Мертвые литераторы способны на что угодно

У нее были гладкие бедра, затянутые по дресс-коду в тонкие бежевые колготки. Дазай провел рукой вверх, пробуя забраться пальцами за плотный край на поясе. Он спешил. — Осторожно, порвешь, — хихикнула она и придвинулась ближе. Словно ее действительно волновали испорченные колготки. Дазай запоздало подумал, что стоило сначала предложить ей денег, но переигрывать было уже поздно. — Прости, увлекся, — он в притворном раскаянии потерся щекой о задранный халат, вдыхая безликий запах лекарств и анитисептика. Так было даже лучше. Запахи других людей за редкими исключениями ему совершенно не нравились, а рана и больничная одежда почти не оставляли возможности скрыть отвращение, если бы оно возникло: когда больно от каждого движения трудно искать подходящие позы. Но она пахла всего лишь чистотой — гораздо приятнее, чем многие его партнерши. В мимолетном порыве благодарности Дазай сдвинул руку выше, стиснул в ладони мягкую грудь. Крупный сосок неохотно набух под пальцами, медленно поддаваясь ласке. Она ахнула и задрожала. Дазаю пришлось обхватить ее свободной рукой за талию, удерживая на ослабевших ногах. От напряжения заныли швы на животе. — Нас точно не застукают? — спросил он, не особо рассчитывая на ее благоразумие. — Не волнуйся, — она присела на край постели и легко поцеловала его в губы, приняв вопрос за проявление заботы. — Врачи уже ушли, у нас полно времени до пересменки. — Хорошо. — Он закрыл глаза и притянул ее к себе, снова запуская руки под халат. У нее было мягкое тело, больше предназначенное для материнства, чем для удовольствия. Широкие бедра, округлый живот, тяжелая грудь с коричневыми пятнами сосков. Дазай вобрал один в рот, почти ожидая, что оттуда брызнет молоко, но под губами оказалась лишь плоть, легко отзывающаяся на привычные движения. Дазай не мешал ей забраться к нему под одеяло, не мешал стиснуть в руке мягкий член. Он уткнулся ей в шею, покрывая чистую кожу поцелуями, чтобы она не заметила выражения смертельной скуки на его лице. Шептал ей на ухо пошлую чушь, чтобы отвлечь от своего ровного дыхания, пока ритмичные движения ее пальцев не вызвали наконец нужную реакцию. Измученное и ослабленное обезболивающими тело не хотело продолжать. Дазаю пришлось напомнить себе, что соблазнитель тут он и все это — его идея. Стало смешно. Развеселившись, он чмокнул девушку в нос и помог забраться к себе на колени. — Колготки сняла? Она впервые смутилась, до самой шеи залилась красивым ровным румянцем. Дазай поцеловал ее еще раз, помогая стащить белье. Готовить ее не пришлось. Член легко скользнул в горячую влажность, более тесную, чем Дазай ожидал. Наверное, у нее все-таки нет детей. — Привстань, — попросил он, укладывая ее ладони к себе на плечи. Двигаться было больно и без дополнительного веса. Он почти сразу перешел на частые мелкие толчки, стараясь задевать стенки под разными углами. Скука ушла, вытесненная болью и разгорающимся возбуждением, хотя он по-прежнему думал не о задыхающейся от удовольствия девушке, которая до синяков стискивала его плечи. Дазай думал о черном телефоне, лежавшем в кармане ее халата. О том, что скоро ему снова придется вести дела с теми, кого он давно не желал видеть, о ком запретил себе вспоминать. Он чуть не пропустил момент ее разрядки, едва успел подхватить, чтобы не упала прямо на него. Хотелось кончить, но продолжать двигаться в таком положении было слишком больно. Надо было подгадать, чтобы успеть одновременно с ней. Сам виноват, отвлекся. — Болит? — спросила она, отдышавшись. Погладила его по щеке еще дрожащими пальцами. — Давай я сделаю. — Не надо. — Дазай подвинулся к ней и поцеловал в лоб. Он не умел ценить чужую заботу и старый добрый ванильный секс давно его не привлекал. — Мне достаточно того, что тебе было хорошо. Судя по ее раскрасневшимся щекам, он только что получил верного союзника в этой больнице. Жаль, что ненадолго: он уберется отсюда через несколько часов, но ничего не поделаешь. Выздоравливать можно будет и после окончания войны. — Прости, я так тебя отвлек, — с должной ноткой сожаления сказал он разомлевшей в его руках девушке. — Принесешь мне телефон, пока будешь у других больных? Иначе как я буду засыпать тебя любовными посланиями?