Дожить до зимы

Where's My Love? - SYML /// Утро в квартире Юнги встречает Чонгука лёгкой головной болью, затёкшей рукой, на которой лежал Мин и полной внутренней опустошенностью. Организм его соседа настолько истощён, что он не просыпается, когда Чон вытаскивает свою руку и встаёт с кровати. С последнего визита в квартире ничего не изменилось, подмечает Чонгук и идёт на кухню. Как и ожидалось, намёка на хоть какую-то еду не было и в помине. Чай, таблетки и тонкая лепешка из муки, воды и соли. Из такого теста Бабушка Чонгука когда-то делала лапшу. В их семье тогда было не принято «шиковать», это касалось и одежды, и еды. Но даже несмотря на это, она всегда умудрялась готовить из минимальных постных продуктов так, что Чон уплетал за обе щеки в один присест и просил добавки. Своей простотой и отчаянностью Мин напоминал его Бабушку. Он не знает, почему сейчас вспомнил её, вспомнил, как провёл все детство с Бабушкой, как она вкусно готовила и как Чонгук по ней очень скучает, что после её ухода у него образовалась пустота в душе, а сейчас она заполняется человеком, который мирно спит в соседней комнате. Бабушка всегда говорила: «Если есть хлеб и вода — значит не сдохнешь». Чонгук смотрит на эту лепешку со слезами и улыбается, вспоминая, как смеялся после этих слов. Он не даст Юнги умереть. Насильно пихать еду не будет, надо по-другому. И начать надо как раз с этой лепешки. У Мина не анорексия, а конченые нервные клетки и непрекращающийся психоз. Он будет рядом, и вместе они справятся. Обязательно справятся. Чай будет только сильней раздражать желудок, а молочные продукты тоже не вариант, если только попробовать молоко, думает Чон и хлопает себя по лбу со словами, подтверждающие его мысли и идёт в свою квартиру за молоком. Когда он возвращается, Юнги выходит из душа. -Привет, — зачем-то говорит Чонгук и продолжает стоять в дверях. Мин молча разворачивается и идёт на кухню, брюнет идет за ним следом. В такой же гробовой тишине наливает холодное молоко и ставит на стол вместе с лепёшкой. -Тебе будет лучше, если начнёшь хотя бы с молока и хлеба, — Юнги смотрит уставшим взглядом на своего соседа, а потом на кружку с молоком. -Хорошо, — спокойно отвечает и берет кружку в руки, делает глоток и надкусывает лепешку. Чонгук пристально следит за каждым движением и готов в любую секунду тащить соседа в туалет блевать. -Тошнит? — осторожно спрашивает брюнет, на что Юнги резко меняется в лице. -Если только от тебя, — Чон решает пропустить эти слова «благодарности» мимо ушей и поставить чайник. Юнги выпивает только полстакана и съедает чуть меньше половины и без того маленькой лепешки. Чонгук не давит, молча ставит кружку чая и допивает за соседом молоко. Чай они пьют тоже в тишине. За окном начинает темнеть, проспали они до обеда и пока «завтракали», время уже близилось к шести вечера. -У тебя можно сходить в душ? — не зная зачем, Чон решается хоть как-то разбавить обстановку и завязать разговор. Но на самом деле, просто не хочет уходить и ищет все варианты, чтобы остаться в этой холодной квартире. -Делай, что хочешь, — Мин встаёт со своего стула и уходит в спальню, закрыв за собой дверь, показывая, что не собирается вести беседу. Чонгук с минуту думает и идёт в душ. К счастью, у его соседа все полотенца находятся в ванной, а сам Юнги пользуется банным халатом. Очень хочется, чтобы вода смыла всю боль, все страдания и забрала с собой. Но этого не происходит и Чон, все также со своей болью и разрывающимся сердцем, выходит из душа и тоже идёт в сторону спальни. Большое удивление вызывает ещё не спящий хозяин квартиры, который сидит на подоконнике и курит в окно. Теперь Чонгук понимает, почему в квартире холодно. Раньше Мин курил хотя бы на лестничной площадке, а сейчас ему абсолютно все равно. Брюнет даже перестаёт раздражаться на запах сигарет, постепенно привыкая, но желание сломать всю пачку и руки человеку, держащего её, никуда не ушло. Чонгук пытается понять или найти логическое объяснение своим эмоциям, которые не дают спокойно дышать, но нихера не работает, его тянет как магнитом к Юнги, который в своём белом халате курит вот уже третью сигарету. Им не нужно слов, чтобы понимать друг друга. И сейчас Чон молча подходит к Мину, пока сам не упирается в подоконник и только тогда Юнги поворачивает на него голову. Даже сидя на подоконнике, парень все равно ниже Чонгука и смотрит куда-то в район ключиц. Смотрит, как капли воды скатываются по голому торсу мужчины. Чон красив как никогда, думает Юнги, очень красив. Мин боится поднять взгляд и посмотреть в глаза напротив, он утонет в них, там спасения нет, только бездна. -Посмотри на меня, — Чонгук аккуратно поднимает голову Юнги за подбородок и теперь сам тонет в чужих глазах. Так же аккуратно проводит ладонью по щеке и убирает выбившиеся пряди волос за ухо, продолжает проводить рукой по щеке и спускается на шею. Все это время Мин будто перестал дышать, тихо вдыхает и следит за каждым движением. Чона кидает не то в жар, не то в холод, столько всего случилось и в голове какой-то бардак, но держа в руках Юнги, душа наконец успокаивается, все на своих местах. Чонгук убирает сигарету из рук парня и снова возвращает свои руки к лицу Мина. У Юнги звезды в глазах и сейчас они готовы разорвать его изнутри, он никогда не испытывал ничего подобного, руки безумно сводит от желания прикоснуться к человеку напротив. Чон, как почувствовав желания партнера, берет в свою руку чужую и кладёт ее на своё сердце. Смотрит преданной собакой, говоря этим, что его сердце теперь принадлежит не ему. Мина ток прошибает и слезы наворачиваются на глазах, под его ладонью тепло и бьется чужое сердце. Чонгук целует нежно, не так, как было раньше, осторожно притягивает за шею к себе и прикасается губами к чужим, чувствует слезы, которые текут по щекам Юнги и вытирает их. Aккуратно разворачивает парня к себе, вставая между его ног, притягивает ближе и целует более напористо. Мин не знает, куда себя деть, ему и хорошо, и плохо, и сводит все внутри, он крепче цепляется за Чонгука, льнет к нему, как к печке, и тихо плачет. Чон развязывает надетый на Юнги халат и скидывает его с плеч, тот сразу покрывается мурашками, а у Чонгука сердце пропускает удар от выпирающих костей и тонкой кожи, которую они вот-вот порвут. -Не смотри на меня так, — Мин шепчет куда-то в шею Чона, — сам знаешь, почему так случилось, — режет своими словами, как ножом, только раны у Чонгука гораздо глубже от самого Юнги, чем от ножа. -Помолчи, — Мин слушается и затыкается, продолжая не сопротивляться на действия партнера. Чонгук подхватывает парня на руки и несет к кровати, осторожно кладёт его и нависает сверху, продолжая покрывать поцелуями шею, ключицы, упивается такой чистотой и уязвимостью Юнги. Он словно дикое животное, которое Чон умело приручает. Мин шепчет, будто в бреду, молит о пощаде, просит остановиться или наоборот, никогда не прекращать. Чонгуку больно точно так же, как и Юнги, но этой боли у них ровно на двоих, никак иначе. Мин резко закрывает лицо ладонями, это новая истерика уже подступает и выходит наружу. -Юнги, посмотри на меня! Посмотри на меня, — Чон трясёт его и берет в свои ладони чужие, просит смотреть только на него и дышать, — Я не оставлю тебя, слышишь? Не оставлю, — Мин замирает от последних слов, измученно прикрывает глаза и натянуто улыбается. Чонгук вновь целует, всю боль, всю свою любовь и желание вкладывает, а Юнги в ответ только сильнее прижимается и руками за спину хватается. Чон медленно водит рукой по такому хрупкому и измученному телу, рёбра пересчитывает, спускается ниже и проводит ладонью по внутренней стороне бедра. Юнги от таких действий шумно выдыхает и сильней впивается пальцами в чужую спину. Чонгук спускается ещё ниже и целует, сначала острые коленки, после выпирающие ребра, поднимается к шее, становится более грубым. Мину на самом деле нравился такой Чонгук, грубый и жестокий. Кто-то скажет, что попахивает мазохизмом, а Мин скажет, что это настоящая сущность Чона и пошлёт нахер. За окном звезды, как на теле Юнги, и метель, как в душе Чонгука. Они лежат абсолютно голые и греют друг друга своим теплом, дарят звезды и галактики внутри себя, распадаются на миллионы частей и возрождаются вновь.