i'm lovin' it

Чимин очень сильно волнуется еще с того самого момента, как переступил порог клуба. Ему было велено прийти пораньше, чтобы познакомиться с обстановкой и прорепетировать выступление, потому что другой возможности у них быть не могло. У Чимина за душой ни копейки, у Юнги — тем более. Намджун был слишком занят своими делами, да и не хотел лишаться работы из-за парней, с которыми не собирался иметь ничего общего. С Чимином он не был знаком до сих пор, а с Юнги все еще было сложно общаться. — Думаешь, я не знаю, почему ты вдруг все похерил, решив, что дела не идут в гору? — Спросил Намджун в процессе работы над вторым куплетом их совместного трека. Намджун предложил, что раз Юнги решил тряхнуть стариной, то им не мешало бы сотворить что-нибудь общее. Так что они записали еще один трек и подкорректировали несколько старых на всякий случай. С организаторами они договорились только на два выступления — Юнги с Чимином и Юнги с Намджуном, но если бы публика одобрила, вспомнив некогда существовавший коллаб SUGAMON, то возможно им бы пришлось выступить с чем-нибудь еще. — Не понимаю, о чем ты, — нахмурился тогда Юнги и продолжил постукивать пальцами по столу, стараясь придать ритм крутящимся в голове строкам. — Все ты понимаешь, — прыснул Намджун, — не притворяйся дурачком. Думаешь, я не видел, как ты на меня смотрел? И эти твои вечно красные глаза, то ли от недосыпа, то ли от слёз, то ли от всего сразу. — И что? — Разозлился Юнги. — Мне уйти или что? Это было сто лет назад, Намджун. — Так ты все-таки не отрицаешь? — Юнги вздохнул и отвернулся. — Молчание стоило того, чтобы выбрать самую скучную в мире специальность и забить на свое будущее? — С моей специальностью моё будущее будет в порядке. — Но, тем не менее, ты все равно позвонил мне. Они больше не затрагивали эту тему, разве что Намджун извинился, что был груб. Потому что в тот день, когда Юнги ему позвонил в первый раз после их долгого отсутствия в жизнях друг друга, Намджун узнал, кто его предназначенный, так что звонок Юнги просто подлил масла в огонь. Когда они выходят на сцену, чтобы поздороваться с публикой, Чимина начинает трясти еще сильнее, и сил придает лишь то, что на него все-таки пришел посмотреть Сокджин, которому он тут же машет. А еще то, что Юнги всего на секунду сжимает его руку, подводя ближе к публике, чтобы познакомить людей с тем, кто будет помогать ему с вокальной частью песни. Он мог бы просто подтолкнуть его, хлопнув по плечу, но он берет за руку, и этого Чимину достаточно, чтобы почувствовать к себе особое отношение. Выступление проходит хорошо, даже слишком гладко для такого заведения. Народ начинает выкрикивать то здесь то там непонятное Чимину «Шуга-а!» и просто взрывается, когда к ним на сцену поднимается Намджун. — Жди меня и никуда не высовывайся, я переживаю, — шепчет Юнги, пока Намджун здоровается с публикой и рассказывает что-то об их новой песне и воссоединении спустя долгое время. Чимин, конечно же, не слушается. Ему очень хочется посмотреть на своего предназначенного на сцене со стороны зрителей, восхититься им еще раз и выкрикивать вместе с остальными это дебильное «Шуга», которое, как решил Чимин, было его каким-то стареньким прозвищем. А еще ему хочется найти Сокджина и спросить, как ему его выступление, но ему не удается отыскать его в толпе, а дерзкий, немного шепелявый Юнги приковывает все его внимание с первого же слова. — Эй, пацан, — слышится незнакомый голос прямо над ухом, — ты что вообще здесь забыл? Пищишь как девчонка. Ноги так же раздвигаешь, да? — Пошел ты, — грубит Чимин незнакомцу и собирается уйти, но его хватают за локоть, притягивают и ржут прямо в лицо. — Да чего ты ломаешься, детка, — тянет парень, от которого откровенно несет алкоголем и куревом, — просто возьмешь в ротик и все, это не страшно. Чимин не успевает что-то ответить, потому что его хватают за плечи и направляют к запасному выходу. Музыка гремит так громко, что никто не слышит его криков о помощи. Он оказывается на улице раньше, чем успевает что-либо осознать, и по его лицу тут же проходится чей-то кулак. Чимин замечает, что парней уже двое, и они наперебой рассказывают, что таким соплякам, как он не стоит соваться в такие места, и мешать своими воплями создавать Шуге нормальные треки. Чимин даже не понимает толком, за что его бьют, надеясь лишь на то, что у него не останется на лице пожизненных шрамов. Кто-то из парней говорит другому не бить много по лицу, чтобы парень мог потом спокойно сниматься в порнушке, на которую они бы с удовольствием передернули, а потом они вместе смеются и ударяют по животу ногами. — На кой-тебе бицуха, если даже ответить не можешь, сопляк? — гогочут парни, все еще пиная Чимина, который молится лишь о том, чтобы Юнги поскорее закончил выступать, облажался, чтобы его не позвали на бис, и он поскорее заметил его отсутствие и бросился на поиски. Но вместо этого, он совсем неожиданно слышит голос Сокджина, и его тут же перестают избивать. Чимин боится поднять глаза, но когда все-таки решается, то ему кажется, что он попал в какой-то фильм с неожиданным поворотом сюжета. Потому что его заносчивый коллега бьет недоброжелателей с ноги, отклоняется от ответных попыток, а через какую-то минуту, парни, скуля как напуганные щенки, убегают в неизвестном направлении. — Что случилось? — Слышится голос Юнги, когда Джин уже отряхивает свое бледно-розовое худи, казавшееся в темноте клуба серым. — Ты что с ним сделал? — Хён, он не при чем, — спешит объяснить Чимин, — он меня спас от каких-то придурков, — и указывает на убегающих вдалеке парней. — Боже, — Юнги прижимает ладонь к грудной клетке и опускается на корточки рядом с Чимином, — я же просил тебя ждать меня, почему ты такой непослушный? Ты в порядке? Что они хотели? Так и знал, что не стоило нам сюда приходить. — Хён, ты в порядке? — Обращается Чимин к Сокджину, и, получив утвердительный кивок, извиняется перед Юнги за то, что ослушался. — Что случилось? — Беспокоится только что подоспевший на шум Намджун. Половина клуба уже собралась поглазеть на происходящее, пока сцену готовили для других выступающих. — Вот парень тебе расскажет, — кивает Юнги на Сокджина и отмахивается, когда тот предлагает помощь. Не то чтобы Чимин сильно тяжелый, но Юнги не особо спортивный, так что парень кажется ему неподъемным. Но он все же просовывает одну руку под его коленями, а второй подхватывает под поясницей. Чимин цепляется за его шею руками, дышит тяжело и пару раз шумно втягивает воздух носом. Юнги делает вид, что не слышит этого, надеясь, что тот не расплачется у него на плече. — Фух, — выдыхает старший с облегчением, опуская Чимина на старенький потертый диван в их «гримерке», — ты тяжелый. — Значит нужно скидывать еще, — мямлит младший в ответ, откидываясь на спинку. Он устал не меньше, пока его несли на руках. — Даже сейчас думаешь об этом, — цокает Юнги, — ты неисправим. Мин гладит ранку на губе Чимина пальцами, но не спрашивает, больно ли ему. Потому что и так понятно, что больно. Вместо вопросов он аккуратно целует это место, отчего Чимин улыбается, а потом наигранно шипит, делая вид, что ему снова больно. Юнги понимает намек, как понимает и то, что все не слишком серьезно, и его предназначенному не успели сильно навредить. Он продолжает тихонько целовать раненый участок губ Чимина, пока тот не отвечает, несмело охватывая верхнюю губу Юнги своими. Старший подтягивает парня ближе к себе за талию, пробравшись рукой под слишком просторную майку. Младший теряет рассудок, и, несмотря на боль, отдающуюся по всему телу из-за недавних ударов, садится на ногах Юнги, расставляя свои и сжимая чужие бока коленями. Он тут же наклоняется за поцелуем, не дав старшему шанса высказать свое беспокойство по поводу его самочувствия, надеясь, что выдержит несильную боль от теплых прикосновений в тех местах, где совсем недавно его касались чужие ботинки. Юнги запускает обе руки под майку Чимина, скользит ладонями по желанному телу, а на губах ощущает металлический привкус крови своего предназначенного. Он понимает, что Чимину сейчас плевать на боль, и Юнги нравится быть тем, на ком концентрируют внимание, забывая обо всем вокруг. Из-за этого ему и нравится выступать на сцене, из-за того, что все хотят слушать только его, чувствовать только его эмоции, испытывать то же, что и он. Юнги совсем немного эгоист, и у него даже есть трек на эту тему, потому что все люди по своей природе эгоисты. До тех пор, пока не влюбляются в своих предназначенных, становясь идиотами, готовыми отдать за них жизнь. — Эй, не надо, — Юнги отталкивает руки Чимина, который так же старается залезть ему под майку, которая слишком сильно контрастирует с его бледной кожей. — Что? — Удивляется Чимин, отрываясь от чужих губ. — Почему? Юнги не находит что ответить, только заметно переживает, когда Чимин смотрит с подозрением и поднимает черную ткань, заглядывая с интересом. Он тихонько посмеивается, понимая, что наконец-то может больше не волноваться, а Юнги влюблен в него окончательно и бесповоротно. А еще из-за того, что кое-кому не мешало бы в действительности походить в спортзал. — Почему ты мне не сказал? — А что, разве по мне не видно, как сильно я тебя люблю? Вместо ответа Чимин вновь припадает к податливым губам, проникая языком внутрь. Он хватается за темные волосы, пока тонкие пальцы блуждают по его спине, поглаживают бедра через ткань джинсов, забираются под пояс, трогая в тех местах, где еще не касались ни чьи руки. Юнги позволяет целовать свою шею, и шепчет, что им нужно убираться отсюда поскорее, пока другие выступающие не нагрянули и не застали их за интересным занятием. — Странно, что Намджун до сих пор не вернулся, — удивляется Юнги, когда они спешно собирают свои вещи, то и дело прерываясь для того, чтобы коротко поцеловаться, — напишу ему сообщение, что мы ушли. — Если он любитель выпить, — предполагает Чимин, — то возможно они с Сокджин-хёном спелись. У него сейчас не легкий период в жизни. — Предназначенный? — Юнги понимает, что угадал, когда Чимин кивает. — У Намджуна тоже.