Смола и корица.

- Ну вооооот, - бодрым голосом сказали в трубке, - Я же говорил, что это все обман элементарный, а вовсе и не настоящие каннибалы и зомби киношные. - Да, вы правы-правы, Яков Петрович! Никогда бы не подумал, что такое вообще возможно. Интересная у вас работа, ничего не скажешь. Николай улыбался. Разговор их длился около двух часов и, кажется, это было самое спокойное и приятное время в жизни юноши. Гуро рассказывал ему о самых своих причудливых случаях с работы, о его путешествиях, о замечательных людях, которых он встречал за всю жизнь, о первой любви, о солнце заходившем за синие горы Алтая, о том, с какими тяжелыми испытаниями ему предстояло встретиться и с какими он все же не справился. Он говорил о своем детстве, о том, как пьяный провалялся где-то на задворках под дождем всю ночь, потому что узнал о смерти отца и чуть не бросился под машину, о том, как в лицее в шутку вызвал сокурсника на дуэль, а тот принял все за чистую монету и принес пистолеты: пришлось стреляться. Все рассказы произносились этим чарующим бархатным и в меру веселым теплым голосом. От его звучания сердце постепенно вернулось в свой обычный ритм, дыхание стало более спокойным. Захотелось спать. Тело ломило от усталости и нервной перегрузки, но оставаться в тишине было по-прежнему страшно. - Яков Петрович? - Да-да? - А вам хорошо сейчас виден рассвет? – шепотом спросил вдруг Гоголь. - Да, и очень хорошо виден. - Мне тоже. Я как будто могу дотронуться до его холодных лучей… - Коля? - Что? - Вы очень измотаны. Вам необходимо поспать. Не терзайте ваш юный организм, отдохните. Только назовите мне сначала ваш адрес. Я чуть позже загляну к вам, если вы не против? - Вы правы… Хорошо. Улица Александра Невского, дом 3. - Чудесно, Коля. Спокойной ночи. В трубке раздались гудки. Солнце залило бледное лицо писателя золотыми бликами. Небо голубело с каждой минутой, впервые город просыпался вместе с надеждой. Подождав еще минуту, Николай закрыл окно и направился в комнату. Сил раздеваться не было и возиться со старым неразобранным диваном тоже, поэтому он просто лег на него, поджав ноги, и тут же уснул. Темнота. Тишина. Спокойствие. Три составляющие идеального сна, по которому так сильно соскучился писатель. Последний раз ему так хорошо спалось еще в школьные годы, когда почти каждый день был, как праздник. Но протянуть это сладкое мгновение Гоголю не удалось. Из сна его резко выбил звонкий лязг стеклянной бутылки и чье-то тихое «Черт!». - Что? Кто здесь? – Николай резко поднялся, от чего заработал легкое головокружение, и хватаясь за небольшую подушку, как за щит, стал нервно оглядывать комнату. - Николай Васильевич, вы тут? Прошу прощения, что я так внезапно. Дверь была открыта, - послышалось из гостиной. «Этот голос…» - Яков П-Петрович, это вы? Не дожидаясь ответа, юноша встал с дивана и неуверенным шагом, чуть пошатываясь двинулся прочь из комнаты. - Я-я. Но с таким отношением к безопасности вы, конечно, рискуете. Мало ли кто сюда бы мог зайти? Новости не читаете что ли? Недалеко от двери стоял важного вида мужчина, лет 45. На его алом пальто темными пятнышками красовались следы от легкого дождя, который, видимо, начался совсем недавно. Он стоял, облокотившись о черный зонт-трость, с легкой приветливой улыбкой на лице и внимательно рассматривал хозяина маленькой квартиры. Николай вдруг почему-то почувствовал запах корицы. Уж не от него ли? - Так, я вижу вы еще не проснулись, молодой человек? Тогда, если вы не против, я сам себе предложу располагаться, - немного с укором произнес Гуро и, медленно стягивая кожаные перчатки и отряхиваясь от влаги, стал проходить в гостиную, оглядывая царивший по всюду жуткий беспорядок. Гоголь нервно дернул головой в знак согласия, пробубнив что-то вроде «Да, конечно, пожалуйста.» и неуклюже попытался поднять некоторые бутылки, кружки и предметы одежды с пола, чтобы хоть как-то исправить ситуацию. Такой неловкости юноша не чувствовал очень давно. В сознании постепенно начали всплывать все события прошедшей ночи. А именно, как он нелепо хотел умереть, как мучил сам себя диким мыслями, как со всей вселенской злобой оставлял ножом длинные царапины на коже тонких рук, как они полночи разговаривали с этим человеком, которому, к слову, он теперь должен быть безмерно благодарен. А мысль о том, что теперь сам генерал-лейтенант полиции города приехал проведать очередного чрезмерно эмоционального человека и вовсе вгоняла парня в краску. Все завертелось в голове у Николая, он чрезвычайно растерялся и стушевался так, что, пожалуй, был не в силах вымолвить ни слова, хоть ему и было что сказать. Вальяжно обойдя комнату, Яков Петрович многозначительно хмыкнул и, проведя рукой по поверхности ближайшего к нему кресла, стирая небольшой слой пыли, медленно опустился в него, закинув ногу на ногу. Изучив опытным взглядом обстановку вокруг, следователь многое понял о человеке, проживавшем тут. Он ни раз бывал в таких «брошенных» квартирах. Там обычно жили люди, которые никогда не чувствовали себя «как дома». Они, по большей части, были достаточно потеряны для самих себя, чтобы заниматься искусством или убивать других людей. Да, пожалуй, выходом такого рода тоски могло служить либо творчество, либо насильственные действия над другими. В какой-то степени Гуро был рад, что Гоголь один из первых. Но и то, как жил этот молодой человек, жизнью назвать было трудно. Именно поэтому генерал сидел сейчас здесь, наблюдая за очередным несчастным и явно обделенным любовью и понимаем, Николаем. Он чувствовал, что обязан помочь ему. Хотя бы потому, что совершенно не верил в случайности и раз в прошлую ночь «по ошибке» набрал именно его номер, то теперь он приложит все усилия, чтобы поддержать жизнь в этом неуклюжем худощавом теле. - Да оставьте вы этот мусор, Коля. Я же все понимаю, что вы тут прибираетесь, как будто при матери? Расслабьтесь. Николай молча сгреб все вещи в одну кучу и расположился напротив гостя, попадая под его пронзительный взгляд. - А вы, что это… На парикмахера учитесь? – шутя внезапно спросил Гуро, показывая на криво-обрезанные с одной стороны волосы Гоголя, получив в ответ лишь отрицательное покачивание головой и уставившейся в пол взгляд. - Ладно, извините. Не принимайте мои шутки близко к сердцу, я просто… «А собственно я просто что?» Следователь кашлянул, а затем продолжил более тихим и ласковым тоном. - Вам бы чаю выпить. Крепкого. Что думаете? - Д-да, конечно, я сейчас принесу, - спохватился внезапно юноша, но встал так резко, что споткнулся об очередную бутылку и с грохотом рухнул на пол. - Ну, Николай Васильевич! Что же это вы? Ладно, сидите, я сам. После того, как следователь помог ему сесть обратно в кресло, он бодро зашагал в сторону кухни и начал хозяйничать там как будто знает ее, как свои пять пальцев. Спустя некоторое время, мужчина подал Николаю большую чашку горячего чая с лимоном и медом, а сам налил себе напиток по крепче. Кофе. Он все-таки не спал всю прошлую ночь, уж больно голова болела. И сердце. - Вы писатель, Николай? Вопрос, всегда выбивающий юношу из колеи, прозвучал вновь. - Нет. - Но вы же пишете? - Пишу. Но я не писатель. - Значит, вы очень хороший писатель, - крайне серьезным тоном произнес следователь и откинулся на спинку кресла. Гоголь поднял нежно-васильковые глаза на Гуро и впервые надолго задержал взгляд, всматриваясь в лицо мужчины. «Никогда таких генералов не видел.» - Послушайте, Яков Петрович, - неуверенно начал писатель, - Мне очень жаль, что вам пришлось ехать сюда в такую рань да и вообще…. Слушать меня вчера. Простите, пожалуйста. Я правда не хотел, чтобы кто-то знал, чтобы кто-то беспокоился, я… - он запнулся, силясь сглотнуть образовавшийся от волнения ком в горле. Попытавшись прокашляться, Николай вдруг ощутил резкую нехватку кислорода и головокружение. Скорее всего очередной приступ. Неудивительно, что он настиг его именно сейчас. Странно, что после вчерашней ночи он вообще мог хоть что-то соображать. - Коля, замолчите. Яков резко встал и, приблизившись к собеседнику, наклонился. Он положил руки ему на плечи и тихо сказал: «Посмотрите на меня, Николай, посмотрите.» Пытаясь размеренно дышать и игнорировать кружащийся вокруг фон, он все же приподнял голову. Во взгляде читалась непередаваемая тоска, страх и застывший крик о помощи. Возможно видеть такое со стороны было гораздо тяжелее, чем чувствовать. Следователь попытался улыбнуться и сказать что-то утешительное, но впервые слова куда-то исчезли из обычно светлой головы и он просто смотрел на юношу, не отрываясь, даже задержав дыхание. - Коля, - еле слышно прошевелил губами мужчина и, аккуратно взяв молодого человека за руку, немного потянул на себя, помогая встать, - Николай, вы ведь должны беречь себя, вы это понимаете? Они стояли на против друг друга почти вплотную. По телу Гоголя пошла легкая дрожь, ему хотелось кричать, хотелось раствориться. Но вовсе не в пространстве, а в этом сильном, уверенном и, казалось, таком нужном человеке, который по совершенно необъяснимым причинам пытался всячески помочь ему сейчас. - Ну чего ты дрожишь то до сих пор? – тихо спросил Яков, нежно дотрагиваясь пальцами до подбородка юноши, чуть поворачивая его на себя, - Я не сделаю ничего плохо. Но и ты не должен. Ты понимаешь о чем я, Николай? Не причиняй себе вред. Не убивай себя. Прошу. Сдавленно сглотнув, генерал осторожно погладил писателя по спутанным волосам и внимательно посмотрел на него. - Ты мне обещаешь, что больше никогда не попытаешься сделать это снова? Тепло, исходившее от Гуро, очень непривычно обжигало и почти дурманило. Гоголь не помнит, когда последний раз был так близок с кем-то. И под близок имеется ввиду не романтические отношения, а элементарные проявления присутствия хоть кого-нибудь в твоей жизни. Нам, людям, необходимо тепло друг друга. И одиноким людям оно необходимо особенно сильно. - Да, Яков Петрович. Обещаю. Он вдруг сжался и, так и не сдержав слез, уткнулся лицом в грудь следователя и просто дышал, наслаждаясь еле уловимым коричным запахом и искренними объятиями, в которые его тут же заключил Гуро, начав успокаивающе гладить по спине. - Вот и славно, - произнес на выдохе Яков и отстранившись, улыбнулся. - Так. А теперь, дорогой мой юный писатель, вам, то есть нам придется прибрать тут все и заодно привести в порядок ваши волосы. К счастью, я способен помочь и с тем и с другим делом, так что приступим. Спустя часа три в комнате царил идеальный порядок. Вся посуда была перемыта, вещи аккуратно разложены по шкафам, а пустые бутылки и измятые пачки сигарет собраны в мешки и выкинуты в мусоропровод. Коля с удовлетворением огляделся вокруг и опустился в кресло перевести дух. - Ножницы только такие имеются? Или есть получше? Генерал держал в руках крупные, немного заржавевшие по краям, ножницы и недовольно хмурился. - Кажется, только такие. А вам зачем? Вы же не собираетесь…, - не успев договорить, Гоголь почувствовал тяжелую руку на плече и настороженно замер. - Ты, главное, не шевелись и тогда, глядишь, получится аккуратно. В ответ он что-то промычал, не решаясь возражать. Послышался приятный хруст густых волос и уверенный лязг железа. - Ну вот и все! – довольным тоном произнес Яков, подавая юноше небольшое зеркальце. Повертев его в руках пару секунд, Гоголь одобрительно закивал и поблагодарил мужчину. - А что там у нас на часах? – спросил пустоту генерал, глядя на свои наручные часы, - О, как раз время обеда! Я отлучусь ненадолго, надо приготовить нам поесть. Неряшливо накинув на плечи пальто и подойдя к двери, он затормозил, будучи окликнутым Николаем. - А что потом, Яков Петрович? - Как что? Будем жить, - быстро ответил Гуро и, улыбнувшись, вышел из квартиры.