Когда ему говорят «нет», он глохнет и ничего не слышит до тех пор, покамест не скажут «да». © Марио Пьюзо – «Крестный отец»
***
Ким Намджун и Квон Джиён прогуливались по территории тюрьмы, ограждённой от внешнего мира высокими стенами, заборами и воротами, пробраться на свободу через которые было невозможно, а если и находились таковые смельчаки, то их тут же ловили либо благодаря круглосуточным камерам слежения, либо ловкие охранники, неожиданно появляющиеся будто из-под земли. Джиёна никто не трогал, ему было позволено расхаживать под голубым небом, дышать свежим воздухом и наслаждаться окружающей его зеленью – заключённые действительно старательно вычищали территорию. Джиён и сам время от времени присоединялся к ежедневным «субботникам», но исключительно по воле настроения, ибо насильно заставить его никто не мог. Остальные заключённые, разумеется, знали о грёбанных привилегиях, коими обладал их товарищ по несчастью, но сделать с этим ничего не могли. Они, как собаки на привязи, лишь гавкали и смотрели обиженным зверем, но дальше зайти не смели. Намджун поначалу смотрел себе под ноги, а когда осмелился, стал разглядывать окружающее его пространство. Небо и правда было сегодня голубым, ярко светило солнце и дул лёгкий, освежающий ветер. Погода была благосклонна к жителям Сеула так же, как был благосклонен политик к журналисту, выкладывая ему честно всю подноготную – всё то, что тот так желал услышать. И ведь это действительно можно было назвать сущей щедростью, ибо когда ещё удастся «вскрыть» такого человека, как Квон Джиён, выпустив наружу всех демонов, обитающих внутри него? Но Намджуну казалось больно подозрительным то, что Джиён беспрепятственно идёт навстречу. Быть может, в его планах, подобно змеям, копошится нечто неладное? — О чём задумались, Ким? — спросил Джиён, останавливаясь возле лавочки. Политик повернулся к Намджуну, заинтересованно вздёрнув брови. — Так странно… — Намджун сел на лавку, откидываясь к деревянной спинке. Его примеру последовал Квон. — Мы находимся на территории тюрьмы, а у меня чувство, будто мы гуляем по Центральному парку. — Если у тебя есть деньги и власть, то даже тюрьма может превратиться не просто в «зону», а в зону отдыха, — Джиён улыбнулся и посмотрел на Намджуна. — Вы верите в аксиому «Не в деньгах счастье»? — Нет, не верю, — журналист помотал головой. — На деньги можно покупать лекарства, строить приюты и больницы, на деньги мы питаемся, одеваемся и… и живём, в общем-то. Я верю в обратное – в то, что деньги могут сделать человека счастливым. — Ну хоть в чём-то наши мнения сошлись! — хмыкнул политик. — Итак… — Намджун прочистил горло. — Итак? — Нана Ямамото выполнила своё обещание, и Вы смогли благодаря ей устроиться на работу. — Я бы не сказал, что благодаря ей, ибо это были совместные усилия, — Джиён кивнул сам себе. — Услуга за услугу, так сказать. — Но ведь убийство Чансона было далеко не единственной просьбой Ямамото, верно? — журналист посмотрел на политика, который улыбнулся и покачал головой.***
На новом месте оказалось не так радужно, как Джиён себе представлял. Изначально он должен был попасть в мэрию, но по каким-то причинам Нана сообщила, что сейчас туда никак не прорваться, но есть местечко в департаменте городского имущества, на которое Джиён и присел. Собственно, выбора у него всё равно не было. В первый же рабочий день его завалили задачами, с которыми нужно было оперативно справляться. А ведь он так готовился, так хотел произвести наилучшее первое впечатление: надел дорогой костюм, почистил до блеска ботинки, зачесал волосы назад и щедро надушился французскими духами, но, увы, как оказалось, никому не было до этого дела. Люди работали в поте лица, зарывались в бумаги, бегали из отдела в отдел и не обращали внимания на то, какой красивый и статный молодой человек пришёл к ним в коллектив. На него валили и валили, и всех вокруг волновала не внешняя оболочка Джиёна, а его мозги – начальству и коллегам было важно понять, что они приняли к себе не смазливого дурачка, а человека, который хочет и будет работать, который справится с любой задачей и проявит себя как амбициозный молодой специалист, подающий большие надежды. Мужчина старался изо всех сил, ведь ему было важно зацепиться за это место и доказать всем, что он достоин не только занимаемой стартовой позиции, но и стремительного карьерного роста, и всё шло достаточно неплохо в первые недели, пока Джиён в какой-то момент не психанул. Поняв, что тонуть в кипах бумаг, задыхаться от волокиты и в сжатые сроки выполнять то, на что требуется большее количество времени, не для него, он попросил у своего руководителя выходной день за свой счёт. Ему просто нужно было прийти в себя и разобраться со своими эмоциями, которые сплелись в гремучий клубок змей и бесперебойно жалили его, доставляя стресс и дичайший дискомфорт. К господину Ли Чонсоку, руководителю департамента городского имущества, попасть было не так просто, даже если ты один из его подчинённых. Сначала нужно было проверить дни и часы его приёма, согласовать встречу с секретарями, которые прежде чем позволить зайти в двери кабинета Чонсока, направляют заявку его заместителям… В общем, проще было проявить неуважительную дерзость и вломиться самостоятельно к господину Ли, нежели проходить через все инстанции. Что, собственно, и сделал Джиён, когда ему отказали в просьбе взять отпуск без сохранения заработной платы… — Джиён, тебе туда нельзя! — повысила голос низенькая и худенькая секретарша, которая всеми силами, если они у неё вообще были, пыталась не пустить наглеца к закрытым дверям. — Мне не поступало согласование твоей встречи с господином Ли! — Мне и не нужно согласие, чтобы к нему попасть, — выплюнул начинающий сердиться Джиён. — Я хочу понять, почему мне отказали! — Напиши официальное письмо с просьбой дать тебе ответ… — К чёрту эти письма! От них нет никакого толка, — молодой мужчина перебил девушку и снова совершил провальную попытку дорваться до дверей, но секретарша оттолкнула его обратно. — Так, ну всё, мне это надоело… Если ты… Двери в кабинет резко распахнулись, заставив секретаршу отпрыгнуть назад, а Джиёна заморгать от неожиданности. Из кабинета руководителя департамента вышел сам Ли Чонсок. Мужчина положил руки на бёдра, посмотрел сначала на девушку, которая склонилась перед ним, а затем на дерзкого мальчишку, который посмел шуметь у него под дверью, и скривил губы в злой улыбке. Ему определённо не понравилось, что кто-то отвлекает его от важных государственных дел, и он посчитал необходимым самостоятельно разобраться в ситуации, раз кроме него больше никто не в состоянии это сделать. — Что тут происходит? Ты кто такой? — спросил Чонсок. Джиён успел оценить его. Мужчине было около пятидесяти лет, не больше, но выглядел он весьма неплохо для своих лет – значит, средства позволяли ухаживать и следить за собой. Он был высокого роста, хорошо сложен. На нём был синий костюм, на левой руке блестели наверняка дорогущие Ролекс, а ботинки были начищены до такого блеска, что Квон мог разглядеть в них своё отражение. Ему нестерпимо захотелось достичь такой же успешной жизни и даже больше! — Ты что, глухой? — Чонсок прищурился и сделал шаг вперёд. — Ещё раз спрашиваю, ты кто, твою мать? — Меня зовут Квон Джиён, господин Ли, я не так давно у Вас работаю. — И с чего же ты, Квон Джиён, решил, что у меня под дверью можно устраивать балаган? — Я пришёл узнать, почему Вы не одобрили моё прошение на отпуск за свой счёт. Чонсок усмехнулся и оглядел Джиёна с ног до головы. Ему не было дело до какого-то там секретаря-администратора, тем более новичка, но к нему ещё вот так никто не осмеливался зайти (точнее, прорваться). Бывали наглецы и раньше, но они быстро сдавались, а этот пёр напролом и готов был потерять работу и получить по шее, но не сдаться. Джиён не был особенным, нет, он просто был смелым. — У меня мало времени, — Чонсок махнул рукой Джиёну и прошёл в свой кабинет, зазывая парня за собой, который ускоренным шагом пошёл за ним, закрывая за собой двери. Кабинет руководителя департамента городского имущества оказался таким, каким и должен был быть: просторным, с дорогой мебелью, красивым видом на город, большим столом и, конечно же, плазменным телевизором, висящим на стене. Джиён снова захотел, чтобы подобные масштабы когда-нибудь были доступны и ему. Всему своё время, но было бы здорово подгонять это время пинками под зад, чтобы двигалось быстрее. Чонсок сел за стол, откинулся на высокую спинку кожаного кресла и вперил в ожидании взгляд на Джиёна, который не без любопытства осматривался вокруг. — Нравится? — Очень, — кивнул парень. — Представляю, во сколько обошёлся ремонт. — Не представляешь, — Ли осклабился и горделиво приподнял голову. — Ну? Я, кажется, сказал, что у меня мало времени. — Господин Ли, — Джиён прочистил горло, — почему Вы отказались подписать моё заявление на отпуск? Мне нужен был этот день, чтобы решить кое-какие семейные проблемы. Я думал, в государственных учреждениях охотнее идут навстречу сотрудникам… — Ты работаешь у нас всего ничего, а уже хочешь взять день для «решения кое-каких семейных проблем»? — мужчина хмыкнул. — Для личных нужд есть время после работы и выходные дни. У меня, знаешь ли, тоже проблем навалом, но, как видишь, я сижу и работаю. Жена пилит, тёща чайной ложечкой жрёт мозги, а дочь-подросток хочет бросить учёбу и выйти замуж за какого-то там айдола из какой-то там группы. — У меня нет жены, тёщи и ребёнка, господин Ли, но у меня есть мать, которая осталась одинокой вдовой, и ей от меня, как от единственного мужчины в семье, нужна помощь. Джиён самым подлым, самым бессовестным способом швырнул неоспоримый козырь на стол руководителя департамента. Это был действительно нечестный ход – лгать, используя одну из самых тяжёлых людских потерь, смерть родителя, но Джиён был готов на многое, лишь бы добиться своего. Он знал, что своими словами вызовет сочувствие и жалость, которые поспособствуют тому, чтобы ему дали свободный день, и это действительно сработало. Чонсок нахмурился. Между его бровями появилась глубокая складка. Медленно кивая головой, мужчина положил перед Джиёном лист бумаги, ручку, посмотрел на него и, буркнув, что нужно написать ещё одно заявление, стал что-то печатать на клавиатуре, поглядывая в монитор. И он не увидел, какая сдержанная улыбка проскользнула на лице его относительно нового подчинённого.***
Чхве Сынхён хоть и был человеком взрослым и самодостаточным, но всё же не умел или попросту не мог столь рьяно и, шагая по головам, добиваться желаемого, как это делал его лучший друг. Ему недоставало той непробиваемой хватки, которой обладал Джиён, и Сынхён соврал бы, сказав, что совсем не завидует этому качеству, ибо он завидовал и даже очень, но умело скрывал такое нехорошее чувство. Более того, Сынхён боролся сам с собой и пытался искоренить из себя зависть, и, можно было говорить, что у него это получалось. Мозг одерживал победу над сердцем, логика затмевала эмоции. Да, Сынхёну хотелось тоже хвататься за любую возможность, рисковать и во всём по максимуму искать для себя выгоду, но головой он понимал, что не способен на такое. Быть может, в нём играли гордость, не позволяющая опускаться слишком низко (по меркам Сынхёна), самостоятельность и остатки морали, не дающие разрешения скатиться туда, где пировал Квон Джиён. Именно поэтому сейчас, пока Джиён обосновывался на новом месте, Сынхёна тошнило от диплома, в который он вкладывал максимум сил. — Как успехи в учёбе, сын? — спросил на том конце провода Чхве Уджин, отец Сынхёна. Сынхён посмотрел на распечатанные конспекты, перевёл взгляд на дорожку кокаина и, склонившись над ней, резко втянул в себя белоснежный порошок, зажав одну ноздрю. Рукой молодой мужчина прижимал телефон к бедру, чтобы Уджин не услышал, чего стоят эти самые успехи. — Нормально, — наверное, слишком резко ответил блудный сын (ну, разве что самую малость наблудил). — Не разочаруй меня, Сынхён, мы с мамой надеемся на тебя. — Кстати, как она? — шмыгнул носом парень. Уджин вздохнул и замолчал на несколько секунд, и этого вполне хватило для понимания, лучшего ответа не придумать, но мужчина всё же решил сказать. — У неё появился новый фаворит. Итальяшка, мать его… Не знаю. Наверное, счастлива, как и всегда, без меня. — М-м-м… Сынхён задался вопросом: насколько счастливыми люди могут быть вдали друг от друга и с какой силой их может душить несчастье, стоит им оказаться вместе? А ведь когда-то было совсем наоборот. Его родители казались ему самой идеальной, самой прекрасной супружеской парой, какую можно только себе представить, но в какой-то момент картина дала трещину, исказилась, и вместо улыбки и радости лица двух людей омрачили слёзы и жирная, потёкшая печать печали. А тем временем лицо Сынхёна омрачала белая пудра, от которой он чихнул прямо в трубку телефона. — Будь здоров, сын, не болей. Ты ел сегодня? — Ел-ел, пап, — вздохнул Сынхён. — Спокойной ночи. — Я завтра позвоню.***
Получив долгожданный выходной, который был запланирован на понедельник, Джиён с нескрываемой радостью завершил срочные дела, справился с горящими задачами и, немного задержавшись на работе, выключил компьютер и убрал все документы в шкаф, закрыв его на ключ. Да, он обманул Чонсока, но то была ложь во благо – во благо Квона Джиёна. Ради себя, любимого, он был готов идти на всё, даже на обман, базирующийся на отвратительном вранье. Использовать потерю отца в качестве предлога для получения жалкого выходного дня – низко, но совесть, принципы и мораль, которые некогда проживали внутри Джиёна, были и без того на самом дне, так что опускаться было уже некуда. Джиён глянул в зеркало, поправил волосы и, улыбнувшись самому себе, зашагал к выходу. Он вежливо прощался с теми коллегами, что всё ещё находились на своих рабочих местах, и желал им в ответ отличных выходных. Напускная вежливость раздражала его, но как вести себя иначе, если в коллективе хочется зарекомендовать себя с самых положительных сторон и производить впечатление исключительно приятное? Мало ли, кто и когда может понадобиться Джиёну… — Джиён! — крикнул один совсем юный парень, который был то ли архивариусом, то ли секретарём – в общем, постоянно возился с документами. Джиён остановился и обернулся. Этот парень стремительно шагал к нему и совершенно по-идиотски улыбался, вызывая не то отвращение, не то раздражение, но Квон отнёсся к нему с терпеливым уважением и улыбнулся в ответ, почти с взаимным радушием. — Да? — Какие планы на вечер? — спросил паренёк, почёсывая затылок и поглядывая на настенные часы. — Сегодня пятница, и я подумал, что мы могли сгонять куда-нибудь, выпить. Что скажешь, а? Если бы этот парень был симпатичной шатенкой или брюнеткой со стройными ногами, грудью ну хотя бы второго размера и миловидным личиком, Квон не раздумывая согласился бы, но так как перед ним стояла примитивная особь мужского пола, желание дать положительный ответ не возникло. — Слушай… давай не сегодня? Как-нибудь в другой раз, — Джиён поджал губы и хлопнул погрустневшего парня по плечу. — К сожалению, у меня есть планы на этот вечер. Но мы ещё увидимся, да? — Д-да, разумеется. — Ну и отличненько. Подмигнув коллеге, Квон развернулся и тут же стёр с лица выражение омерзительной ему радости и добродушия. Он закатил глаза, глубоко вздохнул и направился туда, куда несли его ноги – на выход и как можно скорее. У Джиёна не было на этот вечер серьёзных и глобальных планов, как мог подумать его брошенный коллега. Ему просто хотелось отдохнуть: встретиться с Сынхёном, зависнуть в Ангеле, выпить и поговорить о жизни. И Джиён уже строчил сообщение лучшему другу, заходя в лифт, как ему позвонила Нана Ямамото. Парень едва не выронил из рук телефон от неожиданности, но прежде чем ответить, сначала нажал на кнопку первого этажа. — Любишь ты появляться внезапно, — сказал Квон, ухмыляясь и глядя на себя в запачканное зеркало. — В этом весь интерес, — по голосу было понятно, что японка улыбалась. — Что, выцыганил у Чонсока выходной, засранец лживый? От такой формулировки вопроса Джиён почему-то смутился и даже растерялся на несколько секунд. Откуда Нана об этом узнала? Она что, следит за ним круглосуточно и везде? Подобные мысли вогнали мужчину в ещё больший дискомфорт, ведь от этой женщины можно ожидать чего угодно. — Вроде не на атомной станции родилась, а столько ушей… — задумчиво протянул Джиён. — Ушей у меня двое, а вот людей – много. Ладно, сейчас речь не о моей физиологии, а о тебе, — Ямамото прочистила горло. — Ты сейчас где? — Странно слышать такой вопрос от человека, у которого повсюду свои люди, — Джиён вышел из лифта, минуя пропускные турникеты. — Выхожу с работы. Что тебе нужно? — Мне нужен ты. Джиён выскочил на улицу из здания департамента и остановился возле лестницы. Только сейчас он понял, что уже стемнело, и ощутил, как похолодало. Температура понизилась до -3, а с мрачного, отяжелевшего неба падал редкий, но крупный снег. Вздрогнув, Джиён пожалел, что оделся так легко, поэтому скорее помчался в сторону метро, куда шагали и остальные люди, сумевшие не без радости покинуть свои рабочие места. — Я тебе вышлю адрес, по которому ты должен приехать, — говорила Нана. — Когда приедешь, ориентируйся на заброшенный парк развлечений. Возле входа тебя встретят мои люди и проводят. — Проводят куда? — Джиён, чертыхнувшись, едва не врезался в полную женщину с забитыми пакетами в обеих руках, которая злобно на него глянула и трижды прокляла вслух. — На представление. Джиён замедлил шаг и хотел переспросить, но Нана положила трубку, оставив парня в полной растерянности и недоумении. Что ж, иного выхода у него не было, поэтому он, убрав телефон в карман пальто, поспешил вниз по ступенькам, чтобы оказаться в тёплом метро. Через минуту в кармане раздалась короткая вибрация. Значит, он всё-таки не обманул того парня – у Джиёна действительно появились серьёзные планы на этот вечер. Ложь плавно перекочевала в отклик интуиции.***
Джиён немного опоздал. Он бы приехал раньше, если бы не поезд, вставший посреди тоннеля. По каким-то неведомым простому человеку техническим причинам машинист остановился и сообщил пассажирам по связи, чтобы они не волновались и сохраняли спокойствие, «поезд скоро отправится». Так что когда поезд прибыл на станцию и двери едва ли распахнулись, Джиён, распихивая и расталкивая грёбанных медлительных людей, пулей вылетел наружу и побежал на выход. По всем правилам и законам преступного мира район, в котором его ждали, не мог похвастаться благополучием. Джиён это понял, когда увидел станцию метро, на которую ему нужно было приехать. Находилась она в самом низу одной из веток, в южной части города, где, как многие рассказывали, проживали русские мигранты, любящие устраивать дебоши не только по ночам, но и средь бела дня. Джиён лишь понадеялся, что доберется если не невредимым, то хотя бы живым до заброшенного парка развлечений. И обязательно, сука, всегда выбирать такие места, от одного лишь звучания которых становится стрёмно до пизды? Оказавшись на улице, парень осмотрелся по сторонам. Было не так уж и поздно, но из-за слабого освещения и малолюдности Джиёну казалось, что время перевалило за полночь и он один среди затаившихся преступников, хотя сам же приехал сюда далеко не с добрым помыслом. Остановившись возле кафе, название которого состояло из незнакомых ему букв чужого языка, Джиён позвонил Нане и сообщил, что скоро будет. Его коротко отчитали за задержку и велели шевелиться как можно быстрее. Именно так он и поступил. По мере удаления от метро, где улицы были более-менее оживлёнными, встречавшихся на пути людей становилось всё меньше и меньше, как и тусклых бледных фонарей. Джиён не обращал внимания на корейскую речь – его привлекала только иностранная, которая периодически звучала то тут, то там. И хоть внутри он действительно боялся попасть в неприятности, то снаружи парень выглядел вполне уверенно и спокойно. Он хотел подавить свои страхи, за которые ему было стыдно перед самим собой, и смело шагать в одиночестве по улицам неблагополучного района, но под ложечкой сосало каждый раз, когда он слышал звуки грубых и жёстких на произношение слов. Джиён свернул с улицы за угол направо, минуя магазин электроники, и увидел впереди вырисовывающийся в полнейшей темноте силуэт кольца обозрения. Там-то его и ждали. — Йа! Парень! Ким! — произнесли с ужасным акцентом за спиной Джиёна. Парень обернулся слишком резко от испуга и увидел перед собой взрослого и крепкого мужчину славянской наружности. Он был одет в синий спортивный костюм, сжимал зубами сигарету и держал под подмышкой пухлую борсетку. — Ким, девочку хочешь? Мальчика? Героин? — Отвали, — грубовато ответил Джиён, наверное, на автомате, и только потом понял, что не стоило так рисковать. Джиён уже приготовился к наихудшему варианту развития дальнейших событий, даже сжал в кармане пальто свой складной нож, но мужчина лишь пожал плечом и скрылся за углом. Квон облегчённо выдохнул и поспешил навстречу мрачно возвышающемуся круглому силуэту. Возле огромных ворот, над которыми вырисовывались остатки названия бывшего парка развлечений, Джиёна встретили двое мужчин. Они приказали ему следовать за ними и широкими, тяжёлыми шагами направились вперёд. Квон словил дежавю: когда-то он приехал к заброшенным гаражам и так же, в темноте, шёл за загадочным мужчиной в кожаном пальто. Ситуация повторялась, носила идентичный характер, и парень понимал, что сегодняшняя ночь не принесёт ничего хорошего и кончится очень, очень плохо. У Джиёна было дурное предчувствие, и оно подтвердилось, когда его завели в маленький шатёр. Внутри были расставлены стулья, перед которыми находилась небольшая сцена, а на сцене стояла гильотина, уж больно смахивающая на настоящую, а не на театральный реквизит. — Нравится? — спросила расположившаяся в первом ряду Нана Ямамото. Джиён сначала её не заметил, ибо всё его внимание привлекало ужасающее орудие для убийства. — В детстве, когда я была маленькой и жутко любопытной, отец повёл меня на спектакль, в котором разыгрывалась сцена суда и казни Людовика XVI. Актёра, игравшего короля, вывели на сцену, расположили его голову прямо под холодным лезвием, и палач торжественно дёрнул за веревку. Голова с глухим стуком ударилась об пол и покатилась в сторону зала. Отец испугался, что этот момент может навредить мне, как маленькому ребёнку, и хотел закрыть мои глаза, но я отпихнула его руки и продолжила смотреть. Это было… занимательно! — И всё-таки эта сцена принесла свои плоды, — усмехнулся Джиён, приближаясь к Ямамото. — Ты жестокая, кровожадная женщина. — Тебе ли мне об этом говорить? — Ямамото прищурилась и хитро посмотрела на парня, который остановился рядом с ней. — Сейчас мы посмотрим, насколько жестоким можешь быть ты. Нет, конечно, мы все уже давно убедились, что ты на многое способен, но сможешь ли ты устроить для меня подобие того спектакля? — Снова хочешь, чтобы я сыграл для тебя роль палача? Любишь же ты устраивать публичные казни… — Разве публичные? — Нана обернулась и осмотрелась. — Тут никого нет, только мы и охрана. Поэтому правильнее будет сказать, что я люблю эффектные наказания. Японка хлопнула в ладоши, и один из бугаев-охранников в тёплой куртке ловко запрыгнул на сцену и скрылся за шторкой. Послышались звуки возни и сдавленное мычание (видимо, кляп не позволял жертве кричать и звать на помощь). Джиён напрягся и вперил взор туда, где происходила борьба, и когда мужчина выволок на сцену брыкающуюся девчонку, чьи руки и ноги были туго связаны, парень от удивления широко распахнул глаза и приоткрыл рот. Он был шокирован, поражён, но так не хотел показывать свою растерянность, что ему пришлось отвернуться и представить, что перед ним чужая девушка, а не Им Лан. Нана всё-таки заметила эмоции Джиёна, но ей и не нужно было смотреть, чтобы понимать, ведь она была далеко не глупой. — Что же ты на неё не смотришь, Джиён? — спросила Нана сквозь мычание, стоны и громкий, истеричный плач. — Вас ведь многое связывает. Ты был её первым мужчиной. Символично, что тот, кто отнял у неё девственность, отнимет и жизнь. — Что она натворила? — металлическим голосом спросил Квон, всё же взглянув на Лан, которая с мольбой в заплаканных глазах смотрела на него. — Людовика 16-го казнили за предательство, измену родине, — Ямамото встала, поправив свою шубку, и оказалась совсем рядом с Джиёном. — Вот и девчонка поплатится за то, что хотела предать нас. — О чём ты? Конкретнее можно? — Лан связывалась с полицией и хотела написать заявление. Хотела раскрыть то, чем я занимаюсь, но, видимо, забыла, что ябедничать нехорошо, особенно за спиной. Особенно за моей, — Нана серьёзно посмотрела на девчушку, глядя ей прямо в глаза. Так смотрит удав на несчастного кролика. — Конечно же, у меня и в полиции есть связи, поэтому мне быстро доложили об этом инциденте. — Обязательно её вот так наказывать? — Джиён сам от себя не ожидал, что захочет заступиться и попробовать спасти Им Лан, всё же она была ему не такой уж и чужой, но отчего-то ему стало жалко бедную девчонку. — Давай я с ней поговорю, проучу по-своему? — Я знаю, как ты её проучишь. Оттрахаешь где-нибудь пожёстче и бросишь, — женщина махнула рукой. — Нет, Джиён, мне не нужны проблемы, а Лан принесла мне именно их. Я всегда избавляюсь от мешающего мне источника. Или ты забыл про наш уговор? Кажется, я предупреждала, что в любой момент попрошу тебя об услуге и ты будешь обязан её выполнить. Испугался? Перехотел? Струсил? Хорошо, только тогда можешь попрощаться с работой и карьерой. Я найду другого человека, который отрубит башку этой болтливой сучке, или же сделаю это сама. У Джиёна не было другого выхода, Нана Ямамото крепко держала его за яйца, поэтому он, как бы ему ни хотелось этого, молча кивнул головой, чем вызвал у женщины довольную, практически счастливую улыбку. Но зато Лан совсем не выглядела счастливой: она билась, как рыба об лёд, в руках охранника, который крепко её держал, плакала и умоляюще смотрела на Джиёна. — Надень вот это. Японка взяла со стула красную маску палача и вручила её Квону. Сначала он был свиньей, теперь стал палачом. М-да, не повезло Им Лан с выбором мужчины. Но кто прикажет сердцу? Сердцу, которое совсем скоро перестанет биться. — Есть люди, которые хотели бы посмотреть на это зрелище, — сказала Нана и отошла в сторону, чтобы занять своё место. Надевая маску, Джиён заметил, что один из охранников вынес камеру, закреплённую на штативе. Он немного повозился с ней, выбирая ракурс и режим, и включил, шагнув назад. Замигал красный огонёк. Совсем как тогда, когда Джиён и Лан занимались сексом в комнате номер 8, только теперь ему придётся казнить ту, которая бегала за ним и прощала всё-всё, а он совсем не был достоин такого внимания. Нана замахала рукой, призывая Джиёна начинать, откинулась на спинку стула и забросила ногу на ногу в ожидании представления. Теперь на сцене лежала связанная по рукам и ногам с кляпом во рту жертва. У жертвы всё ещё находились силы, чтобы плакать и дёргаться, но уже не так активно, как несколько минут назад. На сцене появился палач. Палач приближался к жертве и смотрел на неё. Хоть профессия и обязывала, но ему совсем не хотелось убивать девушку. Просто он был связан так же, как и она, только верёвки и кляп были невидимыми, зато ощутимыми, и на мушке его держала та, что сидела в импровизированном зале, наблюдала и улыбалась. Джиён подошёл к Лан, сел на корточки и посмотрел в её глаза. Они были красными и полными слёз, невыносимой боли и свинцового отчаяния. Парень наклонился к ней, прошептал сдавленно «Прости, детка» и поднял на колени так, чтобы её голова оказалась напротив машины для