Откровение

Перед зимними каникулами начала твориться какая-то чертовщина. Как-то раз, когда занятия в школе уже закончились, мне нужно было там кое-что забрать. Я, ничего не подозревая, шел по коридору, пока, завернув за угол, не увидел интересную картину — Мегатрон и Юникрон целовались. Я ошарашенно уставился на них, совершенно забыв о том, что меня могут заметить. Это зрелище действительно завораживало. Было непривычно видеть на лице обычно такого сурового профессора девичий румянец. Он пальцами вцепился в куртку Мегатрона, что-то мыча сквозь поцелуй, а я уж было подумал, что на нервной почве у меня начались галлюцинации. Но весьма чувствительный щипок ясно дал понять, что все это — реальность, а не шалости моего воспаленного мозга. Я стал лихорадочно шарить по карманам в поисках телефона и, наконец, обнаружив его, дрожащими пальцами сделал один-единственный снимок. «Падла, » — подумал я, когда мобильник чуть не выскользнул из трясущихся рук, и поспешил убраться с места преступления. Позже, рассматривая эту фотографию, я ощущал небывалый прилив счастья, потому что мне казалось, что в моих руках находится бесценное сокровище. На меня накатывал припадочный смех от одной только мысли, что будет, если это фото увидит вся школа. В памяти всплывал момент, когда Мегатрон с отвращением на лице говорил мне, что «он же не гребаный гомик». Отчего-то хотелось ядовито усмехаться. Но потом я серьезно задумался, а что произойдет-то? Да ничего. «Автоботы», которые самые неадекватные, может и посмеются, а остальная часть культурно промолчит, ибо понимающие. Про «Десептиконов» и говорить нечего. Без Мегатрона они лишь безвольное стадо, шагу ступить без его указки не могут. Взять хотя бы того же самого Саундвейва. Он способен только на то, чтобы пресмыкаться перед победителем и целовать его «святой» зад. Паразит, одним словом. Все эти придурки будут руками и ногами за Мегатрона. На основе таких размышлений, фотография вскоре была забыта. Оптимус в последнее время тоже стал каким-то странным. Все чаще я замечаю на его лице нагло-озлобленное выражение, которое больше присуще Мегатрону, нежели ему. Что-то в нем кардинально изменилось. Он стал грубить учителям, прогуливать уроки. В его руках все чаще вместо привычной ручки стала мелькать сигарета. Но его лицо… Черт, я никак не мог выкинуть его из головы. Я из ночи в ночь крутился в постели, пытаясь его забыть. Но что бы я не делал, все было в пустую. Мне оставалось лишь рвать на себе волосы от дикого отчаяния. Я не хотел его такого видеть. Однажды, еще до каникул, мы как обычно собрались на крыше, устроив каждодневные терки за территорию. И тогда из толпы «Автоботов» вышел он, скинув меховой капюшон с головы. Мне захотелось зажмуриться, потому что я считал это уродством — эту усмешку, которая совершенно не шла его красивому лицу. — Ну что опять? — лениво зевнув, спросил он, принимаясь рыться в карманах. Выудив откуда-то сигарету и не обнаружив зажигалки, он оглянулся в поисках того, кто мог бы дать ему прикурить. Мегатрон, хмыкнув, достал зажигалку, и Оптимус наклонился, блаженно закатывая глаза и выдыхая дым в воздух. — Мегатрон, я непонятно объясняю, что ли? — он сплюнул слюну вниз и посмотрел на седовласого. Тот усмехнулся. — На каком языке мне с вами разговаривать, чтобы вы поняли, что это наша, мать твою, территория, — Прайм неприятно скривился, с презрением оглядывая всех «Десептиконов». Когда его взгляд остановился на мне, я опустил глаза. — Да с каких это пор она ваша-то? — крикнул какой-то «десептикон». Все повернулись к нему, а он яростно сжал кулаки. Оптимус усмехнулся. — А ты поспорить, сученыш, хочешь? — ядовито прошипел он, наклоняясь чуть ближе. Парень не выдержал и хотел ударить его по лицу, но предводитель «автоботов» с легкостью перехватил его руку. То, что произошло дальше, повергло всех присутствующих в шок. Оптимус, по-прежнему держа «десептикона» за запястье, резко выкрутил его руку под немыслимым углом. Раздался хруст, и душераздирающий вопль эхом прокатился по округе. Я смотрел и не верил своим глазам. А Прайм резко дернул парня вниз, заставляя упасть на колени. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, и в душу мне закрался поганый скользкий страх. Вокруг повисла гробовая тишина, прерываемая лишь всхлипами и стонами несчастного. — Какого черта?! Что за бессмысленное насилие?! — заорал я, не выдержав первым. Оптимус посмотрел на меня удивленно, а затем зло выплюнул: — Тебе-то какое дело?! Иди к черту! — я отшатнулся назад, смотря на него неверящим взглядом. Меня охватило такое чувство, будто мне в открытую сказали: «Я тебя ненавижу». И ладно бы кто-то другой, но это же Оптимус. — Я последний раз вас предупреждаю: зайдете дальше южного коридора, и я вам всем головы отверну. — Оптимус развернулся, выбросив окурок в сторону, и, забрав свою шайку, ушел, оставляя всех «Десептиконов» в недоумении. — Охереть, — усмехнувшись, произнес Мегатрон, ероша ворох серебристых волос на затылке. — Ты это видел? — обратился он ко мне, на что я только кивнул, не отрывая взгляда от сидящего на земле парня. Тихонько поскуливая, он прижимал свою переломанную руку к груди, убаюкивая ее. Теперь каждый раз, когда этот пацан проходит мимо меня, я вспоминаю этот случай и осознаю, что это мы вдвоем пожинаем плоды собственных ошибок. Столько раз мне хотелось подойти к Оптимусу и спросить у него: «Когда ты уйдешь прочь из моей головы?». Как-то раз я даже осмелился спросить у него, в чем дело, на что ответом мне было: «А тебе-то что? Ты мне кто?». А действительно, кто я ему? Я вглядывался в его спокойное лицо и пытался отыскать ответ на этот вопрос. Кто? Друг, брат, большая любовь? Смех, да и только. В его глазах я видел твердую решимость не подпускать меня ближе, чем на километр. И до меня дошло. Наконец-то у него сработал инстинкт самосохранения или что-то вроде этого. Значит, он решил просто отказаться от меня? Не выйдет. Он уже дал мне почувствовать, что я не последний человек в его жизни. Не знаю как, но я это почувствовал. И я буду цепляться за эту крошечную возможность, за эту призрачную надежду даже из последних сил. Но наш последний разговор закончился совсем не мирно. Мы ругались как черти, это был первый раз, когда я был действительно зол на него. Тогда мы разошлись, чуть не надавав друг другу по морде. После этого я чувствовал себя как конченый человек и истеричка. Какого черта я вообще завел этот разговор? Но в какой-то степени я даже остался доволен им. Пусть и все закончилось не так радужно, как хотелось бы, но я получил пищу для дум. Ну привет, бессонные ночи и проблемы подростковой любви.