Созвездие Лира

      Сначала, открыв глаза, долго не могла понять, где именно нахожусь. Мир вокруг все ещё выплясывал канкан. Если бы резко встала, то наверняка не смогла бы удержать равновесие и грохнулась на пол. Но противный писк вывел меня из состояния невменяемости, заставив снова ощутить собственное тело, как что-то естественное, а не инородный объект.       После сладко потянулась и встала, направившись туда, откуда раздавался звук, — шум шел с кухни. И что же это? Лунатизмом не страдаю — ночью включить ничего не могла, а вечером все точно проверила.       — Эрик, — устало позвала свою индивидуализированную систему «умный дом». — Это твои проделки?       — Ум-м… — попытался он увильнуть от ответа.       — Говори, сейчас же! Или выключу систему самообучения — и скачаю вместо неё синтезированную личность вечно послушного Антипа.       — Не надо! Я все скажу, — кристальные панели в доме с ярко-красного сменили цвет на умиротворяюще-зелёный. Видимо, успокоился и взял себя в руки — или что там у этих электронных мозгов есть вместо оных.       — Ночью скачал программу по готовке сладких куличиков. Вы как-то говорили, что обожали, когда ваша мама готовит их. И я с благими намерениями… — на этой фразе меня покоробило, но останавливать его не стала — еще, чего доброго, от страха зависнет. — Так вот, с самыми лучшими намерениями…       — Да, да, уже поняла. Ты решил мне их сделать, так?       — Да-а-а, — его тон показался мне подозрительным.       Я принюхалась. Мои глаза в ужасе расширились — пахло паленым.       — Ты что, спалил дом? Только этого перед конференцией и не хватало на мою голову.       — Нет, что Вы, — поспешил заверить он меня в своей непричастности, — только часть проводки. — И тут меня переклинило:       — Прово… ЧТО?! Это слово последние триста лет не используется в принципе, потому, что такой вещи, как провода, в современных домах нет! В фундаменте дома установлен постоянный магнит, из-за чего возникает магнитное поле, которое… — запнулась, вспомнив, что Эрик — это искусственный интеллект, и гневно продолжила. — Да ты и сам это знаешь не хуже меня! Ты и сам-то являешься замкнутой структурой, не нуждающейся в энергии извне. Признавайся, что спалил?!       — М-м-м… это были, — драматическая пауза, — куличики.       Я чуть не заплакала от облегчения:       — Фух. Никогда не пойму твоей логики, вроде бы и я настраивала, но результат…эх, — тяжко вздохнула. — Ты хоть понимаешь, что значение сгоревшей «проводки», как ты это назвал, гораздо выше важности куличиков?       — Но я же растратил один килограмм и двести пятьдесят шесть грамм муки, ровно два с половиной литра молока и пятьсот тридцать семь тысяч пятьсот тридцать два миллиграмма сахара.       — Стой! — перебила его. — Я знаю рецепт куличиков. И уж поверь, мне ни к чему такие подробности в цифрах! Конечно, можно подключить биокомпьютер и использовать ровно то количество, что и ты. Но зачем? Лучше по старинке — на глаз.       — Это не практично, вы потратите-е-е, — звук съехал с высокого тона в инфразвук и оборвался, когда я махнула рукой, соединив пальцы лодочкой — специальный знак, вырубающий систему воспроизведения голоса Эрика, но только на десять секунд.       Перевела взгляд на кристальную панель — её центральная часть окрасилась в серый цвет (так система обозначала свои выключенные или нерабочие части). Удовлетворенно улыбнулась — теперь-то ты меня выслушаешь!       — Ты умудрился спалить даже несчастные куличики! А значит — не тебе мне указывать, как готовить. Ввожу запрет на скачивание кулинарных программ — отныне в кухне заведую я.       Сама себя не похвалишь — никто не похвалит, думаю, в тот момент я была похожа на капитана дальнего плавания: гордо вскинутая голова, взгляд направленный вдаль. Оставалось только крикнуть: «Хей-хо! Все на борт». Но, право, вся эта пафосная ситуация была создана мной только для того, чтобы немного расслабиться и отойти от ночных видений. Капля спокойствия и домашнего уюта в океане сумасшествия и лжи.       Тогда, для успокоения нервов, попыталась симулировать эмоцию триумфатора, эдакого Цезаря, которого не убил Брут и он всё ещё может покорить мир и взойти на туманный Альбион. Прекрасное ощущение: всемогущество напополам с горьким осознанием того, что это лишь иллюзия. Но огорчало лишь то, что и мечты-то не мои — чья-то жажда власти и превосходства, которую пытаются мне навязать. Смакую момент истины, забывая о времени. Но техника в доме ждать не собиралась — кристаллическая панель сменила цвет на зелёный. Так вышло, что десять секунд, отведенного системой для Эрика молчания, прошли.       Ехидный голос произнёс:       — Слушаю и повинуюсь, хозяюшка плошек и поварёшек, — его тон напомнил мне отчет дежурного по роте командиру…       В сознание закрадывались смутные образы — солдаты, война, оружие. Тени, погребенные под ворохом новых воспоминаний, накатывали волнами жара, заставляя схватиться за горло и хрипло попросить: «Стой. Хватит. Не надо, только не снова!» — каждое слово давалось с трудом, его приходилось вытаскивать из горла будто клещами. Мне не нужно было открывать рот и смотреть в зеркало, чтобы понять — гортань и связки воспалились. Я не могла нормально не то, что говорить, а даже дышать. Пропало ощущение контроля над собственным телом. Затем где-то глубоко в затылке стали раздаваться голоса: они звали меня, пытаясь втолковать и в чем-то убедить, но сил слушать не было.       Веки тяжелели, потеряв ориентацию в пространстве, попробовала ухватиться правой рукой за стол, но промазала и сползла на пол. Казалось, что под глазами заползали мушки — отвратительно. Ещё минуту назад выспавшееся и вполне здоровое тело подводило меня. Усталость и боль в обоюдном согласии пожирали моё тело. «Могу ли я плакать?» — этот вопрос, обращенный куда-то в глубины моего естества, получил неожиданный отклик. Голоса стихли, вместо них, тело теплыми водами омыло присутствие чего-то большого и светлого. Волосы на затылке зашевелились, но страха не было. На плечо легла рука.       Обернувшись, увидела полупрозрачный образ. Световые лучи играли и складывались в неясную человеческую фигуру — волосы, как шерсть у золотистого ретривера; ветхие одежды, цвета льна с редкими персиковыми вкраплениями; слабое тельце, как у жертвы голодомора, или как у бабочки, которую словили в ладони и неловким движением повредили крылья. Хотелось защитить и обогреть, не дать бесследно растаять, исчезнуть в небытии.       На его губах хризантемой расцвела нежная улыбка.       — Вот мы и встретились, — слова юноши рассыпались звоном колокольчиков, стали горным эхом, укрыли мягким одеялом. Пушистыми комочками пряжи собрались где-то в районе моих висков, пролились ручейками цвета циана и мурена с кончиков пальцев и нежно защекотали около пупка.       — Кто ты? — я не узнала собственный голос: вместо уверенной в себе Веги, во мне говорила любопытная и чуть растерянная девчонка из детства.       Он сделал пару шагов назад, похожих на танцевальные па.       — Постой, не уходи! — протянула руку в отчаянной попытке ухватить ускользающее чудо.       Он приложил к своим бледно-синим губам палец, прося тишины. Я завороженно смотрела, как на коже цвета молока играют янтарные искры. Интересно, если я коснусь его, он исчезнет?       — Нет, не исчезну, — он зажмурился — длинные палевые ресницы коснулись кожи. И тогда я заметила, под глазами призрака порохом залегли синяки.       — Тебя что-то гложет? — обеспокоенно и немного неловко спросила, пытаясь понять, какие проблемы бывают у эфемерных сущностей.       — Тревоги в прошлом, — он обернулся вокруг своей оси, по стенам рассыпались амарантовые блики. — Сейчас есть время лишь для роста и познания.       Пол порос мхом, а на моем столе материализовалась белая чашка чая, с нарисованными листочками мяты. До меня донесся аромат жасмина, приправленный нотками ванили.       — Выпей — полегчает.       Очарованная селадоновыми глазами, послушно сделала глоток — терпкая сладость сиропа и свежесть зелёного чая, подарили желанное забвение. Я всё смотрела и пыталась понять, какого же цвета, смотрящие на меня глаза: светло-малахитовые с желтыми разводами, муарово-серые или вовсе лавандовые с переходом в айвори? Изменчивые, прекрасные, таинственные. Но долго любоваться мне не дали.       — Хочешь, станцую для тебя? — Если раньше тон его голоса был таинственным, как морские глубины, то сейчас в него закрались нотки юношеского азарта: ледяные кристаллы растворились в шутливом реверансе.       Дух начал танец. Из ниоткуда появилась музыка... Слышен перебор струн арфы и редкие вкрапления стеклянной гармоники, потом, каплями росы добавился далёкий женский голос: чистый и невыразимо прекрасный, он заставлял отказаться от любых опасений и лишь смотреть и молча внимать мистерии.       Юноша поднялся на носочки, протянув руки к солнцу. Пальцы из состояния сложенных лодочек раскрылись лотосом, а туловище наклонилось вправо, незнамо как удерживая равновесие.       Незримый музыкант мазнул по струнам гитары, беря пару резких аккордов с презираемой церковниками квинтой. Тело духа, резко развернулось, перейдя из состояния натянутой струны в расслабленно-идеалистическую позу — голова наклонена вперед, а руки крыльями застыли по бокам. Пальцы чувственно ласкают воздух, будто вместо воздуха, удостоились чести утонуть в вязкой патоке.       Из белесой мути слышны туманные скрипки и детский смех. Юноша улыбается, не размыкая губ, не забывая реагировать на каждый новый мотив, вторя движениями. Босая ступня левой ноги провела по мху, заставляя его прогнуться и на пару мгновений изменить цвет. Взгляд духа неизменно прикован к полу, тело извивается гибкой лозой, а руки мечутся сойкой. Вот они будто полощут одежду, начиная от внутренней стороны бедер и доходя до поясницы. Вот невесомо касаются тела: тыльной стороной ладони — щёк, солнечного сплетения — пучками пальцев, и краешками бело-лиловых ногтей проведя от внешней бока талии и до самых ног.       Я пыталась уловить большую часть жестов, но поняла только, что его шаги не являются простым вдохновенным танцем обусловленным правилами эстетики. Это скорее что-то вроде аналога речи, только с помощью тела и бессловесной музыки. Слежу взглядом за его движениями: средние пальцы согнуты внутрь ладони — в акте благословения. Через миг он соединил большой палец и мизинец, оставив другие пальцы в свободном парении — показав знак троицы. Одни жесты сменяли другие, как в бесконечном веретене — это было изящно, грациозно и совершенно непонятно для моего скудного разума. Я грустно покачала головой из стороны в сторону. Он заметил это и, наконец, замедлился, а потом и вовсе остановился.       Его призрачное тело замерцало, как экран с неправильно выбранной частотой обновления или лампочка, что отжила своё. Меня пробрал беспричинный испуг, казалось, ещё миг и его образ распадется на куски, а я навсегда утрачу ту часть себя, которую должна была хранить, не смотря ни на что.       Иллюзии, окутавшие мою комнату, стали расползаться клочьями пены, будто мыльные пузыри, что вот-вот лопнут. Вместо прекрасных миражей перед глазами представала серая обыденная реальность. Бесконечный круговорот дней и ночей, рутина, что сдавливает виски и оставляет по себе тупую головную боль, которую нельзя вылечить таблетками.       Но призрачный странник, что пришел ко мне, не желал подобного конца. Он упрямо сжал губы, на которых появилась красная кайма по краю — болезненная кровавая корка была похожа на татуаж. Я не могла видеть, но ощущала, что моё собственное тело, похожее на неправильно настроенный инструмент, начинает отзываться.       В воздухе повеяло холодом: окна запотели и покрылись инеем, листы домашних растений скрутились и опали, устелив пол горестным покрывалом. Проявилась моя аллергия на холод: кожа покраснела, как непрожаренный стейк, она зудела так сильно, что мне хотелось расчесать её до состояния открытой раны. Белая, похожая на рис, сыпь на плечах; отекшие ноги, которыми невозможно нормально двигать; першение в горле, вызывающее непрекращающийся кашель; покрасневшие набрякшие веки, изуродовавшие до неузнаваемости лицо, и неизменно заложенный нос — собрались все знакомые симптомы.       Я задрожала и обхватила себя руками, в попытке согреться, но ничто не помогало. Тогда дух, что почти исчез, кинулся ко мне, там, где он проходил, холод отступал. Он взял в ладони мои холодные руки и посмотрел прямо в уставшие глаза цвета пыли. Попытался что-то сказать, но из его горла вырвались лишь судорожные хрипы. Тогда, поняв бессмысленность затеи, он отпустил меня, отступив на шаг. Но, в следующий миг, его рука взлетела, а указательный и средний пальцы коснулись моего солнечного сплетения — изнутри груди по всему телу кустистыми ветками стал расползаться жар, будто укутывая фетром с низким густым ворсом или теплым и мягким футером, из которого делают одежду для малышей. Теперь я снова обрела контроль над телом — признаки заболевания исчезли.       Кто он такой и зачем помогает мне? И разве это не он сам вызвал этот холод, так зачем теперь спасать? Хотя, наверное, я была похожа на продрогшего котенка, которого хотелось пожалеть и забрать домой — вот он и сжалился.       Дух покачал головой из стороны в сторону — он мог читать мои мысли и был с ними не согласен. Интересно, откуда мне известно, что «моё личное видение» может читать человеческие эмоции, как раскрытую книгу? Я непонимающе нахмурилась, плотно зажмурив глаза.       Эфемерная рука коснулась моей головы, растрепав волосы, после, спустилась вниз, проведя по складкам на лбу — три горизонтальные морщины, перечеркнутые короткой вертикальной — разглаживая их. Я открыла глаза — его белки заволакивала тьма с редкими лимонными вкраплениями, похожими на россыпи звезд, а радужка походила на морские впадины — страшная давящая синь затягивала в глубины, ломая малейшую волю к сопротивлению. Моё сознание подавлялось, оно сминалось, как салфетка, которой вытерли жир. Я начала сопротивляться, возводя ментальные барьеры, но буквально спустя секунду они рухнули, как карточный домик.       В меня потоком вливалась информация — бесчисленные воспоминания. И почему-то, всё внутри вопило, что это не мемуары, чужая навязанная история, а именно моя реминисценция*. Это было так удивительно и одновременно чуждо, не похоже на всё что я знала об этом мире. Как если бы кто-то попытался в одну секунду втиснуть тысячелетия. Красочный калейдоскоп событий, ощущений и чужой тоски захлестнул меня, превратившись в неразборчивый комок, вставший поперек горла. Где-то далеко на краю мира, где у сапфиров есть душа…       На алебастровую кожу ложились закатные тени, расцвечивая её в багровые тона. Существо, имевшее ключи от последнего дня вселенной, держало их над бездной, не решаясь отпустить в полёт. Белоснежные волосы были запятнаны кровью.       Под молочной пятой лежал ядовитый кинжал. Даря сюрреалистично красивой картине происходящего совсем иные краски. Делая совершенные черты — застывшей маской смерти, а серебряные волосы — грязно-серой паклей. Будто ребенок, что порисовал красным маркером обои, или пергамент, запятнанный алыми чернилами, лилейную кожу покрывали царапины. А под некогда красивыми одеждами, в разрывах виднелись открытые раны.

***

      Обрыв связи с духовным воплощением. *Засекреченные данные* Невозможность установить объединение. Превышен доступный лимит информации для человеческого тела. Далее последуют энергетические затраты не совместимые с жизнью, желаете продолжить?       Ответ отсутствует. Жду подтверждения на снятие энергоинформационного блока. Предупреждение. Человеческая оболочка будет разрушена, вы перейдете в духовное воплощение. Предупреждение. Цикл реинкарнаций не завершен — будет потеряна часть энергии и безвозвратно утрачены воспоминания об этом воплощении. Желаете перейти в астральный план бытия или связаться с духовный царством?       — Рано. Не хочу, чтобы меня видели в таком состоянии.       Ответ принят. Единение осколка души с духом оборвано.