Sacrifice.

      Гермиона пятилась назад, от фигуры, что заслонила свет, слабо пробивающийся из коридора в ее комнату. Она с почти остекленевшими от ужаса глазами смотрела на гостя, вжимаясь в стену спиной, с желанием врасти в нее. «Нет, этого не может быть…» — барабанит на повторе в голове девушки, вздрагивающей всем телом, когда тот захлопывает за собой дверь. От запаха, что наполнил носоглотку, рвотный спазм свел глотку, но сглатывает…крупный, поджарый мужчина с всклокоченной седой шевелюрой и усами, чёрная мантия Пожирателя смерти была ему тесновата, даже ей бросалось это в глаза. Такого голоса, как у него, что сейчас смехом отскакивал от стен ее клетки, Джин слышать ещё не доводилось: не голос, а скрипучий лай, с подрыкиванием. Грейнджер пыталась рукавом закрыть нос, чтобы не ощущать исходивший от мужчины густой запах грязи, пота и, сомневаться не приходилось, свежей крови. Пальцы его нечистых рук украшали длинные, жёлтые ногти, такие уродливые, с них на пол капала алая жидкость, от чего юной волшебнице пришлось плотно сжать губы, чтобы минимум не вскрикнуть. Девушка следила за каплями, что разбивались о пол, судорожно в мыслях складывая два и два. Вероятнее гулл, что слышала, был хозяином дома, который теперь вероятнее всего мертв. А у нее даже палочки не было, егерь все забрал, совершенно не указав, где спрятал ее вещи, оставляя ее безоружной перед надвигающимся врагом. — Смотрите-ка, кто тут у нас? — его голос заполняет помещение, словно он был повсюду. Джин понятия не имела, куда ей спрятаться, такой противник не по зубам, даже если бы получилось использовать стул, мужчину таким даже согнуться не заставишь, наоборот разозлишь. Единственный шанс, который волшебница видела, попытаться проскользнуть к двери, а после и на улицу, молясь, что старания бывшего похитителя с заживлением ран были так же хороши, как и чувствовалось. Лучше бы это был тот чертов Егерь, Скабиор пугал, но не стремился вредить, хотя бы пока, не выглядел садистом, в отличии от вторженца. Этот либо убьет ее, либо оттащит в логово Лорда, где конечно же убьют, или того хуже обратят. Кровь застывала в жилах, а по спине пробегал холод, от одного представления того, что может с ней произойти.       Грейнджер понимала, что у нее есть только одна попытка, которую не может упустить, не без усилий поднимаясь на ноги, оставаясь на корточках, ее маленький рост мог стать преимуществом, залогом успешного побега. Собираться с мысля в такой стрессовой ситуации сложнее, чем предполагала гриффиндорка, но желание жить бьет адреналином по веном, сродни электрическому заряду, придавая сил для рывка. Быстрее, но менее безопасно попытаться прошмыгнуть слева, между этим животным и кроватью, правильнее и дольше справа. Маглорожденная размышляет всего пару секунд, сосредотачивая взгляд на правой руке не званного гостя, который тот весьма стремительно ловит, комментируя, с почти ощутимой усмешкой на губах, сквозящей через слова, — Какая смелая мышка, попробуй. С низкого старта, полусогнутой, она стремительно бежит через просвет шириной в метр по левую сторону от Пожирателя смерти, а когда дергает ручку, столь желанную и необходимую, надежды осколками сотен битых стекол обрушаются в сознании. Захлопнулась. Чертова дверь захлопнулась, и ручка не поворачивалась. «Это конец…» — скользкая, пропитанная отчаянием мысль, эхом проносится по опустошенному разуму. Нижняя ранее закусанная до крови губа, подрагивала, глаза жгло от выступивших слез, сдавливая грудную клетку от недостатка кислорода, спровоцированного рваными, спешными вдохами-выдохами. А после, уже спустя секунду, все что она чувствует это боль растекающуюся от горла сдавленного громоздкой ладонью, стекающую на спину, которой ее врезали со всей силы в треклятую дверь, выбивая из легких остатки и без того отсутствующего воздуха. С губ Джин слетает рваный хрип, вынуждая из последних сил, хвататься за запястье вервольфа, что с легкостью оторвал ее тело от пола. Перед глазами волшебницы плыли темные круги, в пересмешку со вспышками света, слезы обжигали кожу лица, было ощущение, что жизнь того гляди покинет ее. Все светлые мечты, на безоблачное будущее крушились, несбыточными мечтами заканчивающегося существования. — Не так быстро, — смердящее дыхание касается щеки, а сама, словно игрушечное, нечто хрупкое и фарфоровое, летит снова на пол, от удара и без того горящее болью тело конвульсивно содрогается. Из глотки, чтобы была сжимаема еще несколько секунд назад, вылетают скулежные хрипы, сквозь которые она рефлекторно старается донести кислород до организма, которому было страшно потерять сознание, хватая воздух потрескавшимися губами, словно рыба, выброшенная на берег. Хотя лучше бы потеряла, так, возможно, очнулась где-то далеко отсюда. Но передышка длится не больше минуты, потому что от пола такого успокаивающе холодного Сивый отдирает её, хватая за волосы, уверенно наматывая кудри на руку. — Значит, эта паскуда врала, что же он с тобой тут делал? Ты так хорошо выглядишь… Второй рукой, он стискивает лицо девочки, вонзая в щеки свои когти, что словно лезвия оставляют на коже глубокие царапины, с которых мгновенно начинает сочиться кровь. Соленые слезы лишь приправляют свежие раны жжением, вынуждая, морщится. На что Фенрир лишь довольно усмехается, — Да он себе, кажется, приобрел неплохую куклу для развлечения. Не думал, что такое грязное создание можно трахать. И какого это? — Пожиратель заглядывает в лицо столь беззащитной крошке, трепыхающейся в его руках, как бабочка на игле. Но вместо ответа и без того чувствующая близкую кончину гриффиндорка плюет ему в лицо, превозмогая боль. Сейчас и правда, кажется, что похититель у нее был не таким уж и ублюдком, в отличие от этого недоразумения, что только и может давить своим физическим превосходством. Только вот, кажется Сивый не смог оценить по достоинству, ее слабоумие, и отвагу, что так свойственная, представителям ее факультета в таких ситуациях. Потому следующее что чувствует, как рука, сжимающая окровавленное лицо, рвет одежду, кажется вместе с грудной клеткой, потому что боль была настолько нестерпима, словно он выдрал своими когтищами кусок мяса, а по животу и правому боку бежало что-то теплое, вынуждая остатки одежды неприятно липнуть к коже. Тело содрогнулось мелкой дрожью, сознание уплывало, а спина опять встретилась в холодной поверхностью, что минуту назад была под коленями. В голове гудело, как от сигнала поезда с платформы 9 ¾, что вез не так давно в такой любимый Хогвартс. А садист, что придавливал маглорожденную к полу, лишь ликовал. — Думаю, ты бы пригодилась Темному Лорду, я ведь слышал это имя, Гарри, ты ведь звала своего дружка Гарри Поттера, да? — Грейнджер ощущала агонию, что волнами боли пронизывало каждый кусочек ее естества, а когда когти повторно прошлись по ребрам, ощутила, как кусок кожи с характерным шлепком ударился о уцелевшую плоть, с губ сорвался почти нечеловеческий вой, когда он заживо отдирал его, а поднося к своему лицу этот кусок, так, чтобы она видела, облизнулся, — У тебя такая сладкая кровь, для грязнокровки… Где же твой Гарри? Ты ведь знаешь где он, не так ли… Говори!       Когда девушка видит, с каким наслаждением часть ее собственной плоти Сивый отправляет в рот, облизывая свои мерзкие губы, рвотный рефлекс подавить уже нет возможности. Даже в самых страшных кошмарах, такого Джин никогда не видела, слабо предполагая, свое собственное участие в подобном мероприятии пропитанного ароматом металла, что так противно оседал на небе. Ошметки ненависти в сознании, перетаскиваются на Волан-де-Морта, потому что это все из-за него, из-за беспочвенной ненависти к таким, как она. И нет ни Рона, ни Гарри, чтобы защитить ее, никто не вступится, позволяя этому Монстру, уродовать тело, разламывать на кусочки душу, что привыкла верить в счастливый конец, которого, как выяснилось, не существует. Было желание засмеяться, надломлено и пусто, бесцветно, коим было сейчас ее конечное существование. Тело немело от потери крови, пока Фенрир истязал его, но гриффиндорка почти ничего не чувствовала, лишь машинально содрогаясь от очередного удара, или рывка. В ушах Гермиона могла слышать только собственный пульс, такой громкий, такой медленный, кажется, он отсчитывал последние минуты жизни, которая багряной, грязной лужей разливалась по холодному паркету. Мучитель что-то спрашивал, бил и царапал когтями ее лицо, но реакции почти не было, только у слез еще были силы раскаленной лавой, скатываться по изуродованной коже. Грудная клетка, что того гляди стала бы напоминать поломанную птичью темницу с выломанными прутьями, лишь через раз вздымалась, словно крича из последних сил, о том, что Джин была еще жива. Мелькнувшая тень в плывущем сознании, кажется миражом, пролетающим мимо. Потом до слуха с трудом пробиваются звуки борьбы, что-то с хрустом ломается, но девушке не хватает сил сфокусировать зрение. Рычание смешивается с жалобным скрипом чего-то голоса, грохотом стекла или чего-то подобного, а после тело вновь выгибается в приступе боли, обостряя все чувства до предела, позволяя услышать четкое: «Вулнера санентур». Неужели, кто-то пришел за ней, кто-то спасает ее сейчас, в данную минуту, залечивает эти чудовищные раны усыпавшие тело. Когда все стихает, перед глазами видит безжизненные, голубые глаза Сивого, в отражении которых может увидеть себя, пропитанную кровью, отчего вздрагивает, прикладывая силы, чтобы отодвинуться. — Ну, что красавица, я немного задержался, — его тон звучит так привычно насмешливо, но словно угасает под конец фразы, вынуждая Джин вертеть головой, чтобы найти Струпьяра взглядом. А когда находит, глаза расширяются, его одежда пропитана влагой, и это точно не дождевая вода, мужчина сидит, опершись на кровать, закинув назад голову, стараясь выровнять дыхание. Палочка в его руке сломана пополам, но все еще крепко, словно по остаточной привычке сжимается пальцами, а на ней практически не царапины. Когда тело начинает подчиняться Гермиона садится на колени, чуть пошатываясь из стороны в сторону под действием слабости, и остаточной боли, что все еще пульсировала под кожей, вместе с собственной кровью. И все что может, не понимать, почему ее собственный похититель, рискуя своим положением, спасал какую-то маглорожденную, ломая этим поступком ее внутренние установки. Девушка подползает к нему, дрожащими руками отдергивая плащ, подавляя очередной приступ рвоты, потому что почти могла видеть часть внутренностей, сквозь рваные раны на боку. Девушка чувствуя, что силы постепенно возвращаются к ней, сдергивает с кровати одеяло, после плотно надавливая им на рану, не обращая внимания, на шипение со стороны Скабиора, она понимает, что больно. Но… почему-то в ее голове, он не должен сейчас умереть. Этому чувству она позже найдет определение, но сейчас, маленькие руки просто стараются остановить чертову кровь, что сочится из его ужасной раны. Егерь заслуживает этого, оборачивается, коротко находя взглядом безжизненное тело посреди комнаты, морщится, они оба Пожиратели, они оба служили ему, но тот чья жизнь сейчас в ее руках, выбрал ее… зачем-то выбрал маглорожденную гриффиндорку, вместо товарища.