Ветка сакуры (Моя маленькая глупая девочка)

      Дом у Сакуры всегда ассоциировался с Конохой. Большой „зеленой“ деревней, с великой историей и не менее великими людьми. Со вкусным ароматом домашней еды и озорным коричным запахом свежих булочек. С любимыми и родными людьми. С приятной душе работой. С детским смехом. С учителями. С госпиталем и коллегами. Перечислять можно долго и конца этому списку не будет, ведь Харуно искренне любит свою деревню до самого последнего камушка. И её мало волнует, что раньше Коноху заливали реки крови. Да как это так? — спросят многие. Это не правильно! — воскликнут те же. Глупая полоумная девчонка! — будут ругаться другие.       А Сакура на это лишь улыбнется, нахмурится, откажется их понимать и ответит, что они смогли преодолеть, переплыть это, казалось, бескрайнее море жестокости и насилия, страха, боли, отчаяния. Смогли, справились, не потонули в лодке, где пробоинами были засланные и переманенные шпионы и шиноби. Не пошли на дно морали в темные времена. Сакура гордилась этим, но никогда, ни на сотую долю секунды, не забывала прошлое, омраченное страхом за свою жизнь, родных и близких, за будущее своих детей, в конце концов.       Большинство покрутят пальцем у виска, скажут, что её суждения не достойны ученицы Цунаде. Другие задумаются и начнут переворачивать старые архивы в поисках интересующей информации. И только друзья с товарищами тепло улыбнутся ей глазами, без споров принимая ее образ мысли.       Но, пожалуй, самым „домашним“ местом Сакура назвала бы свой маленьким воображаемый мирок. Чистый и светлый, в нем нет места лжи, предательству, в нем товарищам не приходится рисковать собственными жизнями на миссиях, а друзьям — сражаться друг с другом.       Харуно любила свой мирок. Искренне дорожила им и никому не собиралась о нем рассказывать. Да и зачем? Чтоб ее сочли сумасшедшей? Нет-с, спасибо, ей этого не надо. Каждый раз засыпая, она попадала в другую Коноху. Бродила по улочкам, сидела на скамейке в парке, заглядывала в кондитерскую через 2 улицы от ее дома. Часами просиживала в чайной, наблюдая за снующими посетителями. И была счастлива настолько сильно, насколько позволяла душа шиноби в мирные времена. Сакура смотрела на этот мир и не могла на него нарадоваться. Здесь все было настолько великолепно в своей простоте, и правильно до трепещущего сердца.       Здесь Цунаде Сенджу не потеряла возлюбленного. Сакура с улыбкой наблюдает через окно, как её учитель громко возмущается на всю улицу. Прохожие оборачиваются ей в след и укоризненно провожают взглядами. А идущий рядом человек с льдисто-голубыми волосами только сдержанно, но все равно тепло улыбается, трет переносицу и жмурит глаза. Устал, чертовски устал, но все равно продолжает мягко успокаивать жену. Сакура за них искренне счастлива. Она отчасти, совсем слабо, понимает, что пришлось пережить саннину. И думает, что хоть где-то судьба сделала ей, Цунаде, огромную поблажку.       Здесь Минато и Кушина были живы. Когда Сакура сюда попадает, она видит их почти всегда, едва ли не с первых секунд пребывания, почти везде: в парке, на главной улице, на рынке, тихо прогуливающихся и бродящих по узким улочкам. Мать и сын. Столько тепла и любви, света и заботы в двух словах. Кушина всегда идет тихим, размеренным шагом, улыбается глазами. Здесь она не джинчуррики. Тут о таких страшных словах даже не знают. Наруто же был обычным шебутным ребенком я-снесу-все-на-своем-пути. Его уважали, ещё бы, отец — Хокаге, а мать — один из лучших джонинов. Его любили, за нескончаемый энтузиазм, за вечное дружелюбие. К нему прислушивались, потому что уважали. Одно вытекает из другого. Достаточно часто для его должности вместе с ними можно увидеть и самого Минато. Он ерошит свои волосы, сидя на скамейке рядом с женой и наблюдая за сыном. Светлые волосы ловят солнечные лучи и мерцают рыжим цветом, жидким золотом. Сакура заворожено ведет взглядом по бликам, думает, что зря не обращала внимание на подобное простое великолепие, гонясь за холодным идеалом. Она чувствует их счастье даже за сотню метров. Молодая семья буквально лучится теплым, нескончаемым светом. Харуно наблюдает за маленьким Наруто. Тот, весело улыбается и играет в шиноби с другими детьми. Ей нравится за этим наблюдать. Она смотрит, не отрывая взгляда, и молит всех многочисленных богов, чтобы там, в реальности, её солнце никогда не затянули грозовые тучи.       Здесь клан Учиха процветает. Пожалуй, это была единственная обособленная социальная структура, которая не вписывается в каноны её мира. В абсолютно все каноны ее личного мирка. И тут выебнулись, обязательно бы вставил Хидан. Шиноби Конохи не гибли на миссиях, но в клане неизменно пропадали 2-3 человека в полгода. Они продолжали плести интриги, как там, в реальности. Но только с одним отличием: все эти политические игры ни к чему не приводили. Фуджира, глава клана, бесился, плевал ядом, утягивал свою паучью сеть, но результат все тот же: нулевой. Сакура с легкостью заглядывала в окно кабинета Хокаге и смотрела, как Фуджира и Третий обсуждают внешнюю и внутреннюю политику клана, оплату услуг сопровождения, а так же неуплаченные налоги с миссий. И может со стороны кажется, что это обычный разговор верхушки, Харуно видит, как за цифрами кроется тонкая, словно призрачное пятно, издевка, за лестными словами в адрес великолепной работы — туманный намек на огрехи. Харуно не понимала смысла этих политических игр, но разбиралась в их ходах на должном уровне. Тут уж спасибо Цунаде-сама, которая брала ее на собрания глав отдельных структурных подразделений и заставляла разбирать не медицинскую документацию.       Впрочем, не все было так плохо. Клан, конечно, на самом дне помойной ямы, но некоторые личности, чуть более светлые, чем остальные, не давали ему потонуть в собственном дерьме. Одними из таких были Обито и Итачи. Двое далеких по крови, но схожих по образу мысли, они напоминали братьев, всю жизнь росших бок обок. Их можно увидеть вместе на тренировочном полигоне, в той самой чайной, идущих в главную резиденцию, просто отдыхающих на скамейке, забирающих Саске с Академии. Сакура натыкалась на них чуть ли не так часто, как на семью Узумаки. И всегда слушала их разговоры. Вот только не понятно было, откуда Учихи, будучи вымыслом ее подсознания, могут знать столько имен, названий и коротких описаний клановых техник, сведений из засекреченной документации, если сама Сакура об этом ни сном ни духом. Но было интересно. Именно из одного подобного разговора она и узнала про последствия использования Шарингана. Юноши говорили на эту тему долго, часто пользуясь медицинскими терминами. Так что понять их не составило никакого труда.       И тогда же Сакура впервые прокляла свои знания и профессиональную дальновидность.       На основе их бесед, результатов анализов, эхолокации чакры, а так же простого наблюдения, Сакура делала выводы. Неутешительные, однако, выводы. Использование кланового генома, Мангёкко Шарингана в частности, приводила в полной потере зрения, заторможенности мозговой деятельности, ослаблению иммунитета; проступали те болезни, к которым у организма ранее была предрасположенность. Она хмурилась, кусала губы, тщательно перебирала свои медицинские навыки и книги в главной библиотеке. С трудом выпросила у Цунаде пропуск в секцию „А“*, к секции „S“** её даже не допустили. Но и той информации было достаточно. Сакура ночами отсиживала зад на мягком стуле в своей комнате, пытаясь найти среди общей массы данных что-то действительно полезное в этом случае, а днем лечила братьев, по крупицам собирая нужное из диагностик всякого рода. И если у Саске были лишь легкие повреждения сетчатки и глазных нервов, то у Итачи было выжжено глазное дно***, хрусталик полностью потерял свою эластичность****, те каналы, которые отвечает за „переправку“ изображения мозгу, — почти полностью разрушены. Доля мозга, отвечающая за обработку зрительной информации, не пострадала. На последней новости Сакура чуть не сплясала прям в лаборатории. Все ведь можно исправить. Чем она и занимается уже более трех месяцев*5.       Но проблем еще доставляли сильно испорченные легкие. Позже было установлено, что это туберкулез. И медику оставалось лишь гадать, является ли его первоистоком Шаринган. Но делать что-то надо было. А сидя и паникуя делу не поможешь. Тут-то и встал вопрос: а, собственно, как это все лечить. Сакура бы долго ломала голову, если бы ее не отправили с краткосрочной миссией в Суну. Там ей повстречалась одна очень приятная баа-чан*6, которая оказалась бывшим ирьёнином. Шиноби бывшими не бывают, — как-то раз обронила Шизуне. Ну да, ну да. Тут Харуно была с ней согласна. Бабуля оказалась прыткая и резвая для своего возраста. А ещё, с огромным мешком разных знаний и горьким жизненным опытом в придачу. Спустя некоторое время она поведала юному медику о технике переливания жизненных сил, способной воскресить даже мертвого. Но в тот момент это интересовало Сакуру в последнюю очередь. Ведь при смешении чакры и стамины*7 в определенных пропорциях и при правильном ее использовании, можно буквально вырастить новые мышечные ткани и альвеолы*8, полностью вернуть подвижность хрусталику! Если все делать в размеренном темпе, то и на организме медика это никак не отразиться. Решено! Согласуя план лечения и последующей адаптации для братьев, Сакура попросила Цунаде молчать. Та только кивнула и быстро спровадила ученицу. Сама же Сакура не понимала, что создала невероятную лечебно-восстанавливающую технику. Конечно, были ошибки в расчетах пропорциональности некоторых редких и сложных по составу медикаментов, но в целом эта техника смешанного лечения*9 при доработке может совершить прорыв!       Харуно Сакура так и не поняла, что ради Учихи Итачи совершила невозможное. *-*-*-*-*-*       Итачи мерил шагами гостиную — 8 пар шагов в длину и 12 в ширину*10 — и пытался представить, куда разбежались немногочисленные жители этого дома. С Сакурой все было понятно: она была так зла, что успокоится могла только разнеся пару десятков кукол или поколошматив первого встречного знакомого шиноби. И тут Итачи стал опасаться. За деревню. Потому что раздраконенная Харуно чуть лучше вдрызг пьяной Цунаде.       И тогда встал вопрос дня: куда ушел брат? Итачи мысленно и вслух перебирал названия знакомых мест, сразу отбрасывая людные и слишком близкие. Вариантов оставалось не так много, если деревня не успела разрастись за время его отсутствия. Старый рыбацкий пирс, заброшенный небольшой порт, пара тренировочных полей, клановый квартал, забытая всеми детская площадка, скрытая за пышными кронами и толстыми стволами поляна. Учиха пытался припомнить примерное месторасположение каждого объекта из списка, но за время его долгого изгнания такая маловажная информация просто стерлась из памяти. Дурное предчувствие резко сдавило грудь. Это самое „предчувствие“ появилось у Итачи вместе с Шаринганом и было настроено всегда на „отрицательные“ события. Но он привык ему доверять. Раньше такая активность чуйки оставляла после себя полуфантомную тягучую боль в грудине. -Больше медлить нельзя, — сказал Учиха сам себе, примерно набрасывая маршрут. Он быстрым шагом направился к выходу из домика. Обулся, и подошел к двери. И в следующее мгновение получил её же углом в бровь. От неожиданности охнул и повалился на задницу. -Итачи-сан! — что-то горячее заливает левый глаз. Кровь, догадался Учиха. Узнать Сакуру по голосу совсем не сложно. Он у нее громкий и слегка хриплый. Врезался в подсознание и укоренился там ещё с того боя. -Простите! Простите меня, пожалуйста! — рану начало щипать. Параллельно с этим медик какой-то тряпкой бережно стирала крови с брови, века и щеки. Подняв не окровавленный глаз, Итачи увидел сухую закушенную губу и складку между бровей. Взгляд зеленых глаз был сосредоточен. Чакра приятно ласкала кожу лица. Словно огонь — теплый, даже горячий, но не сжигающий. Он дарит свет, жизнь и надежду. В отличии от его собственного, который несет только ненависть, жажду разрушения и убийства. Он, Итачи, не такой добренький, каким хочет казаться. Ведь благородство и доброта две совершенно разные вещи, пересекающиеся реже, чем хотелось бы самому Учихе. И если ему давали задание на уничтожение, он выполнял его без малейшего сожаления. Да и какое сожаление?! Сегодня он, завтра его. Всегда найдется тот, кто сильнее. Эта простая истина, вбитая с детства матерью, не раз предупреждала серьезные последствия битв. Он хорошо скрывал свою тьму и мимикрировал под обычного, чуть более сильного, чем остальные, шиноби. -Сколько пальцев видите? — перед носом резко появилась ладонь, с оттопыренными мозолистыми пальцами. -Два, — уверено заявил Итачи. Но он был вынужден признать, что удар у Сакуры чертовски сильный. Перед глазами до сих пор плясали звездочки и выламывались разные геометрические фигуры. -Угу. Фуууух, я уж думала, сотрясение будет. Да вы крепкий, Итачи-сан! — почти восторженно и крайне облегченно выдыхает Харуно. В глазах — радость, в голосе — дрожь, в движениях — забота. Итачи нравится такая Сакура: уверенная в себе и в своих поступках. -Ничего страшного, — Учиха тихо засмеялся.- Меня вообще первый раз дверью стукнули, — доверительно сообщает он. Ему даже чуточку стыдно за это. Странное, вообще, чувство. Вроде бы и ни чего этакого, но неправильность ощущается. Сакура удивленно выпучивает глаза и становится похоже на карпов, что когда-то водились в пруду у поместья его семьи. На этот раз Итачи смеется громче, опуская веки и наслаждаясь собственными ощущениями. Грудина вздрагивает, а легкие и гортань приятно тянет. Сейчас ему все равно, что подумает Сакура, есть только это почти забытое чувство. Определить его сложно, да и не хочется совсем. Главное, что оно теплое, ласковое, и ластится к сердцу. -Ум-м-м-м, — тянет медик, и смотрит на него невыносимо зелеными глазищами. В них — искристыми бликами солнца блестят смешинки. У Сакуры великолепные глаза, думает Итачи. Не „красивые“, а именно „великолепные“. Но их взгляд ещё лучше, добавляет чуть позже, всматриваясь в яркие радужки и бездонные зрачки.       И было в этом что-то интимное, сокровенно-личное. Потому что глаза в глаза. Потому что все маски потрескались и осыпались керамической крошкой. Потому что его смех кристальней родниковой воды. Потому что маленькая ладонь лежит аккурат на его щеке, а большой палец непроизвольно гладит нежную кожу под нижним веком. Потому что он, словно давно отвергнутое и позабытое всеми древнее божество, тянется за лаской, льнет к надежным пальцам с уверенностью, что больше его не погонят палкой взашей. Потому что пламя горит в его взгляде, и находит ответный позыв в ее.       Итачи не уследил, кто начал это первым. Просто в один момент их накрыло, словно тайфуном.       И они оба понеслись по наклонной.       Он целовал Сакуру нежно, мягко, почти невесомо проводя языком по деснам, властно, зубами оттягивая губы поочередно. Харуно отвечала со всем пылом, вылизывала его губы, приятно кусалась, дышала шумно. Они оба не закрывают глаза, наслаждаясь не только ощущениями, но и видом друг друга. Они — шиноби, и каждый день может стать для них последним. Зачем отдаваться лишь зыбким ощущениям, когда можно впитывать в кожу и запоминать каждое движение, каждый взгляд, каждую мимолетную смену эмоций. В этом поцелуе было все, кроме сладкой похоти. -М-м-м. И что же это все значит? — Сакура первая прервала поцелуй, но руку от лица не отняла. Улыбнулась порозовевшими губами заискивающе, почти дерзко. Итачи непроизвольно облизался. Дыхание участилось у обоих: у Итачи от резко хлынувшего восхищения — мало кто позволял себе разговаривать с Учихой в таком тоне, у Сакуры же — от собственной наглости. -Ну я даже-е-е не зна-а-аю, — растягивает Итачи, поддерживая незамысловатую игру. -Как это так?! — притворно вскинулась Харуно. — Совсем не знаешь? —, а глазенки так блестят, так блестят! -Разве что совсем чуточку… -А так? — Сакура фантомно мазнула своими губами по губам Итачи. -Я уже почти готов сдаться, — на выдохе прошептал Учиха.       Харуно зарылась пальцами в черные волосы, ногтями слабо скребя по коже головы. Наклонилась и поцеловала уже более глубоко и чувственно. Мягко прикусила бездвижные губы, толкнулась в рот языком. Обвела самым кончиком языка зубы, пощекотала нёбо. -А теперь? М-м-м? -Я весь твой. -Прям весь? -Прям весь, — усмехнулся Итачи и боднул лбом плечо Харуно. Запах медикаментов въелся в одежду и, кажется, кожу. Он был почти не ощутим, если не принюхиваться. Сразу вспоминалась палата, ставшая почти родной, долгие и витиеватые объяснения и рассказы из жизни Саске и Наруто. -А если серьезно, Итачи-сан, — весь игривый настрой Сакуры пропал как по мановению волшебной палочки. Она смотрела ему в глаза, и Итачи казалось, что этот взгляд способен вывернуть наизнанку не только душу. „Если у меня она ещё осталась“, — невесело крякнул он в мыслях. -А если серьезно, то что ты сама думаешь обо всем этом? — Учиха тяжело выдохнул. В ближайшей перспективе маячил необходимый, но чертовски тяжелый разговор. «А что я ей скажу?! „Ты мне ещё с детства нравилась, а как выросла, так у меня вообще башню снесло“? Обматерит, назовет педофилом-извращенцем и отпиздит. Хотя нет, у нее на меня рука не поднимется. Ладно, жить ещё можно.» -Если конкретно об этой ситуации, то вы отлично целуетесь, — лицо и шея Харуно чуть порозовели, но взгляда она не отняла. — И… и.. Знаете, вы мне, кажется, сильно нравитесь. В-вот, — „торжественно“ закончила медик. Спесь слетела с нее мгновенно. „Ага! — зло вскинулась Ренни. — Замену Саске, значит, нашла! Блядь!“       Сакура побледнела в мановении ока. Кровь отлили от конечностей, и похолодело внутри. За один короткий миг внутренности огненной волной затопил первобытный страх.       „Ксо! А ведь со стороны это так и выглядит!“ -Я х-хотела сказать, что В-вы мне нравитесь как мужчина! Дейс-с-ствительно нравитесь! — тараторила Харуно быстро и сбивчиво. Язык отказывается ворочаться, мысли паническим роем бьются в стенки черепа. А Итачи смотрит так, будто понимает. Пронизывает взглядом, не оставляя ни одной сомнительной мысли. -Знаю, — голос звучит мягко, но лицо застыло, словно неживое. — Ты мне тоже нравишься, — черты оттаивают, и точенный лик вновь приобретает человечность. — И мне плевать, что об этом подумают другие. Люди будут говорить всегда. Мы живем не для них, — Учиха тяжело вздыхает, пытаясь найти в себе силы продолжить. — Я знаю, какое отношение было у тебя к моему брату раньше. Но это ведь в прошлом, правда? Ты ведь меня не обманешь? — он старательно следит за интонацией, за собственной мимикой. Чтобы, не дай Бог, он не выглядел жалко и побито. -Не обману. Не предам. Не оставлю, — Сакура прижалась своим лбом ко лбу Итачи. -Я тебе верю, Сакура. Сноски: 1) Секция „А“ — в моем каноне там хранятся информация о маловажных кланах и медицинских техниках. 2) Секция „S“ — информация об основных кланах и их клановых техниках 3) „Выжжено глазное дно“ — на задней стенке глаза находится рецепторы, которые отвечают за „получение“ картинки. Здесь имеется в виду, что эти рецепты выжгла чакра. 4) „Хрусталик полностью потерял свою эластичность“. Хрусталик — часть нашего глаза, отвечающая за фокусировку взгляда. Он может меня свою форму на двояковыпуклую и двояковпуклую. Т. е. при потере эластичности человек приобретает или дальнозоркость или близорукость. 5) Может быть временное несоответствие. Найдете — укажите, постараюсь исправить. 6) Баа-чан — бабуля. 7) Стамина — вычитано в каком-то фике. Не знаю, существует ли это в оригинальном каноне. Здесь это жизненная сила. 8) Альвеолы — полые мясные шарики, из которых скроены наши легкие. 9) Смешанное лечение — в моем каноне медицинская практика с помощью техник и медикаментов 10) „8 пар шагов в длину и 12 в ширину“ — взято из военного дела. Т.е. Обычная пара шагов взрослого мужчины — 1.5 метра. Соответственно, 8 умножаем на 1.5 и получаем 12 метров, 12 умножает на 1.5 и равно 18 метров. И я не знаю размеры домов в оригинальном каноне. От автора: Доброго времени суток, дамы и господа. Я объявилась вновь. Знаете, я люблю аниме и мангу, и против героев и героинь ничего не имею. НО МЕНЯ ЗАЕБАЛО, ЧТО ОНИ НЕ МОГУТ СВЯЗАТЬ ДВУХ СЛОВ, ПОСТОЯНО КРАСНЕЮТ АКИ ПОМИДОРКИ И ЗАИКАЮТСЯ КАК ДАУНЫ! Звиняйте, крик души. Так вот. В каждом фике, что я читала, один человек всегда все делал сам, а второй лишь покорно принимает все, да краснеет как помидор/рак/свекла. А главное: увидели они друг друга и на следующий день это уже любовь всей жизни. Повторюсь: меня это заебало. Буду крушить систему. Я постараюсь не просто описать уже имеющиеся отношения, а развить их почти с нуля. Здесь вы больше не увидите заикающуюся/краснеющую/недальновидную Сакуру, которая, О БОЖЕ, ПОД НАПОРОМ ДАВНИХ ЧУВСТВ НЕ МОЖЕТ ДАТЬ ПО МОРДЕ/ОТПОР САСКЕ; и ледяного, безэмоционального, бесчувственного, Итачи, который, по мнению некоторых, вообще не человек, а какой-то робот. Будут простые, человеческие, отношения. У меня все. Кто не согласен, либо миритесь с этим, либо не читайте эту работу дальше. Прошу написать в комментах, что вы об этом думаете. Менять ничего не буду, но хоть вас послушаю.

С уважением, Амая.