Амазонка бросает вызов

      Утром будильника по имени Элия мы не дождались, естественно, да я и не думала, что она вернётся так рано из-за калитки, оторвётся от той любви и свободы, в которые погрузила их с Ви брачная ночь. К счастью, мы с Джоанной уже сами привыкли вставать вовремя, во мне точно завёлся заводной механизм, я отчётливо слышала горлопанящего петуха и открывала глаза сама без какого-либо усилия и внутреннего принуждения, которые толкали меня в школу. Там не хотелось ходить на занятия, здесь я делала это с удовольствием.       На завтрак новобрачные тоже не пришли, и интернациональный столик за моей спиной шушукался и с намёками улыбался, потешаясь, но с другой стороны и завидуя тому, как проводили время молодожёны. Какому парню не захотелось бы на всю ночь под звёзды с любимой девчонкой? В результате, когда Диэйт слишком громко сказал: «Никак от процесса оторваться не могут» - Заринэ погрозила ему кулаком, блюдя приличия так, будто собственную дочь выдала замуж и не позволяла никаких обсуждений. Вообще, показавшаяся мне на первый взгляд слишком замкнутой, персиянка идеально подходила к тому типажу, которому можно было бы позволить обитать в мужском монастыре. Очень многие девушки, даже хорошо воспитанные и порядочные, способны распоясаться и распуститься в обществе кучи парней, особенно таких галантных, как золотые, или озабоченных, как Мингю (впрочем, тоже золотого). Но Заринэ была не такой. Её ничего не могло заставить хотя бы выйти без платка туда, где был любой другой мужчина кроме Лео, нечего и говорить о кокетливых улыбках или дозволении прикоснуться. Именно такие девушки, женщины, помогают адептам сохранять своё уважительное отношение к противоположному полу, интерес к нему, наполовину возникающий из-за недоступности и загадочности – что же там, за покровом вечно нераскрытой одежды? Как-то среди этого всего я стала понимать, почему среди нас появляются такие, как Ку Чжунэ, дело ведь не только в деньгах, нет, и не только во влиянии семьи (вряд ли же родители целенаправленно формируют из ребёнка тупого потребителя и эгоиста?). Если бы имеющий деньги не мог купить то, что хотел, если бы девушки не продавали себя так просто и дёшево, разве развратили бы его богатства? Когда в войну нечего было есть, богачи тоже умирали от голода, и сохранённые драгоценности не спасали их, за самые большие суммы добывались с трудом крохи рисовой похлёбки, и если в мирное, благополучное время, состоятельные люди никогда и не стали бы есть простой рис на воде, то в войну уже не выбирали, и горсть размоченной крупы казалась самой вкусной на свете. Так происходит и с мужским отношением к женщинам. Если бы мы не поддавались их безыскусным ухаживаниям, если бы не давали себя целовать за «покататься на классной тачке», если бы не делали минеты за телефоны, они бы сходили с ума за одну возможность подержаться за руку. Я видела это ночью в Ви, он хотел одну единственную, и она нелегко ему досталась: украденная драконами, добытая из плена, едва не сжегшая себя, Элия стала для него хрупким сокровищем, за право владеть которым парень заплатил всем, чем мог, и при этом не раздумывал. Наверное, если молодой человек задумывается над тем, готов ли он жениться, и хочет ли делать предложение, это однозначно обозначает, что не готов и не хочет. В истинной любви сомнений не бывает. Я видела Намджуна, осознавшего, что полюбил, и сразу же заговорившего о свадьбе, теперь я увидела Тэхёна, который, прежде чем приблизиться к возлюбленной, определился с серьёзностью намерений окончательно и бесповоротно. В чём же всё-таки дело, в благородстве мужчины или в возникающем чувстве? Возможно ли так, что развращённого и порочного чувство не исправит, или оно его вовсе посетить не может? А возможно ли, чтобы достойный человек не повёл себя красиво, когда ему бы сорвало крышу от страсти? Я не могла пока что однозначно сказать, меняются люди или нет, потому что со стороны мне казалось, что Тигриный лог, например, способен воспитать и исправить, но изнутри, прислушиваясь к себе, я замечала, что меня вряд ли можно изменить в моих желаниях и стремлениях, и Лог хорош именно тем, что его устав и правила совпали с моими «хотелками».       Мастера опять незаметно переиграли расписание дня, и дел в стенах монастыря нашлось так много, что в поля и сады никто не пошёл. Джеро и Хансоль вместе с настоятелем и инструментами пошли вниз, к кладбищу, подготовить место для захоронения Кидо. Учитывая, что абсолютно всё здесь делается самостоятельно и внешними производствами обитель почти не пользуется, кому-то предстоит выбить из камня надгробие, а ведь для этого тоже умение нужно, если не скульптора, то элементарного каменотёса. Отсечь квадратный фундамент или округлую форму из булыжника, допустим, не очень трудно, но выпуклые изображения тигров требуют навыков и умения.       Мы с Чимином тем временем, как обычно, ушли на дополнительные занятия. Мой молодой тренер всё меньше щадил меня и всё более усложнял задания для моей физической подготовки. До его ловкости мне ещё расти и расти, поэтому отбивать атаки приходилось с огромными усилиями, но я не жалела сил, чтобы овладеть мастерством. Наглядно увидев в кончине Кидо к чему приводит невнимательность или нелепая случайность, которую следует исключать в столь важных делах, я не хотела бы слишком быстро откинуться сама, а для этого нужно было задействовать какую-то нечеловеческую концентрацию и сосредоточенность. - Впрочем, - взяв перерыв для передышки, я уселась на пол с боевой палкой в руках, - от шальной пули ничего не спасёт, как не тренируйся. - Есть техника, - сел на корточки рядом со мной Чимин, - которая позволяет ловить пули. - Да ладно? Это сказки? – с сомнением прищурилась я. - Отнюдь. В Тибете есть злачное местечко – Утёс богов, там производят наёмников – профессиональных убийц. Лучшие из них умеют ловить пули. - Но… но как же? У пуль такая скорость… да и… блин, представить не могу! – впечатлилась я. - Изначально они убыстряют скорость своей реакции через транс и наркотические вещества. Безумно трудно, но самым упорным удаётся овладеть состоянием, при котором зрение воспринимает происходящее вокруг в два-три раза быстрее, и на любой движущийся на скорости предмет они реагируют моментально. - Я хочу этому научиться! – загорелась я, представив, как предотвращу какой-нибудь снайперский выстрел. - Исключено. Ты же не собираешься на Утёс богов? - А туда берут девушек? – заинтересовалась я. - Берут, но за последние десятилетия ни одна не прошла обучение до конца. В лучшие выбиваются только мужчины, они выносливее. - Что значит… не прошла до конца? - То и значит. На Утёсе богов тебе не Тигриный лог, это не монастырь с заботой об адептах. Там собирают дикую свору и устраивают борьбу за выживание, как в каких-нибудь «Голодных играх», они дерутся друг с другом насмерть, травят друг друга, подстерегают и оттачивают друг на друге мастерство убийц, в любое время, в любой час. Те, кто сумел выжить, становятся наёмниками, притом такого уровня, что с ними уже сложно побороться даже нам. Даже лучшим из нас. - Почему же здесь не преподают подобную технику? - Ну, во-первых, точная методика никому неизвестна, чойчжоны – наставники Утёса, держат в секрете всё преподавание. Во-вторых, в методике обучения ловле пуль используются наркотические вещества, а кодексом золотых запрещено употреблять наркотики. А в-третьих… оттачивают они умение непосредственно стрельбой в них. Никто из золотых не посмеет выстрелить в другого, чтобы убедиться, что тот научился ловить пулю. Это опасно для жизни, в конце концов, многие наёмники и сами погибают во время экзаменации на это упражнение. - Если это всё держится в секрете, откуда вы знаете, что там происходит? - Когда закончишь обучение здесь, - улыбнулся Чимин, - тебе многое ещё расскажут, но не сейчас. - Эх, - сдалась я, не настаивая, - вот так всегда, самое интересное – потом. - Самое вкусное тоже всегда подают на десерт, так во всём в жизни. - А я не любительница сладкого, - пожала я плечами, - мне всегда больше нравилось захавать супчик и рис со свининой, солёной, да поострее. - Чонён, ты вообще нонсенс, - заверил меня товарищ, потрепав за плечо. - Иногда быть нонсенсом – очень хреново, трудно найти себя. Но я стараюсь. - И, поверь мне, у тебя получается. Как по мне, Тигриный лог – одно из самых лучших мест на земле, и ты попала сюда, хотя вообще-то для девушек это запрещено, только если они не ранены или беззащитны. В древности тоже бывала практика гостеприимства, когда женщины попадали сюда, чтобы укрыться от каких-то бед, преследований или нищеты, им давали кров, они занимались тут хозяйством, как Элия и Заринэ. Но вот так, как ты… - А как же серебряные? Мастер Ли говорит, что они существовали, скорее всего. Знаешь о них какую-нибудь легенду? - Ничего конкретного не читал. Честно говоря, в моём представлении серебряные были кем-то вроде наших девушек в «Пятнице», - засмеялся он, - не столько воительницы, сколько искусно умеющие обезвреживать врага женскими чарами. Красивые, хитрые, опасные. - Но ведь по сути они – проститутки, - не удержалась я, вспомнив Сану, не в силах никак избавиться от неприязни к ней. Объективно понимая, что она красивая и ничего плохого мне не делала, сквозь призму интереса к Чонгуку я не могла воспринимать её по-доброму. – Разве это достойные спутницы благородным воинам? - Благородные воины, по сути своей, безжалостные убийцы, - хмыкнул Чимин, - разве это не более ужасный порок, чем торговля телом? Но и мы убиваем не ради себя, и они спят с мужчинами не ради богатства. - Я бы не смогла так, - покачала я головой. - А кто-то не способен выстрелить в человека. Каждому своё, Чонён, - поднялся Чимин. – Давай, у нас ещё полчаса, успею надрать тебе… в смысле, уложить… Господи, почему мне при тебе кажется неправильным всё, что я обычно говорю ученикам-мальчишкам? - Да всё в порядке, я тебя поняла, - засмеялась я, вспомнив, как сама думала о кинутой палке или чем-то подобном, и мне это тоже казалось неприличным и двояким. – Но мы ещё посмотрим, как быстро ты со мной справишься! – наивно взъерепенилась я. До конца занятия Чимин умудрился одержать победу восемь раз, а я – ни одного.       Со звуком гонга все потянулись к столовой. Пища, не жирная, без специй и всегда не сильно горячая, постоянно держала меня в состоянии лёгкого голода. Стряпня Чжихё, домашняя, всегда только-только с плиты, разбаловала меня, и, наверное, самое тяжёлое, что для меня тут было – это меню, однако всё равно, за неимением выбора, я спешила наесться хоть чем-нибудь. Привычные к постным и тёплым блюдам адепты ели с большим удовольствием и никогда не жаловались на отсутствие мяса, соли или сахара на столе. Заринэ иногда пекла рисовые пирожки с начинкой из сладкой фасоли или сухофруктов, и они кое-как компенсировали отсутствие настоящих сладостей, хотя я-то по ним не страдала, я больше любила солёное и острое, как и сказала Чимину, а этого тут не было вообще.       Я не заметила, когда пришли Ви с Элией, они умудрились сделать это одновременно, но не показав никому, а главное младшим ученикам, что они вместе. Наверное, войдя в калитку, они сразу же пошли разными дорожками. Но лицо Элии говорило само за себя. Румянец не сходил с её щёк, и она витала где-то в облаках, усаживаясь за наш девичий столик. Будь это мой класс в Сеуле, тотчас бы посыпались вопросы в духе «ну как оно?», «рассказывай!», «что было?», но из нас троих к Элии никто не полез. Заринэ считала личное чем-то священным и, насколько не хотела, чтобы кто-то любопытствовал о её жизни с Лео, свято ею охраняемой, настолько же уважала и частную территорию других. Я никогда вообще не лезла с расспросами, если кто-то не хотел рассказать что-то сам, ну а Джоанна, глядя на нас, пожалуй, не решилась открыть рта, хотя по её глазам было видно, что её-то интерес раздирает. Она так пробивалась тогда на лекцию к мастеру Ли вместе со старшими адептами, что можно было не вспоминать о чувствах к Эну, и так было ясно – она стремится созреть раньше времени, казаться взрослее, знать всё, что следует знать девушке лет хотя бы двадцати. Хотя Джоанне всё ещё было пятнадцать, и две недели в Тигрином логе не сделали её опытной дамой.       Ви с Чимином, Хансолем и Джеро сели через проход от нас, заняв отдельный столик. Чимин сказал, что они одиннадцать лет назад пришли вместе в Тигриный лог, примерно в одно время, с Намджуном, Чонгуком и ещё несколькими ребятами. Поэтому компанию объединяли общие воспоминания и почти братские чувства. С ними же был тогда и Кидо. Шуга пришёл несколькими неделями раньше, а Хоуп был ещё более давним воспитанником Лога. - Я спросила у Ви про Кидо, - шепнула мне Элия. - И? - У него не было никаких сестёр. Родители погибли давным-давно, а любимая девушка умерла от какой-то тяжёлой болезни, после чего он и пришёл сюда, и с тех пор он больше не заводил никаких отношений. У него нет женщин, которые могли бы его оплакивать. – Она посмотрела на меня с отчаянием. – Это не он, Чонён. - Это ещё ничего не значит, Эя, спокойно, - похлопала я её по руке, - ты же ошибалась когда-нибудь в своих видениях? - Скорее неправильно их понимала, или не могла понять. - Ну вот, видишь? Пустыня может быть метафорой чего угодно, - постаралась убеждено заявить я. - Надеюсь, ты права.       Я тоже на свою правоту могла только надеяться. Если Элия должна была отпустить Ви в Синьцзян, то я ежедневно думала о том, что Чонгук уже там, и мне разве что ещё самой не снились ужасы о том, что там может произойти.       Обед закончился, столовая стала пустеть, а мастера и старшие адепты, переглядываясь и незаметно обмениваясь знаками, потянулись к месту захоронения падших воинов и мастеров. Заринэ осталась прибирать, заодно присматривая за детьми и взяв себе в помощники трёх учеников младшего класса. Ребята были даже рады, что их допустили до кухонных дел. Те, которым было лет по десять-двенадцать, видели в Заринэ замену родным матерям, которых потеряли по каким-то причинам за стенами монастыря. Из-за того, что она тепло, но со справедливой строгостью к ним относилась, они вечно тянулись к её обществу, которого перепадало крайне мало в насыщенных и забитых занятиями буднях будущих воинов, да и сама Заринэ была постоянно в трудах от рассвета до заката, так что повозиться рядом с ней можно было только получив соответствующую вахту.       И вот мы пришли на кладбище. Углубление для погребения урны с прахом уже было выкопано. Выстроившись полукругом, все смотрели, как настоятель Хенсок дрожащими руками опускает в землю останки своего подопечного, ученика, пожертвовавшего жизнью в борьбе с преступностью. Аккуратно вверив дну неглубокой ямки урну, старик отошёл почти не разгибаясь, и сразу же передал слово мастеру Ли. Мужчина вышел вперёд. Я стояла между Реном и Сону, поглядывая на трагичные и мрачные лица присутствовавших. Джоанна, перед чьим взором ещё наверняка стояли похороны отца, не сдержала слёз, вытирала их ладонями и стыдливо втягивала влагу из носа обратно, стараясь не быть слишком шумной. Самуэль подал ей сбоку платок, будто зная, к чему всё придёт, и взяв его с собой, потому что я что-то не видела в обычаях золотых носить с собой платки.       Кроме Джоанны слёзы текли только у Ви, при этом у него сегодня было каменное выражение лица, глаза почти не моргали, просто из них выкатывались с размеренной периодичностью крупные слёзы. - Ты жил и погиб ради мира и справедливости, - сказал мастер Ли погибшему Кидо, присутствующему лишь в памяти друзей, - теперь дух твой свободен, и пусть будет он счастливым! Ты заслужил выбрать самостоятельно свой новый путь, да будет же мир, в котором ты окажешься вновь, лучшим, да будет он полон спокойствия, добра и любви, для установления которых ты сделал так много. Мы же продолжим твою борьбу, и закончим начатое дело. Клянёмся, что жертва твоя не будет напрасной, клянёмся, что не предадим дела золотых, клянёмся, что сохраним хладнокровие, и дальше будем бороться не из мести, а за те же мир и справедливость! - Клянусь, - произнёс мастер Лео, и после него все стали повторять это слово по очереди, дошло и до меня, и я поспешила повторить за всеми это «клянусь», однако когда наступил черёд Джеро, он упёрся и остался молчалив. - Джеро? – позвал его мастер Ли. - Я не буду клясться в том, что не стану мстить. - Джеро! – с недовольством нахмурил брови мастер Лео. - Не буду! В остальном клянусь, но не мстить за друга? Не мстить за брата? Вы что? Я не смогу. Как только я вернусь в Синьцзян, я найду того уб… ур… негодяя, что сделал это, и размажу собственноручно!       Повисла тишина. Мастер Ли с укоризной смотрел на выпускника монастыря, чей праведный гнев разлился по всему кладбищу. Адепты поглядывали на него, и многие разделяли его чувства. Каждый обрёл тут друзей и родных людей, многие бы тоже не оставили смерти близкого. С другой стороны, требовалось всего лишь поклясться в хладнокровии, никто не запрещал отправиться туда и убить врага, только вот задача по-прежнему должна была оставаться правильной, золотой, убивать нужно было преступников, а не личных врагов, проблема была идеологического характера.       Потеснив мастера Ли, вернулся в первый ряд настоятель Хенсок. Спокойный и уже не дрожащий, он посмотрел на Джеро так понимающе и пронзительно, что тот словно бы уменьшился под взглядом старика. - Что ж, тогда пока что ты в Синьцзян не вернёшься, - вынес вердикт настоятель. Джеро округлил глаза, не решаясь сказать что-либо и, чтобы не сорвалось случайных фраз, о которых он может пожалеть, он ещё крепче стиснул челюсти. – Пока не остынешь, побудешь в Логе, мой мальчик. Если же захочется ослушаться и сбежать, подожди ночи Распахнутых врат, до неё осталось всего ничего. Но ты знаешь, что вышедший в ворота в эту ночь перестаёт быть золотым.       Джеро опустил взгляд и, хотя его ноздри раздувались от ярости и разрывавших его чувств, он пытался совладать с собой. Хансоль хотел похлопать его по плечу, но тот дёрнул им, убирая руку товарища. Настоятель Хенсок тем временем подозвал Нгуена, в руке которого был венок из белых цветов с белой привязанной лентой. - Отнеси и передай это Мингю, пусть повесит с той стороны на воротах. У монастыря траур. - Хорошо, - поклонился Нгуен и побрёл выполнять просьбу. Державший лопату Даниэль ждал сигнала от старика и тот, проводив вьетнамца глазами, повернулся к нему и кивнул. Горки земли стали падать в ямку, завершая короткий и драматичный эпизод похорон. Одна жизнь закончилась. Другие жизни продолжались.       Вечером я решила пойти в столовую пораньше, до гонга. Джоанна торчала где-то в библиотеке, и мне после занятий в одиночестве было тоскливо. В беседке сегодня никто не собрался, я ушла выспаться, чтобы продержаться достойно на ночных занятиях, и теперь чувствовала нехватку общения без вошедших в привычку посиделок с юмором и обменом мнениями. Выйдя из комнаты, я прошла по галерее, спустилась с неё, покосилась в горящее окошко на втором этаже башни. Настоятель ложился поздно, а вставал рано. Каково ему было много лет проводить в этих стенах, встречая и провожая тех, в кого вложил всю душу? Никаких моральных сил не хватит.       Пройдя башню, я старалась не смотреть туда, где обычно стоял или сидел Мингю, но заметив боковым зрением, что его тёмной тени там нет, смело повернула голову. Калитка была приоткрыта. Сердце моё едва не остановилось, что-то после вчерашнего дня я очень предвзято относилась к чьему-либо появлению. Сделав несколько шагов поближе и убедившись, что никто не заходит, но слышны негромкие голоса, я подкралась к самой дверце, стараясь не шуметь и не выдать себя. Вдруг там кто-то, кто не должен знать о моём присутствии в Логе? - Эй, кто там? – раздался голос Чимина. Чёрт! Меня услышали. Ведь говорила же сама себе, что вечно сую нос, куда не следует. Но даже если бы я очень хотела сейчас убежать, то не успела бы скрыться. Мингю заглянул в проём и я скорее приняла равнодушный вид, будто и собиралась показаться сама. - А, Чонён? Привет, чего тут бродишь? - Увидела приоткрытую калитку и успела подумать о твоей безответственности. – Лучшая защита – нападение. Обвинив Мингю в возможной оплошности или беспечности, я гордо перешагнула порог без его разрешения и вышла на площадку за воротами. Чимин сидел на большом сером валуне, по низу покрытому мхом, рядом с ним стоял Ви и курил. Обернувшись и посмотрев на вышедшего следом за мной привратника, я заметила и в его пальцах недокуренную сигарету, маленьким огоньком плавающую по воздуху. – Вы ещё и курите? – неодобряюще скрестила я руки на груди. - Я нет, - отметил Чимин. - Я редко, только когда компания находится, - сказал Мингю и потушил окурок, положив его на бумажку, чтобы потом выбросить в соответствующее место. Ви промолчал, не отрицая свою вредную привычку. И тогда я вспомнила, что он курил и на мальчишнике Намджуна. – А тебе не нравится запах табака? - Не сказать, чтоб я его не переносила, но и восторга не испытываю. О чём секретничаете? - Да так, обо всём по немногу, - пожал плечами Чимин, - а тебе, амазонка, хочется мужские тайны выведать? - Не говори этого слова – амазонка, - поёжился Тэхён, - сразу вспоминаю этих китайских фурий. Ненормальные женщины, у меня шишка недели две проходила. - Что за китайские фурии? – поинтересовалась я. - Да есть один неудержимый клан феминисток, - пояснил Чимин, - терпеть не могут мужского превосходства в чём-либо. Пытаются доказать, что миром должны править женщины. - Так-так-так, - шутливо потёрла я ладони, - можно адрес и координаты? Я нашла единомышленниц. - Ну… если хочешь помочь им разнести в пух и прах Цинхай – вперёд, - сказал Ви, - они как раз сейчас туда налёты делают. Против нас в том числе. - Когда же меня сменит кто-нибудь на воротах! - азартно и нетерпеливо сжал кулаки Мингю. – Уж я бы с ними поборолся, уж я бы их наказал… поймал бы и… - Он посмотрел на меня, осекшись. – Наказал бы, в общем. - Они наверняка попытаются договориться с Дами, - обратился к Ви Чимин, - они же хотят женского господства, зачем им воевать с себе подобной? - Они бы может и договорились, а станет Дами говорить с теми, кто в неё стрелял? Но Хоуп считает, что сейчас нужно забыть эту обиду, он уже советовал Дами принять с ними хотя бы временное перемирие. - Она ни в какую? - Ага. – Ви улыбнулся сквозь дым, который производил перед собой. – Разве что амазонки попробуют мимо неё, договориться с Хоупом, чтобы он повлиял. Но вы же знаете условия их переговоров… - Господи, когда ж там окажусь, - едва не прорычал Мингю, - я же в этом деле первоклассный дипломат! - Что за условия? – не сдержала я любопытства. Чимин и Ви переглянулись, но ничего мне не ответили. Ви обратился к Мингю: - Ты поедешь. Завтра со мной и Хансолем. Тебя сменяет Джеро.       Мне показалось, что меня очень сильно ударили под дых. Одновременно с тем, как мою душу обуревал ужас, на губах Мингю расцветала улыбка, ослепляющая своей идеальностью. - Ты не прикалываешься? Серьёзно? - Серьёзно, дедушка говорил об этом, - стал называть настоятеля Ви так же, как и жена, внучка того. Называть чьей-либо женой Элию мне ещё было странно, но факт оставался фактом. За одни сутки я успела узнать, что у неё любовь с Ви, и сразу же вынуждена начать воспринимать их, как супружескую пару.       Я смотрела на искреннюю радость привратника, и никак не могла её разделить. Я вроде бы в него не влюбилась, и уж тем более не полюбила, но почему так не хочется отпускать его на границу со злополучным Синьцзяном? - Я бы тоже хотела поехать с вами, - только и сказала грустно я. - Всему своё время, Чонён, - поднялся Чимин и подошёл ко мне, положив ладонь на плечо. Обернулся к Ви: - Идём ужинать.       Ночью, после занятий, мне не спалось. Хотя я устала и была порядочно вымотана всем физически и морально, всё-таки внутреннее нарастающее беспокойство не давало отдаться блаженству сна, организм предательски не давал мне отдыха. Тихонько посапывающая на своей кровати соседка вызывала лёгкую зависть. Невинный детский сон… Джоанна, конечно, обиделась бы на такие мысли о ней, ей очень хотелось, чтобы её уже воспринимали, как взрослую девушку. Ах любовь-любовь, что ты с нами, людьми, творишь?       Я легла на спину и несколько раз попыталась пристроить руки то под одеяло, то на него. Вот бы вырубиться и не думать о том, что будет завтра! Тэхён и Хансоль уйдут, а вместе с ними и Мингю. Да, мы целовались несколько раз, но разве есть в этом что-то серьёзное? Разве у нас отношения? Нет. Я не могу так привязываться к людям, тем более – мужчинам! Я не должна. Но воспитание и влияние такой сестры, как Чжихё, не позволяли мне оставаться равнодушной к парню, который подарил мне не один поцелуй.       Поднявшись, я обулась и медленно побрела к калитке. Было прохладно, и я пожалела, что не накинула чего-нибудь на рубашку тобока сверху. Элия и Ви вновь ушли через нижний выход в поля, у них была ещё одна ночь перед разлукой, неизвестно на сколько обещавшей затянуться. Почему жизнь устроена так, что её постоянно портят расставания? А если бы их не было? Научились бы мы ценить тех, что рядом? Что, если важность и глубину чувств понимаешь именно на расстоянии, что, если без этих самых расставаний мы не умели бы испытывать самого большого счастья? Было бы только кого встречать и ждать… Почему я снова думаю о Чжунэ и Чонгуке? Один в шикарной постели, по которой можно и бегать и прыгать, в окружении надежных стен, сытый и привыкший быть во всём удовлетворённым, другой где-то в пустынных горах, где жара и холод перещёлкиваются зорями, где кроме сухого пайка вряд ли что-то поешь, а он и привык себя во всём ограничивать и терпеть любые невзгоды. Как я могла запасть на двух таких разных парней? Ну почему я не полюбила золотую середину – Джуниора, с которым никогда бы не было никаких проблем, который вряд ли бы заставил лишний раз волноваться. Вот и кто золотой после этого, засранцы, а?       В сторожке горел свет. Не найдя Мингю снаружи, я решила развернуться и уйти, потому что стучаться к нему было бы бестактно. Или не было? Он же тоже не спит, раз горит свечка. Переживает? Воодушевлён? Уговаривая саму себя, что если я буду тушеваться перед ним, то это продемонстрирует какое-то особое отношение к нему, я подошла к ступенькам и поскреблась, протянув руку. Спустя мгновения дверь открылась, и Мингю, уже без своего должностного тагельмуста*, показался в проходе. Оглядев меня, он кивнул вопросительно: - Позвонить? В такой час? - Нет, я не позвонить. – Чтобы ничего не говорить и не объяснять, я села на верхнюю ступеньку. Немного растерявшийся, Мингю вышел и, прикрыв дверь, чтобы свет изнутри не падал слишком далеко, привлекая внимание, присел сбоку от меня. – Не спится, - сказала я. - Что так? – без своей характерной игривости, просто спросил он. - Не знаю. Свадьба, похороны… Я в нервном смятении. - А с виду не скажешь, - улыбнулся он. - Это хорошо. Я же воин. Типа кремень, все дела. - Холодно? – заметил он, что я держу себя за плечи. - Немного. - Выйдем? Могу согреть, - вернулось его вечное настроение. - Знаю я твои подогревы… - А ты имеешь что-то против? – повёл он бровью. Я заглянула ему в глаза. Красивые, вишнёвые. Вот уйдёт он завтра… и хрен знает, что там будет дальше. Что будет с ним, что будет в Синьцзяне. - Нет, честно сказать, ничего против не имею, - признала я. - Ну… тогда всё-таки выйдем? – повторил он. - Пошли.       Он отворил калитку, и мы прошмыгнули через неё на не священную уже землю Лога. Когда мы оказались снаружи, Мингю подошёл ко мне сзади и, прижав к себе, обнял. - Так лучше? – серьёзно прозвучал его голос. - Значительно. И физически теплее, и морально. – Мы остались стоять вот так, прижимаясь друг к другу, моя спина к его груди. Мне действительно перестало быть холодно, но и в душе сделалось очень хорошо. Вспомнились наши свидания с Чжунэ, во время которых я едва не теряла голову. Мне так нравилось, когда он обнимал меня, мне казалось, что эта любовь продлится до самой смерти, и что чудеса случаются, жизнь превращается в сказку, и миллионер, красавец и подлец умеет испытывать светлые и безграничные чувства, исправляясь из-за любви к простой девчонке. Но всё растаяло, обман открылся. Вселенная послала мне знак, что не для того я создана, чтобы зажиматься со смазливым мажором. Есть вещи более стоящие. «Зажиматься в горах с привратником, например?» - спросила меня моя совесть. «Да что ты знаешь о горах и привратниках, - осадила я её у себя в мыслях, совесть эту вездесущую, - когда они собираются на войну, и вообще эта невидимая война чёрт знает как идёт и скольких намерена забрать безвозвратно!». - О чём думаешь? – спросил Мингю. - О вечном, - отшутилась я. - О неудовлетворенности что ли? – захохотал он приглушенно. - У кого чего болит… Я думала о вещах более возвышенных. – Он тоже о чём-то замечтался, задрав голову и уставившись в небо. Я последовала его примеру, но скоро шея затекла и я опустила лицо. – Мингю, а у тебя была когда-нибудь девушка? - В смысле, отношения? - Да. - Нет, пока не приходилось… Если не считать один роман длиной в два месяца. Но мне тогда было примерно шестнадцать, так что это слишком детский сад, чтобы называть отношениями. А что, хочешь стать первой? – развернул он меня к себе лицом, продолжая держать за плечи. Правда, несколько секунд спустя ладони его поползли вниз и ухватились за талию. - Нет, не хочу. Ты классный, но отношения – это не для меня. - И не для меня тоже. Так что, если захочешь дружеского секса без обязательств… - Перестань, мы будем бойцы, сражающиеся плечом к плечу… - Тело к телу, - продолжил он логически, – губы к губам… - И как только он это сказал, сразу же приложил свои к моим. Мингю затянул поцелуй, резко стиснув меня чуть ли не до боли, но я поддалась, позволяя обхватить себя поудобнее, и моя фигура примостилась в его крепких объятиях. Подняв руки, я обвила его шею. Несколько минут мы стояли в темноте, под звездами, с окружающим нас стрекотом цикад, и целовались так, будто останавливаться на этом в наши планы не входило. И всё же мы разомкнулись, но из рук своих Мингю меня не выпустил. – Вроде неплохо греемся, да? – сверкнули его белоснежные зубы во тьме. - Мне нравится. Спасибо. – Что-то забелело в стороне, и я только сейчас обратила внимание на венок, висевший на воротах. Всё внутри меня напряглось и как-то застыло. Мингю почувствовал это, потому что посмотрел туда же, куда и я. Помолчав, он задал вопрос: - Ты пришла, потому что завтра я должен уехать? - И поэтому тоже. - Плакать будешь, если меня пришибут? – с насмешкой спросил он. Я ударила его кулаком в плечо. - Да пошёл ты! Если тебя пришибут – я сама тебя пришибу. - Это как? - Какая разница! Найду тебя после смерти и отпизжу! - Эй, девочка!.. - Что? Я не на территории. – Но он всё равно заткнул мне рот очередной порцией поцелуев. Теперь я и сама прижимала его и обнимала, как можно крепче. Наверное, он был прав, когда сказал, что теперь я одна из них. Какими-то слишком родными мне стали все золотые за эти две с небольшим недели. - Знаешь что, - шепнул Мингю, оторвавшись, - ты за меня не переживай, я из живучей породы. Лучше ревнуй меня, потому что я твёрдо намерен отжарить этих китайских амазонок. - Зачем ты говоришь мне это? Не буду я тебя ревновать, ревнуют своих парней. - Не обязательно. Можно и свободных. Будешь представлять это, тебе тоже захочется, и в другой раз ты мне всё-таки дашь, - засмеялся он. Я высвободилась из его рук и шагнула в сторону. - Дурак ты озабоченный! - Чем горжусь и наслаждаюсь.       Я стала отходить от него и уходить вообще. Дойдя до порога, я остановилась на нём и, посомневавшись, всё-таки обернулась: - Спасибо за подогрев. - Всегда пожалуйста. - Спокойной ночи! - Сладких снов, Чонён, - ответил он, и я, наконец, ушла спать.        И остаток ночи промелькнул мгновением, окончившимся петушиным бодрым «ку-ка-ре-ку!». А незадолго до полудня, когда старшие адепты ушли обрабатывать поля, Тэхён, Хансоль и Мингю вышли из монастыря, чтобы отправиться в Западный Китай.