Иллюзорность восприятия

- Люси, ты где была? – вспыхнула Сьюзен, когда увидела, как сестра осторожно входит в столовую. – МакКриди очень недовольна, ты же знаешь, что она не любит, когда опаздывают к обеду! Да и Профессору это, кажется, тоже не очень-то нравится. А он, между прочим, любит тебя больше, чем всех нас. И, кажется, я знаю причину этого. - Тише, Сью, - зашипел Эдмунд. – Вот не знала МакКриди, а услышит – так точно потом будет ворчать до самого вечера… Мы для неё, по ходу, всё ещё остаёмся теми же маленькими пискунами, которые когда-то приехали в этот дом, спасаясь от немецких авианалётов и носились, как угорелые, по коридорам. - Я была… - Люси замялась. – В общем, я ещё раз ходила к Шкафу… Эдмунд закатил глаза. - Люси, но ведь мы уже не один раз проверяли его, - вздохнула Сьюзен. – И – ничего. Известный же факт, что Нарния сама призывает к себе, когда ей или нам этой действительно нужно, и это может произойти как угодно – через картину или поезд, как это было с нами в прошлом, или как угодно. Но пытаться искать что-то вроде постоянного портала… - И всё же я не удержалась… Хотела как раньше вдохнуть ароматы этого великолепного меха... Шубы там до сих пор висят, правда, теперь их завернули в полиэтилен. И ещё… Смотри! Люси разжала ладонь, и все увидели несколько нафталиновых шариков, какие обычно кладут в шкаф для защиты одежды от моли. - Ха! Ну и что? – спросил Эдмунд. - Иногда мне кажется, братец, что Нарния тебя совсем не изменила. Ты, кажется, так и остался таким же приземлённым типом, каким был когда-то. - Я так не думаю, - зевнул Эд. – Да и погодка не располагает к веселью, прямо как в тот известный день, когда мы играли в прятки. - Она права, Эдмунд, - Сьюзен выразительно посмотрела на брата. – Ты нудишь, а, между прочим, ты тогда был первым, кто озвучил своё недоверие, и старательно его потом аргументировал. - Кто старое помянет – тому глаз вон. Мне так скучно, что хоть играй в латинские слова, - ответил брат. - Мне, если честно, это тоже порядком надоело, - Сьюзен захлопнула том «Истории Рима», иллюстрации к которому сейчас по обыкновению рассматривала через большое увеличительное стекло. - Они просто такие милые… Помню, они так бесшумно выкатились когда-то из Шкафа, когда я стянула с него простыню, - Люси продолжала задумчиво рассматривать нафталиновые шарики. – Есть вещи, которые если и не заставляют нас пережить что-то волшебное ещё раз, то, по крайней мере, помогают вспомнить. - Кстати, я тогда хотела сказать тебе, Эд, да что-то так и не сказала, - Сьюзен улыбнулась. – «Волшебная страна в шкафу» звучит куда более романтично, чем «футбольное поле под ванной». - Я же, по вашим словам, никогда не отличался оригинальностью суждений, - огрызнулся Эд. – В нашей пресной картонной реальности это звучит очень нелогично, не правда ли, Сью? - По-моему мы все просто устали от безвестия, - Люси села на диван и задумчиво посмотрела в окно. – О Питере мы почти не получаем писем, а, если и получаем, то пишет он там всего ничего… Да что можно от него ожидать в его-то положении?.. Про Нарнию и говорить нечего. Знаешь, как бы странно это не звучало, но иногда мне кажется, что мы стали слишком взрослыми. - Ну, взрослыми мы стали давно – душой, ещё когда правили Нарнией, - ответил Эдмунд. - Это-то понятно, - Люси грустно вздохнула. – Только вот, наверное, есть какой-то возрастной предел, когда нас начинает учить не волшебный мир, а самый что ни на есть обыкновенный. Который, кстати, мне, как и Питеру, кажется мне лишь бледной копией мира настоящего… Мне часто трудно поверить в реальность вселенной, где образ мыслей определяют газетные утки, а люди ходят на работу каждый день, чтобы потом вечером от скуки спустить свой заработок за пинтой эля в баре, перемывая при этом, как самая заправская нарнийская сойка, кости всем своим друзьям и недругам. - У нарнийских соек нет недругов, у них все друзья, - заметил Эд. - Ну да… - Люси снова вздохнула. - Мне кажется, есть люди, которые так и остались детьми в душе, - заговорила Сьюзен. – Те, кто когда-то был в Нарнии и понял, что заветная и дорогая, но почти утраченная святыня детства - это единственное, что стоит беречь. Всё остальное – лишь «постылой жизни мишура». Профессор Керк, например, такой человек. - Ну, профессор это вообще уникум… У него всё в порядке и с логикой, и с воображением, а это и есть настоящие качества человека науки. Тот не учёный, кто не верит в чудеса, - сказал Эдмунд. - И в Аслана, - добавила Люси и, раскрыв старинную Библию, которая лежала рядом с оставленным сестрой томом Тита Ливия, прочла первое, на что упал её взгляд: «…Вся Тем быша и без Него ничтоже бысть, еже бысть». Ну вот, я же говорила… Есть какие-то связи, которые неуничтожимы, и то, что я сейчас прочла именно это – явное тому доказательство…