***
С отъездом Антона особняк словно погружается в спячку. Горничные неспешно убирают дом на автомате, не замечая ничего вокруг, не следя даже за временем. Дядя Витя сжимает в кармане брюк нераскрытую упаковку сигарет, которую так и не успел передать Антону. Матвиенко нервозно ходит по дому с телефоном в руках, думая о том, что все пошло совсем, абсолютно не по плану, и теперь на бегу, буквально из воздуха им нужно начать строить новый план, новую стратегию. Импровизировать Сергей боится, поэтому в сотый раз набирает номер Воли, который, сука такая, не отвечает. Матвиенко в шаге от того, чтобы не сорваться и не поехать к тому в офис, хотя это идёт вразрез со всеми инструкциями. Да какие нахуй инструкции, все уже и так горьким пеплом сыпется им на головы. — Я к Паше, — Матвиенко вихрем залетает в кабинет, хватает с вешалки пальто и, не дожидаясь ответа от Стаса с Аней, вылетает. Громко хлопает дверь, тихо шумят настенные часы. Стас сидит за столом, сцепив руки в замок перед собой, а Аня стоит у окна, наблюдая за идущим снегом. — Ну, давай, говори. — Что? — она не оборачивается, даже не дёргается. Стас поднимается с места. — Что мы ублюдки, что мы не правы, что так нельзя, — он стоит за спиной у Ани, и сквозь отражение в окне она видит, как внимательно он смотрит на неё, буквально прожигая ей череп своей растерянностью и глухой злостью. — Мы все виноваты, Стас, — равнодушно говорит Аня и в окно наблюдает за дёрганым Матвиенко, садящимся в машину и срывающимся с места. — Что будет с Антоном? — Ты знаешь. — Скажи. В ее голосе металл, и Ярушин разворачивает ее к себе лицом. — Будем пытать, пока не откажется от фирмы, сообщим об отце, будем угрожать жизнью матери, — перечисляет Стас, словно рассказывает о рецепте яблочного пирога. — Что будет после того, как он подпишет бумаги? Аня смотрит в глаза с ледяной ненавистью, и Стас знает у кого она научилась такому взгляду — Шаст. У него же, видимо, она переняла эту глупейшую и идиотскую смелость. Ты знаешь. Не заставляй меня это озвучивать. Аня настаивает. — Мы его убьём. Хилькевич горько усмехается и отталкивает от себя Стаса. Он послушно отступает назад, а она делает шаг вперёд и бьет его по груди с каждым ударом все сильнее. Он терпит — у девочки срыв. Она лупит по нему своими кулачками, пытается причинить боль хоть на мгновение равносильную той, что кипит в ней сейчас. И бьёт, бьёт, бьёт. Пока Стас, словно живая груша, стоит, не двигаясь и смотря на ее мелькающую снизу макушку, а потом — резко хватает ее за запястья и прижимает к себе. Аня отчаянно плачет, пачкая чёрной тушью его белоснежную рубашку, и по инерции ещё пару раз бьёт его вслепую, а Ярушин просто стоит с разорванным от боли сердцем и гладит ее по шелковистым волосам. — Успокойся. Успокойся, Ань, слышишь? Все будет хорошо, — Стас не верит своим словам. Никогда не верит, потому что всегда врет. — Пожалуйста, давай поможем ему, — на грани слышимости шепчет Аня, и Ярушин так удивляется, что резко отлепляет ее от себя, заглядывая в заплаканное лицо. — Что ты сказала? — его тон должен напугать ее, но Аня больше не боится. — Мы должны спасти Антона, пожалуйста, Стас... Она хочет обнять его, но Ярушин отступает назад от девушки, в голове, словно ядовитое жало змеи, отравляют сознание слова Хилькевич. Что она сказала, как она смотрела. — Зачем тебе это? — он не говорит «мне», он не говорит «нам». — Да потому что мы, блять, сдохнем скоро! — вырывается у неё. — Стас, посмотри вокруг, открой, наконец, глаза! Что с нами будет дальше? Через год, два. Мы умрем! Нас убьют наши же коллеги и друзья! От нас нихера не останется. Мы можем закончить все это, — она подходит к Ярушину вплотную. — Мы должны. — Хочешь грехи искупить спасением пацана? — брезгливо фыркает Стас. У Ани голова в сторону дёргается, как от пощёчины. — Думаешь, спасёшь и свою жалкую жизнь этим? Он словно стреляет в неё в упор из травмата своими словами. Щедро и безжалостно делится ядом. — Ты поможешь мне? — повторяет Аня. — Помочь в чем? На что ты вообще способна без меня? Что ты можешь сделать одна, Ань? Она ничего не может. — Тогда тебе лучше самому убить меня, потому что я все равно попробую. И смотрит ему в глаза. У Ярушина пальцы зудят от желания достать из-за пояса револьвер и выстрелить. Себе в череп. Потому что: — Ты пропадёшь без меня, дура, — говорит он и притягивает девушку к себе, целуя. Деля на двоих своё беспокойство и отчаяние. Глухую и безобразную жизненную необходимость находиться рядом с ней. И чтобы с ней все было в порядке.***
Арсению кажется, что машина едет не из-за бензина, не из-за шин, а из-за его ненависти и ярости. Вот оно — лучшее топливо. Он давит педаль в пол, выделывая на заснеженной трассе опасные развороты, да такие, что Вин Дизель бы хлопал стоя. Машина мчится, нарушая все допустимые правила дорожного движения, обгоняя все тачки, периодически выезжая на встречку. Пока Матвиенко в офисе спутано и скомкано объясняет Паше, что все нахуй вышло из-под контроля и что пацана было решено отвезти в глухую деревню, где стоит перекошенный домик, державшийся на земле, кажется, на честном слове и божьей силе — Арсений уже подъезжает к этой деревне. Выбирает объездную дорогу и выключает фары, чтобы Макар с приспешником его не заметил и не доложил парням. Попов думает, что нужно спешить, потому что до утра откладывать пытки и побои они явно не будут. Попов думает, что заставит Макара своими зубами каждую гальку с асфальта собрать, если с головы Антона хоть один волос упадёт. Этот дом — с уродской осыпавшейся зеленой краской на самом краю деревушки — Арс знает. Те, кого сюда привозят, — живыми уже не выходят. Но Арсений собирается нарушить это правило. В доме не горит свет, на улице нет никакого освещения. Лишь глухая темень и скрипящий под ногами снег-предатель. Арс оставляет машину возле леса и пешком доходит до дома за пару минут, стараясь издавать как можно меньше звуков. Из дома тоже ничего не слышно. О том, что там вообще кто-то находится, свидетельствует лишь чёрный джип у сломанной калитки. Попов подкрадывается к низкому окну и заглядывает туда, пытаясь увидеть силуэт хоть кого-то. Тишина. Достаёт свой заряженный ствол и наготове держит палец на курке, скребясь на цыпочках к двери подвала. — Давай ему плоскогубцами палец отрежем? — раздаётся приглушённый смех Макара. — Я такое в фильме Тарантино видел. — А подпись он как потом поставит? — Так мы ж на левой руке! — спорит Макар, и Арс мысленно ему из травмата пуль двести в башку выпускает. — Эстетика девяти пальцев, кровища, артхаусное кино. Ништяк, — раздаётся голос Антона. Голос, от которого Арсений на секунду перестаёт дышать, а сердце, как бешеное, пускается в сумасшедший пляс. Замолчи, придурок. Не зли их. У Попова на губах глупая улыбка расцветает, совершенно, блять, неуместная. Он просто счастлив, что пацан жив. Что пацан держится и продолжает быть все тем же неугомонным идиотом. Глухой удар из-за двери — кажется, Макарову не понравилась шутка. Арс скрипит зубами от злости, поднимает с земли снег, наспех делает дрожащими от злости и переживаний пальцами снежок и со всей дури кидает его в джип парней, прячась за стеной дома. Врубается сигнализация, которая своим шумом вот-вот разбудит всех жителей посёлка, и через секунду из-за двери выбегает мужчина, помощник Макарова и его близкий друг. Он растерянно-враждебным взглядом осматривает пустую территорию, в одной руке зажимая пистолет, а в другой — брелок от сигнализации. Не замечая никого постороннего, горе-вояка нажимает на кнопку, останавливая эту бешеную сирену, и разворачивается, намереваясь вернуться в дом. Но успевает лишь встретить пулю, которую выпускает Арс прямо в лоб мужчины. У того крипово закатываются глаза вверх, и он плашмя падает на землю, снежок смягчает ему падение и звук от удара. Все для вашего удобства. Глушитель помог скрыть звук выстрела, но Макаров парень не глупый, шикает Шасту, чтоб тот не двигался (Шастун скептично смотрит на мужчину и свои связанные руки), и на цыпочках идёт к двери. Открывает скрипящую дверь, осторожно оглядывая улицу и делая шаг вперёд. Видит убитого товарища и тут же вскидывает руку с пистолетом вперёд, размахивая ею по сторонам в поисках твари. Тварь оказывается за спиной, и, пока Макаров пускает скупую мужскую слезу перед телом друга, Арсений стреляет Макарову прямо в затылок. После чего шмыгает носом — прохладная ночь, оглядывается по сторонам — пусто, и с довольной улыбкой на лице заходит в подвал. Хотя улыбку можно было бы и убрать, Попов. Ты тут типа двух мужиков только что завалил. Антон сидит на бетонном полу — его этим не удивить — и со связанными верёвкой руками. Выглядит пацан растрепанным, замёрзшим, удивлённо-напуганным и — вот же блять — красивым. — Ты че тут забыл? — после пары секунд немой переглядки спрашивает Антон, а голос становится заметнее расслабленным. Пытается скрыть радость, вот ведь щенок. Арс улыбается и берет с табуретки перочинный нож Макарова и приближается к нему. Антон испуганно выпучивает глаза и жмётся к углу, Попов продолжает улыбаться, садится перед ним на колено, одной рукой нежно приподнимая его сцепленные руки, а другой осторожно разрезает толстую верёвку. — Прекрасный принц пришёл спасти свою принцессу? — Ты только что называл меня прекрасным? — Что? — Что? Шастун недовольно цокает, Арс смеётся и, когда руки парня освобождены, помогает Антону подняться на ноги. Тот качается, словно деревья в ураган из стороны в сторону, ноги предательски затекли, и пару раз он всё-таки чуть не падает, но Попов подхватывает его и не сдерживается — прижимает Антона к себе, глубоко вдыхая запах волос мальчишки и его ещё не выветрившийся до конца страх. — Серьёзно, Арс, почему ты приехал? — шепчет Антон и льнет к мужчине всем телом, ища поддержки. Ища тепло, потерянный дом, необходимую нежность. Он устал быть сильным, он так чертовски сильно устал, блять, вы даже не представляете. Арс целует его в висок и нехотя разжимает объятия, хватая парня за холодную ладонь, и тащит к выходу, пока ещё какой-нибудь пиздец не обрушился на их головы. Пацан испуганно ойкает, завидев два мертвых тела на снегу, и по-детски закрывает себе ладонью глаза, другой рукой сильнее сжав руку Попова, позволяя тому увести его отсюда. Беспрекословно и абсолютно точно доверяя. Первое, что делает Арсений, когда они садятся в машину — включает обогреватель. Второе — хватает пацана за шею и притягивает к себе. Прижимаясь сухими губами к его и всем нутром ощущая, как внутри Антона что-то тоже дёргается, ломается, разлетаясь на миллионы осколков, когда Шаст отвечает на поцелуй, хватается за щеки мужчины и прижимается губами так сильно, что глубоко внутри становится даже больно от такой близости. Ровно пять секунд, и они, как от хлыста по голой спине, отскакивают друг от друга. Шастун тянет озябшие пальцы к печке, Попов заводит машину, вновь разгоняясь в желании скорее уехать отсюда. Спрашивать: а что дальше? — Антон не решается. — Тебя били? Что болит? — спрашивает Арс, выезжая на дорогу. На лице Антона не видно следов побоев, оттого и страшнее поднять ткань его толстовки. — Все нормально, — отрезает парень. — Арс. — Что? — Попов смотрит на дорогу. — Та видеозапись... Ты... — Я не спал с тобой из-за этого, Антон, — отрезает Попов и впитывает в себя облегчённый радостный выдох мальчишки. Попов не решается (никогда, блять, не решится) сказать: «Да ты не парься, Матвиенко юлил, это был фарс. Твоему отцу он видеозапись не скинет, потому что, ну знаешь, я убил твоего отца ещё две недели назад, Антон». Блять. Как же Попов ненавидит себя, Господи. — Куда мы едем? — спрашивает Антон, не замечая внутренних терзаний мужчины. — Туда, где нас не найдут. Там, в бардачке, кстати, сигареты, можешь покурить. Пацан довольно хлопает в ладоши, быстро тянется к пачке, выуживая тонкую сигарету и зажигалку. Чиркает колесиком, поджигая ее, и приоткрывает окно. Сладостно затягивается, аж глаза от удовольствия зажмуривая, и медленно выдыхает сизый дым. Арсений наблюдает за ним краем глаза, и ему на пару мгновений становится абсолютно нестрашно, что будет происходить дальше. Сейчас Антон счастлив. Он с ним. Он в безопасности. Антон смотрит на мужчину, по-доброму улыбается ему и подмигивает. Ему кажется, что его сломанную жизнь ещё можно восстановить. Построить заново хоть из пепла, хоть из песка, хоть на руинах. Антон же супергерой, забыли? И, может быть, даже не из бракованной партии игрушек. Ты стал моим домом, Попов. Ты, черт возьми, стал моим всем.