120 ударов в минуту

Выдержка из «Путеводителя по Лондону» изд. 2098г., гласит: «Попав в Нижний город, не поленитесь прогуляться до центральной почтовой службы. Там, в витринах, сохранились прелестнейшие открытки с видами Лондона, которых сейчас уже не увидеть.» Тэрон был там один раз, еще когда жил наверху, но помнил до сих пор яркие картонные прямоугольнички за стеклом. Цены на них не сложить, таких больше не выпускают, многие с марками и печатями, и надписями на обратной стороне. «Тетушке Нат в Глазго из Лондона. С любовью.» Такого нынче не встретишь. Да и у кого сейчас есть тетушка в Глазго или кузина из Йоркшира? С тех пор как Генофонд начал регулировать рождаемость, исчезли понятия мать, отец, брат, сестра, люди поодиночке оттуда разъезжались по свету. Одиночество культивировалось и правительствами через бесплатные аборты, социальную рекламу, а еще надписями на коробках с сердцами. Даже экономика работала на это. Раньше продукты фасовались на семью, сейчас на одного. «Перестали писать песни про любовь» — недавно понял Эджертон, крутя радиостанции в своей комнатушке и не находя ничего нового. Тэрон думал обо всем этом, пока шел по набережной Темзы, которая выглядела совершенно не как на открытках из позапрошлого века. Уже стемнело, фонари делали смог желтее и гуще обычного, темные фигуры практически выплевывались навстречу и исчезали в такой же завесе. Под саркофагом реки порой раздавался стук, пугавший Тэрона до сих пор, но не волновавший никого из местных. С тех пор как Темзу законсервировали сто двадцать три года назад, опечатанные люки не открывались ни разу, что стало основой для сюжетов многих фильмов и книг. Правительство объясняло звуки достаточно правдоподобно, а продолжалось это достаточно давно, чтобы все смогли привыкнуть, тем более в Нижнем городе всегда были вещи поважнее. По дороге справа медленно ползли машины, зимой скорость ограничивали еще сильнее, что впрочем не сокращало число аварий, в основном, правда, несерьезных. Эджертон заметил лестницу надземного перехода и поспешил к ней, ёжась от того, что налетел ледяной порыв ветра, а пальто он так и не приобрел. Голова была занята не тем. Внизу прогромыхала одна из МПП, машин посмертной помощи, городской службы, выезжающей по вызовам, если обнаруживают труп на улице. Чаще всего самоубийства, люди просто выходят на улицы и снимают респираторы — сперва обморок, затем смерть. Тэрон поежился. Наверху такого не было, точнее было, но не так публично. Он вышел из перехода, а за это время уже начался снег. Идти оставалось недалеко, Эджертон свернул от набережной, ориентируясь больше по освещенным вывескам, чем по названиям улиц. На нужной ему не горела буква р, да и в целом Заебар смотрелся не так выигрышно, как многие другие пабы в этом районе. Тэрон спустился по ступеням вниз, взялся за ручку, но открывать не стал. Стоял и смотрел перед собой на старый плакат Джозефа и его механизмов, кроме которых здесь никто и не играет больше. Не надо было сюда приходить. Он знал это, и ему хотелось надавать себе оплеух за то, что все же явился. Страшный артефакт на столе под лампой-шестидесяткой в его комнате, похоже, потерял свою силу. Тэрон смотрел на него три вечера подряд и думал, пока голова не начинала болеть, а затем оказался здесь. «Не появляйся в Заебаре какое-то время, хорошо?» Нет, не хорошо, если только какое-то время — это не несколько дней и… Сколько сейчас? Одиннадцать вечера? Половина? Кто-то оттеснил его от двери, назвав сопляком и, велев не стоять на входе, прошел внутрь. Из проема пахнуло теплом на секунду, оглушило музыкой, а Эджертон остался стоять на холоде под коротким навесом, за которым снег валил все сильнее. Он здесь. И не важно: там Колин или нет прямо сейчас, встретятся они или нет — если зайдет в паб, обратного пути не будет. Они все еще смогут разбежаться в любой момент, по любой из миллиона причин, но не из-за угрозы стадвадцати. Тэрон вновь взялся за ручку двери, ловя себя на желании, чтобы Ферта не было в пабе, может, тогда он еще успеет поступить правильно. Внутри было полно народа. У бармена прибавилось новых деталей в теле, но он все так же ловко смешивал напитки, наполняя шейкер по очереди из разных бутылок и канистр, Джозеф на своей маленькой сцене просматривал списки в поисках чего-нибудь менее притершегося из старого. Тэрон стоял, растирая руки, замерзшие до немоты, и оглядывался, в полумраке желая и не желая в одинаковой степени найти Колина. Он все еще внушал себе, что даже если Ферт здесь, то исчезнуть еще не поздно, вот только было поздно с тех пор, как он зашел в паб. Колина нигде не было, Эджертон осмотрел все столы и, убедившись в этом, уселся за единственный свободный, рядом с сценой, с которого еще не убрали. Облегчения он не ощущал, скорее усталость. Усталость от размышлений, от споров с самим собой, от непроходящей обиды, что все было напрасно. Он всего лишь человек, существо, задуманное глупым, эгоистичным и жестоким, и, увы, победить все три из этих недостатков никак нельзя. Вероятно Тэрон слишком мало жил на свете, переделанных за соседними столами такие мысли, надо думать, уже давно не посещают. Джозеф наконец выбрал песню и, подмигнув Тэрону, как тому показалось, заиграл. Это была старая, не меньше сотни лет, композиция Earth Angel, которую Эджертон если и слышал раньше, то не помнил об этом. А вот Колин помнил. Выйдя из уборной, Ферт даже улыбнулся этим глупо-романтичным словам, которые потеряли свой смысл уже давным-давно. Улыбка стерлась сразу же, как он увидел, кем оказался занят его стол. Колин растерялся. Для того, кто собирался оставаться подальше, Тэрон действовал как-то не очень логично. Появляется и исчезает, целует и отвергает, и это после его решительных слов и конкретно поставленной точки в их отношениях. Хотя отношениями это назвать было, пожалуй, слишком большим преувеличением. — Скажи-ка мне, — Ферт подошел к столу, и молодой человек вскинул на него свои тускло-зеленые, вроде бы даже испуганные глаза. Колин опустил руку на спинку его стула и толкнул, удерживая баланс на двух ножках. — Все остальные пабы в округе закрыты? — Я так не думаю. — Эджертона бросило в краску. Он мигом растерял все, что планировал сказать, пока шел сюда, а то, что он перестал доставать ногами до пола, никак не помогало собраться с мыслями. — Хотел увидеть тебя. — В последний раз? — уколол Колин. Нет уж, довольно с него уговоров, заверений и прочего, теперь разговор у них будет таким. — Виделись же недавно. — Мы можем просто поговорить? — Тэрон хватается пальцами за край стола, подтягивается и кое-как возвращает себя в вертикальное положение. Колин жмет плечами, отпуская его стул, и, спросив разрешения у соседнего стола, забирает у них один лишний. — Спасибо. Я начну. Они сидят близко, но между ними угол стола, который вкупе с неприветливым видом Колина сбивает Эджертона с толку. Мысли не желают облекаться в слова, затягивая паузу. Ферт смотрит на сцену, барабаня пальцами в такт песни, слова которой уже не кажутся столь романтичными, как минуту назад. — Прости меня. — это кажется Тэрону наименее глупым из всего, что можно было сказать. Он потянулся, попытавшись взять Ферта за руку, но тот отдернул ладонь, убрав ее под стол. — Поаккуратнее с этим. — Таять на месте и давать Эджертону поблажку от одного нежного жеста Колин не собирается. — А то вдруг меня хватит «стодвадцать» прямо здесь. Ты же, насколько я помню, не хотел новый «сувенир» от меня? Может, это было чересчур, вид у Тэрона вмиг стал самый жалкий, уголки губ уехали вниз, и вроде даже глаза повлажнели. Он убрал руки и откинулся на спинку стула, глухо стукнув позвонками о дерево. — Перестань, пожалуйста. — Голос просел слегка, но Тэрон не собирался сдаваться. У Колина есть все права тыкать его носом, но раз не ушел, значит не все так плохо. — Мы с тобой… Пусть я эгоистичный придурок… Мы могли бы попробовать… — Мы что, играем в шарады? — Да черт бы тебя побрал, можешь сделать хоть маленькую поблажку на то, что я в жизни этого никому не говорил?! — внезапно психанул Тэрон, обращая на себя внимание близлежащих столов. Колин только сейчас понял, что песня давно сменилась. — Делал бы это чаще — тогда бы не запинался! И опять внутри Ферта все словно залило теплой жидкой карамелью. Он еле успел подавить жгучее желание податься вперед и взять совершенно красное лицо Тэрона в ладони, проверяя, такое ли оно горячее, как выглядит. Этого все еще недостаточно, пусть запинается сколько хочет, но скажет это. — Не торопись, паб закрывается в два. Еще масса времени. Закажу-ка я себе еще вина. Тебе взять что… Он не договорил, Тэрон больно ткнул его ладонью в плечо, а потом вцепился намертво в свитер, подтягивая вплотную к себе. Теперь они чуть ли носами не сталкивались, для спины это было ужасно неудобно, но оба не обращали на это внимания. — Хочу быть с тобой. — Тэрон сказал это, и Ферт невольно зажмурился. Потому что одновременно слушать и смотреть ему в глаза могло сейчас и взаправду стоить ему жизни. — Я должен был тебе сердце — забирай. Я, вероятно, тупое беспозвоночное, просидевшее над сломанным куском металла столько одиноких вечеров, но больше не хочу. К чертям риски и вероятности! Я так нуждался в тебе все это время, если бы ты только знал… Эджертон произнес все на одном дыхании и в конце у него буквально кончился воздух. Несколько секунд было тихо, Колин тоже переваривал и, наконец, перехватив Тэрона сзади ладонью под шеей, чтобы тот не думал отстраняться, заговорил. — Передумал, значит. Попортил мне столько крови и вдруг передумал, паршивец. Вот бы сейчас ответить тебе нет и оставить здесь с твоими выкрутасами! — В ответ Тэрон мотнул головой, насколько позволили. — Не хочешь? А что так? Мог же столько времени пробыть здесь, внизу, значит, и еще сможешь. Поверить не могу, что от тебя было столько проблем. Хватка ушла, теперь Ферт просто гладил кожу под тканью свитера, натягивая резинку на вороте. Он пододвинулся поближе и Тэрон тут же сжал пальцы на его колене, опираясь, подтягиваясь. До поцелуя было так потрясающе близко, но Колин не давался. — Тише, еще не все. Пара пунктов. Больше никаких истерик вокруг стадвацати! Не раньше, чем это случится, по крайней мере. — Кивок в ответ. — Ты не станешь сбегать от меня втайне и исчезать. — Кивок. — И больше никакого Нижнего города! Только по делам, но не жить. Тэрон кивнул, он тоже мог бы выставить пару ультиматумов, если бы они не застряли в горле, когда Ферт наклонил его голову вбок и поцеловал в еще не согревшиеся и ужасно сухие губы. Он зажмурился, слыша в ушах нарастающий стук пульсации крови, враз стало тепло, даже ноги согрелись. Губы раскрылись сами собой, Колин тронул нижнюю языком, цепляясь за трещины… И тут так громко лязгнуло рядом, что Тэрон вздрогнул и испуганно посмотрел на Ферта, отпрянув. Ведь так и знал, что нельзя было сюда являться, чудес не случается, а вот поломки — да! — Прошу прощения! — это Джозеф перестал глазеть на них с Фертом и бросился подбирать отвалившуюся деталь лица, соскочившую с шарниров и вызвавшую такой шум. Облегченно выдохнув, Тэрон огляделся и понял, что пялились на них многие. «Кто вообще нынче целуется? В чем смысл этого? Разве это не вышло из моды лет пятьдесят назад?» — читалось на лицах тех, у кого еще были лица. Джозеф взял перерыв, и на это время вновь запустили граммофон, выудив из коллекции пластинок старые записи Элвиса, проникновенно поющего «Сейчас или никогда». Колин подтянул стул поближе к Эджертону, немного отгородившись от задних столов и тот сразу же прижался виском к его плечу, схватив руками чужую ладонь. Как же Тэрону было хорошо сейчас. Да, там за дверью паба его ждут снег, смог, работа, поганая комната, вечно холодная еда и клинящий позвоночник, но не сейчас! Он даже может смириться с впустую потерянным временем, в эту минуту — да. Может, эта попытка будет лучше предыдущей. Тэрон совсем тихо хмыкнул от этой мысли, но Колин заметил. — Что? — Вспомнился прошлый раз, когда мы собрались встречаться. Настоящая катастрофа. — Чудовищная! — подтвердил Ферт и поцеловал Тэрона в макушку. — А сколько было предупреждений и негативных знаков, помнишь? Твое падение и падение Анны… — Да что уж там, начни с самого знакомства… — Эджертон сменил позу, поджав под себя ногу и положив подбородок Колину на плечо, разглядывая его профиль. — Я сразу понял, что добра от тебя не жди, и это только подтверждалось со временем. Потому с целыми никто не хочет иметь дел. — Отлично тебя понимаю, — рассмеялся Тэрон. — Эти целые — странные ребята! — Ты творил ерунду и будучи переделанным, не заливай. И, к слову, пусть эта трансформация случилась по моей вине, напомню, что предупреждал тебя об опасностях с самого начала! — Ах да, помню, как ты гнал меня из Лондона, даже билет предлагал оплатить. Это, кстати, еще в силе? Колин сощурился, глядя на довольную физиономию молодого человека и попытался стукнуть его свободной рукой, но тот слишком резво изворачивался. — Может быть, если захочу глянуть на Факел Свободы в следующем году, то возьму тебя с собой. А может, и нет. — В смысле Статую Свободы, которая в Штатах? — Тэрон знает как неправильно думать о будущем и строить планы, но…черт! — Да. Но видно все равно только факел. Зато с Верхнего Манхэттена открывается вид на море… Проклятье! Никак не могу перестать думать, что сейчас нас должна поразить молния, не меньше. И как будто специально, стоило ему только произнес эти слова как свет мигнул и погас. Тэрон прижался к нему во тьме, но это оказалось всего лишь очередное плановое отключение электричества, а не конец света. Когда зажгли газовые лампы на стенах, они с Фертом посмотрели друг на друга и рассмеялись. — Я-то уже подумал… Но нет, скорее и вероятнее мне придется вспомнить про время и пуститься в обратный путь до дома, потому что работу, квартплату и прочие вещи никто не отменял. Арррр! Как же не хочется! Колин вытащил часы и посмотрел на время. Эджертон только хмыкнул, увидев хронометр в массивной оправе на цепочке, сам он предпочитал наручные. Чуть заполночь. — Скажи мне, если бы тебе не нужно было бежать домой, чтобы успеть засветло на работу, ты бы остался? — Не представляю, как бы это могло произойти. Разве что меня уволят. — В этом я очень сомневаюсь. Но мне, руководителю проекта «Hope», может ведь потребоваться кое-какая помощь с чертежами… Тэрон рассмеялся, прикрыв глаза рукой. Это было так чертовски глупо… И так чертовски вовремя.