Борджиа. Часть 1. "Секс. Власть. Убийство. Аминь."

Над Вечным Городом поднимался стылый зимний день. Ветер с северных просторов гнал пыль и опавшие по осени листья, безжалостно трепал мерзлые ветви высоких тополей, завывал монотонно и уныло. Наружные ставни на многочисленных окнах Апостольского дворца убаюкивающе поскрипывали под неистовыми порывами, но в жарко-натопленную банную залу Ватикана не проникал ни единый сквозняк. Родриго Борджиа, прикрыв глаза от блаженства, будто ленивый кот, сидел в огромном круглом чане, наполненном доверху теплой, смягченной ароматными маслами, водой. Вокруг понтифика тихо сновали слуги, поднося ему то сладкое вино, то легкие закуски, а примадонна Джулия Фарнезе, будто славная хозяюшка, подливала в чан горячей воды и деловито терла спину любовника мягкой тряпицей. В последнее время они все более походили на супружескую чету, прожившую бок о бок не один десяток лет. Сытая, спокойная умиротворенность могла обрадовать иного мужчину, но не Родриго Борджиа. Он тосковал по прежним необузданным порывам. Но в том не было вины Джулии, ибо она ничуть не подурнела, а была все также прекрасна, как и раньше. И все также желанна. Но у Родриго нынче имелись и другие желания. Его фантазии в эти дни занимала иная примадонна. Смуглоликая прихожанка, что вот уже третье воскресенье приходила на утреннюю мессу в собор Святого Петра, садилась во втором ряду и, склонив голову, будто в молитве, то и дело лукаво поглядывала на понтифика с загадочной улыбкой. В ее крупных чертах сквозила южная итальянская сочность: большие, далеко расставленные глаза и густые брови вразлет, ровная, сияющая бронзой кожа - аппетитный гибкий стан угадывался даже под зимними, теплыми одеждами. Тонкие запястья, длинные, пластичные пальцы, усеянные кольцами... Кто она такая? Явно не из знати - Родриго был знаком со всеми знатными дочерьми Рима - но и не крестьянка, ее платье и украшения говорили о хорошем достатке. Едва ли такая красавица зарабатывала свой хлеб на улице, но и куртизанкой она не была - на ее одежде не нашлось отличительного знака всех честных куртизанок Рима - ярко-желтого пояса, повязанного бантом на талии. О, ему не составит труда узнать, где она живет и чем занимается, а затем и пригласить ее под каким-нибудь благовидным предлогом в Ватикан... В молодости Родриго нравились пылкие красавицы Каталонии: загорелые, черноокие, пышные и сладострастные. Это лишь после нескольких лет жизни в Италии он развил влечение к хрупким, бледнолицым богиням с полотен Боттичелли. Но сейчас, то ли по зову крови, то ли по зову сердца его вновь манила яркая, чуть крикливая и порочная красота. Нет, Родриго вовсе не намеревался бросать Джулию, о том и речи не было, душой он прикипел к рыжеволосой любовнице, но плоть его и глаза требовали новых впечатлений. Стоило лишь на миг представить эту волнующую темнокожую незнакомку в своей постели, в своих объятиях, как Родриго охватывал былая молодцеватая живость, страсть и азарт. Новое чувство, даже столь приземленное, даровало ему ни с чем несравнимое вдохновение. За последние месяцы он, было, растерял привычное упоение жизнью в борьбе за место на престоле, теперь же, когда опасность миновала, к нему возвращались и энергия, и задор, и здоровый плотский голод. Красный бык Борджиа в свои годы еще был способен на гораздо большее, нежели пощипывание травки на просторных зеленых лугах. Час назад понтифику сообщили, что ко двору прибыл французский гонец: по срочному поручению короля он требовал немедленной аудиенции у Папы. Между тем Родриго никуда не торопился, продолжая наслаждаться негой утренней ванны. Он прекрасно знал о причине спешки посланника: легат, призванный быть гарантом дружбы между Ватиканом и Карлом, бежал. Из короткой записки, что ему доставили накануне ночью, понтифик знал, что прямиком из военного лагеря Чезаре направился в Пезаро, дабы призвать к ответу этого бездарного предателя Джованни Сфорца. Само собой никто другой не должен был узнать о местоположении старшего сына. До поры до времени. Спустя еще час понтифик - свежий, чистый и румяный, словно младенец - вышел, наконец, в зал для аудиенций. Он сохранял совершенно невозмутимый вид, приветствуя иноземного гостя со своего высокого трона, в то время как француз явно нервничал и кипел от злости, понимая, что его терпение намеренно испытывалось. Покончив с церемониями, гонец, с трудом сдерживая негодование, сбивчиво изложил суть своего визита, на что Александр лишь картинно развел руками: - Мы так же как и вы, господин посол, шокированы исчезновением кардинала Борджиа. Посол выдавил на своих обветренных губах подобие улыбки, которая скорее напомнила оскал: - Каково же его место пребывания, Ваше Святейшество? - подрагивающим от раздражения голосом, осведомился он. - Его место пребывания? - переспросил Александр, изобразив крайнее недоумение. - Мы понятия не имеем! Посол недоверчиво уставился на понтифика, в серых, прищуренных глазах его мелькнула бессильная злоба. Разумеется, он не верил сказанному ни на грош, но что же можно было изменить теперь, когда армия Карла уже подошла к границам Неаполя? Возвращаться обратно, дабы отомстить, король не станет. Француз побледнел в явной растерянности, на низком лбу его прорезались две глубокие морщины. А понтифик, тайно наслаждаясь напряженной до смеха сценой, сочувственно улыбнулся и проговорил: - Передайте Его Величеству, что мы готовы заменить кардинала Борджиа на любого другого, какого он пожелает, - Родриго не спеша оглядел присутствующих князей церкви, стоящих по правую сторону от его трона и, остановив насмешливый взгляд на вице-канцлере Асканио, спросил: - Возможно, кардинала Сфорца? По залу пронесся тихий ропот возмущения, а сам Асканио лишь дернул уста в саркастической ухмылке, прекрасно понимая, что его сиятельная персона едва ли пригодится французскому монарху. Гонец, неприятно пораженный, порывисто поклонился и, запинаясь, с подчеркнутой любезностью произнес: - Я сообщу Его Величеству, Ваше Святейшество. Родриго царственно кивнул и, чуть подумав, добавил: - И мы просим выразить ему нашу искреннюю поддержку в его отчаянном неаполитанском предприятии. - Мы не считаем завоевание Неаполя отчаянным предприятием! - посол снова постарался выдавить подобие улыбки и вновь это ему не удалось: тонкие, бесцветные губы на миг обнажили желтоватые зубы, а затем вновь сомкнулись. Он с опаской осмотрелся по сторонам, будто желая убедиться, что над ним не насмехаются. Понтифик примирительно поднял руку: - О, нет! Нет! - он пристально поглядел в невыразительное лицо француза. - Но, возможно, так считает Неаполь? Родриго легко, будто у него за плечами и не было шести десятков прожитых лет, поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен. При этом он улыбнулся той обезоруживающей улыбкой, за которую ему всегда многое прощалось, и повелительно протянул послу руку с папским перстнем для поцелуя: - А сейчас, с вашего позволения, нас ждет еще одна аудиенция. *** По истечении недели Чезаре вернулся в Рим. Стояла ночь, тихая и туманная. Замерший в ожидании утра сад тускло освещала серебристая луна. Родриго не спалось, он сидел перед потрескивающим камином в своем рабочем кабинете и задумчиво глядел в мглистую темноту за окном. Несмотря на толстые рамы, понтифик услышал шорох на гравийной дорожке, ведущей на задний двор, в конюшню, и он вовсе не удивился, когда через каких-то полчаса тишину его уединения нарушил звук знакомых шагов. Целый и невредимый Чезаре вернулся ко двору и привез с собой ценную добычу - герцога Пезаро. Не дожидаясь утра, Родриго вызвал к себе Буркхарда и велел старшему сыну, не мешкая, привести Сфорца в свой кабинет. Понтифику не терпелось взглянуть в испуганные глаза того, кто посмел пойти против Рима, против папства, против Борджиа. А ведь тогда, на свадьбе, этот мерзавец обещал полную поддержку и дружбу Ватикану и лично Александру. Не говоря уже о том немалом приданном, что было выплачено изменнику за Лукрецию. Бедная девочка вынуждена прятаться в монастыре, и ей еще предстоит выступить с весьма неловким для ее положения обвинением на суде, который непременно состоится. В планах Родриго расторжение брака между дочерью и Сфорца было уже практически решенным делом. - Я протестую против такого обращения! - возопил Сфорца, когда Чезаре без всяких церемоний втолкнул грузного, дурно-пахнущего герцога в кабинет. Джованни едва не упал, с трудом удержав равновесие. Он неуклюже пошатнулся и заплетающимся языком запричитал: - Меня избили, связали! - он попытался отряхнуться, но тщетно, вся его одежда и плащ были покрыты толстым слоем пыли и грязи. - Привезли сюда против воли, словно животное! Родриго с нескрываемым удовлетворением оглядел негодующего итальянца, а затем, обратив взор к своему сыну, приподнял бровь: - Неужто это правда? Чезаре лишь ухмыльнулся, пожав плечами: - Он... проявил некоторое нежелание, Ваше Святейшество. Отец с сыном обменялись улыбками - унизительное положение врага доставляло немалое удовольствие обоим. И Родриго не сомневался - сын не жалел своих недюжинных сил, избивая Сфорца. Удивительно, что тот еще держался на ногах. Но это лишь начало его унижения: скоро паршивец узнает всю мощь гнева Борджиа. Родриго не спеша подошел к Джованни и хлопнул того по плечу: - Ну, теперь вы здесь... и вы в безопасности, - понтифик тут же пожалел о своем жесте, ладони его, чистые и холеные, сразу сделались липкими от грязи. Боже правый, неужто Чезаре бросил этого поганца в телегу к свиньям? Не скрывая отвращения, Родриго отпрянул и отошел в сторону. Демонстративно вытирая руки о полотняное полотенце, он язвительно добавил: - Это самое главное, не так ли? - И зачем я здесь, позвольте спросить? - скривился Джованни, с опаской переводя взгляд от понтифика к Буркхарду, стоящему у края стола со скорбным видом. Разумеется, церемониймейстер не был счастлив, когда его растолкали посреди ночи с требованием предстать перед Его Святейшеством. Кислое лицо австрийца еще хранило сонливую припухлость. - Чтобы обсудить аннулирование вашего брака, разумеется, - так просто, будто они уже оговаривали это ранее, ответил Родриго, усаживаясь за стол. - Аннулирование моего брака? - повторил Сфорца, не веря своим ушам. - Согласитесь, он не оправдал надежд, - понтифик сложил руки шатром перед собой и совершенно спокойно, в упор уставился на окончательного растерянного герцога. - Помощь, обещанная семьей Сфорца папским областям, так и не была предоставлена, - Родриго нарочито громко вдохнул: - И... на брачном ложе, как мы слышали, - он метнул быстрый взгляд на Чезаре, - тоже все не слишком хорошо… Джованни замотал головой, кажется, он только теперь понял, в какую западню попал. - Вам это с рук не сойдет... - прошипел герцог. - Напротив! - резко перебил его понтифик. - Канонический закон предельно ясен в таких вопросах, - он махнул в сторону церемониймейстера и откинулся на спинку стула: - Любезный Буркард расскажет подробнее… - Яснее не бывает, - тотчас отозвался австриец. - Брак может быть аннулирован лишь при одном условии. - И это условие, - громко, не скрывая насмешки, подтолкнул понтифик. - Отсутствие консумации брака, - без тени смятения сказал Буркард.   - Отсутствие консумации? - резко переспросил Джованни. Он усмехнулся, но тень страха пронеслась по его вымаранному дорожной пылью широкому лицу. - Вы не можете доказать этого. Родриго устало вздохнул и закатил глаза. Мерзавец не понимал, с кем имеет дело. Время для лестных слов прошло. Слишком поздно. Теперь, Джованни, ты ответишь сполна! И что может быть хуже для знатного мужчины, чем публичное признание его бессилия на брачном ложе? Понтифик взглянул на Чезаре. Тот с холодным удовлетворением наблюдал за происходящим, а в темных глазах его пылал поистине дьявольский огонь ненависти. Даже Родриго стало не по себе. Позже, когда Сфорца увели под стражей, старший сын одним глотком осушил кубок вина, предложенный слугой и, глядя куда-то поверх головы понтифика, угрюмо произнес: - Было бы проще убить его... - Не все должно быть просто, сын мой, - с мягким, снисходительным укором заключил Родриго.