Иллюзорность восприятия

- Как настроение, Юстэс? – весело спросил Эдмунд, забежав в комнату. С его кепки и куртки стекала дождевая вода, а сам он был в превосходном настроении. - Хуже просто некуда, - рассеянно ответил Вред, листая страницы своего дневника. – Темень беспросветная и жуткое настроение, подстать погоде. - А я всегда любил такую погоду, - Эдмунд покрутил на указательном пальце футбольный мяч. Получилось хуже, чем с баскетбольным, но тоже вполне, по мнению Справедивого, неплохо смотрелось. – Ты что такой грустный? Чем более мы подавлены, кстати говоря, тем более наши мысли теряют в силе. А мысли, как известно, могут творить миры. - Да знаю я, что могут… Только вот нападает иногда жуткая хандра. Наверное, это тоже из-за нашей слабой и переменчивой человеческой природы. Все мы – сущие флюгера… - Да не говори, - Эдмунд присел рядом на диван. – Ну так что взгрустнулось-то?.. - Беру пример со Сьюзен. Точнее, беру у неё уроки занудства и пессимизма. Говорят, полезно для того, чтобы не смотреть на мир через розовые очки. Здоровый цинизм куда как более полезен для объективного анализа действительности, чем сопли бесконечно развёртываемой счастливой сентиментальности, разукрашенной радугой, сахарной ватой и розовыми слониками. - Вот как? – Эд задумчиво посмотрел на свои ботинки. – А что в дневнике писал? - Да так… Вообще хотел, чтобы этот дневник был для моего времени чем-то вроде мемуаров госпожи де Севинье для Франции эпохи короля Людовика. Но писать здесь, в нашем мире, особо не о чем, разве что только сливаешь туда свои бытовые зарисовки, да и то скучно… Самые яркие страницы – про Нарнию. А так… Ну что я могу писать про нашу школу? сплошной кошмар, и реальность наша тоже убогая… В мире нет красоты – одно уродство всеобщей ненависти, тупости, пошлости, банальности и прочих нелицеприятных характеристик. Вообще всегда было интересно, что творилось в голове у того Мальдорора, что создал эту гадскую реальность, в которой жить – себе дороже. Изредка только мелькает радость, да как-то потом всё это смазывается, так что привыкаешь ко всему. Это ж как можно было так поиздеваться над нами, чтобы у всех тех, кто живёт, периодически возникает прелестнейшая, неотвязная мысль уйти в небытие, и даже у лучшего детища Шекспира знаменитый монолог исполнен беспросветного пессимизма?.. А, знаешь, что хуже всего на свете?.. - Знаю! – весело отозвался Эдмунд. – Джадис. Она всегда и во всём у нас виновата – во всех грехах, неэтичном поведении и обмане. Ведь она и привнесла зло не только в Нарнию, но и была матерью всей лжи и на этой грустной планете. - Ну… Может быть. Однако есть ещё кое-что, то, что отвратительно, но что мы вынуждены тащить с собою мёртвым грузом… Это наш внутренний мир, наше «я», от которого никуда не деться, как бы ты ни старался. Наше мерзкое, отвратительное эго неистребимо, и было бы куда как лучше, если бы мир вообще пошёл прахом или не был бы создан вовсе. - Что же, довольно логичные рассуждения, однако, думаю, что довольно-таки бесплодные. Слезами горю не поможешь. Все мы живём в этом убогом мире, привязаны к нему собственными грехами, и роптать – значит усугублять и без того ужасное наше положение. К чему напрасно спорить с веком?.. - А ещё эти предчувствия… Мерзкие, плохие предчувствия и воспоминания о том, сколько страданий тебе доставили подобные в прошлом… Или воспоминания о друзьях, об их счастливых, безмятежных лицах – и понимание того, что их и наше счастье так быстротечно, а по большей части мы вынуждены претерпевать всевозможные неудобства, и вообще всякую пакость, и прочие «прелести» этого мира. Поневоле вчера вырвалось «блядь», когда я споткнулся на лестнице, торопясь на кладбище, к прогулкам по которому меня пристрастила твоя младшая сестра. Не хотел, честное слово, но ведь вырвалось же! А рядом МакКриди проходила, благо, что, наверное, поняла меня – ничего не сказала… - Понимает, что мы взрослеем… Не телом, так душой… В этом доме ты поневоле становишься старше и преисполняешься если не мудростью, то предощущением её, - сказал Эдмунд. – Достаточно просто смотреть на книги, чтобы вспоминать всё то забытое, что мы оставили в Нарнии. Кажется, Платон называет это «припоминанием», спрошу у Питера… - Мы все – жалкие человечишки, действительно, черви, правильно сказала Сьюзен. Черви, мало на что способные, - продолжал Юстэс упиваться своими страданиями. – Не думаю, что мы вообще что-то можем без Божьей помощи, однако постоянно чего-то хотим и куда-то прём, напролом, как правило, чтобы в очередной раз разбить себе рога о какие-нибудь новые ворота. - Наверное, это и называется «чудесной грустью», - возвёл Эдмунд очи к потолку. – Как иначе назвать твоё прелестнейшее состояние духа, описание которого так поднимает настроение в трудный период нашей жизни?.. - Да, и ведь самое мерзкое, что жаловаться нельзя – это будет признаком слабости, а слабости провидение не любит, не терпит, и я, надо заметить, терпеть не могу слабости, причём в других больше, чем в себе, и это раздражает ещё больше… Надо сжать зубы и переть вперёд как вол, в надежде, что всё необходимое тебе будет дано, чтобы… - А разве не так? – не выдержал Эдмунд, решившись перебить двоюродного брата. – Когда человеческих усилий недостаточно, божественные силы помогают нам. Нечего роптать. Жизнь учит нас тому, как смиренно принимать всё то, что нам преподнесёт судьба. В любом случае, как потом показывает время, все уроки оказываются для нас важными и значимыми, и даже то, что Джадис – самое лютое из чудовищ и, несмотря на свою обворожительную красоту, - самая жестокая и злобная из всех женщин в мире, всё же и она сумела дать мне несколько ценных уроков, и, надо заметить, не только хороших манер. Не жалуйся и не раздражайся при неизбежных неприятностях жизни. Всё равно это не поможет, а мыслей дурных наплодит уйму, так что по сравнению с твоим настоящим унылым состоянием то, что ты будешь переживать, будет гораздо хуже, уж поверь мне, - тому, кто знает, что такое тюремная камера в подвалах Ледяного Замка и кошмарные сны о неотвязном прошлом, которые страшнее ночного налёта бомбардировщиков. - Завтра снова отправлюсь на кладбище. Там мне самое место. И, хотя говорят, что на кладбище тянет людей с психологическими отклонениями, я почти согласен с тем, что третьим из нашего семейства в сумасшедший дом отправлюсь я. После тебя и Питера. Джадис бы порадовалась, Джадис бы поглумилась. Она всегда любила глумиться. - Ой, забей ты на убогую… Ничтожное создание, несмотря на мнимое величие… Чем меньше мы упоминаем зло, тем меньше шансов, что оно проявит свои лиходейские качества… Нам нужно воспитать характер. Это единственное, что даст нам твердую опору в настоящем и позволит принять то, что мы не в силах изменить. - Почему это не в силах? – возразил Юстэс. - Потому что многие уже пробовали, - ответил Эд почти сразу после того, как Вред закончил свою фразу. - В лучшем случае те, кто пытался это делать, обращал в развалины часть собственной жизни. И чем добросовестнее был э тот смельчак, тем глубже этот разрез проходил по его собственному нутру. В лучших традициях греческой трагедии. - Да, жаль, конечно, хотя это и весьма предсказуемо – настолько это исходит из логики вещей, настолько это отражает их насущное положение – что самая возвышенная красота неотделима от печали, и вряд ли можно радоваться, когда в мире столько всякого дерьма. Как вообще можно радоваться?.. – казалось, искренне удивился Юстэс. - Наверное, можно, раз мы до сих пор живы, - ответил Эд, перелистывая страницы дневника брата и вчитываясь в то, что он обычно там писал. – Тебе надо учиться мыслить положительно. - Чтобы вообще забыть о том, что могло быть хуже? – ворчливо отозвался Вред. - Да нет, просто, чтобы не извести себя окончательно. – серьёзно сказал Эдмунд. – Смех освобождает, это всем известно… Как бы нам не было плохо, даже если нам и хорошо – одно неотделимо от другого, ты прав. И если мы не будем находить радость в простых вещах, если мы утратим эту благородную простоту, вроде той святой, о которой говорил Ян Гус, - пиши пропало: из без того невыносимая жизнь станет просто невозможной… А шанс попасть в Нарнию надо заслужить, таковы уж непреложные законы мироздания, мой унылый друг…