Его Стокгольмский синдром

Окей, что дальше? Просторные светлые комнаты и вкусный завтрак — это, конечно, прекрасно. Спасибо, что не чёрный хлеб и подвал с матрасом. Но все равно хотелось бы конкретики. Где этот Арсений? Антон рассчитывал на экскурсию или хотя бы краткий ввод в курс дела, а то как-то… неспокойно. Черт, а сколько вообще времени? Антон проспал пару часов или пару дней? Позов уже поднял шум или добродушно решил, что Шаст в очередной раз проебал пары? Мама уже выпила всю валерьянку в доме, а отец поднял на ноги всю полицию города? Хоть кто-нибудь вообще ответит на все эти вопросы, пока голова Шастуна не разорвалась от них на части? — Ты смотри-ка, очнулся, молодчик, — в комнату заходит мужчина. Антон смутно помнит, где его видел раньше. — Шея не болит? — почти заботливо спрашивает он. — Всё болит, — отвечает Шаст и вспоминает. — Сука, ты ж водитель! Тот, что так и не довёз его до дома. Антон за долю секунды вскакивает с подоконника, на котором удобно располагался, и подлетает к мужчине, хватая того за воротник пиджака (дресс-код у них тут что ли, в костюмчиках с утра пораньше расхаживать). Кудряш, как мысленно прозвал его Антон, без особых усилий отцепляет от себя руки парня и ловко скручивает их у того за спиной, лицом утыкая Антона в подоконник и злостно заламывая запястья. — Отпусти, — хрипит Антон, но становится ещё больнее. Мужчина прижимается к нему сзади, шепча на ухо: — Не нарывайся, парень. Антон наконец осознаёт, что он, блять, не на курорте. Его похитили! И этот человек сзади явно не шутки шутить собрался. — Яр! — храни тебя Господь, думает Антон, слыша знакомый голос. — Ты чего удумал? Арсений подходит к ним и оттаскивает мужчину от бедного Антона, чьи конечности сильно онемели от сильнейшей и грубой хватки. Допизделся, называется. — Пусть парень знает место, — поправляя пиджак, отвечает Кудряш. Арсений тяжело вздыхает, поучительно (как ему кажется) качает головой из стороны в сторону и переводит взгляд на Антона, стоящего к нему спиной, низко опустившего голову и разминающего затёкшие запястья, звеня своими многочисленными браслетами на них. — Иди, тебя Хиля уже десять минут ждёт, — говорит Арс и дожидается, пока мужчина выйдет. — Антон, ты как? Попов протягивает руку вперёд в странном желании положить ладонь на плечо парня и сжать его, в попытке развернуть, поддержать, утешить. Или, возможно, все сразу. Но Антон словно чувствует это и отскакивает в сторону, разворачиваясь. Попов гладит пальцами воздух, резко отдергивая руку вниз. Антон убивает его взглядом, Арсений просто чувствует это каждой клеточкой своего тела. Какая ненависть плещется в этом омуте зелёных глаз, просто бесподобно. Жалко поблизости нет фотоаппарата, брюнет с удовольствием бы увековечил этот момент. — Если вы собрались шантажировать моих родителей, требуя за меня выкуп, то делайте это, блять, как-то побыстрее. Осточертело ваше общество. Арсению обидно. Он ведь старался быть вежливым, за что парень так с ним? Это Ярушин вколол ему наркотик в машине, чтобы отключить. Это Ярушин делал тут с ним сейчас всякие непотребства. Арсений всего лишь накормил Антона завтраком. Ну и где справедливость в этом мире? Арсений это не озвучивает. Он лишь делает шаг вперёд к парню, который машинально отступает назад, но увы, позади лишь стена. Ненависть в глазах уступает место страху. Ещё один шаг вперёд Арсения, назад — Антона. Парень упирается спиной в стену, видит замахнувшуюся на него ладонь и трусливо (никогда себе не простит этого) закрывает глаза, удивлённо распахивая их через секунду, когда горячая ладонь Попова несильно бьёт по губам. Ахуеть и не выхуеть. — Ты че, — шепчет Антон, на большее его не хватает. Арсений улыбается и делает пару шагов назад, освобождая личное пространство паренька от своего дорогущего и вкусного парфюма. И глаз. Голубых и холодных. — Будешь материться — буду бить по губам. Не зависай. Пойдём, покажу тебе твою комнату. Антон немного запоздало делает шаги вперёд, чуть не путается в длинных ногах, задевает мизинцем диван, болезненно скулит и делает вид, что не замечает насмешливой улыбки Арсения Сергеевича. Они идут минут пять, минуя длинные и узкие коридоры, винтовые лестницы, кучу служанок, бегающих туда-сюда, одиноко вытирающего пыль не-Константина (дядя Витя, кажется). Идут, идут, идут. В тишине. В напряжении. Антон игнорирует богатую обстановку в доме. Арсений игнорирует Антона, когда тот интересуется, не найдётся ли для него в этом дворце пачки сигарет. Они замирают перед массивной дверью из дуба на втором этаже. В этой части коридора это единственная комната. Здесь даже эхо раздаётся. Элитненько. — Что-то мне подсказывает, что в моей клетке тоже установлены камеры, — щерится Антон, пока Арсений открывает ключом дверь. Шастун не мог не заметить, что камер в доме — херова туча. В каждом закутке и укромном уголке. Словно попал в реалити-шоу, такой себе Дом-2 в лайт-версии. — Разумеется, — хмыкает Попов и открывает перед Антоном дверь, пропуская его внутрь первым. Антон снова убивает его взглядом и замирает на пороге. Это веселит ещё больше. — В туалете камеры, надеюсь, не забыл поставить? — Не волнуйся, — подталкивая парня вперёд, легко касаясь его спины, отвечает Арсений. — Не забыл.  — Ты прикалываешься что ли?! Арсений не уверен, что отвечать стоит, а Антон и забывает о своём возмущении в следующую секунду, осматривая просторную и уютную комнату. А где подвал, бетонные стены и кандалы? — Ха! — восклицает Антон. Арсений немного теряется от такой реакции. — Подделка! Невежливо тыкает пальцем в висящую на стене картину Ван Гога. — Располагайся, — ласково произносит Попов и разворачивается, чтобы уйти, но вдруг… Холодные пальцы хватают его за запястье, останавливая. Лишь секунда. Антон тут же отдёргивает руку и, низко опустив голову, выдаёт неловкое: «Эм…» У Арсения жжёт руку от прикосновения мальчишки, но он старается сохранить невозмутимость. Кажется, получается провально. — Я знаю, у тебя есть вопросы, — говорит Попов, и Антон наконец поднимает голову. Зеленые глаза смотрят внимательно, с надеждой. Эти, блять, глаза… — Ты получишь ответы. Чуть позже. Тебе нужен отдых, — Арсений дарит Шасту скованную улыбку и быстро выходит из комнаты, чуть дрожащими пальцами закрывая за собой дверь на ключ. Антон слушает, как его закрывают в этой золотой клетке и на пару лишних секунд задерживает воздух в лёгких. Осматривает комнату. Второй этаж, но до земли метров, как на пятом. Ещё и эти решетки на окнах, ну конечно. Антон пару раз дёргает их на себя, авось прокатит, но Вселенная показывает ему детородный орган. Прутья приделаны на совесть. В левом и правом углу комнаты — камеры, кто бы сомневался. Телевизора зато нет. Но бонус в виде широкой двухместной кровати почти компенсирует это. Есть так же красный диван в углу, журнальный столик, много торшеров и массивный шкаф из красного дерева. Ебать в рот всю эту эстетику. Антон заходит в ванную, которая с первых секунд ослепляет своей белизной и стерильной чистотой. — Мама, роди меня обратно, — Шастун слегка бьётся лбом о дверной проем, когда видит прямо под потолком очередную белую камеру с красным мигающим глазом. Камера установлена идеально — слепых зон нет. — Пиздец, — стонет парень и снимает с крючка маленькое махровое полотенце, предназначенное для лица, и спокойно (благо рост позволяет) вешает его на камеру, закрывая весь обзор. Первая мысль Антона была вообще нахрен сломать эту камеру, но что-то ему подсказывает, что после Арсений, мать его, Сергеевич что-то сломает Антону. Или этот кудрявый. Арс его, кажется, Яр назвал. Ярослав, что ли? Если честно, пофиг. Хочется принять душ и поспать пару часов. Голова раскалывается. А там, будь что будет.

***

Ярушин сидел с гордым видом, попивая коньяк из граненого стакана, закинув ноги на деревянный стол. Посмаковав на языке горький вкус многолетнего напитка, он залпом осушил стакан и вновь потянулся к бутылке за очередной порцией. — Нашёл время нажираться, — закатила глаза Аня, поправляя сбившийся локон светлых волос за ухо. — Как мальчик? — Мальчик? — прыснул Стас, но чуть не подавился алкоголем. — Этот жираф тебя младше лишь на пять лет. Зато гонора у него дай бог каждому. Мальчика нашла, — не скрывая недовольства, высказался Станислав, смотря все это время не на девушку, сидящую напротив, а на стакан в руке. — Мажор, что с него взять. Хотя кому я рассказываю, — тепло улыбнулась девушка, и Стас проследил за ее губами чуть дольше положенного. Даже дерзить в ответ не хочется. — Чувствую доставит он нам проблем, — отведя взгляд, доверительно прошептал пустому стакану в ладони Ярушин. — В крайнем случае позовём на помощь Макара, — вставая с кресла и машинально поправляя строгую чёрную юбку, ответила Хилькевич. — Или Матвиенко. — А лучше всех и сразу, чтобы выбить из паренька все дерьмо. — Тоже мне воспитатель нашёлся, — цокнула Аня и направилась к выходу. Стас философски продолжил крутить пустой стакан в руке, думая о чём-то своём.

***

Все свои двадцать лет Шастун наивно предполагал, что сон — лучшее лекарство от всех проблем и болезней. Сегодня он понял, что очень сильно заблуждался. Вселенная, эта мерзкая сука, не просто представила этот факт перед глазами Антона, нет, она со всей дури кинула ему это в морду. На, мол, хавай. Антон проспал N-ное количество часов. Ни будильника, ни телефона, ни настенных часов — нет. Ему не с чем свериться. Но за окном уже глубокая ночь, а внутри Шаста — пустота. Таких огромных размеров, что Поз (верный друг Поз, где же тебя, сука, носит) грустно бы склонил голову и покачал ей из стороны в сторону. Кстати, сегодня так однажды сделал Арсений. Ой, блять. Лучше не будем о нем. Антон резко встаёт с кровати, игнорируя появившееся головокружение и рваной походкой доходит до двери, пытаясь ее открыть, хоть и заранее зная, что она заперта. Ничего, пошумим. Шастун не жалеет оставшихся сил: открытой ладонью, костяшками, кулаком, ногами, руками и ногами, он со всей дури бьёт по двери, не забывая кричать. Кричать матом. Ведь ему запретили. Ведь пошли они нахуй со своими запретами. Единственная мудрая мысль появившаяся за этот день в голове Шаста гласила: если его ещё не кончили, значит, он им нужен. Значит, можно немного повыебываться. Но следущая мысль, вихрем ворвавшаяся в сознание, заставила Антона удивлённо замереть, а после облокотиться на дверь спиной и раздавленной тушей съехать вниз. Если бы они планировали тебя отпустить — они бы не называли своих имён и не показывали своих лиц. Ты жив пока нужен им. Они тебя не отпустят! Шастун резко вскакивает с пола и подлетает к окну в очередной раз пытаясь оторвать решётку. Руки зудят, кожа с ладоней и подушечек пальцев стёрта, но это неважно, неважно… Чертова решетка. Ее необходимо оторвать. Нужно выбираться отсюда. Нужно срочно бежать! Ключ в замочной скважине делает два поворота. Антон мигом отлипает от окна и успевает дотянуться до хрустальной вазы, стоящей на серванте с расписными стенками. — Антон? — удивлённо-напуганно зовёт его Арсений, замирая у входа и все ещё держась одной рукой за ручку двери. — Ни шагу, — замахиваясь вазой, рычит Антон. — Иначе я разобью ее об твою башку. — Не хотелось бы, этой вазе больше ста лет, — слабо улыбается Арсений и делает осторожный шаг вперёд. — Я сказал: стоять! — Антон обходит мужчину полукругом, тот идёт следом, все дальше отходя от двери. Антон двигается плавно аки рысь. В комнате становится тихо, слышны лишь их шаги, словно парный танец, где эти двое — стянуты невидимыми нитями, так зеркалят они каждый свой шаг. Шастун задерживает дыхание, просчитывая количество шагов до двери и кидает хрусталь в сторону Арса, который успевает увернуться в последний момент. Хрупкий предмет звонко разбивается вдребезги, но Антону плевать, он уже добежал до двери и успел закрыть ее на ключ, так предусмотрительно забытый Арсением. Они поменялись местами — теперь Арс заперт внутри и шумно колотит по дереву приказывая Антону открыть. — Да пошёл ты нахуй! — довольно восклицает Антон, подкидывая ключ в ладони и пряча его в кармане чёрных джинс. Не теряя времени, он бежит к выходу, который вообще находится непонятно где. Хуев лабиринт. В доме мертвецкая тишина. Едва слышны крики Арса из комнаты. Пусть кричит. Уровень адреналина в крови максимальный. Антона всего трясёт от ликования и страха. Камеры видеонаблюдения на каждом шагу не дают расслабиться, ведь несмотря на иллюзорную тишину и пустоту коридоров, Антон точно знает — его побег уже засекли и охрана вот-вот его поймает. Увидеться ещё раз с Кудряшом не хочется, а от мысли, что тот выпустит Арса и тот сам решит расквитаться с Антоном… нет уж, лучше сразу верёвку и мыло. А лучше телефон. Телефон, сука! Антон резко тормозит, возвращаясь назад, поворачивая налево, где возле круглого столика с искусственными цветами в синей вазе лежит домашний телефон. Где-то за окном лает пёс. Где-то на первом этаже слышны чьи-то многочисленные шаги. Лучшее. Антон пару секунд не может совладать с памятью и дрожащими пальцами, из-за чего номер удаётся набрать лишь с третьей попытки. — Отец, возьми трубку. Господи, блять, папа, ну же. Шаги становятся все ближе. С дальнего коридора слышно разъярённый голос освобождённого Арса. Пиздец, это просто пиздец. В трубке отчего-то не доносятся даже гудки. Антон бьёт ладонью по телефону и лишь после замечает. Замечает порванный провод. Ему впервые за последние десять лет хочется рыдать. — Ублюдок! — слышит он рёв позади себя, а в следующую секунду обжигающий все лицо удар. Он не удерживается на ногах, падая на пол, успевая зацепить тот самый круглый столик, от чего он тоже падает, а очередная за сегодня ваза разбивается. Перед глазами все плывёт. Цветные блики от яркого искусственного освещения не дают развидеть лица Попова, который заносит кулак для очередного удара. В ушах шумит. В голове отчего-то играют Скорпионс. Это рок-н-ролл, детка, мысленно напевать их шлягер, в то время, как тебя мутузят. Антон не чувствует кожу лица, просто, блять, совсем. Он ощущает болезненный удар по почкам и солнечному сплетению, от чего сворачивается в позу эмбриона, жалко скуля от разрывающих изнутри ощущений. Он приоткрывает глаза, когда удары прекращаются, картинка долго не может собраться воедино, но он выхватывает плохим зрением взбешённого Арсения, в помятом пиджачке и растрепавшейся причёской, со следами крови на костяшках, скорее всего, крови Шастуна, смешанной со своей собственной. Антон видит прислугу и охрану, с выпученными глазами стоящих поодаль, наблюдая за происходящим, словно в цирке. Видит Кудряша, облокотившегося на стену и сложившего руки на груди с непроницаемым лицом наблюдающего за Антоном. Вот прямо так: смотрит ему в глаза. Нагло, по-дерзкому, мол, так тебе и надо, щенок. Судя по взгляду, он и сам не прочь добавить. Собственно, удары прекратились лишь потому, что Попова от Антона оттащили. И кто? Миниатюрная блондинка. Блять, серьёзно? Она весит килограмм пятьдесят. Таких, как она называют «хрупкими». И куклами. Она красивая. Она — вцепилась своими наманикюренными пальчиками в лицо Попова, заставляя его смотреть ей в глаза и что-то усердно вдалбливает ему в мозг. Тот отчаянно сопротивляется, но бить уже явно не планирует. Антон пытается игнорировать боль в теле и подняться на ноги. Всё-таки слишком убого он выглядит валяясь здесь на полу перед всеми этими зрителями. Пялятся, блять. Коридор кружится, как ебанная карусель. Антон едва ли поднимается на ноги, облокачиваясь рукой на стену, оставляя на ней автограф в виде следа от своей крови — из носа льёт нещадно. Откуда-то из глубин дома появляется дядя Витя в темно-синем халатике. Антон бы улыбнулся, да у него губы разбиты, что пиздец. — Господи, мальчик… — щебечет дядя Витя, который, кстати, даже не догадывается, что Антон его так зовёт. — Пойдём со мной, нужно обработать тебе раны. Этот маленький старичок бережно берет Антона под локоть и планирует увести отсюда, но грозное и нетерпящее возражений: «Стоять» от Арса припечатывает их ноги к полу невидимыми гвоздями. Антон боязливо оборачивается, осмеливаясь заглянуть Попову в глаза. Казалось, замёрзший океан не мог стать ещё холоднее. Оказывается, мог. Взглядом Попова можно заморозить парочку континентов. Блондинка, можно сказать, спасшая Антону жизнь, тянет его за рукав пиджака, но тот отмахивается от неё, как от назойливой мухи, и она смиренно опускает голову делая шаг назад и всячески избегая зрительного контакта с Антоном. «Девочка, как тебя сюда занесло?» — совершенно, блять, невовремя думает Антон, но серьёзно. «Кому ты принадлежишь: Арсению, который послушал тебя и обуздал своё безумие, или Кудряшу, который хоть и сохраняет все это время равнодушное лицо, не сводит с тебя ревнивого взгляда?» Неважно кому из них ты принадлежишь. Важнее, что похоже не у одного Антона нет возможности уйти отсюда. — Раны нужно обработать, Арсений Сергеевич, — голос дяди Вити врывается в подсознание и возвращает Антона в реальность. Холодные глаза Арса перемещаются с Антона на старика. Уничтожающе. Шастун делает шаг вперёд, оставляя Виктора Павловича позади и становясь напротив Попова. — Не нужно, — выносит вердикт Арсений. Не моргая, не сводя взгляда с Антона. Антон выдерживает этот взгляд лишь потому, что все ещё плохо видит. У него черепная коробка разрывается. И кости болят. И нос. Губы. Скулы. Он подвернул ногу при падении и кажется с плечом тоже не порядок. — Он в порядке, — Арсений осматривает помятый вид Антона и для убедительности даже кивает, мол, все супер. То, что надо. Так и было задумано. — С ним хотели по-хорошему, он, видимо, так не понимает. А голос. Голос, который ещё сегодня утром казался Антону красивым и глубоким, сейчас кажется просто омерзительным, грубым, неприятным. Антон растягивает разбитые губы в такой же улыбке. Арсений хмурится, Шастун подавляет в себе желание харкнуть ему в лицо. — С этой минуты ты действительно пленник этого дома, Антон, — мужчина разворачивается и удаляется вместе с охраной, кидает на ходу стоящим у стены гувернанткам, чтобы те подготовили для Шастуна новую, другую комнату. Судя по сочувствующему взгляду блондинки и довольной усмешке Кудряша, — у Антона начинается «весёлая жизнь». — Добро пожаловать, — плескается ядом Ярушин и хлопает Антона по больному плечу, из-за чего тот позорно вскрикивает. Стас подталкивает Антона вперед, ведя его в новое место для проживания. Антон хлюпает кровью из сломанного носа и покорно идёт следом. Пусть думают, что угомонили его. Укротили, усмирили, сломали… как угодно. Кости Шасту сломать можно, а вот его характер и нрав — ни за что. Скоро они все в этом убедятся. Война только начинается. Ну, а пока… Антон покорно идёт следом.