«Влюбленность: человек ушел, месяц ты лезешь на стену, потом отпускает. Любовь: первый месяц тебя вроде отпускает, а потом лезешь на потолок.»
Первые несколько дней Игорь просидел в квартире Стаса, вдыхая его ещё не исчезнувший запах, обнимая его подушку и попивая чай лишь из его кружки. Курил на его балконе, вспоминая мягкие и сонные объятья. Молчаливые, без слов. Стояли, прижавшись друг к другу. Иногда курили вместе, иногда просто смотрели на догорающий закат или только-только встающее солнце, а иногда смотрели друг другу в глаза. Долго и совсем изредка моргая, выдыхая дым в губы напротив. Хотелось лезть на стену без него. Телефон валялся где-то давно разряженный и с миллионом звонков в одну сторону. Спустя неделю Фадеев пришёл вновь, усмехаясь на то, что Игорь был здесь. Лежал на полу и смотрел в потолок, медленно курил, выдыхая дым. — Ты хоть ел? — вопрос, оставшийся без ответа, растворился в воздухе, будто его и не было. До еды ли? Дима садится рядом, заглядывая в скорее серые, чем голубые глаза. Потерянные. Словно щенок, оставленный под дождем, но все же ждущий, что за ним вернутся. — Игорь... — кладёт руку на предплечье и тяжело выдыхает. — Он не вернётся, Игорь. Больше никогда. Я знаю, что тяжело, но ты должен научиться жить без него. Должен.***
Игоря и правда немного отпустило после этого. Он словно вышел из транса. И наконец вышел из квартиры Стаса, закрыв её на ключ и кусая губы. Казалось бы, все. — Прощай. Прошептал, а после быстро начал спускаться вниз, сведя брови «домиком». А ещё спустя три недели ему захотелось лезть на потолок из-за отсутствия Стаса. Он видел его везде. В каждой мелочи. В каждом прохожем Игорь видел его лицо. Заваривал кофе, вспоминая как это делал Конченков. Пытался приготовить себе еду и вспоминал готовку Стаса. Как она прерывалась на середине объятиями, смехом и поцелуями. На других даже тошно смотреть было. Хотелось залезть на потолок и застрелиться там.***
Любимых людей невозможно отпустить полностью. Частички их застревают в нас, как шрапнели, с каждым вдохом они проникают все глубже в нас. И кажется будто уже никогда ты не сможешь вдохнуть полной грудью, не почувствовав боли.***
«Я ненавижу любой океан, потому что каждый из них напоминает мне о километрах до твоего плеча. Я ненавижу любую из электричек, потому что в каждой из них ты можешь от меня уезжать. Я ненавижу любой океан, потому что даже он тебя хочет.»
Спустя три года. Все же спустя время ты учишься принимать все, что ест изнутри. Все воспоминания, оставшиеся фотографии, хранящимся где-то в старом телефоне номере, который больше никогда не будет набран и никогда не будет принят звонок с другой стороны, стоящую где-то в дальнем углу шкафа порядком запылившуюся кружку с надписью «моему цветочку». Ты просто живёшь дальше и все. В итоге ты учишься просто жить с этой болью, принимая её. Она становится твоей частью, как рука или нога. В конце концов, ты просыпаешься, не замечая её. Ты вновь смеёшься, вновь улыбаешься, вновь встречаешься с друзьями. Только вот самой глубокой ночью, когда сон почему-то не идёт, тебе все равно больно и лицо этого человека стоит перед глазами, даже если жмуришься. Вот и Игорь научился. Вновь выстроил все, что было разрушено по его же вине, вновь начал жить, словно Стаса и не было. Решил попробовать себя в рэпе и не прогадал. По-началу выходило не очень, но со временем он втянулся, понял какой именно стиль подходит ему, переехал с Самары в Питер, выкинул ту самую кружку, даже нашел себе постоянную девушку, хоть и изменял ей с завидной частотой. Игоря Лаврова не осталось. Остался лишь Большой Русский Босс, у которого были деньги, слава, шлюхи и, наверное, совсем не было чувств. Наверное. — Я ничего не знаю, суки, но у меня недельный отпуск, хочу съездить в Амстердам, — затягиваясь черничным вейпом, от которого уже тошнило, говорил менеджерам Лавров и лёгкая полуулыбка появилась на его лице. В ответ послышались лишь вздохи и отдалённые телефонные звонки о том, что съёмки новых выпусков шоу переносятся.***
Спустя три с половиной часа в неудобном кресле, криков детей откуда-то с конца самолета, тяжёлых вздохов Дианы справа, бегающих туда-сюда стюардесс и минимум пяти неудачных попытках уснуть, самолёт наконец приземлился в Амстердаме. На градусниках было около двадцати плюсом, уже закатное солнце светило прямо в лицо, лёгкий ветер играл с юбками платьев девушек и женщин. Наконец можно было выдохнуть. — Иго-о-орь, — ноюще протянула Диана, надув губы. — Что? — со вздохом ответил тот, открывая ей дверь в здание аэропорта и незаметно закатывая глаза. — Я устала. — Через двадцать минут мы будем в отеле, закажем ужин в номер и расслабимся в ванне, — бормочет себе под нос парень, уже забирая багаж. — Ага. В итоге ты, только переступив порог номера, увалишься спать, — фыркает та, поправляя маленькую сумочку на плече. — Имею право. Я последние полтора года пашу, как проклятый на работе, — зыркнув глазами на девушку, выходит из самого аэропорта, сразу же ловя такси. До самого отеля они больше не говорят ни слова друг другу. Игорь молчаливо листал ленту новостей в вконтакте, отвечая друзьям, что они нормально долетели, а Диана, сделав несколько истории в инстаграмме, начала делать то же самое, что и Босс.***
На следующее утро, проснувшись около двенадцати, Игорь сонно начал смотреть по сторонам, откинув большое одеяло и спустив ноги на пол, чуть поджав пальцы от непривычного холода, после перевёл взгляд на прикроватную тумбу, замечая там записку. Перед глазами некстати пронеслись воспоминания трехлетней давности. Нахмурившись, Лавров взял её в руки, раскрывая вдвое сложенный листочек, и начал читать. «Ушла на шоппинг, буду вечером. Целую, Диана.» Усмехнувшись, немного поморщившись и поджав губы, скомкал записку, после выкидывая её в мусорку, стоящую в ванне. Из зеркало на него смотрел парень, заросший щетиной, с небольшими кругами под глазами и до безумия уставшим видом.***
С приближением вечера и все ещё отсутствием Манаховой, Игорь решил, что нужно как-то развлечь себя. Не тухнуть же в номере всю неделю. Усмехнувшись, он вспомнил то, чем так славится Амстердам. Квартал красных фонарей. Рассадник секса за деньги, травки и людей с низкой моральной ответственностью. То, что доктор прописал. Уже спустя час Игорь, весь при параде, в шубе, бороде и очках, нацепив перстни, был там. Честно говоря, зачем весь этот цирк был - он сам не знал. Просто захотелось. Медленным шагом Лавров шёл по дорожке, осматривая разношерстную толпу, где-то кто-то кого-то целовал, зажимая в углу, где-то были слышны чоканья стаканами, отовсюду был слышен смех и громкие разговоры, цоканье каблуками. Небо было залито синим и фиолетово-лиловым цветами, а сама улица была приятно-красного цвета из-за «витрин» борделей, где танцевали разные девушки, зазывая к себе, в основном, мужчин. Полные, худые, низкие, высокие, с большими, округлыми формами и не очень. Кое-где даже можно было увидеть парней. Все они маняще изгибались, пошло улыбаясь. Игорь облизнул губы, поправил шубу и, заприметив один из многочисленных борделей, с манящим названием «sin and burn» («греши и сжигай»), направился к нему, с намерением оставить там круглую сумму. Внутри пахло наркотиками, клубникой и персиками, было довольно накурено, среди этой дымки виднелись танцующие и ходящие туда-сюда девушки либо в неприлично коротких платьях, либо в одном лишь нижнем белье, они были в объятиях мужчин, ненатурально улыбались и смеялись, поправляя сожженые утюжком волосы. Подойдя к небольшой стойке, за которой сидела похожая на всех других девушка, Игорь, улыбнувшись, начал говорить: — Милая, можно мне посмотреть всех здешних, м, девушек, — с небольшим акцентом, но все же на английском. — На всю ночь, — уточнил тот, доставая позолоченную карту и протягивая её вперёд. Девушка кивнула, а после попросила следовать за ней. Спустя несколько минут петляния по коридорам, мимо немногих дверей, за которыми раздавались громкие стоны, они наконец зашли в большую комнату. Все было выполнено в вишневых и темно-синих тонах, но это не выглядело слишком темно, скорее, очень маняще, загадочно и элегантно. Сев на одинокий диван и раскинув руки, Игорь принялся ждать, скучающее рассматривая потолок. Спустя ещё несколько минут в комнату зашла та самая девушка-администратор, а следом за ней строем около десяти девушек и, боже, несколько парней. Вздохнув, Игорь отлепил бороду и снял очки, после встал с места, разглядывая тела, пока спрятанные под немногой одеждой. Девушки выглядели, в основном, одинаково. Темные волосы, темные полупрозрачные платья и вульгарный макияж, парни не многим отличались, были одеты в очень узкие чёрные джинсы и свободные майки. Лишь один выделялся маской на лице. Как у ОМОНовцев, но со знаком Chanel на лбу. Подойдя ближе, Босс взглянул ему в глаза, находя их какими-то... знакомыми. — Его, — указав рукой на этого парня, Лавров посмотрел пытливо на администратора. — Отличный выбор. Приятной ночи, — доброжелательно улыбнувшись и немного странно посмотрев на парня, она вывела всех остальных из комнаты таким же строем. — Ну-с... — неопределенно протянул Лавров. Тот лишь напряжённо взглянул на него, кусая не скрытые маской губы, и махнул рукой, повернувшись к выходу. Мол, за мной. — Странный какой-то, — тихо пробубнил Игорь себе под нос на русском. Парень идущий впереди тихо усмехнулся, словно бы понял его слова, но больше виду не подал, вновь петляя по бесконечным коридорам.***
Комната, в которую они в итоге пришли, была такой же загадочной, как и первая, но меньше. Большая кровать с, на удивлением, светлым постельным бельём, занимала большую часть комнаты, рядом с ней была тумба, также ещё была дверь, ведущая, видимо, в ванну. — Мило, — сдержано улыбнувшись, сказал Игорь, пытливо смотря на парня впереди. Который тоже смотрел на него, чуть улыбаясь. В глазах почему-то была нескрываемая тоска, вперемешку с болью, потухший, но тем не менее проницательный, взгляд словно смотрел в самую душу. Игорь вмиг оказался на кровати, а такой по ощущениям странно-родной парень вдруг выключил в комнате основной свет, оставляя лишь приглушённый неоновый. Медленно стянул майку, смотря на Лаврова. Неон мягко обволакивал немного худое («Как у Стаса», вдруг напомнило подсознание (и было удачно послано на хуй)), но от того не менее соблазнительное тело. На выступающих ребрах справа еле виднелась какая-то надпись, а небольшая дорожка темных волос на низу впалого живота словно обещала собой большее. Поглаживая, словно проскальзывая, руками по всему туловищу, парень мелкими шажками начал приближаться к кровати, на ходу расстегивая пуговицу джинс и проводя пальцем под краешком боксеров. Игорь глухо сглотнул, чувствуя как начинает возбуждаться. Парень садится на его бёдра, чуть надавливая и скользя по паху опять-таки немного костлявой задницей, выбивает тихий стон. Смотрит пытливо, скользит руками по телу Игоря до плеч, после стягивая красную шубу. Поддавшись порыву Лавров надавливает парой пальцев на губы, молчаливо прося и после ощущая как пальцы обволакивает тепло и вязкая слюна, а парень начинает медленно расстёгивать ремень джинс, вторую руку Босса кладя на низ своего живота, так, что тот касается краешка нижнего белья и проникает рукой под боксеры, выбивая первый и такой словно бы хрупкий, стон из приоткрытых по-блядски ярко-красных и искусанных губ. После, сойдя с ума ещё немного, Лавров резко переворачивает парня, оказываясь теперь сверху, сначала разглядывает татуировку, тихо усмехаясь слову, написанному абсолютно русскими буквами. – с л а д к и й – Обводит языком каждую букву, ощущая солоноватый вперемешку с действительно сладким, отдающим немного шоколадом и таким знакомым, вкусом, начинает немного подрагивать в предвкушении, как оставит на этом прекрасном теле следы, как парень будет дрожать от возбуждения, прося большего. А после смотрит в эти невозможно-карие глаза, напоминающие чем-то отдалённо космос, будто там есть ответы на все его вопросы. — Черт, — рычит и, поддавшись непонятному порыву, стягивает одним движением маску, потрясено замирая, смотря на такое родное, казалось бы давно забытое, лицо. — Стас...