Она пялила на себя в зеркало и думала, как хорошо, что она не задумывается о своём весе.              — Окей. Но мне нужно влезть в выпускное платье. Песчаная Буря говорит мне, то я слишком толстая и мне нужно прятать икры и бёдра, то слишком худая и мужчины не собаки, на кости не бросаются. Мне плевать, что там хотят мужчины, но я её не понимаю. Что ей от меня надо… — Остролистая достала помаду из сумочки и слегка подправила цвет в центре губ.       — У тебя красивая спортивная фигура, кстати. Может, мне тоже нужно ходить на спортивные танцы и в… зал, да?       Искра прикусила губу, вспомнив, какой «спортивный зал» ей устраивали и как часто разбивали нос, челюсть и набивали синяки на теле. Зато фигура красивая стала, тут не поспоришь, конечно. Можно было и жизнью рискнуть ради неё.       — Да, — сдержанно ответила она, — Делай, что хочешь. Пошли уже курить, — Искра поспешила отбросить плохие воспоминания и, не дожидаясь реакции, вышла из уборной.

***

      Остролистая сидела на диване, Воробей на полу рядом, и Остролистая тут же подобрала густые черные волосы брата, чтобы заплести из них что-то незатейливое. Очевидно, Воробью это не нравилось, что он и показывал всем своим видом, хотя при этом смиренно терпел, лишь иногда шипел от боли, если отдельные прядки натягивали слишком сильно.       — Убери от меня эту херь, — проворчал он, когда почувствовал, как что-то пружинистое стянуло ему волосы.       — Это резинка для волос, — рассмеялась Остролистая.       — Всё, хватит. Убирай.       — Не-е-ет, — она продолжала смеяться и быстро отскочила в сторону от Воробья, когда он встал с места и угрожающе приблизился. Кажется, сейчас ей попадет…       Но Остролистой даже нравилось с громким смехом убегать от разъяренного Воробья по всей комнате, если не дому, а потом ввязываться в мелкую шутливую драку. Это действовало как медитация — успокаивающе, и отвлекало от нехороших мыслей. Ранее родители подошли к ним рассказать, что троица скоро очень вероятно могут стать старшими сиблингами кому-то очень маленькому, кто будет сначала жить в животе у Белки… или какую там идиотскую формулировку она подобрала. Остролистая фыркнула, что не желает знать подробностей, каким образом это будет происходить, и выдохнула с облегчением, когда родители ушли. Правда, потом она почувствовала внезапную злость по отношению к этому эфемерному еще нерожденному ребёнку. Значит, у Белки не получилось с этими тремя, так она думает, что получится с этим, поновее. К Щербатой не ходи, очевидно, с рождением нового члена семьи вся забота и внимание перейдут ему. Остролистая станет пустым местом. Остролистая боялась быть пустым местом. Да и в конце концов, это выглядит, как стрёмный и банальнейший способ спасти брак. Почему её отец согласился на это, когда его жена бьёт его и выкидывает вещи из окна без повода? Почему Ежевика до сих пор с ней живёт? Наверное, мазохист, не меньше. Остролистой было жаль отца. И противно от матери.       — Теперь я избавлюсь от этого, — Воробей дёрнул резинку сзади и разрушил прическу, запустив руку в волосы и потрепав их как они были, — И смогу нормально поехать к Щербатой.       — К Щербатой? Из-за… — Остролистая прикусила губу от неловкости. Ей не нравилось, что далее следовало не её собственное имя.       Воробью и самому стало как-то неловко. Кажется, даже сожаление промелькнуло в его глазах. Остролистая так и не знала правды, но, кажется, начинала догадываться.       — Да, — коротко ответил он, — Но это еще ничего не значит.       — Почему? Почему не я?       Воробей вздохнул, даже близко не имея понятия, что ответить. Он легко пожал плечами.       — Ладно. Езжай. Я всё равно не верю во всю эту херню, — Остролистая развернулась и поспешила подняться вверх по лестнице в свою комнату.       — Остролистая! — серьёзно окликнул её Воробей.       Она не обернулась, а только ускорила шаг. Ей не хотелось плакать, не хотелось злиться, но все равно на душе ощущался явный осадок. Жизнь стала такой запутанной, сумасшедшей и туманной, что даже день рождения через месяц казался не радостным событием, а вынужденной каторгой — нужно было денёк вытерпеть обилие льстивых улыбок и притвориться, что всё нормально и Остролистая не лишняя, чтобы опять впасть в своё тягучее болото, где её не признают даже собственные братья. И люди в Интернете смеют утверждать, что она не имеет права не быть счастливой, ведь у неё есть всё… Они нихрена не знают и нихрена не понимают. Деньги и статус погоды не делают, если ты не нужна даже собственной семье и растеряла практически всякую мотивацию жить.       Ладно. Наверное, это просто такой период, который нужно пережить. Она блестяще сдаст экзамены, переедет из этого сумасшедшего дома и начнёт всё заново. Всё будет хорошо, всё будет замечательно, и проблемы, волнующие её сейчас, больш не будут волновать спустя пару лет — или даже казаться смешными и несерьёзными. Нужно просто пережить…       Остролистая схватила свой старый ежедневник со стола, вырвала из него начальные исписанные странички, взяла ручку, уселась на диван в комнате, вместе с этим взяла Джул, зажав его между зубов, изредка выпуская дым, и начала писать.

      «16 октября 2019. Мне так плохо. Я никому не нужна. Меньше чем через месяц мой день рождения, а я понятия не имею, кого приглашать. У меня даже своих друзей толком не осталось, а дебильных друзей Львиносвета я терпеть не собираюсь. Мне так плохо. Я ужасный человек. Я никому не нужна. Я ужасный человек. Мне так плохо. Мне так плохо. Я ужасный человек.

      Вокруг меня много людей и общения, но я чувствую себя одиноко. Меня будто не существует. Паршиво. В какой момент это произошло? В какой момент всё покатилось ко дну? Почему это происходит именно со мной? Мне так плохо».

      Остролистая встала с ежедневником в руках, положила его в самое незаметное место, которое нашла в комнате, прикрыв сверху какой-то невзрачной тканью, и направилась к рабочему столу, чтобы приняться за домашнюю работу по криминологии, связанную с самыми громкими делами об исчезновении людей.       Львиносвет слез с турника в домашнем спортзале, когда зазвонил его телефон. Обычно в такое время он ставил гаджет на беззвучный режим, но, видимо, сегодня что-то заставило его этого не делать. И не зря — на экране высветился Ягодник, который бы вряд ли стал трезвонить, не случись что-то срочное — он чаще всего ограничивался СМС-ками. Львиносвет нажал на кнопку принятия вызова и вместе с этим отхлебнул воды из бутылки.       — Это просто… Это просто… — Ягодник говорил сбивчиво и громко, будто бы до этого бежал марафон, — Чел, я вообще капец как влип.       — Чё случилось?       — Я не знаю че мне делать… Мне звонила сейчас Медобока, она сказала… Бля-я-я… Она сказала, что беременна! Беременна!!!       Львиносвет едва не поперхнулся очередным глотком воды и поспешил откашляться.       — Чё?! Как так?       — А я знаю, что ли?!       — Вообще-то, должен знать. Ты хоть раз в аптеке бывал в отделе там, не знаю… Контрацептивов, типа того?       — Ой, только отчитывать меня не надо, — цокнул Ягодник, — Просто скажи, что мне щас делать?       — Следить впредь, что и куда ты суёшь, — Львиносвет попытался подавить смешок, закрыв рот рукой, но у него это плохо вышло.       — Несмешно!!!       — Ладно, у тебя в семье пять детей, как и у Медобоки, даж не удивлён, что вы оба не знаете о…       — Да иди ты в жопу! — прервал его разозлившийся Ягодник и следом бросил трубку.       Львиносвету данная ситуация показалась весьма смешной и он даже рассмеялся вслух. Жалеть друга, по крайней мере, он не собирался, поскольку тот не стал жертвой обстоятельств, а мог всё контролировать, предвидя последствия. Куда больше ему было жалко Медобоку, которой, вероятно, и запудрили мозги. Пока Львиносвет приходил в себя, в зал спустился Воробей вместе с Голубкой.       — Эй, хватит тут ржать, собирайся давай, — он выглядел не таким уж и весёлым, — Что у тебя тут?       — Ой, умора. Медобока залетела от Ягодника, прикинь?       — Звёздное племя! — ахнула Голубка. Она стояла чуть позади Воробья.       — Печально, что тут скажешь. Ты будешь одеваться или нет? И ополоснуться не забудь, чтоб не вонять. Мы в машине, если что, но долго ждать не будем, — Воробей развернулся обратно.       — А я никогда и не воняю, — Львиносвет шутливо взъерошил волосы брату, на что тот фыркнул нечто обиженное, и сам пошёл впереди них, но на основной этаж дома.

      ***

      Искре хотелось, чтобы это вновь был сон. Она ущипнула себя еще раз и тихо застонала от досады, когда ничего не изменилось, и она не проснулась. Хотелось уткнуться щекой ближе к окну машины, но ближе было уже некуда, а в наушниках играла неизвестная грустная песня под ужасно драматичную скрипку. Паршиво. Опять придётся ехать в этот сраный офис, и надеяться, что сюжет из сна не повторится.       Искра в очередной раз поскребла ногтями внутреннюю бедра. Она ужасно чесалась от нервного напряжения, и вся уже была покрасневшей, со следами острых ногтей. Платье закрывало эти следы и их не будет видно, когда она встанет, но ситуацию это лучше не делало. Вскоре и другие небольшие участки тела начали чесаться и будто бы даже зудеть.       — Сегодня у нас встреча с новыми партнёрами и также собрание, Искорка. Думаю, народу будет много. Но не переживай, — Берёзовик вёл машину и болтал, как обычно, периодически глядя на Искру на заднем сидении через переднее зеркало в салоне, в котором она отражалась, измученная и зудящая, — Не переживай. Если нам перепадёт что-то новенькое во владение, или скажут что-то интересное, это будет даже отлично. Главное веди себя уверенно и спокойно.       — Да, — девушка слабо кивнула.       — А еще, это важно, послушай. Я оформил тебе дееспособность, потому что тебе уже есть шестнадцать, но нет восемнадцати. Это необходимо для некоторых документов, да и тебе во многом поможет.       — Что?! — Искра быстро выпрямилась и пододвинулась в сторону передних сидений, — Что ты сделал? — ногти заскребли по кожаной обивке.       — В этом нет ничего страшного. Наоборот, одни плюсы.       — Ты сделал это без моего ведома?! Какого хрена?       — Доченька, что такое, я тебя не понимаю, — Берёзовик испуганно повернулся. Машина остановилась на светофоре.       — Я не хотела! Я не просила! Я не хочу становиться дееспособной раньше времени и брать какую-то ответственность!       — Ничего не поделаешь. Это правда важно, Искорка. Мы работаем на больших людей, это большой бизн…       — Ты работаешь! Ты! Не я! — её голос стал заметно выше и агрессивнее, — Ты сам ввязался в это, навязался к этим ебаным преступникам, а меня туда насильно ввязали! Я не хотела! Я не хочу! — Искра ударилась спиной о сидение, почувствовала слёзы на щеках и как тряслись руки от злости. Кажется, она выдала чуть больше, чем следовало бы.       Берёзовик совсем испугался. Он чуть сбавил скорость, его глаза лихорадочно забегали по периметру дороги, и он размышлял, как ему сейчас лучше поступить. Руки сами двинулись к кнопке блокировки дверей, как только Искра попыталась выйти.       — Открой!       — Пожалуйста, давай доедем в целости и сохранности. Ничего страшного не произошло.       — Это для тебя ничего страшного! Я тебя ненавижу! Я вас всех ненавижу! — Искра всхлипнула и в ту же секунду забилась в полуистерическом плаче. Она закрывала ладонями лицо и громко плакала.       На ум мужчине пришло воспоминание из детства девочек, из самого раннего — когда еще не осознающие полностью происходящего малышки закатывали истерики, если им что-то не нравилось или вокруг была незнакомая обстановка. В такие моменты детей всегда становится жалко, хочется прижать к себе и успокоить, чтобы они поскорее прекратили — но как правило самым действенным решением было просто дать им поплакать, пока силы не закончатся и они не уснут. Да, пожалуй, так и стоит сделать. А обнимет он её как только они выйдут из машины, что произойдет относительно скоро. Берёзовик прибавил скорости и включил поворотник в очередной раз.       К концу поездки у Искры были красные глаза, красные от следов чесотки внутренние поверхности бёдер и коленей и растрепанные волосы. Её ноги не слушались, хотелось убежать куда подальше — но она бы не смогла этого сделать — сил уже не осталось. Берёзовик помог ей подняться, крепко обнял и провёл до дверей. Потрёпанная жизнью с опухшим от слёз лицом девочка-подросток явно бы не вписалась в круг собравшихся, но что-ж, они сами приняли решение принять её сюда — Берёзовик не винил их, также, как он не винил и дочь, он просто принимал вещи такими, какие они есть — мало над чем думал и рефлексировал. Наверное, поэтому у него всегда было хорошее настроение и отсутствие осознания последствий своих поступков — откуда бы ему взяться, если ты сначала делаешь, а потом даже не удосуживаешься подумать — да и перед тем как сделать что-то тоже.       — Я в недвижимости уже лет двадцать, верьте мне, я дело говорю! — пока отец что-то затирал какому-то очередному гостю этого праздника жизни в бизнес-центре, Искра от скуки ходила неподалёку, прямо по конференц-залу, и рассматривала всё и всех вокруг своими покрасневшими глазами. Здесь всё также был холодный искусственный свет, светлая мебель, обилие серьезных и даже опасных лиц, многие из которых озирались на неё с недоумением, хотя и потом тут же поворачивались обратно к себе. Никому здесь не было дела до Искры.       Она едва не подскочила от испуга, когда худая морщинистая рука легла на её плечо.       — Это я, душенька, — послышался скрипучий голос Кленовницы, которая насмешливо улыбнулась при виде смущенной Искры, — Чудный сарафанчик, но не холодновато ли тебе в нём? Да и выглядишь неважно, дорогая, дать тебе зеркальце?       — У меня проблемы с давлением, — соврала она, — Сейчас оно повышенное, поэтому у меня и лицо раскраснелось.       — Бедняжка, душенька! Жаль, даже нет с собой таблеток от этого. А знаешь, что мне помогает? Пол бокала красного вина в день, укрепляет сосуды и сердце, будешь жить также долго как и я, милая, — Искра нечаянно вгляделась в запястье Кленовницы, которое сегодня было обнажено из-за блузки с коротким рукавом, и увидела на его внутренней стороне небольшую татуировку с каким-то символом, чуть побледневшую, возможно, от времени или сеансов удаления лазером, но тем не менее заметную. Явно такие набивают не всяким Робин Гудам и искренним борцам со злом. Искру передёрнуло, — Уберегла себя от проблем с давлением. Попробуй, — она улыбнулась улыбкой, полной идеально ровных белоснежных зубов, которые даже среди элиты не у всех сохраняются в таком почтенном возрасте. Хотя, может, Кленовнице и правда было не больше шестидесяти? Тогда и зубы еще должны быть свои на месте. Или челюсть вставная?       — Спасибо, — Искра едва-едва обнажила свои собственные зубы в улыбке.       — Не за что! Мудрые советы обязаны сохраняться и передаваться молодняку. Ох, а теперь извини, душенька, пора идти. Пообещала одному полоумному здесь помочь. Мужики без нас ничего не могут! — тихий смешок, — Ещё пересечемся, — женщина быстрым шагом, но столь же грациозной походкой удалилась в противоположную сторону. Кажется, там стоял Царапан, или еще кто-то в таком роде. Искра еще немного посмотрела ей вслед. По плану скоро должен явиться Коршун.       — Привет, — послышался очередной голос позади, который обращался к ней. Это была незнакомая ей девушка или женщина.       Искра обернулась. Перед ней стояла девушка, на вид чуть больше тридцати, чуть ниже ростом, с любопытными карими глазами и короткими темными волосами. Одежда — с намёком на официально-деловой стиль. В отличие от Искры, незнакомка помнила, где находилась.       — Привет, — тихо ответила она, — А ты кто?       — О, думаю, нужно сразу это прояснить, чтобы потом ты не злилась. Я Яблочница, давняя подруга детства твоего отца. Нам с ним повезло здесь увидеться, и в общем, он послал меня следить за тобой и твоим самочувствием на собраниях, чтобы… не произошло неловких ситуаций. Надеюсь, всё в порядке, и мы сможем даже подружиться.       Искра чуть нахмурилась в издевательской манере и едва не рассмеялась.       — Не знаю, схерали мой отец решил так обо мне позаботиться, но делай, что велено, а дружить я ни с кем здесь не собираюсь, — она специально резко ушла в другую сторону, на что Яблочница тут же с ней поравнялась.       — Ладно, раз ты не против, то, может, хотя бы найдем общий язык.       Яблочница стояла подле неё, словно охранник-громила, который защищает знаменитость от нападок папарацци и назойливых фанатов. Судя по всему, уходить она не собиралась.       — А, вот как, — безэмоционально заметила Искра, — Тогда нам нужно искать темы для разговора. Что-ж, как ты попала в «Сумрачный Лес»?       — О, моя мать соучредитель крупной фирмы по производству детского безлактозного питания, производство которого базируется здесь, в Лос-Анджелесе, а еще в Англии, и она подруга твоей бабушки Тростинки, поэтому в высших кругах я с детства, однако мне захотелось чего-то своего, и «Сумрачный Лес» согласился подкинуть деньжат на первое время для развития моего собственного стартапа. У меня недавно открылся ресторан с едой для веганов, скоро будет второй, в другом штате, в идеале бы перейти еще и на Европу.       «Чего? Детское питание? Еда для веганов? Они уже ничем не гнушаются, им все равно, кого заманивать в свои сети», — с горечью подумала Искра. Яблочница же, казалось, не видела во всей этой истории подвоха. На её запястье было два Cartier — значит, дела у неё идут более чем отлично.       — А ты им что взамен?       — А потом отчисляю проценты с дохода до вычета налогов. Это даже лучше и выгоднее, чем кредит!       — Подожди, но ведь кредит ты платишь какой-то определенный срок, а «Сумрачному Лесу» что, должна всю жизнь?       — Выходит, что так. Но они не требуют много, мне не тяжело. Тем более, что они мне сильно помогли!       «Кто тебя вообще допустил до ведения бизнеса с таким скудоумием? Почему было не проконсультироваться с матерью?»       — А почему именно «Сумрачный Лес»? Почему бы не попросить денег у своей матери? — спросила Искра, практически озвучивая свои мысли вслух.       — У меня с ней… сложные отношения, — Яблочница на секунду замялась, — Да и всегда лучше начать что-то своё, ни от кого не зависеть.       — Ни от кого? Но ведь ты зависела от «Сумрачного Леса»…       «Ладно, хрен с этим ведением бизнеса. Как ты до своих лет-то дожила с куриными мозгами? Выходит, ровесница отца, или слегка младше… Понятно теперь, почему вы подружились. На фоне одной извилины на двоих».       — Нет-нет, это слегка другое, — Яблочница улыбнулась. И правда, интеллектом обделили, — О, — она повернула голову, — Вот и Коршун. Как он тебе?       — Урод, — Искра закатила глаза и поспешила, не оборачиваясь на Яблочницу, пройти на своё место. Та лишь тихо рассмеялась в ответ — очевидно, подумала, что Искра имела ввиду его внешность, а не внутреннее нутро.

***

      Кучерявые облака плыли по всей поверхности небесной глади, а солнце стремительно опускалось. В воздухе пахло чем-то жжёным — вроде костра или целого лесного пожара, которые здесь не редкость, пускай сейчас температуры стали чуть ниже — пахло приближающейся ночью. Стрекотали сверчки, а надпись Hollywood совсем скоро должна была загореться белым светом от прожекторов. Время было еще не слишком позднее, однако сокращение светового дня явно ощущалось.       — Это здесь, — Воробей уже хорошо знал путь к Щербатой и протоптанную извилистую дорожку к её импровизированной избушке. Машина остановилась неподалёку, дальше путь предстоял пешком.       — Ничего себе! Я даже не подозревала, что у нас есть подобное место! — Голубка совершенно не понимала, куда они едут, а поэтому всю дорогу не отрывала взгляда от окна, изредка задавая какие-то вопросы. Опушка с виднеющимся вдалеке захудалым домиком удивили её не меньше.       — Да, здорово здесь, — Львиносвет вышел из машины вслед за остальными, — Хотя я не знаю, почему я должен верить во всю эту ерунду.       — Это далеко не ерунда, — ответил Воробей.       — Ого-о-о, ну раз даже ты говоришь, что не ерунда, значит, дело серьезное, — Львиносвет быстро сравнялся в шаге с братом, шутливо приобнял его и взъерошил волосы.       — Убери руки, — проворчал он, на что Львиносвет только рассмеялся.       — Щербатая поможет мне избавиться от головных болей? — спросила Голубка. Она шла впереди, озираясь по сторонам, и явно была не в терпении.       — Скорее всего, — сказал Воробей, как только смог отлипнуть от брата.       — Но я так и не поняла, почему вы попросили именно меня. Что значит «я третья»? — она обернулась.       Львиносвет с Воробьём переглянулись между собой.       — Да, без контекста и правда странновато звучит, — начал черноволосый, — Что-ж, еще в начале этого года мы услышали от Огнезвёзда, что когда-то давно ему пророчили, что трое от его крови будут великими людьми со способностями, которые спасут страну. Он подумал на нас, но у Остролистой нет ничего выдающегося. А у тебя…       — Что у меня?       — Я не знаю, но что-то необычное. Об этом и скажет Щербатая. Или нет. В любом случае, многое должно проясниться сейчас. Не отвлекайся, нам бы поторопиться, а то опоздаем и не впустит.       Голубка ничего не ответила вслух и только кивнула. Она и правда ничего не понимала, но если после визита ей станет легче, то, наверное, стоит это принять — странное, непонятное пророчество. Голубка лишь совсем косвенно была кровью Огнезвёзда, так с какого перепугу ей спасать страну, еще и будучи подростком? Жизнь внезапно стала такой запутанной.       Наконец, нужное расстояние было преодолено. Щербатая открыла дверь сразу, будто предчувствовала и ждала компанию минута в минуту, однако перед тем, как зайти, попросила гостей очистить подошвы обуви от рыхлой, чуть сырой земли после дождя.       — Новеньких привёл? Что с вами на этот раз? — старуха поставила заварочный чайник на стол и налила немного в белую низкую чашку без ручки.       — Это Львиносвет, мой брат, и Голубка, наша кузина, выходит, внучатая племянница Огнезвёзда, — все трое сидели на той же лавке недалеко от входа, где обычно сидели все посетители.       — Вот, выпей, девочка, — Щербатая подала Голубке чашку, из которой едва вылетал прозрачный пар, — Поможет от тревожных дум и головной боли.       — Ого! Как вы узнали? Спасибо! — улыбнулась девушка и тут же охотно приняла чай.       — Так вот, Львиносвет подходит по предсказанию трёх от крови, а Голубка… Выходит, тоже, раз кандидатуру Остролистой вы отклонили.       Щербатая промолчала и начала внимательно оглядывать новопришедших, приложив ладонь к виску и время от времени прикрывая глаза.       — Да, всё верно, — спустя какое-то время ответила она, — У вас подходящая энергетика. На, зажми-ка эту чашку в руке, — старуха взяла пустую чашку у Голубки и подала её Львиносвету.       Он с легким недоумением взял её за дно.       — Приложи силу.       Парень сжал её, потом еще сильнее, и спустя секунду та рассыпалась у него в руке с характерным шумом и упавшими на пол осколками.       — Звёздное племя! — испугалась Голубка, — Ты не поранился?       — Да нет, просто не понял, что это было, — спокойно ответил Львиносвет, глядя на пол, где лежали белые осколочки.       — Он бы и не поранился, потому что не может себя ранить. Вернее, если осколки и смогли оставить какие-то царапины, то те тут же затянулись. Даже крови нет, — будто бы в подтверждение Львиносвет чуть вытянул руку ладонью вверх. Абсолютно чистой, — Такого в природе быть не может. Очевидно, неуязвимость и нечеловеческая сила, потому что разбить чашку из толстого стекла одним сжатием невозможно.       — Вот это да! Я и не знал, что так могу, — улыбнулся Львиносвет.       — Ты не проиграл ни одной игры, ни разу не пропускал мяча и не устаёшь физически. Этого стоило ожидать, — заметил Воробей.       Щербатая тем временем хлопотала на своём столе. По углам были разложены небольшие связки трав, все те же ступа и пестик, какие-то жидкости в флаконах, как от духов.       — Невероятно! А я что, тоже что-то такое могу? — восхитилась Голубка.       — Сильный должен быть кто-то один. У тебя что-то другое. Наверное, связанное со слухом, — ответил Львиносвет, чрезмерно гордый собой.       — Есть симптомы? Какие? — спросила Щербатая у девушки, не отрываясь от дела. Она смешивала что-то в ступе.       — Я слышу разговоры, происходящие в другой комнате или даже на другом этаже, находясь в месте, далёком от этого, но ощущение такое, будто бы люди стоят и разговаривают прямо рядом со мной. Однажды я слышала шум работ по ремонту дороги в нескольких километрах от места, где находилась. Слышала так, будто бы это находилось прямо снаружи, за окном. И у меня часто болит голова от переизбытка шума. В своей спальне, где тишина и никого кроме меня, я могу услышать, как упала ручка в кабинете у папы на первом этаже. Дикость!       Старуха к концу рассказа также закончила — в мисочке у неё была бледно-розовая полупрозрачная жидкость, в которую она поместила кончики пальцев и тут же подошла к Голубке, поместив мокрые пальцы обеих рук на её виски с двух сторон.       — Непросто тебе. Непростая способность. Если Воробей видит больше, чем нужно, то ты же в свою очередь слышишь больше, чем нужно. Кажется, я начинаю догадываться, — она убрала подушечки пальцев с висков и поместила два пальца в середину лба. Голубка внезапно поморщилась и тихо шикнула от боли, — Потерпи. Да, очевидно, что видя тайны, сокрытые за семью замками и слыша те разговоры, что ведутся за закрытыми дверьми, вы можете предотвратить большую беду.       Воробей с Львиносветом переглянулись и стали активно шептаться между собой. Голубка сжала руки в кулаки. Её обычная головная боль усилилась в сто крат.       — Какую беду? Когда она придёт? — осторожно спросил Воробей, когда прекратил переговоры.       — Не знаю, — честно пожала плечами Щербатая, — Я не умею видеть будущее.       — А как я смогу увидеть тайны и скрытые вещи, если я всего лишь читаю мысли?       — Подумай шире. У тебя невероятная способность, которую можно использовать по-всякому, если пораскинуть мозгами, — чуть раздражённо ответила старуха и резко убрала пальцы ото лба девушки.       Голубка почувствовала резкое облегчение, выдохнула и открыла глаза. Больше ничего не болело.       — Ничего себе! Мне правда легче!       — Это что-то вроде третьего глаза. Или, скорее, уха. Мы можем потренироваться также, как тренировались с Воробьём, чтобы ты могла это контролировать и слышать только то, что желаешь. Но это будет трудно и я не гарантирую результата.       — Звёздное племя, всё, что угодно, лишь бы это прекратить! — Голубка живо встала с лавочки, но Щербатая тут же резким движением посадила её обратно, взяв её за плечи.       — Сиди. А вы, мальчики, сходите прогуляйтесь. Я вас позову, далеко не уходите и мой сад не трогайте, — старуха отошла обратно к столу и выразительным взглядом указала парням на входную дверь.       Воробей с Львиносветом только кивнули, отворили дверь и вышли на улицу. Снаружи стало заметно темнее — оранжевый закат уже почти выцвел, солнце почти опустилось за горизонт; город медленно-медленно погружался в сумерки. Они пошли той же тропой, но в другую сторону, по которой шли от машины.       — Что думаешь? Что мы можем предотвратить? Может, нам нужно кого-то спасти? Или… — у Львиносвета внезапно полился шквал вопросов.       — Понятия не имею, могу только предполагать, как и ты, — проворчал Воробей. Его руки были в карманах, он смотрел себе под ноги и шёл — вернее, старался, — в ритм шага брата, который в свою очередь шёл быстро и неторопливо, — Да куда ты так несёшься, нам погулять сказали, а не марафон бежать.       — Я хочу знать! — просто ответил светловолосый и повернул голову к Воробью. Тот в свою очередь поднял голову на него, вынул руки из карманов и щёлкнул пальцами, — Ты че?       — Точно. Нам нужно связаться с кем-то, кто может нам с этим помочь и сказать, что делать. Не с тем старцем, который дал Огнезвезду предсказание, потому что он, очевидно, уже сто лет как помер, но…       — А с кем тогда? — Львиносвет вопросительно выгнул бровь.       — Может… Со Звёздными предками. Мне бы хотелось, чтобы они объяснили эту херь. Но это невозможно… Хотя, есть у меня способ один…       — Какой? — не унимался брат, — Молитва?       — Да так, — отмахнулся Воробей, не желая объяснять про Половинку Луны. Она должна оставаться его очень личным секретом, — Я тут просто могу проникать в чужие сны… Я что-нибудь с этим сделаю.       — Ого! Тогда давай скорее поедем домой, чтобы ты лёг спать и связался с кем-нибудь! Но я даже понятия не имею, с кем ты хочешь поговорить.       — Подожди ты, у нас там Голубка еще. Правда, я не знаю, что тогда делать, если окажется, что у неё нет никаких способностей и нам показалось. Где еще искать третьего? — парень попытался нащупать пачку сигарет в кармане, но её не было — скорее всего, осталась в машине, до которой еще нужно было дойти.       — Я думаю, что мы попали в точку с первого раза и всё пройдет, как надо, братец, — Львиносвет бодро приобнял Воробья, обвив руку у его шеи.       — Да хватит меня так тискать, задушишь однажды, — фыркнул Воробей, тем не менее, не предпринимая особых попыток выбраться. Тот факт, что он переживает эту загадку не в одиночку, помогал ему чувствовать себя лучше — вопреки любви к одиночеству.       Голубка стала чувствовать себя лучше после проведённых манипуляций, о которых почему-то не стала рассказывать потом, сидя в машине по пути домой. Щербатая напоследок пожелала всем троим удачи в обнаружении и устранении беды, попросив не тратить способности почём зря. Воробей с Львиносветом также спорили насчет того, говорить ли ей про «Сумрачный Лес» и шпионаж Искры, и в итоге сошлись на том, что сказать всё-таки надо. Щербатая лишь ответила очевидное — что ничего, чего касается Звездоцап, априори не может быть полезным и хорошим, не заметив при этом, является ли именно «Сумрачный Лес» источником той самой надвигающейся беды. Либо она действительно не знала, либо намеренно скрывала по какой-то причине. Такой немногословный комментарий ставил в тупик — троица надеялась, что врачевательница поможет им прояснить всё и понять, как быть дальше.       Но раз так — придётся справляться своими силами. Ждать неизвестно чего, неизвестно когда и делать неизвестно что, в попытках спасти страну.

***

      Искра чиркнула зажигалкой и тут же затянулась. Дым расползся внутри, прямо по лёгким, а вкусовые рецепторы чувствовали слишком сладкий привкус фильтра сигареты. Едкая дрянь, больше она такие не возьмёт.       Она стояла за углом бизнес-центра и смотрела прямо перед собой — на решетчатый забор, за которым располагался большой темно-зеленый контейнер для мусора. Больше вокруг ничего не было — если не считать начавшиеся сумерки. Состоявшееся собрание было очередным наискучнейшим событием в ее жизни — скучнее только светские приёмы и вечера взрослых, на которые зачем-то таскали подростков вроде Искры или её кузенов, кузин и прочих родственников-одногодок. Потребовалось много усилий, чтобы не заснуть, ибо она больше не развлекала себя рассматриванием Коршуна — наоборот, намеренно избегала ответного взгляда и почти не смотрела в его сторону. За всё время собрания в её листочке якобы для пометок появилось невообразимое количество нарисованных загогулин, кружочков, цветочков и сердечек самых разных форм и размеров. После он оказался в мусорке — так заставляли делать всех перед тем, как покинуть двери офиса. Всё, что было в Авалон-центре, оставалось в Авалон-центре.       Из-за уже привычной тишины и отсутствия людей вокруг Искра слегка дёрнулась, услышав недалеко от себя чьи-то шаги. Наверное, какой-то бродяга или нехороший человек. Она быстро успокоилась и продолжила безмятежно курить, не поворачивая головы в сторону звуков. Плевать, что с ней сейчас сделают. Пока девушка задумалась о том, что её резко перестали упоминать в новостях. Где бы она не находилась — папарацци больше не преследовали её, максимум зеваки с телефонами, но потом её снимки нигде не оказывались, да и прошлые статьи о себе она нигде не могла найти, и упоминаний её имени в интернете почти не осталось. Да, кажется, она догадалась, по какой причине. Вот же урод, действительно.       — Искра, — донёсся уверенный низкий мужской голос. Искра не реагировала.       — Если ты думаешь, что я буду бегать за тобой и выяснять, почему ты обиделась и терпеть капризы подростка, то нет. Пускай этим занимается твой отец.       — И че ты тогда сюда приперся? Как ты меня вообще нашел, раз тебе так похер на меня? — фыркнула она и сделала последнюю затяжку. Бычок от сигареты полетел в небытие.       — Здесь везде камеры, идиотка. А тебе бы отправиться домой лучше и там курить. Тут не зона для курения.       — Сама решу, где мне курить. И это ты удалил все мои фотки из интернета, да?       — Верно, — ответил Коршун.       — Я тебя не просила, че ты лезешь не в свое дело, — подул ветер, и по голым плечам Искры прошлись мурашки от холода. Ночь середины октября давала о себе знать даже в таком тёплом крае как Лос-Анджелес.       — Ты работаешь на «Сумрачный Лес», значит, это мое дело, и я тебе уже объяснял, чем чревато твое частое появление на публике, — Коршун приблизился к стене и также достал сигарету.       — Здесь нельзя курить же, умник ты херов, — заметила Искра. Всё это время она так и не повернула голову в его сторону.       — Ну я-то взрослый дядька, сам решу.       — Также, как ты решаешь чужие судьбы, да?! Решаешь, что делать другим людям?       — Абсолютно точно, — невозмутимо спокойно ответил Коршун и затянулся.       — Еще и малолеток трахаешь. Как же я тебя ненавижу.       — А вот это мое дело, кого трахать. Твоя подружка и сама была не против.       — Только вот ты зачем-то еще и завербовал её к себе.       — Да, и что?       — Скотина. Я хочу уйти из всего этого дерьма.       Коршун тихо рассмеялся.       — Нет, ты никуда не уйдешь, и это знаешь. Даже не рыпайся. И больше чтоб я такого от тебя не слышал.       — Когда ж ты сдохнешь уже, урод, — тихо промямлила Искра и обняла себя за плечи в попытках согреться. Она не была уверена, расслышал ли это Коршун, и что он с ней сделает за такое. На удивление, реакции не последовало — лишь дым клубился где-то рядом, спустя считанные секунды исчезая с попутным ветром.       Они стояли так еще немного, совершенно молча. Искра по-прежнему не видела ни выражения лица Коршуна, ни что он курил, и не видела его машину вдалеке. Она намеренно отказывалась смотреть. Каким же ненавистным ей сейчас казался мужчина, и вместе с тем… желанным? Нет, только не это. Определённо нет. Искра, наконец, спустя время чуть опустила взгляд вниз и заметила его неизменно начищенные носы туфель. Сохранять идеально чистую обувь и корпеть над её блеском, еще и в такую погоду могли только психи. Коршун определённо тот еще псих.       — Давай-ка домой, — мужчина потушил сигарету, не выпуская бычок из рук, чтобы выкинуть потом в ближайшую мусорку, в отличие от Искры, которая обычно швыряла их неизвестно куда, — Держи вот это, чтобы не замерзнуть по пути и пошевеливайся, — Коршун осторожно снял с себя пиджак и подал его девушке.       Искра сначала не поняла, что произошло, а потом наконец осторожно взглянула на Коршуна исподлобья и заметила поданный предмет одежды. Такого она точно не загадывала. Её взгляд метался то на лицо мужчины, то на пиджак и наоборот.       — Спасибо, — тихо произнесла она и взяла пиджак в руки — не накидывая себе на плечи, тем не менее. Он был лишь сложен в два раза у неё в руках. Искра не дождалась ответной реакции и ушла в сторону дороги, попутно доставая телефон из сумочки.       Тот не реагировал и не включался, а стоило нажать на кнопку блокировки, то тут же показал значок отсутствия заряда. Искра вздохнула.       — У меня телефон сел, видимо, буду ночевать на улице, — она повернулась обратно и увидела Коршуна, который также ступил пару шагов на встречу.       — Что-ж, — пожал плечами Коршун, — Теперь мы живем неподалеку и мне по пути, поэтому садись, подвезу, — он щелкнул ключами от машины и подошёл к автомобилю.       Да, конечно, сюжетик как в идиотском сериале или фильме жанра романтической комедии, которые обычно любили обсуждать девочки в школе на переменке, а Голубка, кажется, только их и смотрела на досуге. Но делать и правда было нечего — иных способов выбраться из этого района нет.       — Хорошо, — она поджала губы и медленно прошла к переднему пассажирскому.       Машина была не Гелендваген, но такой же объемной, черной и серьезной. Искра не успела разглядеть марку, но подозревала, что садится не в дешёвку. Она вспомнила, как воображала себе, какие еще машины есть в таксопарке Коршуна. Наверняка у него подземный гараж на двадцать мест, не меньше.       Салон был таким же тёмным, в воздухе чуть пахло табаком и дорогим мужским парфюмом. Если бы не обстоятельства то, вероятно, Искра была бы даже рада здесь находиться. Но она лишь безэмоционально смотрела на дорогу и не произнесла ни слова. Коршун же даже не попытался узнать причину такой молчаливости — как он и говорил, в его планы не входило понимание обиды девочки-подростка. Впрочем, он её и не винил и тем более не ненавидел за это.       За время поездки Искра слегка задремала, чуть-чуть откинув голову на сидение и поджимая ноги, продолжая прижимать к себе пиджак — не выпуская из рук, крепко-крепко, будто бы только так он согревал её. Когда же пришло время выходить из машины, она подскочила, как ужаленная и суетливо выпрыгнула наружу, не сказав ничего на прощание. Прямо перед ней был двор её дома, кажется, всё в порядке. Лишь приблизившись к воротам, перед тем, как открыть их электронным чипом, девушка поняла, что в руках у неё по-прежнему был чужой пиджак. Когда она обернулась, чтобы вернуть вещь владельцу, машины и след простыл; только высокие фонарные столбы по периметру освещали частную территорию района, и больше ни души вокруг. Искра повернулась обратно, открыла ворота и поспешила пройти в гараж, чтобы сложить пиджак подальше на полку около её велосипеда и не слышать лишних вопросов от обитателей дома. В ночи, когда все точно будут спать, она вернется туда за ним, пройдет к себе в комнату и будет бороться с желанием уткнуться в дорогую ткань носом, вдыхая тот самый парфюм, чтобы потом аккуратно повесить пиджак на плечики — с несвойственной аккуратностью, — и всегда помнить о нём, не позволяя никакой домработнице его касаться.