И на костях растут цветы...

Девушка подорвалась на койке. «Не может быть.»-подумала Вольф и закрыла лицо руками. В голове не укладывалось, как все это могло присниться? Хайнкель не могла ответить на собственные вопросы. Казалось что все происходящее в былом сне — страшная реальность, в которой она хотела остаться. Ганс не стрелял в неё, но случилось что-то другое. Вольф перевернулась на бок и встретилась взглядом с пухляком Ральфом, который радостно улыбался.  — О, ты проснулась! -воскликнул он и похлопал в ладошки от собственного восторга. Вольф в ответ усмехнулась:  — Да уж, очнулась… В коридоре маячила могучая фигура. Человек внезапно остановился в поеме, в нём Хайнкель узнавала Капитана. Он подслушивал их беседу. Ральф активно жестикулировал толстенькими ручками и захлебываясь говорил:  — Там случилось что-то, это было не простое нападение каннибалов, -говорил Ральф. Хайнкель почему-то заинтересовали его слова. Наверное, потому что хотелось узнать, что же на самом деле произошло в лесу за стеной.-Все, кажется, было спланировано. Эти мутанты…  — Стажер! -гаркнул Гюнше на парня.-Вон, живо! Ральф послушно встал со стула и направился к выходу, аккуратно обойдя Капитана. Ганс, видимо, в больнице находился в форме, а это значило, что раненых не один человек. Вольф пока была не в состоянии отличить сон от реальности, не могла понять, что её разум видит на самом деле. Должно же хоть что-то отличать сон? Гюнше медленно подошел и сел на стул рядом с койкой.  — Ваше состояние, обер-лейтенант, вызывает опасение даже у меня, -сказал Капитан вечно холодным и низким голосом.-Сквозное ранение, черепно-мозговая травма. Это ещё не все. Гюнше перелистывал страницы в её медицинской карточке и вчитывался в записи врачей. Прогноз был не самым лучшим, но уже гораздо более хорошим, чем она поступила в Центр Здоровья.  — И сколько я тут уже? -спросила Вольф. Казалось, что она была в полном здравии и готова была уже выходить на дежурство. Капитан отправил бы её в отделение, но врачи ему это строго настрого запретили ввиду её нестабильного состояния.  — На какое-то время вас ввели в состояние искусственной комы. Но, как видите, пробыли в ней не долго — всего сутки. Остальные двое суток в бессознательном состоянии. Вольф откинулась обратно на подушку и закрыла глаза, вспоминая события былого. Всё казалось уж слишком реальным, не может же быть, чтобы то чудище так быстро и безболезненно убило её?  — Вы уж подумайте над моим предложением, Хайни…кель, -сказал между слов Ганс, запнувшись на имени девушки. Хайнкель знала, что он ей предлагает вновь и вновь, будто заставляет. Она его понимала — одинокий мужчина, погруженный с головой в свою работу, живущий почти в центре города в одиночку. Таким людям, как Капитан, тоже хочется иметь теплую постель и приходить домой, осознавая, что ужин уже готов, а в окнах горит свет. Но проблема была в Вольф — теперь она горела диким желанием всё разузнать, увидеть и услышать.  — Я буду работать дальше.  — Ты будешь работать. Но уже у меня, -перебил Гюнше и встал со стула, направившись к двери. Вольф оставалось думать — как быть? Кто же знал, что все так сильно изменится за одну единственную ночь? Хайнкель поменяла все свои взгляды, пошла на страшный риск, и все ради того, чтобы узнать Берлин за стеной и внутри. Что-то неизвестное подсказывало ей, что сон — не случайное стечение обстоятельств. Стоит все же рискнуть, чтобы не упустить момент и развернуть свою судьбу на 180 градусов. Хайнкель была рада возможности узнать всё. Визор ей выдадут уже только на работе — никакого слежения. План строился в её голове, и девушка уже не заметила, как наступила ночь и больница погрузилась в тишину. Полицейская встала с кровати и, порывшись в тумбе с вещами, достала оттуда пачку сигарет да зажигалку. Одну сигарету она достала, а остальную пачку бросила на кровать. Выйдя из палаты, Вольф оказалась в просторном коридоре, свет в котором был отключен. Только окно в конце коридора было единственным источником тусклого освещения. В больнице было тихо, если не считать криков и стонов её пациентов. Вольф дошла до конца и уселась на широкий подоконник, зажав губами незажженную сигарету. Девушка облокотилась на холодное стекло и стала смотреть на огни Берлина. Странными казались разноцветные огни центра и небоскребы первого центрового сектора. Все дома вокруг центра были лишь броней для центра — огромный бетонный муравейник. Вольф спокойно закурила, наслаждаясь приятной тишиной. В соседней комнате, на двери которой висела табличка «Туалет», раздавался шепот двух мужчин, которые что-то обсуждали между собой. Хайнкель прислушалась к голосам. Один другому говорит:  — Ты думаешь о них, они снятся тебе в кошмарах.  — Но мы же как-то должны с ними бороться? -возражал второй. Вольф совершенно не знала, о ком ведется разговор, но было ясно, что переговариваются два солдата.  — Мы не знаем их природы. Все методы бесполезны, -вздохнул первый и моментально продолжил.-Ладно стаи эти…ладно упыри и прочая мерзость. Даже Ангелы — те хоть и сильны, но понятны человеку. Мне иногда кажется, что последний заряд войны расколол где-то землю, открывая путь этим чудовищам в наш мир. Голоса стихли, и на смену им пришел звук льющейся из крана воды. Через мгновение люди вышли — молодой парень и поседевший мужчина выше среднего возраста. На девушку они даже не посмотрели, а просто направились в свою палату в другом конце коридора. Хайнкель докурила сигарету и сбросила окурок через щель в окне. Через неделю Вольф покинула больницу, но мысль, рожденная в палате не оставляла Вольф даже во сне. Вопреки всем доводам Гюнше, врачи настояли на её домашнем лечении ещё неделю. Хайнкель теперь с нетерпением ждала дня, когда ей снимут швы и пропишут новые пилюли. Вольф тихо смеялась над Капитаном, над врачами и над работой — обманула всех. Путь домой занял всю оставшуюся часть дня с обеда и до темноты. Необходимо было заглянуть в аптеку за пилюлями и в магазин за пресловутыми сигаретами. Опять это серое строение из бетонных плит с изрисованной вандалами дверью. Хайнкель вновь поднялась на нужный и, как обряд, закурила на площадке. Надо будет ещё чуть-чуть потерпеть, а потом она отправится на пару дней в свой «поход». Квартира встретила девушку всеми привычными запахами и звуками, кроме одного — отец не встретил её привычным раскатистым голосом. Странно было не слышать его и не чувствовать запаха сигаретного дыма, смешенного с запахом мужского пота. Мать опять крутилась у старой плиты, но отца нигде не было.  — А отец? -спросила девушка у матери. А ведь дочь с матерью почти не разговаривала и не виделась, хотя жили в одной квартире.  — Ему там на работе…что-то, -замялась женщина, но потом продолжила.-Его нет уже больше недели. Говорят, что дыру ещё не заделали и хотят укрепить стены. Мать что-то наложила в алюминиевую тарелку и передала её Хайнкель. Девушка глянула на содержимое — свиные обрезки с картофелем. «И о чем ещё мечтать?»-подумала девушка. Через силу пришлось все съесть, иначе медицинские пилюли застрянут в горле. Вольф тихо положила посуду в раковину и ушла к себе. Включила радио и завалилась на кровать. Кроме агитационных передач, конечно же крутили старые задорные песни, которые каким-то неведомым способом сохранились ещё с довоенного времени. Шли они обычно в перерывах, но новости не дали хотя бы немного помузицировать. Наверное, за пультом сидела некая девушка и легким, наигранным голосом читала новостную ленту. Новости закончились, и передача переключилась на какие-то дебаты в одну сторону. Хайнкель усмехнулась, когда услышала резкие голоса беседующих. Один говорил быстро, язык у него заплетался, вследствие чего некоторые слова было трудно разобрать. Второй ему поддакивал и изредка подавал голос.  — Ну-с, шмотрите. Эти движения все вот эти вот, они же абсолютно радикальны. Те люди просто хотят использовать наших грас-ждан, чтобы достигнуть своей гнусной цели? -говорил тот первый.-Ну-с, вот с-шмогли бы крестьяне сразу же жить хорошо, освободившись от власти помес-сщиков? Нет-с! -воскликнул он, а ведущий выдал тихое, скупое «М-да.» Судя по звукам, первый выпил немного воды и сразу же продолжил свой монолог:  — И у нас с-же так. Рабочие работают, живут, от всех неприятностей засчищч…защищенные! Маршал — не полная…власть, но её держатель и организатор.-проговорил запинаясь мужчина. Под конец сеанса его голос был похож на голос женщины, которая решила стать мужчиной ради красоты. Как-то кто-то в её отделе игрался с новым путеводителем, и, нажав на одну из кнопок, из динамиков этого устройства раздался похожий голос.  — Как трансвестит! -воскликнул какой-то паренёк типа Ральфа.-Он уже хочет нас! Хайнкель усмехнулась и заглушила передатчик. Все равно больше ничего интересного не будет. Вольф откинулась на подушку и закинула руки за голову. Уж все казалось невероятно реальным в том злополучном сне: и люди живыми были, и с бетонных потолков капали капли едкой, отравленной воды, и все запахи были настолько натуральными, что даже сейчас, кажется, она их ощущает. И те песни, и музыка были успокаивающими, убаюкивающими, словно детская ночная песня. Она манила вновь уйти в туннели, но только уже наяву. И те чудовища не могли быть простым созданием больного разума — что-то имело место быть. Узнать это Вольф могла только пройдя через кабак. Иначе подобраться к возможным туннелям нереально. Хайнкель встала — невозможно даже сидеть от переполняющих её грудь переживаний. Вольф сопоставляла разговор, который подслушала, сидя на подоконнике, всё видение, свои ранения и облачные предположения. Хайнкель посмотрела на часы — три ночи, многие дома уже накрылись темным полотном, а где-то ещё горел свет. Кажется, что одни только огни первого сектора могут ответить весь город не хуже новых фонарей. Но если одну улицу, на которой уже давно грабят мимо шедших людей, не могут никак отремонтировать, а именно поставить хотя бы один фонарь, то какое же властям дело до множества похожих улиц во множестве секторов. Девушка прошла в ванную комнату, сняла с себя все вещи и вдруг почувствовала, что невероятно легко без всех рубашек, плотных брюк и кителей, даже без нижнего белья было намного легче. Она внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале — множество ещё непрошедших ссадин, царапин украшали тело. Кратера от пули, которая застряла в груди, почти не было, только пара клейких швов и воспаленная кожа вокруг раны. Хайнкель призадумалась — в неё стрелял Ганс, но во сне или уже наяву. «Его работа.»-вспомнила полицейская, но все же было странно — если бы хотел убить, то не стал бы доставлять её в госпиталь. Ранение получено именно чуть правее и ниже сердца, ровно так же, как и во сне. Все сны имеют свойства забываться. После принятия прохладного душа, Хайнкель пыталась вспомнить лицо хотя бы одного из её «спасителей», но всех помнила лишь отдаленно: смазанные, нечеткие черты лиц, голоса, затухающее на фоне остального. Хайнкель начинала себя винить за свою забывчивость — этот сон оставался единственной зацепкой за другой мир. Перемещение душ в период сна? Всё очень возможно, всё, может быть, реально. Конечно, девушку посещали мысли, что все её догадки — воспаленный разум. А вдруг все окажется гораздо проще? Вдруг все куда понятнее?  — На Такаги становлюсь похожа, -усмехнулась Вольф сама про себя. Её даже забавляли нервозность и волнение. Хайнкель взъерошила короткие пряди волос, от чего влажные волосы точно встали дыбом. Вольф оделась в более чистую одежду, пусть и не первой свежести, и, выйдя на площадку, поплелась вверх по лестнице, пока она не выбралась к люку, который был заперт на плотный кусок арматуры. Выдернуть из замочных колец железный штырь было задачей несложной. Полицейская спокойно пробралась на занесенную пылью и старой листвой крышу. Подойдя к массивному отводу, Вольф аккуратно глянула вниз — там пролетали с гулом планеры, окрашивая воздушные пути в сплошные разноцветные линии. Хайнкель вглядывалась в даль — впереди вечно красивый, сияющий Центр, а позади — высокая стена, по периметру которой установлены прожекторы, освещающие территорию за стеной. Хайнкель не могла не заметить, что последний оплот человечества совершенен. Как он красив, величественен — всё вызывало у девушки восторг. Но минус был одним, очень большим и затмевал все плюсы жизни. Тут было плохо. Грустно смотреть бездушные на изваяния из бетона и стекла. Грустно понимать, что кому-то намного лучше, чем тебе. Девушка вновь загорелась желание побывать в таком же живом и странном мире, какой ей снился в том сне. Вольф чувствовала, как чей-то внимательный взгляд жег ей спину, но обернувшись никого за собой не увидела. Целый букет чувств и эмоций могли говорить о её неустойчивом психическом здоровье. Казалось, что даже психопатка Юмико-Юмиэ была вполне нормальной и сдержанной.  — Старею что ли? -задалась вопросом Вольф и медленным шагом поплелась к выходу. Замерзла на крыше. Выбирать придется в любом из случаев, даже если бы всего этого не произошло. Необходимо было избрать единственно верное решение — остаться или уйти. Но оба суждения так или иначе негативно скажутся на дальнейшей её судьбе. Теперь время тянуло ужасно медленно. Ещё и часа по сути не прошло с того времени, как она покинула квартиру. Хайнкель вновь вернулась в свою комнату и рухнула на кровать от боли в груди — ранение ещё не зажило. Нужно было подождать хотя бы три дня, когда рана перестанет хотя бы зудеть и кровоточить. Мать бы отправилась на ночную смену. Идеальное время для побега в кабак, а из того заведения — вниз по узкому земляному туннелю.