***
Меня встречала боль: привычная, знакомая, родная. Тихой кошкой развалилась на коленях, завороженно мурчала, преданно заглядывая в глаза. Ластилась к руке. Рука? Я посмотрела на свою руку и увидела на ней длинные красные царапины. Конечно красные, какие же они могут быть еще. Таблеток продлевающих жизнь я еще не заслужила. Низший класс — черный, шестой: отребье, шваль. Эфки, как нас презрительно любят называть привилегированные детки из высшего класса. Чертова элита, как помочь — так у них нет времени, заняты, а как уродовать мои руки гвоздями, то всегда, пожалуйста. — А-ах, — зло и тихо выкрикнула, всколачивая волосы в подобие осиного гнезда. Пусть же внешность станет похожей на нутро: дикое, мятущееся, недовольное, воющее. Да, пусть будет так — все лучше, чем корить себя и пытаться понять причины их поступков и найти выход. Умная. К черту! Учителя говорили, что умная, что имею возможность перейти в другой класс, поместили в специальную экспериментальную группу, состоящую из разных рангов. Лучше бы оставили в «эфках». Меньше мороки. Эти презрительные взгляды: холодные, жгучие или тоже хуже — полное безразличие, игнорирование моего существования возведенное ими в абсолют. Я задаю вопрос, а они продолжают говорить между собой. Я задаю еще раз, но уже громче — отходят от меня в сторону. Не достойна, не их уровень, мордой лица не вышла, а если вернее рангом. Личико-то у меня нормальное, не особо красивое, но комплексов у меня по этому поводу нет. Обычная — это не приговор. А вот это их «низкая», «падшая», протянутое слащаво-приторным голоском, аж рвать от него хочется. Только вот рвоту за собой придется убирать тоже мне. Не им же, холеным, ручки-золото марать? Я откинулась в кресле и потянулась за мазью — вонючая дрянь лежала на верхней полке. Моего роста не хватало, чтобы достать, тем более развалившись полулежа в кресле. Но я все равно тянулась, прекрасно зная, что даже, если позову на помощь, то никто не придет. Почему не встала? Кривая, по которой можно так кинуть карандаш, чтобы он попал в мазь и точно сбил её на пол — пролегала именно здесь. Приученный многочисленными виртуальными тренировками мозг работал быстро и слаженно, выстраивая в сознании воображаемые геометрические траектории. Выращенные в учебной капсуле мышцы отозвались приятной негой — карандаш попал в цель. Мазь со стуком упала на пол, провернувшись пару раз вокруг себя, раскручивая крышку и выливая содержимое на пол. — Проклятая внешняя система, — выругалась я типичным для низов сленгом. Эфки во всем и всегда любили обвинять систему. Сбрасывать со счетов личную ответственность это же так круто! Что может быть легче? Обвинить безликое нечто, выговориться и спокойно припеваючи жить себе дальше. Ругательства прошли, а проблема осталась — мазь лежала на земле и игриво отсвечивала полупрозрачной зелёной жидкостью. А ведь это были последние капли драгоценной вязкой субстанции. Она же дорогущая! Вернее, для меня дорогая, другие студенты из моего класса хоть каждый день такое покупать могут. Я до последнего её сдавливала, мучила, сминала непослушный металл в попытках выдавить еще хоть каплю. Но кто же засунул её на среднюю полку? Три метра от земли — это явно не человеческий рост, а еще вчера она лежала на столе. Робот? Но сами они этого делать не будут. Программа жесткая штука и выйти за её пределы может не каждый. Я, конечно, слышала, что существуют восходящие ИИ и андроиды якобы с собственным самосознанием, но это явно не тот случай. Что такой робот мог забыть в моей кладовке? У других учеников есть «элистоперы», специальные подъёмники, что помогают ученикам добраться до верхних полок, но их аренда или тем более покупка стоит больших денег. Ясно, что у меня такого излишества нет — остается хранить все на нижних полках и завистливо поглядывать, как ездят элистоперы других учеников. У меня и сама кладовая-то не особо большая. Мне выделили минимальную — четыре с половиной метра в высоту — занимает только два мини-этажа. В такую даже ходячий робокар не влезет, а они, по словам моих однокурсников, есть даже у нищих с окраины. Я далеко не нищая, но на робокар мне, как понятно из моих финансовых возможностей, в ближайшую пару тройку лет явно не светит заработать честным путем. — Ох, уж эти кладовые, — мечтательно вздохнула в пустоту. Каждый раз, когда прохожу рядом с кладовыми других студентов у меня чуть слюна не падает: прозрачные, с анфиладами, пролетами, многочисленными поворотами и, конечно же, собственным роботом-слугой, встречающим студента извечно вежливым: «Добро пожаловать на склад, хозяин. Вам что-нибудь нужно?» А я же не то что, хрустальных стен, даже обычной мази достать не могу. — И как мне теперь вылечить рану? — мой вопрос канул в Лету, по мифам легендарную реку смерти и забвения. Вот только что хуже, смерть или забвение — это тот еще вопрос. Рана от ржавого гвоздя сама лечиться не желала. Вот было бы круто, если бы раны могли затягиваться сами! Мечты, мечты… — Шух, — шорох их угла, я резко повернула туда голову, — шух, шух, шух, — шорох не прекращался, а становился все настойчивее и громче. Я раскидала в стороны все залежи старых вещей, от которых давно бы уже стоило избавиться, да все не поднималась рука. И увидела — в углу копошился робот — мелкий робот-кошка. Я притянула его к себе. — Чья ты, красавица? — серебристая металлическая шкурка блестела от частой полировки, а все шарниры должным образом были смазаны маслом — при движении ничего не скрипело. На «кошке» не было ни единого опознавательного знака. Даже заводского штампа или номера производителя и того не было. Явно либо сделанная на заказ, либо любовно и кропотливо собранная долгими ночами вручную. Почему ночами? Наша учебная программа заканчивается только ближе к ночи, о правильном распределении нагрузок они и не слышали. Капсула сна исправляющая физические недостатки есть? И прекрасно, а значит все возражения и возмущения о безжалостном обращении с детьми задушены в зародыше. Здоровье не страдает и ладно… А как же психика? Плевать им на нашу психику. А что до других людей, то учителей в нашем общежитии отродясь не водилось, только старый консьерж, но он-то, доживающий свои последние года, и о роботах знает только по видео и студенческих шалостях, когда они в очередной раз протаскивают в общежитие запрещенных полуживых андроидов с теплой кожей для утех. Точно, они же запрещены! Может, кто решил так подшутить надо мной и сказать, что это я привела «кошку»? Точно, вполне возможно. Меня ведь однозначно после такого выгонят. Отмазаться, что не моя поклажа или дать на лапу не получиться. Связи и деньги правят миром, жаль, что у меня ни того ни другого. Печально быть изгоем. Изгоем без денег — вдвойне. Я попыталась отнести кошку к выходу, пока её никто не заметил, но она вырвалась с рук и убежала в угол комнаты. — Запрограммировали что ли её? Как только пытаюсь пересечь порог — сбегает. — Закусила губу. «Кошка» смотрела на меня зелёными камерами глаз, если кто-то сейчас смотрит прямую трансляцию с моим участием, то ему явно весело. — Весело? — зло спросила «кошку», обращаясь к её хозяину. — Весело. — Прозвучавший тихий и приятный голос стал для меня настоящим шоком. Я инстинктивно обернулась по сторонам, ища собеседника, пока снова не остановилась на кошке — её шея вибрировала, там были встроены динамики, а если вернее, то искусственные связки. Ох уж эти высокие технологии! — Кто ты? — Ты еще спроси чего мне надо? — насмешливыми бусинками переливался мягкий баритон. Я молча проглотила норовившую сорваться с губ фразу — умеет же он затыкать, прям мастер. — И что же ты замолчала? — в его голосе не было так привычных мне едкости и презрения, только искренний интерес. — Светлый, — слово сорвалось с губ помимо моей воли. Я, скривив губы в трубочку, нахмурила лоб. В воздухе повисла неловкая тишина. — Эмм… — бархатный баритон превратился в мнущийся ломающийся голос подростка. — Ты ко мне? — Кажется, — хмыкнула, — это ты ко мне пришел, а никак не наоборот. — Не я, а робот! — в голосе слышалось раздраженное шипение, будто вместо парня со мной разговаривала кобра — прошу заметить, кобра особо крупных размеров! Я попыталась представить его внешность, ориентируясь исключительно на голос. Блондин? Явно. Кудрявый? Возможно. Хлипкий? Определённо. Хоть и говорят, что первое впечатление остается навсегда, но писклявое: «Ты ко мне?» — окончательно и бесповоротно убило моё представление о нем, как о гламурном красавчике с обложки «Галактического Плейгерл». Хотя, не больно то и хотелось. — А что у тебя с рукой? О, а я почти и забыла, что в отличие от меня, он может видеть мой образ через глаза робота. Он беспокоится? Искренне или наигранно? Положила ладонь на подбородок, слегка сдавив его до двух складок — отвечать на заданный вопрос я не спешила. Меня слишком часто обманывали. Хватит быть настолько доверчивой. Я же не дура, правда? По крайней мере, именно так утверждал мой последний тест для перевода на пятый ранг. Учителя сказали, что еще пару таких тестов и меня повысят. Давно пора! Каста глупцов с черным лекалом меня как-то не привлекала. Хоть во всем мире и говорят о толерантности. О том, что люди всякие важны. Ведь и дворником надо кому-то быть. Надо же?! Не надо — роботы отлично справляются и без людей. Это устаревшая парадигма — не нужны никому продавцы, уборщики, охранники, нянечки. Все, баста — свободных мест для людей без образования и возможности самообучения больше нет. Да, им выделяют минималку — денег хватает на еду, одежду и жилье. Их не убивают, их не выгоняют, им не говорят, что они иждивенцы. Их просто не замечают, как растение на подоконнике. Поливает его робот, растет, цветет? Хорошо, а что еще нужно? Им даже всеобщую паутину подключили на бесплатной основе. Вот и сидят, играют в виртуальные игры — не видя реальности. А зачем нам реальность, если есть чудесный выдуманный мир? Но ведь кто-то эти миры создает! Не хочу быть тунеядцем и потребителем. Не хочу быть ведомой и контролируемой. Хочу решать, хочу быть одной из тех, кто создает эти миры! Тысячи хочу и ни одного могу и делаю. Многие, ох, как многие говорят это проклятое «хочу»! Но я не просто хочу, я делаю. Ха, пафос в каждом слове и действии, но без него никуда. Ведь я хотя бы пробую… К черту самоутешения. Не время и не место. На меня пытливым «взглядом» смотрят камеры «кошки» — или таковыми они мне кажутся. Вторая, не раненная рука, инстинктивно прикрыла рану, чтобы не показывать слабость. Я услышала тихий смех — робот довольно катался по полу и мигал светодиодами, раскаляя хвост. Моё поведение будто доставляло невидимому слушателю «пачку» амфетаминов на дом. На моем полу стали появляться подпалины, оставляя определённый выжженный узор: бабочку проколотую шпилькой. — Выключи свой хренов обогреватель хвоста! — гневно крикнула, пиная робота ногой. — О, ты, наконец, соизволила обратить на меня внимание, — ехидно прошептала «кошка». — А я уж не знал что делать, как вывести тебя из этого длительного состояния ступора. Но это не обогреватель, это… — Заткнись, что бы это ни было — выруби. — От меня пёр сплошной негатив, но он был вполне объясним — мне нечем было оплачивать предполагаемый ремонт комнатушки. — Ладно, ладно, — утешительно пролепетал владелец робота, — уже выключил. Хочешь, оплачу расходы на ремонт? Образ незнакомца неизмеримо вырос в моих глазах. — Хочу, — наглеть так по полной. — Заметано. — Далее последовала крошечная заминка, микро пауза в разговоре, будто он не решался сказать, но все же выдавил. Если бы я не училась различать тонкие нюансы в голосе людей, то подобного даже и не заметила бы. — Хочешь встретиться? Мне в любом случае как-то надо будет отдать тебе долг за причиненный роботом ущерб. Пришел мой черед мяться в нерешительности. Я подняла взгляд, устремив его на единственное в помещении окно и решилась: — Пойду. Доверчивость не имела места в моем решении. Мне срочно нужны были деньги, но дело даже не в этом, меня вело чертово любопытство. Кто, кто, черт возьми, мог мной заинтересоваться? Что во мне есть такого, что может представлять для него хоть малейший интерес? Я бедна, как церковная крыса. Причем именно крыса, а не поп. Современные религиозные деятели просто безбожно богаты. Религии стали чем-то вроде популярного тренда. Мессы — массовыми психологическими консультациями, а исповедь… Тем же, чем она была всегда — сбором информации от наивных глупцов. — Ладно, я отключаюсь. — Робот недвижимым хламом скрутился в углу. — Погоди, а как же встреча! Куда мне идти?! Я мысленно послала его к попу на исповедь — уж ему-то явно было что сказать. Робот замигал светодиодами, снова включаясь, и нагло запрыгнул на мою кровать. Я смотрела на этот прыжок с широко раскрытыми глазами — вот это пружины! Четыре метра, как раз плюнуть, а кошечка-то хороша. — Нет, стой, убери грязные лапы с моей единственной кровати, — проскрежетала я, пребывая уже где-то на грани своей терпимости. — Они чистые! — по-детски бодрый голос окончательно вывел меня из равновесия. Я схватила «кошку» и нажала на частичное «выключение», которое обездвижило бестию, но оставило включенным голосовые связки. — Эй… — обиженно протянул незнакомец. — Так не честно! Почему же я не сделала так раньше? Почему? Голова раскололась от боли страшной силы. И я свалилась на пол и застыла там, в позе зародыша. Откуда я могла узнать, где это самое частичное отключение? Это же не мой робот и далеко не общая модель. Мне это должно быть неизвестно — такую информацию прячут и говорят только хозяевам. А если уж это, как я предполагала ранее, собственная разработка, то и подавно. Сознание благополучно простилось с владельцем — глаза заволокла тьма.***
Я проснулась от того, что кто-то трепал меня по плечу. — Эй, ты как? Проснись! — Сколько можно «эйкать» — раздражаешь, смени слог, на что-то более благозвучное. — О, очнулась! Я разлепила слезящиеся и пекущие глаза. — Ты кто такой, светленький мой? Братец кролик? — в сонном бреду, фраза показалась мне веселой и я судорожно хихикнула. — Так меня называл только Ирис… — незнакомец задумчиво по-птичьи наклонил голову на бок. — А, впрочем, это было давно и не правда. — Будто собака, отряхнув себя от воды, продолжил он свою речь, сбрасывая захватившее на миг наваждение родом из прошлого. А вот мне не везло, как ему. Вскользь кинутая им фраза задела меня за живое. Ирис — имя перекатывалось на устах, упрямо не желая слазить, прямо, как надоедливый клещ. — Ай, — головная боль снова хотела взять меня в «сладкий плен». Гость поднес к моим губам кружку, и я инстинктивно хлебнула из неё. После чего зло закашляла, пытаясь выплюнуть содержимое собственного желудка — это была не вода. — Пей, пей, тебе полезно. — Наставлял меня на путь истинный адепт рюмки и бражки. — Ты зачем мне алкоголь подсунул?! — возмущенно крикнула, вцепившись ногтями в его руку. — Это обычай такой, при первой встрече надо обменяться глотками из одной чарки. — И ничтоже сумняшеся допил из кружки. — Что-то я не слыхала про такое безобразие в кампусе. Поди новшество какое? — Нет, — он пристально разглядывал мою чайную кружку — слишком пристально. — Откуда взяла? А есть что-то более…– он покрутил пальцами в воздухе, — более пригодное? — Для чего, для выпивки? — презрительно скривила губы. — Ага, — довольно отозвался владелец наглого «кота», так бы и врезала ему, прямо в холеное личико, лоснящееся от довольства. — Нет, — хмуро бросила, вставая с пола. — Сервиз слишком дорого стоит, а тем более чарки, из которых я и пить-то не буду. — Дорого? — искреннее недоумение в его голосе начинало злить. Не знавший жизни щенок. Вот пожил бы он на одну стипендию, посмотрела бы я на него! Хотя, чем я лучше? Такая же соплячка. Он попытался погладить меня по голове, за что и получил на орехи — гневный щелчок по руке, пришелся как нельзя кстати. Даже красная отметина осталась. Неделю уже ногти не стригла — знай наших! — Эй, рыбка, какая-то ты больно нелюдимая. — Просипел идиот, потирая «ушибленное» место. — Тебя забыла спросить! — и якобы обиженная отвернулась к стеночке. — Да, да, классическое поведение носителя черного лекала. Мой разворот был резким и неожиданным — в глаз нахалу полетел кулак. — Ай! — Поайкай мне тут, — прошипела, дуя на пальцы — они дико болели. Из чего у него сделаны кости, из металла что ли? Синяк на его лице, что норовил налиться лиловым, начал рассасываться прямо на моих глазах. Я потянула к его лицу шаловливые ручки — надо же было пощупать это чудо современной наномедицины. — Не твое, не лапай! — его обиженное личико выглядело просто чудесно. Сакраментальная фраза привела меня в чувство, но руку не остановила. Пальцы больно вцепились в его щеку и оттянули кожу на добрый сантиметр, если не больше. — Ай, зараза! Кто ж тебя учил так вести себя?! — «болезный» отскочил от меня как ошпаренный и спрятался, аки дрожащий хомяк, в уголке кровати. — У-тю-тю, какие мы неженки. Мой взгляд покинул его лицо и опустился ниже, еще ниже, и чуть ниже — он прикрыл достоинство или недостаток, жаль не успела разглядеть, правой рукой, а левой силился подтянуть одеяло где-то на уровень груди, но оно упрямо скатывалось. А чего он ожидал? В целях экономии скудных средств — покупаю одеяла лишь не длиннее метра. Укрыть все тело при всем желании не получится. Либо худые ляжки видны, либо восхитительный плоский торс. Я потянулась рукой к одеялу намереваясь лишить его последней защиты. Он пролепетал что-то про долбаных извращенок, коих хлебом не корми, а только дай поиздеваться над бедными девственниками и шмыгнул под кровать. Откуда он вылез уже через пару секунд, заливисто кашляя и чихая — последний раз я вытирала там пыль… не вытирала. Я сняла у него с носа паутину и соизволила поинтересоваться, как его зовут: — Кто таков? Как величать? — Чего это тебя на старую речь потянуло? Я такой говор только в секретных архивах видел. — Где-где? — скептически прищурила глаз, если архивы секретные, то чего он мне про них распатякал. — В караганде! Ником меня зовут. — Так, я поняла, что друзья тебя по сетевому нику называть привыкли, а звать-то тебя как? — почесала нос, убирая забившуюся туда пыль. — Кстати, караганда, если я не ошибаюсь, это тоже очень древнее слово. Родом этак из двадцать первого века. — Раньше, гораздо раньше, оно возникло еще в двадцатом столетии. — Тут он замер на секунду, будто громом пораженный. — Стой! А ты-то откуда знаешь, что значит это слово?! Развела руками: — Секретные архивы. — Врешь! — подскочил с дивана и нервно заходил по комнате, как тигр, загнанный в клетку. — Нет у тебя доступа к таким данным. Вернее, — покосился на меня налитыми кровью глазами, — не должно быть. Я на мгновение замерла — по спине пробежал холодок, — но тут же взяла себя в руки, переведя разговор в шутку: — Что ты взбеленился? — сладко улыбнулась, будто утешая нерадивое дитя. — Это было написано в недавно опубликованных исследованиях. Зачем делать из мухи слона? За спиной мои руки были крепко сцеплены в замок так что побелели пальцы — еще немного и останутся красные следы, будто от кошачьих когтей. Моё лицо в то время пристально разглядывали, выискивая малейшие несоответствия. С меня семь потов сошло пока он наконец решился заговорить. — А ты знаешь, что то, как человек стоит, говорит о нём гораздо больше, чем выражение лица? — его улыбка стала едкой, ко мне подошли и взяли кончиками пальцев за подбородок. — Твои зрачки дрожат, как сломанный светодиод. Прокололась. Нервничать и тревожится больше смысла нет, как и играть дурочку. Я вырвала лицо из его рук и спокойно пересела на стул. — Что же, давай поговорим. — Моё лицо из игривого стало предельно спокойным, даже несколько безразличным, как маска восковой куклы. Поза в которой я сидела была настолько ленивой, что ей бы позавидовал профессиональный лентяй. Казалось, что сложившаяся ситуация не имеет ко мне ни малейшего отношения и мы обсуждаем не моё будущее и свободу, а кого-то другого — пролетающую мимо птичку, соседскую собаку или климатические изменения на завтрашний день, иначе говоря погоду. Вот только погода была расписана метеорологическими станциями на годы вперед, а моё будущее нет — оно решалось сейчас.