Sacrifice.

      Струпьяр открыл глаза и осмотрелся, понимая, что все еще находится в комнате своей пленницы, не один. Губы растягиваются в улыбке, сквозь которые проскальзывает пара хриплых смешков, отдающимися болью в теле, потому что не без наслаждения вспоминает произошедшее прошлым вечером. Охотник ведь просто возвращался домой в приподнятом настроении, охота по списку была удачной, большего от него ничего и не требовалось, так он считал, расслабленно пересекая лесополосу. Все поменялось в секунду, когда почувствовал тяжелый удар в спину, от Сивого, чертов Пожиратель следил за ним. Когда они сцепились в первый раз уже около дома, егерь намеренно решил не оказывать особого сопротивления, чтобы его оставили в покое, без смертельных ран. Всего несколько ударов в корпус, пара рваных от когтей, это было бы несложно залечить. Фенрир весьма ёмко дал понять, что почуял от него остаточный запах Грейнджер, вероятнее всего еще на утренней встрече, за что Скабиор порядочно пожурил себя. За свою необъяснимую слабость, перед этой юной волшебницей, что как отпечаток лап на снегу, остался на манжетах его рубашки… ведь у нее такие мягкие и кудрявые волосы. Егерь не мог устоять каждый раз, от прикосновения к ним, пока гостья спала, вот и поплатился. Но даже в такой ситуации он нашел просто потрясающее преимущество в сложившейся, непредвиденной ситуации, для толчка в развитии взаимоотношений с пленницей. Жестокий урок, но очень действенный. Струпьяр просто ждал, конечно, после того как пришел в себя, Сивый со всей дури швырнул его в стену ожидая, конечно, что нокаут для слизеринца продлиться дольше, возможно лелея надежду притащить его под личиной предателя Темному Лорду. Ликантроп выжидал, наугад, пока зверье будет пытать его прекрасную леди, надеясь, что успеет вмешаться до укуса, который разрушит ее человеческую суть. Нападение такого рода, лишь больший повод для того, чтобы наконец-таки избавится от этого ублюдка, отравляющего жизнь ему и его работе, обесценивая реальные заслуги. Повышение будет восхитительной наградой у Волан-де-Морта, пусть даже он и не стремился к его великодушию, в дополнение к девушке, что, как он был уверен, поступит именно так, как было спланировано всего за несколько минут.       Его раны были туго перевязаны, не бинтами, конечно же, а разорванным пододеяльником с ее постели. Они даже уже не так сильно болели, после того, как Фенрир попытался убить его за вмешательство. Может нашла его чудо мазь, которой обрабатывал ее ногу. Неудивительно, оборотень не желал умирать, как и все живое в этом мире. Жаль, конечно, но против непростительного заклятия устоять невозможно, никому. Сама Гермиона сидела всего в метре от него, кожа на руках алела, от крови что успела впитать, а она просто сидела и смотрела на них. Девушка силилась понять, как позволила такому произойти, как решилась. И из этого состояния выводит, снисходительный, ласкающий нотками благодарности тон:  — Ты спасла мне жизнь, Гермиона, — взгляд девушки вскользь касается двери, а после и самого Скабиора. Гриффиндорка была растеряна, но внутри вновь все сжималось от страха, при столкновении с его холодным взглядом серо-голубых глаз. Хотя с чего-бы? Он ранен, беззащитен, преимущество на ее стороне. Потом, находит силы для ответа.  — Я спасла тебя, чтобы спасти себя. Не более того. — такое оправдание своему поступку нашла девушка, потому что иначе не понимала, зачем боролась за его жизнь. А может просто боялась признаться самой себе в чем-то чудовищном, в попытке подавить ту дозу зависимости от него, порождённое одиночеством. — Ты обыскала меня? — не без усмешки интересуется егерь, медленно поднимаясь на ноги, возвышаясь, над хрупким девичьим силуэтом. — Нашла ключ? Чтобы выбраться? — руку автоматически жмет к ране, но, даже не смотря на это, когда волшебница поднимает на него взгляд, тонет в собственном отчаянии, стискивает зубы до скрипа, не желая плакать. Она не искала, даже не думала об этом, когда перебинтовывала Струпьяра. В воспаленном ситуацией разуме не возникло не единой мысли, о побеге, и это приводило в ужас, пропитывая вены холодом. Где она облажалась?Почему? Почему она даже не попыталась? Джин лихорадочно ищет оправдание, чтобы не проиграть ему, но все тщетно. Её взгляд меркнет, утыкаясь куда-то в пол. Егерь сдерживает смех, чтобы не унижать ее больше, чем она сама с собой это проделает сотню, а может тысячу раз. Маглорожденная может сколько угодно теперь пытаться убедить его, или даже себя, в том, что он ей не нужен, но это будет ложью. Мужчина добился желаемого, зародив в ней зависимость от себя, от своего присутствия, действий, да даже элементарного наличия. Всего неделя ментального контакта и окклюменции (не считая одного случая, для развлечения), которые для ее мозга увеличивали срок пытки одиночеством, смещая время почти до месяца, а результат превосходит его ожидания. Спроси он девчонку сейчас, сколько дней прошло, то не справилась бы, даже запертая дверь в комнате была обманом уже со второго дня пребывания девушки у него в гостях, он просто заставил умную головку верить, что она не открывается, будь Фенрир жив, то выписал бы ему гребаную благодарность за проделанное. Свободной рукой, он наклонившись к ней, касается пусть и запачканных, но кудрявых волос, но скованная собственными мыслями, та только вздрагивает. Егерь мягко, почти ласково, чтобы не напугать сильнее, скользит по контуру ее лица, до подбородка, и подцепляя приподнимает, чтобы иметь возможность, вновь, торжествующе заглянуть в глаза своей «добыче». — Никакого ключа не было. — шепчет он с улыбкой, — Потому что дверь не заперта. — с наслаждением наблюдает за тем, как ее зрачки расширяются, как она закусывает нижнюю губу, в попытке сдержать слезы, которые желали окропить запачканное кровью лицо. Подушечкой большого пальца, стремиться очертить контур плотно сжатых губ. Гриффиндорка дергается назад, вырываясь, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, от боли переполняющей разум, бесполезно. Его правда сравнима разве что, со вчерашней пыткой, только при этом не разрывает плоть на куски, от того оставляя еще более мерзкий привкус, чем от крови. Наблюдая, как с губ охотника слетает смешок, но сил возмутиться нет, вынуждая слушать продолжение, — Не лги мне, красавица. У тебя был выбор. И ты выбрала меня.       Не желает верить в сказанное, унимая дрожь пронизывающее тело, сродни электрическому разряду. Это не может быть правдой, ведь Джин не могла потерять желание выбраться… Или могла? Безотрывно смотря на мужчину, что прихрамывая, шел к двери, словно желая найти в этой спине ответ, который был скрыт лишь глубоко в собственной голове. И он, этот чёртов похититель, прочитал его, словно тот на лбу неоновой вывеской переливался. Оставляя ей лишь гнусные попытки убедить себя в обратном. Что дверь на самом деле была закрыта, что она спасала его не из благодарности и какой-то привязанности, а потому что боялась сгнить тут с двумя трупами, не найдя выхода, не почувствовав запаха свободы вновь. Что это все порождения его извращенного разума, потому что Гермиона Джин Грейнджер никогда не предала бы своих друзей, их цели, планы, ее будущее… Будущее с кем? Точно, с рыжим Рональдом Уизли, таким…каким? Таким, что в момент нужды бросил ее с Гарри, потому что ноша была слишком неприподъёмна и тяжела? Тем, кому была так безразлична их миссия, кому в момент побега не закралось ни единой мысли о том, что те могут погибнуть. Волшебница хватается за голову, что переполняют неподвластные и скверные мысли, когда мужчина легко открывает дверь, лишь чуть надавив на нее плечом, вынуждая ловить собственный застрявший в голове крик непонимания и отрицания. Сколько она здесь? Уже около месяца, или же нет… А что если дверь была открыта всегда? Нет-нет-нет. Она ведь столько раз пыталась ее открыть! Сколько? И при попытке вспомнить, Джин не может понять сколько, это вынуждает сжаться в клубок на грязном полу, глотая непроизвольно выступившие слезы, словно от пинка в живот. Состояние магички позволяло Скабиору, весьма довольному собой, покинуть комнату, на время оставив ее одну.       Охотник болезненно морщится, прислонившись к стене сразу после того, как дверь за ним закрылась, бок тянуло и саднило. Все чего хотелось больше всего, это перво-наперво залечить раны, используя запасную палочку, выпить холодного виски, и принять душ, чтобы смыть эти омерзительные ошметки чужой крови, и не только. Дверь не запирает, потому что теперь в этом нет смысла, выбор сделан, результат его более чем удовлетворил. А когда заканчивает с тем, чтобы привести себя в порядок, задумчиво вертит в руках волшебную палочку, обдумывая, как бы избавится от тела Сивого, да и что комнату надо привести в порядок, может, не мешало проверить и Гермиону. И при последней мысли, губы непроизвольно растягиваются в самодовольном оскале, вынуждая идти.

***

      Гриффиндорка так и не нашла силы подняться, внутри что-то предательски надломилось, после того, как Егерь поставил эту звенящую, словно сотни колоколов точку. В голове была несусветная путаница, словно ворох липкой паутины опутал сознание, а она сама была всего лишь жалкой бабочкой, чьи крылья уже поломаны, стянуты так, что проще было вырвать их, или позволить умереть. Когда в этом сумбуре она натыкалась на мысли о собственном заключение, становилось только хуже. Словно между ребер вбивали острые металлические колья, пронизывая насквозь страхом, который холодными прутьями напитывал внутренности, словно водой. Волшебница не могла понять, как вляпалась в такое, и менее понятно становилось, как она позволила этому случиться, возыметь над собой такую феноменальную власть, словно растеряв саму себя по крупицам, сковывая разум. Лежа на холодном полу, не находились силы даже подняться и привести себя в порядок, насколько была погружена в бездну отчаяния, в которой, как и в лагере теперь слышится зовущей ее по имени голос Скабиора. Слезы уже не окропляли щеки, высохнув на коже. Когда маглорожденная приходит более менее в себя, в комнате вновь чисто, даже не единого намека, на то, что было до. Она единственное напоминание закончившегося кошмара, которое с горем пополам находит силы донести себя до ванной. Это должно что-нибудь улучшить. Так принято считать. Одежду местами приходится отдирать от собственной кожи, ощущая, что хоть раны и затянулись, они все еще болели, при каждом прикосновении все сильнее. — Лучше прямо в одежде, под горячей водой отойдет, и снять будет не так трудно, — в голосе мужчины, что подпирал плечом дверной косяк ванной комнаты, не было ни намека на заботу, просто сухая констатация факта, все это вынуждает вздрогнуть, от очередного тихого приближения, и обернуться. Он все еще хищник, а она добыча. Ничего не изменилось с того самого дня, с той самой игры осколком по лицу, а может с той секунды, когда Джин стояла за магическим барьером, а он смаковал аромат ее духов. Разница была лишь в том, что теперь кожа пахнет металлом, волосы свалялись в непонятный ком, а в карих глазах была зияющая пустота. — Потрясающая картина. — мурлыкающим тоном говорит охотник, осматривая творение рук пусть и не только своих. Где-то на самом дне, если присмотреться, его пленница продолжала мучительную борьбу сама с собой, на последнем издыхании цепляясь за своих друзей, хоть за что-нибудь, что было бы в состоянии вызволить ее из плена, в котором были открыты все двери, но она не могла выйти. Не без удовольствия слизеринец был готов смаковать исход психологического и морального насилия, проделанного над юной ученицей Хогвартса. Даже вкуснейшая еда, или секс не всегда может доставить такое удовлетворение, и удовольствие. — Могу помочь, — предлагает без какого либо контекста, просто собеседница все еще молчит и смотрит на него. Реагирует на вопрос она отрицательным мотанием головы, потому что сама мысль о подобном не приемлема для девочки. Только вот, когда попытка залезть в одежде в ванну заканчивается почти падением, сама хватается за протянутую им руку, и даже неважно когда успел подойти. Слуха касается хрипловатый смешок, принадлежащий ликантропу, руки которого легко подхватывают ее тело, усаживая на мраморную поверхность, словно она ничего не весит. Гермиона лишь съеживается, но не сопротивляется, позволяя ему включить теплый душ над собственной головой, замечая на периферии, что тот лишь присаживается на край ванны, запуская пальцы руки в скомканные волосы, словно помогая струям воды пробиться, сквозь бардак на ее голове.