Дом без окон

Шелест пожелтевших от времени страниц. И никакого обличающего шепота впервые за долгое время. Даже голос и мысли живущего в его голове мальчишки превратились в далекое почти неразличимое бормотание. Льюс Тэрин читал, наслаждаясь музыкой стихов Миико Хамони. На первой странице аккуратным почерком были выведены слова благодарности подруге. Илиена долго уговаривала Миико поделиться своим талантом с миром, та, в конце концов, согласилась и, кажется, никогда об этом не жалела. Стихи, написанные за пару лет до безумного эксперимента Майрин, согревали душу теплом и светом прекрасной Эпохи, хоть в некоторых и проскальзывали странные для тех лет нотки тоски и печали по уходящему. Светлая грусть древних стихов вплеталась в тишину дома, делая ту более живой. Льюс Тэрин радовался, что нашлись именно «Краски осени», а не более поздние сборники, особенно написанные в годы Войны — ее и в ночных кошмарах хватало. А еще чтение пусть немного, но притупляло возникшее в его многострадальной голове ощущение чужой женщины. Несколько дней назад Айз Седай сделала что-то с мальчишкой, и теперь они оба могли ощущать ее почти как самих себя. Льюс Тэрин выругался вполголоса. Узы. Она называла это Узами. В его Эпоху этого не было, такое никому и в голову не могло прийти. Ведь твердил же мальчишке о гордыне, которая рано или поздно погубит, а толку? Не слушает, и слушать, похоже, не собирается. Злобное жужжание на краю сознания стало ближе — жаждущие его смерти голоса возвращались, чтобы с новой силой впиться в уши. Устало застонав, Льюс Тэрин поднялся на ноги. Убежать от них не получалось, но если ходить по залам и коридорам не останавливаясь, есть шанс, в конце концов, свалиться от усталости и хоть одну ночь не видеть кошмаров. Иногда, впрочем, заснуть не удавалось и вымотавшись до предела. Пробиравшая до костей ночная стужа и непроглядная тьма, в которой за ним что-то наблюдало, пугало сильнее виденного во снах. Очередное видение затянуло в себя, не спрашивая, хочет он того или нет. То, что Льюс Тэрин увидел на этот раз, не походило на виденное ранее. Он стоял посреди улицы давно заброшенного города. Висевшее над головой солнце выглядело обычно и точно так же грело. Только лучи его казались чем-то неестественным в этом слишком пустом и тихом месте. Недолго думая, Льюс Тэрин потянулся за силой. Но лишь для того, чтобы обнаружить, что ее удерживает мальчишка. Вместе со сладостью даваемой саидин жизни пришла и мерзость порчи, причем здесь она ощущалась еще отвратительней, чем где бы то ни было. Эту мерзость омывало нечто другое, чему он не мог найти определения. Два зла. Похожие и в то же время совершенно разные. Льюс Тэрин испуганно заворчал, сжав пальцы до побелевших костяшек. Ему не нравилось это место. Решительно не нравилось. Они не должны были сюда приходить. И огир этот глупец не должен был сюда тащить. Им здесь не место, неужели не понятно? Путевые Врата, которыми могут воспользоваться троллоки? Чужие воспоминания услужливо подкинули картинку на удивление странного места и обрывки обрывков каких-то разговоров. Маленькая Айз Седай, погибшая из-за него, рассказывала о даре мужчин-Направляющих приютившим их огир. Даре, который, как и все созданное саидин, в конце концов, был извращен. Вместе с этими воспоминаниями пришли и другие. Льюс Тэрин с удивлением разглядывал их, словно цветные стеклышки разбитого витража. Жизнь. Не его жизнь. А может все-таки его? Беломраморные дворцы, купола и похожие на скрюченные пальцы башни-обломки смотрели на него пустыми глазницами окон. Они ненавидели его. Ненавидели всех, кто пришел с ним. Мечтали о крови и смерти. Как называется этот город? Шадар Логот? — Это место меня пугает, — произнес он, надеясь услышать ответ, голос хоть одного живого и способного слышать его человека, пусть он и плод больного воображения.- А тебя разве нет? — Да, меня тоже. Сердце бешено заколотилось, мальчишка, наконец, ему ответил что-то разумное, а не раздраженно отмахнулся, приказав молчать. — Здесь повсюду мрак. Тьма темнее Тьмы. Пожелай Темный жить среди людей, он бы выбрал это место. — Так бы он и поступил,- мальчишка кивнул, от чего шедший рядом старый огир настороженно покосился в их сторону. Мысль-воспоминание, вспыхнувшая на границе сознания, все же далась ему в руки. Перед внутренним взором встало суровое, словно высеченное из камня лицо. Взгляд серых глаз обвинял. Не в гибели Илиены, нет, но в чем-то не менее важном. В чем-то, никак не вспомнить в чем. — Я должен убить Демандреда, — пробормотал Льюс Тэрин и видение исчезло. С настолько презрительным хлопком, будто сам Барид Бел только что вышел из его кабинета. Нет, двери тот всегда закрывал тихо, слишком уж хорошо был воспитан, но на душе после его уходов все равно становилось гадостно. Может после того, как он его убьет, это чувство исчезнет? — Я, наконец, убил Ишамаэля,- это воспоминание одновременно удивило и обрадовало.- Он заслуживал смерти. Ланфир тоже, но я рад, что она погибла не от моей руки. Боль и понимание. Мальчишка тоже помнил тот день. Маленькая Айз Седай. Ее Льюсу Тэрину было искренне жаль. И все же… — Как я… Как ты убил Ишамаэля? Расскажи, как?- Льюс Тэрин счастливо выдохнул. Скоро он убьет их всех. Скоро все закончится.- Смерть. Смерть и покой. Я заслуживаю смерти, но не хочу умирать здесь. Мальчишка не ответил, вместо этого попросив огир поскорее привести его к Вратам. Разбитая мостовая крошилась под ногами, словно размалываемые жерновами кости. Пустые глазницы-окна провожали ненавистью и злобой. Ни шороха, ни ветерка, лишь гнетущая тишина. Даже то, что Льюс ощущал в реальности своей тюрьмы, не шло ни в какое сравнение с этим. Не смерть и даже не забвение без всякой надежды на возрождение. — Вот они,- голос старого огир заставил вздрогнуть не только мальчишку. Льюс Тэрин с интересом разглядывал некогда просторную площадь, заваленную битым камнем. В центре ее, там, где должен был находиться фонтан, стояла высокая ограда из сверкавшего на солнце металла. Даже спустя несколько тысячелетий иритан не покрылся ржавчиной и выглядел как новенький. А вот креплениям, созданным в более позднюю эпоху, не так повезло — рассыпались в пыль от первого же толчка. Огир были против открытия врат, но и замыкать их навсегда они не стремились. Придуманное мальчишкой заставило Льюса Тэрина согласно хмыкнуть. Созданная им ловушка была что надо. Мерзкая и жестокая, самое то для троллоков, если тем придет в голову воспользоваться этими Вратами. Умрут они не сразу, чтобы не пугать следующих за ними мурдраалов. Жаль, конечно, что плетение действует только на что-то одно: либо на Отродий Тени, либо на людей, а ставить поверх одного другое мальчик не решился. С другой стороны, времени и сил это займет слишком много, а чем скорее они уберутся отсюда, тем лучше. Но уйти сразу не получилось. Поиски куда-то запропастившейся охранницы мальчишки затянулись едва ли не до темноты. Льюс Тэрин шептал не переставая, что пора уходить, что глупая девчонка, скорее всего, мертва и рисковать жизнью двадцати человек ради нее одной — непростительная глупость. Мальчик не слушал, с упорством, достойным лучшего применения звал Лию. В конце концов, не выдержали даже айил. Льюс Тэрин понимал их, еще лучше чувствовал мальчишку, но превыше всего была треклятая необходимость. — Смерть легче перышка, долг тяжелее горы, — грустно шепнул он своему… а можно ли считать его другом? После темного безмолвия мертвого города заросший сорняками луг, на котором паслись самые обычные овцы, показался Льюсу Тэрину одним из прекраснейших мест в мире. В каком-то смысле так оно и было. Не для него, для мальчишки. Эмондов Луг. Дом. Льюс Тэрин завидовал и в то же время тосковал вместе с ним. По близкому и в то же время недоступному. По потерянному навсегда. Ему вспоминался совсем другой дом, выкрашенный светло-голубой краской. Бессмертники и джаландские «мотыльки» на клумбах под окнами. Едва уловимый запах «Ночи Калмейна», любимых духов матери. Ее звонкий смех, когда возвращалась из командировок. Ощущение мира и покоя. Полное звезд и загадок небо над головой… Дом. Потерянный навсегда. Обрывок воспоминания, донесенный не знающим жалости ветром времени. Дом, там, где любят. Вот только никого не осталось. Он один! Один! — Илиена, милая, прости меня! Накрывавшие лес сумерки. Одиночество и разрывавшая на части тоска, сплетавшаяся с его собственной. Боль, с которой ничто не способно сравнится. Мальчик отвернулся, сплетая переходные врата. Льюс Тэрин кивнул. Нужно уходить. Так будет лучше. Для всех.